- Вот о чем вы мечтаете?! Как я, значит, буду в тайге лес валить, а к вам явится Дед Мороз с мешком подарков. И зарплату повысит, и курорты организует, и родственников ваших на свободу выпустит, и заодно очки этому крючкотвору починит, - он кивнул на старичка, и тот поспешно спрятал очки в карман. - А вдруг нет? А ну как вместо Деда Мороза Бармалей придет? Тогда что?
Забастовщики не сводили с него настороженных взглядов. Виктор лукаво им подмигнул. Он вел себя как человек, знающий некий секрет.
- Какой еще Бармалей? - подозрительно осведомился Ишуткин. - Ты о ком говоришь?
- Да о новом хозяине! О собственнике, который мне на смену появится! А ты думаешь, что если у нас компанию отнимут, то тебе отдадут? - засмеялся Виктор. - Дурак ты, Ишуткин! Эх, и дурак! И чего я только с тобой здесь время теряю?
Уверенность Виктора сбила Ишуткина с толку.
- Пусть ее государство назад заберет, - пробормотал он. - Не закроют же нас! Все же мы нефть добываем.
- Я тоже нефть добываю, и что с того? - резвился Виктор. - Государству эта компания не нужна, оно уже один раз ее продало, нам с Храповицким. Если придется, то продаст и в другой раз, кому-то еще. По-твоему, новые владельцы обязательно лучше нас будут? Или ты всю оставшуюся жизнь собрался с хозяевами воевать? Боюсь, не получится у тебя. Даст тебе однажды какой-нибудь директор пинка под зад и вылетишь ты с родного производства. Да и не один ты.
Виктор хмыкнул в сторону остальных, давая понять, что их он тоже считает весьма подходящими кандидатами на получение прощальных пинков. Забастовщики беспокойно заморгали, обдумывая эту новую угрозу. Ишуткин, не зная, что ответить, набычился и с силой уперся волосатыми руками в крышку стола.
- Да не верьте вы ему! - крикнул он наконец. - Врет он все!
- Ага, - подтвердил Виктор. - Вы Ишуткину верьте. Что он вам пообещал? Что вам государство мою компанию подарит и его директором сделает? А он вас всех начальниками назначит? Хорошая идея. Предлагаю за это выпить. Наливай, Карпов!
И, не дожидаясь Карпова, он сам взял бутылку и принялся разливать водку по чашкам. Однако оробевшие заговорщики не двигались с места, переводя глаза с Виктора на Ишуткина, а с Ишуткина - на Рогову. Но та лишь хмурилась и сосредоточенно кусала ноготь.
- Ишуткин, ты-то хоть со мною выпей, - воззвал к нему Виктор. - Ты, кстати, не думал еще, в чьем кабинете сядешь? В моем или у Храповицкого?
- Я в начальники не рвусь! - огрызнулся Ишуткин.
- А жаль, - вздохнул Виктор. - Хороший бы из тебя был директор. Красивый. Ну, хоть за то выпей, чтобы меня поскорей посадили.
- А вот за это - с радостью! - уцепился за его слова Ишуткин. - Хоть целый литр!
- А не упадешь с литра-то? - подзадоривал Виктор. - А то потом тащи тебя.
Доведенный до белого каления его издевками, Ишуткин вскочил и сгреб со стола чашку.
- Давай! - крикнул он. - Чтоб таких, как ты, каждый день сажали!
- Не таких, как я, - Виктор весело погрозил ему пальцем, - а именно меня. Чтобы вломили мне лет пятнадцать, строгого режима. Да с конфискацией! Эх, сгину я в вечной мерзлоте, как мамонт! Вперед, Ишуткин!
Он стукнул своей чашкой о чашку Ишуткина с такой силой, что они чуть не разбились. Водка от удара расплескалась на стол. Ишуткин рывком поднес чашку к губам, намереваясь опрокинуть ее, но Рогова его опередила. Она успела схватить его за руку.
- Стой! - воскликнула она. - Не пей!
Ишуткин поперхнулся водкой и сморщился, оторопело глядя на нее.
- Нельзя пить за такое!
- Это почему же? - осведомился Виктор, недовольный тем, что она сорвала ему мизансцену.
- Нельзя, - твердо повторила она.
Она осторожно разогнула стиснутые пальцы Ишуткина, забрала у него чашку с водкой и, поставив на стол, отодвинула подальше.
- Не будет он за это пить. И никто из нас не станет, - сказала она Виктору.
- Тогда я сам за это выпью! - объявил Виктор, поднимая свою чашку.
- Не советую, - холодно остановила его Рогова. - А то вдруг сбудется? Это ведь здесь вам легко храбриться, когда вокруг ваши помощники стоят, - она кивнула на нас с Карповым. - Тут все вам нипочем. А когда в столыпинский вагон засунут да вместо вашей охраны конвой встанет, сразу другая жизнь начнется. Там уж не до рисовки. В лагерях, Виктор Эдуардович, и не таких ломают. Нагляделась я там. Врагу не желаю туда попасть.
- Да вы же сами этого добиваетесь!
- Нет, не этого, - покачала она головой. - Мы справедливости хотим, а не зла вам. Просто вы нас понимать не желаете. Вы ведь только себя любите и жалеете. Вы вон и сейчас изворачиваетесь, паясничаете, придумываете что-то, и не стыдно вам. Небось, даже гордитесь, как ловко нас обманули. Да не обманули вы никого! Только не хочу я с вами на одну доску вставать! Езжайте домой, Виктор Эдуардович. Подождем мы с забастовкой. Месяца два еще потерпим, пока вы там с законом свои проблемы утрясете. А не утрясете - тогда уж не обессудьте, - она сделала паузу и поочередно оглядела своих притихших товарищей. - Только зарплату на той неделе привезите. И клуб не трогайте, - ее взгляд задержался на рыжем здоровяке. - А День семьи мы, так и быть, без вас проведем. Своими силами. Верно?
Ответом ей было гробовое молчание.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
В воскресенье я встал с твердым намерением прорваться к Сырцову, который находился в больнице под усиленной охраной и был для нас недосягаем. Накануне я попробовал поговорить об этом с Виктором, но он наотрез отказался обсуждать эту затею. Конечно, его страшно занимало, какие показания дает Сырцов людям Лихачева, но попытку проникнуть к нему Виктор считал безрассудной и опасной.
Вне рамок нашего дела Виктор судьбой Сырцова совершенно не интересовался, что меня ничуть не удивляло. Успешные бизнесмены, как и политики, в подавляющем большинстве не знают искренних привязанностей - для этого они слишком эгоцентричны. Деловые знакомства и разного рода светские мероприятия полностью удовлетворяют их потребность в повседневном человеческом общении, а их эмоции находят выход на работе. Они дорожат своими семьями, но скорее, как крупными инвестиционными проектами.
Я начал с того, что позвонил по кодированной линии Савицкому и выяснил, что Сырцов все еще находится в реанимации центральной городской больницы, хотя это держится правоохранительными органами в строжайшей тайне. Затем мы с Гошей заскочили в нашу ведомственную медсанчасть, где позаимствовали пару белых халатов для маскировки и еще стетоскоп - для убедительности.
Больница, где лежал Сырцов, представляла собой комплекс зданий, обнесенных забором. Мы подъехали к приемному покою и вошли внутрь. Здесь на скамеечках вдоль стен сидели унылые пациенты в уродливых больничных халатах и их слезливые родственники.
Я не знаю, какие меры предпринимала налоговая полиция, дабы сохранить в секрете местопребывание Сыр-цова, но старания ее были заведомо обречены на провал. В России невозможно что-то утаить: у нас слишком много бедных, которые не считают себя связанными какими-то обязательствами. В окошке регистратуры медсестра громогласно поведала мне, что Сырцов Павел Николаевич был позавчера переведен из реанимации в хирургию, лежит на восьмом этаже, в отдельной палате, номер двенадцать, попасть к нему можно, но при наличии пропуска, выданного лечащим врачом.
Накинув халаты, мы с Гошей направились к двери, которая вела к лифтам и лестнице. Перед ней на стуле сидела сонная толстая бабка, широко раздвинув опухшие ноги. Она равнодушно посмотрела на нас и пропустила, ничего не спросив. В скрипучем грузовом лифте, провонявшем хлоркой, мы поднялись на восьмой этаж и оказались в отделении хирургии. Нас никто не задерживал. Эта беспрепятственность вскружила мне голову, я и дальше решил действовать наудачу.
Мы двинулись длинным коридором мимо стоявших вдоль стен каталок с неухоженными больными, которым не хватило места в палатах. От вспученного линолеума на полу до алюминиевых тазов с надписями красной краской - все тут выглядело совершенно буднично, как всегда бывает в наших переполненных запущенных больницах. Ничто не указывало на наличие важной охраняемой персоны.
Я уже начал было сомневаться, не ошиблась ли регистраторша, но тут мы поравнялись с небольшой прихожей, отделявшей палату от коридора. Дверь в прихожую была открыта. За столом друг напротив друга сидели два дюжих омоновца в форме. Один из них читал газету, другой просто смотрел перед собой безо всякого выражения.
Я понял, что везение закончилось. Проскочить мимо них незаметно не представлялось возможным. Будто угадав мои мысли, первый омоновец отложил газету и скользнул по мне рассеянным взглядом. Я тут же отвернулся и наклонился над каким-то стариком, лежавшим поблизости на каталке. Он был замотан в бинты, словно мумия. Глаза его были прикрыты, возможно, он дремал.
- Как самочувствие? - осведомился я, тыча стетоскопом поверх повязок.
Старик страдальчески замычал, не открывая век.
- Вот как? - отозвался я. - Придется еще раз посмотреть рентгеновский снимок.
Избегая поворачиваться в сторону омоновцев, я попятился и поспешно ретировался, впрочем, не столь быстро, как Гоша, который, обгоняя меня, уже с топотом летел к выходу. Если бы я не поймал его, он ускакал бы куда-нибудь в Нижне-Уральск.
Но я не собирался сдаваться. Еще не придумав, за что зацепиться, я открыл дверь в перевязочную. Там было пусто. Тогда я заглянул в ординаторскую. Здесь сидел дежурный врач, молодой еврей с подвижным смешливым лицом и редеющей шевелюрой. Он скучал и от нечего делать фигурно разрезал скальпелем яблоко. Перед ним стоял термос с кофе. При виде нас он оживился, должно быть, был рад любой компании.
- Здравствуйте, коллеги, - приветствовал он нас. - Проходите, присаживайтесь.
В слове "коллеги" мне послышалась ирония, то есть за своих он нас не признал, несмотря на камуфляж. Не знаю, как смотрелся я, но Гоша, в маломерном халате, из которого по локоть торчали его лапищи, и вправду мало походил на врача, разве что - на свирепого мед-брата из отделения для буйных душевнобольных. Кстати, сесть в ординаторской было особенно негде, только если на накрытую грязноватой клеенкой кушетку, и мы остались стоять у двери.
- Нам нужно повидать родственника, - вежливо сказал я.
- Пожалуйста, - весело отозвался доктор, насыпая в чашку сахар из узкой пробирки для анализов и размешивая все тем же скальпелем. - Все родственники в палатах. Как фамилия?
- Сырцов, - ответил я негромко.
Шутливость мигом слетела с лица доктора. Он даже перестал орудовать скальпелем в чашке.
- С Сырцовым, ребята, я вам не помощник, - торопливо проговорил он. - Там дальше по коридору милиция сидит, с ней и надо договариваться. Она решает, кого к нему пускать, а кого нет.
- При чем тут милиция? - подал голос из-за моего плеча Гоша. - Мы с тобой как с человеком разговариваем, а ты сразу за ментов прячешься.
- Даже не просите, бесполезно, - доктор вскинул руки, сдаваясь. - Что-нибудь другое - я с радостью. А это, извините, не в моей компетенции.
Я подошел поближе и положил перед ним пять стодолларовых банкнот.
- Нам буквально на минутку, - мягко сказал я. - Он будет очень рад.
В живых глазах доктора мелькнул интерес. Он некоторое время, колеблясь, смотрел на деньги, не притрагиваясь к ним руками.
- Простите, это что? - наконец осведомился он.
- Доллары, не видишь, что ли? - нелюбезно отозвался Гоша.
- Не вижу, - вздохнул доктор. - Практически ничего не вижу.
Я понял его намек и добавил еще три купюры.
- Вы хотите, чтобы я потерял работу за восемьсот долларов? - с укором уточнил он. - Я только в институте семь лет учился. Получается, по сто пятнадцать долларов за курс, даже меньше. Это несерьезно.
Я молча выложил еще три банкноты. Он задумчиво вытянул трубочкой губы.
- Даже не знаю, - сокрушенно признался он. - И хочется взять, да как-то мало.
Шокированный его бесстыдством, Гоша не выдержал. Ему было жаль денег, к тому же он всегда предпочитал силовые методы коммерческим.
- Тебя что, за семь лет в институте не научили, что взятка унижает достоинство человека? - с нажимом осведомился Гоша.
- А я вам и не предлагаю, - обиженно парировал доктор.
Он собрал деньги и засунул их в брюки.
- Вы собираетесь его убить? - спросил он деловито.
- Нет, конечно! - воскликнул я, пораженный. - С чего вы взяли?
- А что еще можно сделать с человеком за минуту? - пожал он плечами. - Что у вас там, в кармане? Пистолет?
- Я не ношу оружия, - ответил я, распахивая халат и хлопая себя по бокам, как делают при обыске.
- Значит, со мной пойдете вы, - решил он. - А ваш коллега пусть остается здесь.
- Я лучше в коридоре подожду, - с готовностью подхватил Гоша, который явно не рвался в бой и потому предложение доктора воспринял с явным облегчением. - Тылы вам прикрою, прослежу, чтобы с другой стороны не напали.
Я бросил на него уничижительный взгляд, который он предпочел не заметить. Доктор снял с вешалки белый медицинский колпак, водрузил мне на голову и поправил на моей груди стетоскоп.
- Если поднимется шум, то я скажу, что вы меня захватили в заложники, - предупредил он меня уже в дверях. - И вынудили вам помогать, угрожая оружием.
- У меня нет оружия, - напомнил я.
- Но я же не знал об этом, - возразил он. - А вы воспользовались моей доверчивостью.
2
К палате Сырцова я подходил с сильно бьющимся сердцем, однако виду старался не подавать, чтобы не расхолаживать доктора, который и без того семенил рядом, отчаянно труся. Когда мы шагнули в прихожую, омоновцы лениво повернулись в нашу сторону. Доктор с озабоченным видом буркнул короткое приветствие. Я тоже поздоровался.
- А это кто? - спросил один из омоновцев, сидевший возле двери в палату.
- Где? - с любопытством спросил доктор, близоруко щурясь на экран небольшого монитора на столе.
- С вами кто, я спрашиваю? - омоновец показал на меня.
Брови доктора полезли наверх.
- Как это кто? Да это же главный хирург из железнодорожной больницы. Он на операции присутствовал. Его сегодня специально вызвали для консультации.
- А почему нас не предупредили? - недовольно спросил другой омоновец.
- А вот это не ко мне вопрос, - развел руками доктор. - Вы у своего начальства узнавайте. Мне, например, с утра заведующий отделением позвонил, попросил встретить и провести в палату. А что у вас там творится, я понятия не имею!
Намек на нерасторопность милицейского начальства омоновцу не понравился. Он подвигал челюстями и не спеша поднялся с места. Теперь, когда он с автоматом наперевес возвышался над безоружным доктором, сразу стало ясно, что с критикой доктор погорячился.
- Мы не можем его пропустить, - внушительно проговорил омоновец. - У нас не было распоряжения.
- Почему не было?! - занервничал доктор, глядя на него снизу вверх и часто моргая. - А где же оно? Куда вы его дели? У меня есть, а у вас - нет! Абсурд какой-то. Я еще спрашивал утром, надо ли ему пропуск заказывать, а мне сказали, что если он со мной будет, то ничего не нужно.
- Это кто так сказал? - с угрозой поинтересо-вался второй омоновец. - Завотделением, что ли? Гляди, какой умный! У нас инструкция. Доступ в палату только по списку. Нету в списке, значит, до свидания!
- Ну, надо же, - с досадой проворчал я. - Сами же просили посмотреть пациента и не позаботились о формальностях. Издеваются они, что ли?
- Вот так в этой стране все и делается! - посетовал доктор. - В больницах ОМОН командует, врачей не пускают, - он закатил глаза и патетически поднял голос: - А ведь речь идет о жизни человека!
- Я сказал "нельзя"! - отрубил омоновец грубо. Его туповатое лицо покраснело: - У вас своя служба, а у нас - своя.
Мы уперлись в стену. Нажимать на них дальше было бесполезно и опасно. Они и так уже начинали раздражаться. Я тронул доктора за рукав.
- Бросьте, не спорьте, - проговорил я, утешая не то его, не то себя. - Как будто нам с вами больше всех надо! Передайте коллегам, пусть режут. А что еще остается? Как тут диагностировать в таких условиях?
- Обе ноги резать? - переспросил доктор с таким видом, словно мое мнение было для него определяющим.
- Конечно, обе, - кивнул я сердито. - Надо купировать процесс. Только повыше берите. Примерно вот отсюда, - я чиркнул пальцем по бедру омоновца. Ничего, кроме этого, я не мог ему сделать. Он отпрыгнул в сторону, словно я его ущипнул.
- Не надо на мне показывать! - воскликнул он. - Примета плохая!
И тут из палаты донесся истошный рев.
- Кого резать?! - надрывался Сырцов. - Мне ноги отнимать?! - видимо, через приоткрытую дверь он слышал наши препирательства и испытал нервный шок. - Не позволю! Не смейте! Я немедленно требую главврача! Я не дам согласия на операцию!
Доктор в ужасе зажал себе руками рот и, не обращая больше внимания на омоновцев, метнулся в палату.
- Тише, тише! - кудахтал он. - Все в порядке! Вы не так поняли!
Воспользовавшись ситуацией, я кинулся следом. Оба омоновца вбежали за мной и сгрудились у входа, глядя, как доктор прыгает вокруг Сырцова, безуспешно пытаясь его утихомирить.
Сырцов, полуголый, беспомощный, в бинтах и зеленке, орал так, словно мы уже приступили к ампутации без наркоза. Его левая нога была на вытяжке. Плотно забинтованная, она высовывалась из-под одеяла, прикрепленная к специальному механизму. Правая рука, тоже в повязках до самого плеча, была закинута наверх. Двигаться он не мог, лишь отчаянно елозил головой по подушке и зверски таращил глаза.
- Я не разрешаю вам меня резать! Это мои ноги! Мои!
- Да никто не посягает на ваши ноги, - уговаривал его доктор. - Зачем они нам? Оставьте их себе, если вам так нужно. Вам вредно волноваться, больной. Разговор-то шел совсем о другом, вы просто не расслышали. Ведь правда, коллега? - многозначительно спросил он меня.
- Мы вообще не вас имели в виду, - заговорил я, выдвигаясь вперед, чтобы Сырцов мог меня разглядеть. - В этом отделении у меня есть еще один пациент, пожилой человек с гангреной. Там действительно не избежать хирургического вмешательства. А с вами мы будем пробовать консервативные методы лечения.
- Какие методы? - испуганно спросил он. Он все еще был в шоке и не узнавал меня. К тому же ему мешали, халат и колпак.
- Существуют разные варианты, - уклончиво ответил я, корча гримасы и подмигивая ему обоими глазами сразу. - Укрепляющие процедуры, физиотерапия, витамины, - от волнения я никак не мог вспомнить нужные медицинские термины и плел все подряд. - Глюкозу поколем в ягодицу или там в плечо. Бег на месте тоже помогает.
И тут, наконец, он меня узнал и замер. Его взгляд застыл, изможденное лицо сразу сделалось мертвенно-серым, небритый подбородок задрожал. Он издал еле слышный хлюпающий звук. Я испугался, что ему станет плохо, и тоже осекся. В палате неожиданно повисла пауза.
Почувствовав неладное, омоновцы за моей спиной завозились.
- В чем дело? - нервно осведомился доктор, переводя глаза с Сырцова на меня. - С вами все в порядке? Это мой коллега, вы, может быть, его помните.
Сырцов разлепил пересохшие губы.
- Нет! - пробормотал он. - Не помню! Не надо! Я не хочу!