- Ты меньше базарь, - строго посоветовал он Боне. - Сказано тебе, в лесу, значит, там и ищи!
Его вмешательство застигло Боню врасплох. Он на мгновенье растерялся.
- Откуда он вообще взялся, этот генерал? - поинтересовался я.
- Это лучше у Федоровича спросить, - обиженно фыркнул Боня.
- У кого? - взвился Пономарь. - У меня?! А я-то тут при чем?!
- А разве не ты его подогнал? - простодушно удивился Боня.
Виктор бросил на Пономаря пронзительный взгляд. Тот покраснел.
- Ты что, рехнулся?! - в ярости крикнул он Боне. - Да я его два раза в жизни видел!
Видя реакцию Пономаря и не зная, чем ему помочь, Метеор двинулся по направлению к Боне. Тот сразу сбавил тон.
- Да я, в натуре, не в обиду, - забормотал он. - Мне кто-то ляпнул, что он твой человек, я и спросил без задней мысли.
- Кто тебе ляпнул? - распалялся Пономарь. - Кто? Да за такие слова знаешь, что делают?
- Да я уж не помню, - совсем смешался Боня. - За что купил, за то и продаю.
- Ты че, барыга, в натуре, чтоб продавать? - свирепо осведомился Метеор.
Все это время Виктор не сводил с Пономаря прищуренных глаз.
- Так ты назначал Горемыкина или нет? - в упор спросил он.
Пономарь был красный, как рак.
- Что ты Боню слушаешь! Мне его Владик привел года два назад. Где он его откопал, я понятия не имею. Владик хотел поставить его президентом в "Золотой Ниве", чисто для понта, чтоб все солидно выглядело. Рулить там он все равно сам собирался. Просил проверить, нет ли за этим Горемыкиным каких хвостов, правда ли, что он из ФСБ, все такое. - Пономарь остановился, перевел дыхание и заговорил тише: - Ну, я попросил кое-кого в Москве, они пробили по своим каналам, подтвердили, что он действительно генерал, имеет награды, служил. Правда, не в ФСБ, а в таможне, но это один черт, потому что за ним стоят большие люди из ФСБ. - Пономарь явно хотел прибавить что-то еще, но осекся и замолчал.
- Ну, договаривай! - настаивал Виктор. - Чего ты темнишь?
- Ты что, не понимаешь? - взглянул на него Пономарь.
- Не понимаю!
Пономарь шагнул к нам и наклонился с высоты своего роста, чтобы мы слышали его лучше.
- Так, может, фээсбэшники его не просто крыли? - зашептал он. - Может, они его как раз под кидняк сюда и внедрили? И всю операцию тоже они продумали. Это же по их части. Генералу пообещали, что вывезут его за кордон под чужим паспортом, он и повелся. А потом взяли, да и убрали его.
- Почему ты думаешь, что убрали? - возразил я. - Может быть, действительно вывезли?
- А зачем он им? Он свое дело сделал, лишний свидетель никому не нужен. Короче, я чую, что до правды мы не докопаемся. Нас туда близко не подпустят, а будем напролом переть - рядом с Владиком и Горемыкиным в землю ляжем.
Но Виктор не желал отступать.
- ФСБ или нет, но кто-то же их свел, - гнул он свою линию. - Этого Владика и Горемыкина. Кто?
- Я-то при чем?! - вновь вспылил Пономарь. - Я с этой "Золотой нивой" больше всех хлебнул! И на деньги попал, и с Бабаем зарубился.
- А вот это зря, - опасливо заметил Боня. - С Бабаем даже Ильич не связывается. Он же сначала стреляет, потом разбирается.
- А что мне было делать? Смотреть, как он Владика хавает? Он его порвать хотел. Сначала прикрутить, под крышу загнать, а после раздербанить. Я и встрял на свою голову, мне мальчишку жалко стало.
- Бабай сегодня на поминки приезжал, - вспомнил Боня. - Тебя искал. Ты как раз только-только уехал.
- Да говорили мне, - отмахнулся Пономарь.
- Чего хотел? - полюбопытствовал Виктор.
- Даже знать не желаю! - неприязненно буркнул Пономарь. - Я этого наркомана отмороженного на дух не выношу. Две извилины в башке, и те от героина высохли. Пошли лучше по делам поговорим.
Он шагнул к выходу, мы с Виктором последовали за ним. Метеор в нерешительности потоптался на месте и тронулся за нами.
- Ты-то куда?! - прикрикнул на него Пономарь. - Здесь оставайся. А лучше к пацанам во двор выйди, проверь посты. А то вдруг там слежка какая или еще что.
- Да ты не волнуйся, Федорович, - успокоил его Метеор. - Нервы береги. Если что, мы этого Бабая в асфальт закатаем. Главное - это здоровье.
Пономарь, обернувшись, глянул в его добродушное глуповатое лицо.
- Умник ты, мать твою, - в сердцах бросил Пономарь и вышел.
Боня бочком приблизился ко мне.
- Я, наверное, не буду вас дожидаться, - прошептал он. - Домой поеду. А то Пономарь, похоже, скоро кусаться начнет.
2
Пономарь и впрямь был весь на нервах. Вообще-то он крайне редко обнаруживал свои эмоции при посторонних, но сегодня был на себя не похож. То ли вражда с Бабаем не давала ему покоя, то ли было еще что-то, чего я не знал. Зато Виктор напустил на себя скучающий вид и шел за Пономарем вразвалку, тихонько насвистывая. Впрочем, если о причинах несдержанности Пономаря я мог лишь гадать, то, по крайней мере, с Виктором мне все было понятно. Демонстрируя свое безразличие к предстоящему разговору, он заранее сбивал цену, к тому же дразнил Пономаря, давая выход своему дурному настроению.
Через кухню мы проследовали в просторную комнату с красивым камином, гобеленовыми обоями и изящной ампирной мебелью. Стилевое единство несколько нарушалось длинной барной стойкой с кранами для пива и приспособлениями для приготовления коктейлей. Должно быть, Пономарь нашел замысел декораторов, оформлявших эту комнату, слишком пресным, и самостоятельно внес живописный штрих, напоминавший о тех далеких годах, когда он, трудясь барменом, разбавлял пиво стиральным порошком, а вместо шампанского лил в коктейли перебродившее столовое вино.
- Что у тебя с рукой? - спросил Пономарь у Виктора.
Виктор бросил на меня быстрый предупреждающий взгляд.
- Порезал, - небрежно проговорил он и в свою очередь поинтересовался: - Сань, у тебя-то все в порядке? Ничего не стряслось?
Пономарь уже усаживался в кресло, но при этих словах дернулся.
- Нет! - выпалил он. - А что должно было случиться? Почему ты спрашиваешь?
- Да выглядишь ты как-то неважно, - лениво пояснил Виктор. - Я уж подумал, не из-за нас ли так переживаешь.
Пономарь не заметил иронию в его словах.
- Спал мало, - скороговоркой ответил он. - Вчера двух телок взял, до утра с ними кувыркался.
Он схватил бутылку красного вина и стал открывать ее затейливым штопором. Однако делал это столь торопливо и с таким напором, что ухитрился загнать штопор в пробку под неправильным углом. Пробка крошилась и не шла. Пономарь бранился.
- Я за этот штопор восемьсот долларов отдал! - яростно шипел он. - В Париже покупал, в специальном магазине, где вина дорогие продают. А он, блин, вообще какой-то левый. Я в следующий раз специально в этот магазин приеду, директору в зад его воткну. Пусть знает, сука, как нормальных людей за лохов держать.
- Давай я попробую, - предложил я, забирая бутылку из его плясавших пальцев.
Пока я открывал бутылку, Пономарь шагнул к окну, и, отодвинув тяжелую, в золоте, портьеру, выглянул наружу.
- Кого ты так боишься? - все с той же насмешкой осведомился Виктор.
Пономарь поспешно отпрянул от окна.
- Никого я не боюсь! С чего мне бояться? Вы будете про Лихачева слушать или нет?
- Будем, конечно, - миролюбиво отозвался Виктор. Доведя Пономаря до нужной кондиции, он успокоился.
Я разлил вино в бокалы. Пономарь схватил свой, а Виктор бокал отодвинул, прошелся вдоль стойки, подозрительно понюхал несколько бутылок, наконец, выбрав одну, с виски, плеснул немного в стакан и уселся на диване.
- Короче, уломал я Лихачева, - с нескрываемой гордостью сообщил Пономарь. - Согласился он нам помогать.
Виктор, который в это время пил виски мелкими глотками, даже поперхнулся.
- Да он нам уже помог, - пробормотал он, кашляя. - Спасибо ему, конечно. Можно теперь нас в покое оставить? Вот просто взять и не трогать?
Пономарь пропустил эту реплику без ответа.
- Лихачев все на Храповицкого валит, считает, что это тот во всем виноват, - продолжал Пономарь. - Зарвался, беспредельничал, в грош никого не ставил, Лихачева хотел с должности снять - в общем все в таком роде. Он мне часа два свои обиды высказывал.
- Ясное дело, мы во всем неправы, - проворчал Виктор. - Вот если бы Храповицкий его и вправду с должности снял, то был бы Лихачев во всем виноват.
- Что он предлагает? - спросил я.
Пономарь моргнул.
- Условный срок, - ответил он коротко.
- Условный срок?! Это исключено!
- Почему исключено? - сразу нахохлился Пономарь, задетый тем, что я столь низко оценил выдающийся итог его дипломатической деятельности. - А ты чего хотел, чтоб Лихачев Храповицкому медаль на грудь повесил?
- Условный срок - это крест на карьере! Для Храповицкого смысл жизни в постоянном движении наверх.
- Сейчас не о карьере нужно думать, а о том, как на свободу вырваться! - с горячностью возразил Пономарь. - На зоне знаешь, какая карьера ему светит?
- Условный срок - это плохо, - произнес Виктор, морщась, как от зубной боли. - Давай попробуем что-нибудь еще.
- Что, например?
- Ну, хотя бы деятельное раскаяние, - предложил Виктор с явным знанием предмета. - Допустим, Храповицкий в чем-то признается, возвратит государству миллиона полтора, Лихачеву мы башляем отдельно, и дело закрывается.
- Если Храповицкий на это согласится, - вставил я.
- А почему он может на это не согласиться? - теперь уже на меня воззрился Виктор.
- Деятельное раскаяние - это не реабилитирующая статья, - пояснил я. - Почти та же судимость.
- А вот и не та же! - воскликнул Пономарь.
- Ты опять о карьере, что ли? - пренебрежительно откликнулся Виктор. Он часто демонстрировал презрение к честолюбивым устремлениям Храповицкого. Возможно, потому, что собственное мясницкое прошлое тяжкими гирями висело на его ногах. - Кто сегодня на эту ерунду внимание обращает? В Кремль скоро вообще без судимостей пускать не будут. Там на каждого деятеля по десять уголовных дел заводилось. Да это обычная история: поймали человека, он отмазался и дальше бабки пилит, судьбы Родины решает.
- Все равно пятно на репутации, - упрямился я.
- Да кому она нужна, твоя репутация? Что ты к ней прицепился? Бабки - вот репутация! На нас с Саней раза три дела закрывали по нереабилитирующим обстоятельствам, ну и что? Не последние мы люди в губернии, даже такие высокоморальные граждане, как ты, на нас работают.
- А если ничего не нарушать, денег не наживешь, - поддержал Виктора Пономарь. - Кто не рискует, тот на заводе пашет. К тому же эти статьи можно себе на пользу вывернуть: дескать, преследовался властями на политической почве.
Продолжать этот спор было бессмысленно, поскольку относительно некоторых понятий мы придерживались различных позиций. Репутацию я не относил к разряду предметов одноразового употребления, а нажива не являлась целью моей деятельности.
Виктор истолковал мое молчание как признание поражения в споре.
- Ну, так что насчет деятельного раскаяния? - вернул он Пономаря к теме обсуждения.
- Боюсь, не прокатит, - с сомнением проговорил Пономарь. - Как-то не очень реально.
- Что значит "нереально"? - недоверчиво переспросил Виктор. - За деньги - нереально?
Виктор был убежден, что за деньги в России покупается все. И я должен с сожалением признать, что в этом он часто оказывался прав.
- Кстати, сколько Лихачев хочет за свою помощь?
- Пятерочку, - произнес Пономарь как-то застенчиво.
- Пять лимонов за условный срок? - переспросил Виктор, не веря своим ушам. - А он не офонарел?
Пономарь порозовел.
- Смотря с чем сравнивать, - заметил он с легкой обидой. - Если с его зарплатой, то это много. А если с тем, чего вы можете лишиться, то это нормальная цена.
- А деньги сразу отдавать или потом? - уточнил Виктор.
- Половину - авансом, остальное - по завершении дела. Ах, да! - спохватился Пономарь. - У Лихачева есть еще одно условие. Все вопросы вы должны решать только с ним. Москву сюда не вмешивать! Это он велел вам отдельно передать. Если вы попытаетесь выйти на его начальство, он сразу прекращает переговоры.
Я невольно подобрался.
- Это уже похоже на ультиматум, - сказал я. - Лихачев лишает нас возможности защищаться.
- Он говорит, чем больше людей будет в курсе этих переговоров, тем больше уйдет денег и тем труднее будет все закрыть, - пояснил Пономарь.
Про себя я отметил, что, излагая требования Лихачева, Пономарь больше склонялся на его сторону, то есть действовал, скорее, как его, а не наш союзник.
Виктор закурил.
- Не по душе мне условный срок, - пробормотал он, крутя в пальцах сигарету. - Я бы в этом пункте с Лихачевым еще поторговался. Предложи ему кого-нибудь из наших директоров. Даже двух, если нужно. Скажи, что мы все понимаем, кто-то должен отвечать. Есть кандидатуры. Мы готовы пожертвовать двумя нашими лучшими сотрудниками. Пахомычем, например, и Валерой Корки-ным. От сердца их оторвем, - Виктор повернулся ко мне, ища одобрения. - Нормальная идея?
- Главное, чтобы она им самим понравилась, - ответил я.
- Брось, - отмахнулся Виктор. - Эти не согласятся - мы других найдем. Мало ли нуждающихся? Вгрузим людям денег, и пусть они все берут на себя, а Лихачев на них условные срока вешает. На работе они у нас останутся, героями заделаются, еще и разбогатеют.
- Попробовать, конечно, можно, - неуверенно проговорил Пономарь. - Но вряд ли мы этим Храповицкого отмажем. Все понимают, что главный человек - это он. Скандал-то на всю страну вышел. Лихачев говорит, даже Ельцину докладывали. Если Лихачев замнет, ему только на пенсию уходить.
- Ну, и пусть уходит, - кивнул Виктор. - А чего за должность держаться? С пятью миллионами-то ему и на пенсии будет неплохо. Во всяком случае о бесплатном проезде на транспорте хлопотать не придется.
- Сделаю заход, - пообещал Пономарь. - Вреда от этого не будет. Может, даже он и поведется. Виноватить кого-то все равно надо.
- Ты его и по цене подвигай, - наставлял Виктор. - А то он больно круто заряжает. Ему пятерку отдай, потом налоги со штрафами на пятерку накапают. Итого уже десятка. Что-нибудь еще по дороге обязательно выплывет. Я имею в виду, в прокуратуру придется занести, в суды, губернатору, Поливайкину. И вот уже минимум пятнашка. Мы так быстро разоримся.
- Чего ты жмешься? - упрекнул его Пономарь. - Если вы в таком деле пятнашкой откупитесь, то в церковь сходите да свечки поставьте.
- Подождите, - вмешался я. - Давайте подытожим предложения Лихачева. Получается, что мы отдаем ему два с половиной миллиона долларов и прекращаем всякую активность. То есть мы должны замереть и безропотно ожидать, пока он выполнит свои обязательства. Я правильно излагаю? - я посмотрел на Пономаря.
- Ну в целом да, - признал он. - А чего ты так в штыки это воспринимаешь?
- Это западня, - проговорил я убежденно. - Он втягивает нас в бесплодные торги и связывает нам руки. Если мы на это согласимся, то окажемся в его власти целиком и полностью, причем тогда, когда нам дорога каждая минута. Через пару недель он соберет против нас такие улики, что Москва уже не поможет. Тогда один Лихачев будет решать, к каким срокам нас приговаривать.
- С него тоже можно гарантии взять, - запротестовал Пономарь, довольно, впрочем, вяло.
- Какие ты с него гарантии потребуешь? - наседал я. - Расписку кровью?
- Пока он дело не закроет, ни копейки не получит! - пригрозил Виктор. - Это наша главная страховка.
- То, что не дадим ему мы, он получит с Гоздан-кера, - сказал я. - Хотя не думаю, что в этом деле для него деньги - главное.
- А что же еще? - не согласился Пономарь. - Бабки срубить и Храповицкого по носу нащелкать. Ради этого все и затевалось.
Я молча, гримасой выразил свое несогласие.
- Ты думаешь, он обманет? - пытливо посмотрел на меня Виктор.
- Уверен, что обманет, - кивнул я. - Спорить могу.
- А ты сам-то что предлагаешь? - теряя терпение, огрызнулся Пономарь. - Послать его подальше?
- Я считаю, что если он не изменит условий, то нет смысла продолжать переговоры. По сути, он требует от нас капитуляции.
- А кто нам мешает согласиться для вида, а самим втихаря делать, что хотим?- хитро прищурился Виктор.
- Я, например, буду здесь встречаться с Лихачевым, а Андрей в это время рванет в Москву? Андрей сейчас у нас не работает. Кто ему прикажет? Какой с него спрос?
- Так не пойдет, - категорически отрезал Пономарь. - Если Андрей начнет в Москве дергать больших людей, Лихачев сразу узнает. И крайним окажусь я. Нет, это плохой вариант. Если я ему за вас ручаюсь, значит, уже я отвечаю, вы не должны меня подставлять.
В комнате повисло молчание. Каждый искал выход из положения сообразно своим представлениям. Виктор допил виски и налил еще.
- Как-то боязно под его предложениями подписываться, - с тяжелым вздохом признал он. - Все равно что в прорубь нырнуть. С другой стороны, сейчас все так плохо, что хуже вроде бы и не бывает...
- Если мы сдадимся, будет хуже, - заверил я.
- Мое мнение, что решать надо здесь, в Уральске, - продолжал рассуждать Виктор. - Договориться с Лихачевым важнее, чем с Москвой. А то вдруг он начнет тут массовые аресты? Люди потекут. Мы будем в столицу мешками возить капусту, а он вагонами слать новые материалы. Да еще подстроит что-нибудь! Вот и гадай, чья возьмет? Между прочим, когда он обещает Храповицкого отпустить?
- Он сказал, что тянуть не будет, - с готовностью ответил Пономарь. Он явно был заинтересован в сделке с Лихачевым. - Как только вы даете слово и платите ему аванс, Володя будет на свободе.
- Вот как? - заметил Виктор. - Что ж, это уже лучше.
- А Храповицкий тоже становится участником этой сделки? - поинтересовался я. - Я имею в виду, он тоже обязан выполнять лихачевские инструкции?
- Само собой, - подтвердил Пономарь. - Вы за него гарантируете.
- Если он выпускает Храповицкого, то нам уже становится легче, - повторил Виктор.
- Но ведь дело против нас он не закроет, - попробовал остудить его я. - Значит, он по-прежнему сохраняет за собой возможность нас кинуть. У него на руках все козыри. Для него эта война - глубоко личная. Он слишком ненавидит Храповицкого, да и нас всех.
- Хватит привередничать, - остановил меня Виктор. Похоже, он принял решение: - Я тоже от этого варианта не в восторге, но жрать будем, что дают, а не что желаем, иначе вообще на бобах окажемся. Надо же трезво смотреть на вещи.
Призыв смотреть на вещи трезво в устах Виктора прозвучал несколько вызывающе. Не утерпев, я встал.
- Я не стану сложа руки наблюдать, как Лихачев точит нож, которым он будет нас резать, - объявил я. - Если вы соглашаетесь на его требования, значит, я отделяюсь и действую по своему усмотрению.
- Вот это номер! - вскинулся Пономарь. - А зачем же я тогда вообще в эту возню с Лихачевым втравился, если у вас каждый за себя решает?
Лицо у Виктора сделалось недобрым.
- Пока еще я здесь командую! - с нажимом произнес он.
- Не мной, - напомнил я.