- Да не от меня же зависит, - проговорил он уже извиняющимся тоном и, вздохнув, прибавил: - Мы тут "Хаммер" убили.
- Когда же вы успели?
- Да после ночного клуба.
- Какого еще клуба?
- Ну, этого, "Манхэттен". Знаете?
- А что вы делали в "Манхэттене"?
- Да так разнесли его маленько.
- "Маленько" - это как? - уточнил я.
- Ну, примерно, на пятеру, - пояснил он.
- На пять тысяч долларов? Что-то вы сегодня скромно. Как вы в клубе-то оказались, если мы в половине второго разъехались по домам?
- Разъехались, - с грустью подтвердил он. - А потом Виктор Эдуардович всем велел возвращаться, сказал, что планы изменились. Мы вернулись, а он уже готовый сидит, видать, крепко приложился, на подвиги его тянет. Велел в "Манхэттен" его везти. Там ему музыка не понравилась, он залез в будку, где пульт, и выкинул этого диск-жокея прямо через перила. Он, вообще-то, хоть и пьяный, Виктор Эдуардович, но здоровый. Сам стал с пультом шуровать, ну, тут крики, шум, ихняя охрана набежала. Мы тоже в стороне стоять не стали. Ну, а уж как пошла махал овка, там, сами понимаете, по сторонам никто не глядел. Колонки уронили, прожектор разбили, какую-то ерунду еще сломали, ну и по мелочи что-то. Ладно, до милиции успели все замять, а то сидели бы сейчас в кутузке. Денег им дали, они и успокоились, а мы извинились и ушли. Короче, на тормозах все спустили.
- Легко отделались, - одобрил я. - А с "Хаммером" что произошло?
- Да Виктор Эдуардович двух девушек с собой из ночного клуба прихватил. Одну за руль посадил, а она, видать, водить не умеет. Короче, когда разворачивалась, столб зацепила.
- Сильно машину повредили?
- Нормально. Столб же прямо на джип упал!
- Где это произошло?
- Да вот, в центре, мы только от "Манхэттена" отъехали, рядом с гаражом нашим. Мы "Хаммер" там и бросили. Человека в него посадили и эвакуатор вызвали. А Виктору Эдуардовичу "Лэнд Ровер" подогнали. Он как раз в гараже стоял.
- А чем вы сейчас занимаетесь?
- В казино едем. Он впереди, с девчонками, а мы за ним. Я с вами из машины по телефону разговариваю.
- Он что, сам за рулем? - ужаснулся я.
- А что я поделаю?! Я же не могу ему приказать!
- Надо что-то срочно предпринимать, - пробормотал я озабоченно. - Его необходимо остановить.
Он только этого и ждал.
- Мне ваше распоряжение нужно! - зашептал он. - Иначе добром не кончится, я его знаю! Дальше хуже будет, чует мое сердце.
В этом он был не одинок. Мое сердце чуяло примерно то же.
- Какое распоряжение?
- Ну, насчет браслетов!
Я враз прикусил язык. У меня как-то вылетело из головы, что начальник охраны Виктора всегда возил с собой наручники на экстренные случаи, когда Виктор выходил из-под контроля и принимался буянить, создавая угрозу общественной жизни Уральска. Однако применять эти радикальные средства усмирения начальник охраны мог только с санкции Храповицкого, но никак не по своему усмотрению.
- Андрей Дмитрич, вы меня слышите? - забеспокоился он, видя, что я молчу.
- Слышу, - отозвался я.
- Ну, так надевать браслеты или нет?
- Нет!
Во-первых, я не считал себя вправе отдавать подобные приказы: прерогативы Храповицкого не переходили ко мне по наследству. Во-вторых, сейчас, когда мы с Виктором остались вдвоем против всех, я не мог поступить с ним таким образом.
- Андрей Дмитрич! - упрашивал он. - Ну, пожалуйста, а?
- Нет! - повторил я твердо. - Забудь об этом. Я сейчас выезжаю. Будь на связи, чтобы я мог вас найти.
Я наспех оделся, вывел из гаража свой джип и, проклиная Виктора, помчался в сторону городского центра. Очередной звонок застал меня уже в пути.
- У нас авария! - уныло рапортовал мне начальник охраны Виктора. - Все тачки в хлам! Просил же я вас, Андрей Дмитрич! Не послушали вы меня!
Я сбросил скорость.
- Никто не пострадал?
- Да я лбом о приборную панель приложился, - ответил он с упреком. - Бровь рассек, кровянит, зараза. Еще один парень, похоже, ребро сломал. А так - ушибы у ребят, синяки, но вроде целы.
- А Виктор?
- А им вообще ничего. Слава Богу! А то конец бы нам пришел.
- Как же вы ухитрились?
- Да Виктор Эдуардович вдруг затормозил резко, ну, мы в него и въехали, скорость-то у нас была - дай Бог! "Десятка" ведь медленнее останавливается, чем "Лэнд Ровер". Короче, мы в него, а еще одна "десятка" с ребятами - в нас. Гармошка получилась.
- Где вы сейчас?
- Возле Дворца культуры.
Это было совсем рядом, и уже через несколько минут я притормаживал на месте происшествия. На площадке перед Дворцом Культуры в темноте громоздилась искореженная груда металлолома, бывшая еще недавно транспортом. Вокруг валялись осколки фар, стекол, разбитые фрагменты бамперов, какие-то куски железа и пластмассы.
Мне показалось, что обе "десятки" были безнадежны и вряд ли подлежали восстановлению. Особенно досталось той, что очутилась в середине бутерброда. Вся передняя часть машины была изуродована, и то, что все обошлось без тяжких увечий, можно было назвать чудом. "Лэнд Ровер" был прилично помят, но в отличие от машин охраны еще сохранял некоторое сходство с базовой моделью.
Гвардейцы Виктора толпилась возле останков своих автомобилей, курили, переговаривались и временами зачем-то пинали колеса. Начальник охраны, крупный хохол, прижимал ко лбу окровавленный носовой платок.
Поодаль стояла "шестерка" с выключенными фарами. Окна были опущены, и из них высовывались две головы, причем один из полицейских снимал происшествие на камеру. Я вылез из машины и подошел к ним сзади. Они были так увлечены, что не заметили моего приближения.
- Кино-то хоть хорошее будет или опять порнуха? - поинтересовался я.
Они повернулись и уставились на меня.
- Ты зачем подкрадываешься?! - наконец, раздраженно воскликнул тот, что без камеры. - Мы ведь можем и табельное оружие применить!
- Вы лучше меня сфотографируйте, - попросил я. - Я своей девушке на память пошлю.
Черные тонированные стекла быстро поползли вверх, из чего следовало, что фотографию на память моя девушка так и не получит.
Я перекинулся парой слов с удрученной охраной и заглянул в джип Виктора. Здесь горела тусклая лампочка. Виктор сидел на водительском месте и пил коньяк из горлышка, время от времени передавая бутылку назад, где жались две приблудные гражданки.
Наверное, когда Виктор прибыл в клуб, серьезных девушек, весом больше шестидесяти килограммов уже разобрали. Оставались одни легкомысленные маломерки. Во всяком случае, до любимых Виктором стандартов дотягивала лишь одна, да и то с трудом: симпатичная молчаливая коровка. Другая была худой, белобрысой и наглой, с плоским лицом. Кстати, я бы не поручился за то, что обе перевалили рубеж совершеннолетия. Белобрысой точно было не больше шестнадцати.
Я взобрался за переднее сиденье рядом с Виктором.
- Приехал все-таки! - безрадостно приветствовал меня Виктор. - Это правильно. В гробу отоспимся. Видал, что мои балбесы натворили? На хрен только мы такую кучу ишаков за собой таскаем, деньги на них тратим? Один вред от них.
- Они же не нарочно, - робко попробовала заступиться за охрану коровка.
- А какая разница! - агрессивно вмешалась в разговор белобрысая. - Тачки-то не их, а Витины. Расколотили - пусть новые покупают! Ты их уволь, Вить! - посоветовала она Виктору. - Лучше пацана моего охранником возьми. Он как раз себе работу ищет. Нормальный пацан, мы с ним полгода уже живем.
- Возьму, - пообещал Виктор. - Только сначала мы допьем коньяк и съедем вниз по лестнице.
- По какой лестнице? - осторожно спросил я.
- А там, за Дворцом, - пояснил Виктор. - Длинная такая. Я рекламу по телеку видел. Джип какой-то по лестнице съезжал. Долго так.
- Во клево! - обрадовалась белобрысая.
- Это был не "Лэнд Ровер", - возразил я. - Совсем другая машина.
Я не видел рекламу, зато видел эту лестницу. Мы однажды поднимались по ней с Плохишом на историческую стрелку с участием Бабая и Ильича. Лестница была крутой, насчитывала несколько пролетов и чертову уйму ступеней. Спуститься по ней на машине было совершенно нереально.
- Да не важно, что там была за тачка! - отмахнулся Виктор. - Все равно в рекламных роликах одно вранье. А мы вот возьмем, да и спустимся, по правде.
- Ты вообще такой прикольный, - похвалила белобрысая Виктора. - Я от тебя торчу!
Виктор хмыкнул, поправил зеркало заднего вида и поймал в нем ее отражение.
- Скучно тебе жить?
- Конечно, скучно. Денег-то нет!
- А ты думаешь, с деньгами весело? - спросил он.
- А то! Вы вон по полной программе развлекаетесь с утра до вечера! Возьми моего пацана на работу, а?
Виктор повернулся ко мне. В неверном свете я поразился мертвенной бледности его лица.
- Меня тошнит от планктона, - негромко пожаловался он. - Ты знаешь, почему киты пускают фонтаны? Они обожрутся планктоном и плюются.
- Это не от планктона, - встряла белобрысая. - Это ты в ночном клубе бутерброд с рыбой съел. Я тебе говорила, что она тухлая. А ты не слушал.
- Ты заметил, как их сегодня трясло? - продолжал Виктор, не обращая на нее внимания. - Наших боевых товарищей?
- Скажи "спасибо", что вообще пришли, - пожал я плечами. - Могли бы прямиком побежать к Лихачеву.
- Они бы и побежали, - заверил меня Виктор. - Если бы не боялись, что мы им потом головы поотрываем!
- Вы о ком, мальчишки? - полюбопытствовала белобрысая. - Об охране, что ли?
- Мы, кстати, потом и поотрываем! - пригрозил Виктор. - Никого не забудем.
- Мне кажется, что они пока и полицейским не вполне доверяют, - заметил я. - Это нам сейчас на руку. Они боятся, что те сначала выудят у них признание, а потом бросят в суде.
- А так и будет! - уверенно заявил Виктор. - Помяни мое слово! У меня, кстати, в этой связи одна мыслишка есть, - он заговорил еще тише. - А что если взять да и заплатить денег, чтобы их загрузили до отказа?
- Кому заплатить? Бандитам? - спросил я, тоже переходя на шепот.
- Зачем бандитам? Ментам! Ты сам подумай, - он придвинулся ко мне и задышал прямо в ухо. - Мы сейчас начнем договариваться с Лихачевым. Кого-то же все равно надо кинуть ему на растерзание. Ведь просто так он не отвяжется, слишком большой шум поднял. А здесь уже имеются готовые кадры, Сырцов да Кабанкова. Чистосердечное признание они накропали. Сырцов идет паровозом, Кабанкова вторым номером. Можно и Пахомыча туда же до кучи. Лихачев вешает все на них, вопросы с прокуратурой и судом мы берем на себя. В результате все участники довольны. Правосудие торжествует, мы остаемся в стороне, Кабанкова с Сырцовым и Пахомычем топают на зону. Ну, как тебе план?
- Заманчиво, но рискованно, - покачал я головой. - В суде они примутся нас топить, ситуация может выйти из-под контроля. Слишком опасно. Лучше не доводить до суда.
Виктор глубоко и прерывисто вздохнул.
- Да я и сам понимаю, - разочарованно пробормотал он. - Но уж больно зло меня берет. Ты только вникни: эти мрази нас закладывают, стучат на нас, на дно тянут, а мы должны их спасать. Да еще и деньги за них давать!
- Ты лучше мне дай! - не утерпела белобрысая. Несправедливое расходование чужих средств ее задевало.
- Заткнись! - цыкнул на нее Виктор, и она обиженно замолчала.
- И ведь никто из них не считает себя нам обязанным! Пришли они к нам бессребрениками, за два-три года оперились, наворовали у нас да еще кредитов льготных в нашем банке нахватали, а теперь выходит, что все их благосостояние образовалось не потому, что мы им дали, а потому, что они заслужили. Не мы добрые, а они умные. Как тебе, а?
Он мрачно сплюнул на пол.
- Забудь, - посоветовал я. - Не трави себя.
Но Виктор не собирался забывать. Он собирался травить себя.
- Дождусь на своей улице праздника, - угрюмо твердил он. - Всех вспомню! Никаких денег не пожалею!
- Вить, я в туалет хочу! - вдруг вновь напомнила о себе малолетка.
- Потерпи, - посоветовал он.
- Я не могу! Знаешь, сколько я сегодня пива выпила?!
- Это никому не интересно, - поморщился он. - Сейчас мы будем по лестнице съезжать.
- А давай я сначала в кустики сбегаю, а потом спустимся, - упрашивала она. - В натуре, ужас, как надо!
Она дернула дверь, но та была заблокирована. Она взвыла.
- Ты же не дворняжка, в кустики бегать, - попытался урезонить ее Виктор, но, спохватившись, махнул рукой. - Хотя, кто ты тогда, если не дворняжка!
- Может быть, правда, домой поедем? - поддержал я ее.
- Я не хочу домой, - отрезал Виктор.
- А что ты хочешь? - спросил я.
Несколько секунд он не отвечал, вслушиваясь в себя.
- Я хочу сдохнуть! - внезапно проговорил он.
- Что? - растерялся я.
- Охота сдохнуть! - повторил он, тихо и с ожесточением. - Противно жить. Как-то, на хрен, стыдно и противно.
Он сидел, плотно сжав губы и глядя перед собой пустыми, потухшими глазами.
- Выпусти меня, а? - скулила сзади белобрысая высоким голосом. - Я по-быстрому. Только вели своим пацанам, чтобы они отвернулись. А то я прям здесь обделаюсь!
Виктор встряхнулся, приходя в себя, и положил руки на руль.
- Ладно, - вяло уступил он. - Если все против меня, то поедем домой. Будем функционировать как планктон: дружно совокупляться, а потом дрыхнуть. Только ты, Андрюха, сегодня у меня останешься! Я тебе, так и быть, сивую уступлю, если она, конечно, до дома дотерпит. Да не ори, дура, тут две минуты езды.
"Лэнд Ровер", по счастью, еще мог двигаться. Часть охраны Виктора осталась на месте, другая последовала за нами на моем джипе. Замыкала колонну "шестерка" с полицейскими.
6
Едва мы вошли в подъезд, белобрысая кинулась к лифту и принялась жать кнопку, подпрыгивая и приседая от нетерпения.
- Ой, скоро, что ли?! - восклицала она. - Ну, где он, падла, застрял?
- Зря время теряешь, - усмехнулся Виктор без всякого сочувствия к девушке. - Здесь лифт с одиннадцати часов отключают. Пешком пойдем. На десятый этаж.
- Мама! - охнула она. - Я не дотерплю.
Она метнулась на лестничную площадку за шахту лифта, на ходу задирая пальто и юбку.
- Вы лучше идите, а я вас потом догоню, - командовала она, уже садясь. - Юль, ты меня здесь подожди. Покарауль рядом на всякий случай.
Мы с Виктором отвернулись.
- А мы с ними спим! - буркнул Виктор и, раскачиваясь, двинулся вверх по лестнице.
- Нас никто не заставляет, - заметил я, поднимаясь следом.
- А с кем еще спать? - ворчливо возразил он. - С охраной, что ли?
Охрана, между тем, не обнаруживая по отношению к нам никаких сексуальных притязаний, скромно шла впереди и позади нас. Света в подъезде не было, и хохол-начальник освещал нам дорогу фонариком. Луч падал то на грязные, выщербленные ступеньки с валявшимися на них окурками, то на крашенные в темно-зеленый цвет стены, сплошь исписанные нецензурными словами.
- Я иногда с лифтером пью, - рассказывал Виктор, тяжело шагая и временами хватаясь за железные перила, в которых не хватало прутьев, а деревянные поручни и вовсе были оторваны. - С ним одна беда: больше литра не выдерживает, выстегивается. И вот он каждый раз от лучших чувств мне говорит: "Вить, ты, когда поздно возвращаешься, пешком не ходи, а то упадешь ненароком. Ты лучше позови меня, я тебе лифт включу как лучшему другу - катайся, сколько влезет". А сам живет на одиннадцатом этаже, у него там служебная хата. А я на десятом. Телефона у него нет. Представь, я сначала поднимусь на одиннадцатый, разбужу его, потом он вызовет лифт, и мы спустимся на лифте ко мне: с одиннадцатого на десятый. И главное - обижается на меня за то, что я таким блатом не пользуюсь.
- Я тоже считаю, что зря не пользуешься. Сразу стало бы видно, кто в доме начальник.
- А это и так видно, - пожал плечами Виктор. - В этом доме, кроме меня, одни только обиженные и живут. Он же раньше элитным считался, здесь партийные начальники обитали, директора всякие, ну и кое-кто из интеллигенции. Ректор университета, потом еще академик какой-то, начальник управления культуры - короче, самая гнилая публика, базарная. Я квартиру тут сдуру купил в начале перестройки. Хотелось мне с окраины в престижное местечко перебраться. Знаешь, как они на меня косились? Не здоровались, когда встречались, честное слово. Ну, как же! Я - мясник, отброс общества, а они - сливки. Ну, а времена поменялись: кого-то из них с работы поперли, кто-то на пенсию ушел, и выяснилось, что никому эти выдающиеся деятели науки и культуры на фиг не нужны. И глядь, теперь уже они - отбросы общества. А сливки-то - я! Вот этот шок они никак пережить не могут. Бесятся от зависти, всякие пакости подстраивают. То в милицию на меня донос напишут, что я тут притон устроил, то мусор к моей двери подбросят. Летом кондиционер включу, сразу в потолок стучат. Он им мешает! А чем мешает? А вот мешает, и все тут! А недавно приперлись ко мне целой делегацией: дай денег на ремонт в подъезде! И знаешь, так требовательно, как будто я им должен.
- Дал? - поинтересовался я.
- Вот им! - он сложил кукиш. - Им нельзя просто так деньги давать, это их развращает. Они всю жизнь ни за что получали, пора их к честному труду приучать, - он пошарил по карманам пальто, нащупал бутылку с остатками коньяка, встряхнул ее, допил одним глотком и поставил на ступеньки. - Пусть бутылки пустые за мной собирают и сдают. Сделал полезное дело - заодно и заработал. А то мой завхоз, например, во всем подъезде раз в неделю лампочки вкручивает. А они их воруют!
- Тебе их не жалко? - полюбопытствовал я. - Представляешь, еще вчера он был академиком или там директором завода, а сегодня лампочки ворует!
- Да ни капельки! - убежденно фыркнул Виктор. - Если человек в старости начинает лампочки тырить, значит, он всю жизнь был крохобором. Туда ему и дорога! Мне людей вообще не жалко. Другое дело - животные, собаки, там, кошки. Они же не виноваты в том, что их на улицу выкинули. А людям кто такую жизнь устраивал? Они же сами! Когда эти партейцы у руля были, они много кого за борт выбрасывали: пусть тонут. А теперь их самих вышвырнули. Будь моя воля, я бы с людьми не церемонился. Вот мы с тобой сегодня нашим директорам или, точнее говоря, подельникам, сотку зеленью вгрузи-ли. За что? За преданность и верность, что ли? Они нас все равно сольют. Сколько они у нас уже украли и сколько еще из нас высосут? А заплати бандитам за каждого из них тысяч по пять долларов - и нет подельников. Волной смыло.
Я невольно оглянулся на охранников, которые не могли не слышать его слов.
- Это не смешно! - шикнул я на него.
- А я не шучу! - нарочно поднял он голос. - Ты сам подумай: какая экономия! Новый "Лэнд Ровер" можно купить и опять расколошматить! Черт, сколько же еще тащиться?! Дай передохнем. Надо было и вправду послать за лифтером.
Он качнулся и обхватил меня за плечи. Я поддержал его, думая, что он хочет опереться, но у него на уме было иное. Он приблизил свою голову к моей и зашептал мне прямо в лицо, обдавая перегаром.
- Признайся честно, тебе охота... свалить? - слово "свалить" он произнес как-то особенно. - Охота?
- Куда свалить? - удивился я, почему-то тоже понизив голос. - За границу?