- Я вообще люблю, когда начальников умывают, - с озорным бесстыдством признался он. - Чиновников там разных, депутатов. Они же, когда ловэ к нам несут, знают, что в пирамиду впираются, понимают, что это кидалово. Работяги, феди всякие, те всему верят. Им скажи, пятьсот процентов в год, они будут ждать пятьсот. А пообещаешь тысячу - еще лучше. А начальники - нет! Им такое не протолкнешь. Они сами кого хочешь разведут. Но тут для них другой капкан. Они мысли не допускают, что их швырнуть могут! Думают, что всех нахлобучат, а их не посмеют, побоятся. Вот на что они ведутся. А когда до них доходит, что их обули вместе с быдлом, как последних чмошников, с ними такое начинается, караул! Крышу начисто сносит!
- У вас клиенты были и посерьезнее Черносбруева?
- Это уж точно! - самодовольно подтвердил Боня. - К обеду слушок по городу прошел, что у нас с деньгами каюк, они все к нам и набежали. Что они вытворяли, как чудили! Ты такого в кино не видел! Банкир один из Нижне-Уральска притащил из машины монтировку и давай стену на нашем этаже долбить! Дескать, он точно знает, что здесь потайные сейфы замурованы! Сам устал, так свою охрану заставил. Стену разнес, начал полы вскрывать! В натуре! А Величкину жену каплями отпаивали. Она вся в золоте заявилась, шуба шиншилловая, и давай с порога верещать! Ее муж после губернатора первый человек! Немедленно верните ей полмиллиона, а то она всех тут посадит! Менты ее со всем уважением под белы рученьки - и в мой кабинет. Давайте, девушка, писать протокол. Сколько денег вы вложили? В какой валюте? А чьи денежки-то были? Ваши или мужнины? И тут я гляжу, она с лица спала. Похоже, догнала, что зря разорялась-то! Заяву-то ей кидать нельзя! - Боня хитро мне подмигнул. - Откуда у ее мужа такие бешеные гроши? Не с чиновничьей же зарплаты? А в газеты попадет? А губернатор что скажет, когда узнает, какие суммы его заместитель к нам засовывал? Короче, влипла девушка. Сразу побледнела, схватилась за сердце и бух - на пол! Не знаю уж, правда ли сознания лишилась или только притворялась, но пришлось ей скорую помощь вызывать. А Виктор ваш, тот вообще буйствовал. Парнишке одному, который у Владика в заместителях ходил, по уху заехал! Менты за мальчишку заступились, так он и на них кидался.
- Виктор? - с изумлением перебил я. - Неужели он тоже в вас вкладывался?
- Да чему ты удивляешься! - с некоторой обидой возразил Боня. - У нас, между прочим, серьезная фирма. Была, - прибавил он с сожалением. - Сейчас-то ее по клочкам разнесут!
- Неужели никто не успел свои деньги выдернуть? - недоверчиво спросил я.
- Никто! - отрезал Боня. - Ни Пономарь, ни Бабай, ни даже я. Всех обули! От губернатора до последней шестерки! Лохи, кстати, к вечеру совсем рассвирепели. Их на улице толпища целая собралась, несколько тысяч, движение перегородили! Рвались в контору, орали, стекла высаживали, грозились штурмом брать! Пришлось ОМОН вызывать! Ужас! Я-то сам из офиса свалил к этому времени, но мимо проезжал, все своими глазами видел. Да они и по сей день митингуют. Из других городов понаехали, палатки собираются ставить возле Дома молодежи. Общество какое-то создали, письма пишут.
- Но ведь у вас, кроме наличных, должно было что-то на счетах оставаться? - предположил я.
- Может, и должно, - усмехнулся Боня. - Да не обязано. Как начали с документами разбираться, у всех волосы на голове дыбом встали. Пусто, хоть шаром кати! И еще фирма наша, оказывается, успела кредитов нахватать напоследок. Имущество какое-то заложили по поддельным документам, оборудование... Откуда у нас оборудование? А подписи - опять только Владика да генерала. Мусора генерала прессуют, а что толку? Он сидит, морда лопатой, глаза выпучит и одно твердит: дескать, подпись на документах - моя, так точно. Все делал по приказу Владислава Ефимовича. Я человек военный, привык к подчинению, в финансах ничего не понимаю. Куда он отправлял деньги, я не знаю, корыстных умыслов не имею. Чист, как слеза. Старался изо всех сил на благо Родины. Служу Советскому Союзу! И несет эту пургу, хоть кол ему на голове теши! И выходит, что нет виноватых! Один только Владик. Он все смарьяжил, со всех бабки собрал, а потом он же их и ломанул. Только одна у него промашка вышла. Дырку в голове ему заделали! И теперь - ни Владика, ни денег.
Стюардесса подошла к нам узнать, что мы будем на горячее. От ужина мы оба отказались, но Боня велел принести ему холодных закусок и налить водки, невзирая на то что у него оставалось еще достаточно коньяка.
- Ну, за того, кто эту аферу изобрел! - объявил Боня. - Завидки берут. Миллионов тридцать кто-то снял! Такой куш! На всю жизнь хватит!
Он хлопнул водку одним глотком и молодецки крякнул. Скорее всего, Боня преувеличивал. Судя по тем цифрам, которые упоминал в разговорах со мной Владик, вряд ли из "Золотой нивы" можно было вытрясти больше пятнадцати-двадцати миллионов. Но и это составляло огромную сумму. Пожалуй, это была одна из крупнейших афер в стране. Может быть, только в Москве людям удавалось срывать столько же.
Боня принялся за еду, одобрительно кивая головой.
- Ты словно радуешься, - обронил я, не понимая его реакции.
- А что ж мне, слезами обливаться, что ли? - искренне удивился Боня. - Из-за кого? Из-за лохов? Так они по жадности своей попадают. Их все равно накажут, не одни, так другие. Такая уж у них лоховская доля. Мне одно обидно, что не я такую постановку провернул. Я как подумаю, какие куши прохлопал, у меня давление повышается.
- Тебе и Владика не жаль? - допытывался я.
Боня насупился и помолчал.
- Владика мне жаль, - проговорил он медленно и серьезно. - Даже очень. Веришь, нет, а любил я его. Хотя он, конечно, сам виноват.
- Виноват в том, что ввязался в эту авантюру? - уточнил я.
- Виноват в том, что хитрее всех хотел быть, - ответил Боня, хмурясь. - Зарвался, чувство реальности утратил. Не хочу плохо про мальчишку говорить, он мне как родной был, но дорожку он себе сам выбрал. Эх! Две страсти нас губят: жадность и азарт. Любого возьми, хоть самого умного. Тормознись Гитлер вовремя, и был бы в шоколаде! Вот и Владик мог с этого паровоза соскочить. Надо было ему со мной в сознанку идти. По душам поговорить, открыться. Дескать, хочу честно и откровенно деньжат отвинтить, но так, чтобы мне за это ничего не было. Давай сработаем на пару. Да неужели я бы не помог?! Сколько я таких дел проворачивал! Мы бы по-умному это обтяпали. Во-первых, мы бы с ним отщипнули по чуть-чуть, по капельке, чисто на жизнь. По лимончику, например, рубанули бы втихарца, но так, чтобы до поры до времени никто не заподозрил. Бухгалтерию бы всю подчистили. А главное - мы с ним отвалили бы открыто, не таясь. Дескать, устали, сил нет. Мол, свою задачу выполнили, компанию на рельсы поставили, нехай теперь другие пашут! Фирму повесили бы на генерала. Да этот сундук от счастья неделю бы пил! Это ж его мечта - щеки надувать да понты кидать. Контора все одно бы екнулась, ее ведь и создавали под слив - вот тогда бы пусть он и разбирался с губернаторами, там, бандитами, прокурорами. А мы бы в стороне остались. Я про таких, как генерал, всегда говорил: не называйте фраера лохом, называйте президентом компании. Правильно? - Боня повернулся ко мне, ища одобрения.
- Наверное, - пожал я плечами.
- Не "наверное", а точно! - припечатал Боня. - А Владик по-другому решил. Он навострился всех причесать. Ладно бы лохов, а то ведь еще и тех, кто ему по жизни помогал. Пономаря. Меня. Других людей. Смыться он собрался со всеми бабками - вот что!
- Он действительно последнее время часто говорил о побеге, - кивнул я.
- Вот видишь, - мрачно подхватил Боня. - Я это чуял! Хотя с тобой он говорил, а со мной молчал! Почему? Доли пожалел? А ведь ближе меня у него никого не было! Все тайны я его личные ведал. А про денежки - молчок! А поделился бы, глядишь, и живой бы остался! Но нет, не поделился.
Боня болезненно поморщился, вновь переживая обиду. Потом налил себе еще коньяка, понюхал, но, уже поднеся ко рту, вдруг поставил на место.
- Но кому-то же он открылся! - воскликнул он с ожесточением. - Кому-то доверился! Вот тут ему конец и пришел! Кто-то шустрее его самого оказался. Взял, да и в последнюю минуту его самого нахлобучил.
Я не понял, к чему относилась его досада: к обманутой дружбе или упущенной выгоде.
- Почему ты думаешь, что это был один человек? - поинтересовался я. - Может, их было несколько?
- Нет, - уверенно возразил Боня. - Исключено. С кодлой Владик не стал бы говорить. Он же тихушник, побоялся бы, что наружу выйдет. Тут именно один действовал. Но очень ушлый. Наобещал ему с три короба, дал гарантии, что прикроет. А сам и бабки забрал, и Владика уработал!
- Как думаешь, найдут? - спросил я.
- Найти не найдут! - ответил Боня, не задумываясь. - С такими бабками можно всю оставшуюся жизнь шифроваться. В любой стране тебя с распростертыми объятиями примут. Другое дело - узнать, кто всю кашу заварил. Это мы узнаем, даже не сомневайся. Такие вещи всегда всплывают. Только человек уже далеко будет.
- А у тебя самого есть подозрения? - допытывался я.
- У меня? - Боня огляделся по сторонам и наклонился ко мне вплотную. - Есть. Я на Дианку думаю!
- На кого?! - опешил я.
- На Дианку, - повторил Боня убежденно. - А что ты так удивляешься? Она же ему изменяла, налево ныряла от него. Я точно знаю. Мне Владик сам сколько раз плакался. Я ему, бывало, говорю, брось ты ее, не позорься. Ты же мужик, такими деньгами ворочаешь. Пошли ее к черту! Мы тебе другую найдем, мало их, что ли? А он - ни в какую. Любил ее, жить без нее не мог, все ей рассказывал. А она взяла, да и натырила какого-то хахаля своего. Тот втерся к Владику в доверие. А в нужную минуту его же и разменял. Я всегда говорил: нельзя бабам доверять, - заключил он поучительно.
- Это не она, - сердито возразил я. - Владик ее ревновал бешено. Он ни за что не стал бы откровенничать с человеком, которого она бы к нему подвела. К тому же зачем ей было кого-то натравливать на Владика, если Владик и так делал все, что она хотела?
С этим Боня спорить не мог.
- Ну, не знаю, - проворчал он. - От баб всего можно ожидать. А от нее - особенно. - Он покосился в иллюминатор и хлебнул коньяка. Это ускорило мыслительные процессы в его голове.
- Ну, если не Дианка, тогда это - Плохиш! - выдвинул он другую версию.
- Плохиш-то здесь при чем?
- А при том, что Плохиш за бабки удавится! - легко нашелся Боня. - Он сейчас больше всех разоряется. Даже громче Бабая. А залетел всего на тридцатку. Да для него это - копейки сущие. Я и то больше попал, а я по сравнению с ним - босяк. Вот я и думаю, что Плохиш для видимости эту мелочь в "Золотую ниву" закинул, чтобы подозрения от себя отвести. А сам Владика грохнул и все загреб!
С болтунами вроде Бони никогда не угадаешь, когда они скажут они что-нибудь стоящее, а когда совсем заврутся.
- Как-то тебя все дальше уносит, - заметил я. - Вряд ли это был человек со стороны, скорее, кто-то, кто хорошо разбирался в делах фирмы, кого Владик знал.
Боня задумчиво почесал в голове.
- Ну, если тебя послушать, то только один человек подходит, - пробормотал он недовольно. - Генерал. Да только я сроду в это не поверю. Он же тупой, как валенок.
- Не только генерал, - покачал я головой. - Есть еще один человек
- Это кто же? - Боня с любопытством уставился на меня.
- Ты, - ответил я. - Ты по всем параметрам подходишь. И не дурак, и в аферах рубишь, и Владик тебе верил.
- Я?! - задохнулся Боня. - Я Владика убил? Да ты что?! Да он!.. Да я!.. - Боня не находил слов от возмущения. - Он мне как сын!
- Но все-таки не сын, - возразил я. - А тридцать миллионов - очень хорошие деньги.
- И куда же я их дел?! - ядовито осведомился Боня. - Чего же я тогда с тобой здесь водкой давлюсь, а не на Кайманах с телками загораю?
- Не знаю. Сам удивляюсь.
Это была месть за его слова о Диане. Честно говоря, я не думал на Боню. Его привязанность к Владику казалась мне искренней. Впрочем, человек столь разносторонний, как Боня, вполне мог и прибить кого-нибудь за деньги, а потом предаваться тихой грусти по своей жертве. Так или иначе, но Боня надулся.
- Что-то я спать захотел, - сообщил он, не глядя в мою сторону. - Устал. Девушка, девушка, где здесь у вас плед?
4
В Уральск мы прилетели за полночь. Здесь было шесть градусов мороза и сильный северный ветер. Едва выйдя на трап, в ледяную темноту, я сразу продрог и поднял воротник пальто. Внизу нас дожидались сотрудницы аэропорта, разделявшие пассажиров на группы. К самолету обычно подавали три автобуса: самый маленький предназначался для тех, кто проходил VIP-залом. Попросторнее - для тех, кто летел бизнес-классом, но не относился к числу особо важных персон. И, наконец, самый большой автобус - для прочих.
Хотя виповский транспорт отличался обшарпанностью и неудобством, рядовые пассажиры обычно взирали на него с завистливой неприязнью. К нему с нашего рейса проследовали лишь четверо: дама в норковой шубе, ее муж, и мы с Боней. Ожидавшая у дверей автобуса знакомая девушка в короткой юбке и накинутом на плечи пальто мерзла, ежилась и смотрела на меня жалобно. Я замыкал шествие и, поднимаясь по ступеням, ободряюще ей улыбнулся.
- Свежо тут у нас, - заметил я, не зная, что еще сказать.
- Андрей Дмитриевич, - тихо позвала она снизу.
Мне послышалось в ее голосе что-то тревожное.
- Андрей Дмитрич, - забормотала она, опуская голову. - Вы извините, конечно, но тут так получилось... В общем, вас вычеркнули из списка.
- Из какого списка? - спросил я, еще не понимая.
- Ну, из виповского, - еле слышно ответила она. - Вам теперь нельзя VIP-залом ходить. Вы, конечно, сейчас езжайте. Только меня не выдавайте, что я вам разрешила, а то мне потом достанется.
- Ковригин распорядился? - догадался я, с трудом подавляя приступ бешенства.
Она молча кивнула.
- Спасибо, - проронил я и, быстро развернувшись, двинулся прочь.
Разумеется, она ни в чем не была виновата, но я боялся выплеснуть на нее ярость от внезапного унижения. Автобус с бизнес-классом уже уехал. На полосе оставался только обычный.
- Ты куда, дружище? - громко крикнул мне вслед Боня, высовываясь из дверей.
Его голос был слышен в обоих автобусах, во всяком случае, мне так казалось.
- Я теперь випом не хожу, - сквозь зубы ответил я.
- Ишь ты! - удивился Боня. - А почему?
- Деньги экономлю, - бросил я.
- Куда ж ты теперь? - не отставал любознательный Боня. - К лохам, что ли?
Я не ответил. И, стараясь ни на кого не смотреть, залез в набитый битком общий автобус. К лохам.
5
С чемоданом в руках я двигался к выходу из аэропорта, увертываясь от назойливых таксистов, наперебой предлагавших свои услуги. Кроме них, меня никто не встречал, поскольку моя охрана, наверное, привычно сидела возле VIP-зала. Я поплелся через плохо освещенную и обледенелую площадь, поскальзываясь в своих туфлях на тонкой кожаной подошве. Кстати, несмотря на поздний час, здесь было довольно оживленно. Шныряли люди, и разъезжались машины.
Своего джипа возле VIP-зала я почему-то не увидел. Отсутствовали также Гоша с Николаем, что было уж совсем странно. Из всех хранителей моего окоченевшего тела в наличии имелся приземистый крепыш, имени которого я не помнил и которого Гоша за глаза неизменно называл Пронырой. В мирное время Гоша не подпускал его ко мне на пушечный выстрел, считая, что тот метит в начальники, на Гошино место, и утверждая, что услужливость Проныры является прямым доказательством его вороватости. Сам Гоша особым усердием не отличался, видимо, из идейных соображений.
Проныра увлеченно болтал по телефону и курил, прикрывая сигарету от ветра ладонью. Меня он не замечал. Курить охране, между прочим, категорически запрещалось.
- Привет, - напористо проговорил я, подходя. - Ничего, что отрываю? А где остальные?
Застигнутый врасплох, Проныра торопливо швырнул окурок, захлопнул крышку телефона и подхватил мой чемодан.
- А мы вас оттуда караулим, - растерянно кивнул он на вход в VIP-зал и принялся подавать кому-то знаки. Из машины неподалеку выскочили еще двое моих парней. Судя по их мятым лицам, они проснулись за минуту до моего появления. - Вы же всегда тут ходите.
- Где остальные, я спрашиваю? - я не собирался обсуждать с ним причины, по которым теперь появлялся не там, где меня ожидали.
Проныра втянул голову в плечи и шмыгнул носом.
- Тут неприятность вышла, Андрей Дмитрич, - забормотал он. - Вы лучше садитесь в машину, я вам по дороге объясню.
- Я хочу знать, где Гоша? - повысил я голос. Чем меньше я понимал, тем сильнее злился.
Видя, что я приближаюсь к точке кипения, Проныра издал какой-то горловой звук, напоминавший блеянье, и оглянулся на двух своих товарищей, ожидая от них поддержки. Но те лишь опасливо попятились. Надежды на них Проныре не было.
- Ну, - торопил я, доставая сигареты и зажигалку. - В чем дело?
- Гоша... это... Арестован, - выдавил из себя Проныра.
- Как арестован?! - ахнул я. - Кем арестован? А Николай?!
- Тоже арестован, - еле слышно ответил Проныра. - Похоже, облава на нас, Андрей Дмитрич! Обложили нас вкруговую!
Пачка сигарет выпала из моих рук. Проныра и один из охранников наперебой кинулись ее поднимать, столкнувшись лбами.
- Где моя машина? - спросил я севшим голосом.
Проныра, еще не поднявшийся с корточек, глянул на
меня снизу вверх в таком ужасе, словно боялся, что я ему врежу.
- Ее в милицию забрали, - пролепетал он. И на всякий случай прикрыл челюсть плечом. - И джип, значит, и "БМВ". Короче, весь ваш транспорт - там, в милиции. Остались только наши "десятки". Мы втроем к вам на одной приехали. - Он показал на машину, из которой выскочили охранники. - Даже не стали другие брать, чтобы не привлекать внимания. Вы лучше садитесь,- умоляюще повторил он. - А то вдруг тут это... - он прервался, снова шмыгнул носом и еле слышно заключил: - Вдруг и нас загребут...
Стараясь держаться как ни в чем не бывало, я под затравленными взглядами своих телохранителей с достоинством прошествовал к "десятке", сел на пассажирское место и первый раз в жизни зачем-то пристегнулся ремнем.
Проныра плюхнулся за руль, а двое других еле втиснулись сзади. Я слышал их напряженное сопение. Для заднего сиденья "десятки" они были, пожалуй, крупноваты, тем более что Проныра отодвинул свое, а заодно и мое кресло так, что мы полулежали на их коленях. Между прочим, когда эти парни устраиваются на работу, они выглядят поджарыми, как борзые. Но всего лишь за год на хозяйских харчах разъедаются так, словно собрались играть главную роль в фильме "Беременный матрос".
Проныра тронулся, избегая смотреть в мою сторону.
- Рассказывай! - потребовал я, когда мы в полном молчании проехали первые километры.
Проныра завозился.