В восемь часов Боденштайн появился на работе и был явно не в духе. Он почти не слушал своих сотрудников на утреннем совещании. Козима ни словом не обмолвилась о срыве в понедельник вечером. Но гораздо больше, чем ее обидные упреки, его волновало другое. Что-то было не так. Сегодня должны прийти результаты анализа крови, и тогда… Оливер вдруг заметил, что взгляды сотрудников в ожидании обращены на него.
- Я составил список и вызвал всех друзей Йонаса, - повторил Остерман. - Кто ими займется?
- Вы и фрау Фахингер, - решил Боденштайн. - Спросите, где они были в вечер, когда умер Паули, и вечером в понедельник. Не скрывайте, почему мы ищем у них следы укусов. Кроме того, я хочу знать, о чем спорили Лукас и Йонас. Фрау Кирххоф, поговорите еще раз с Лукасом. Вдруг он сможет найти в компьютере Йонаса эти е-мейлы.
Пия кивнула, хотя ей было не по себе при мысли, что придется встречаться с Лукасом после сегодняшнего ночного кошмара.
- И кстати, что там за история, из-за которой Паули угрожал своему старому приятелю Зибенлисту?
Об этом Пия начисто позабыла!
- Дело лежит у меня на столе, - сказала она и поспешила за пайкой.
- Нет ли от опрошенных каких-нибудь сведений, которыми мы могли бы руководствоваться? - осведомился Боденштайн у своих сотрудников.
Все дружно покачали головами.
- В среду вечером был матч наших с поляками, - сказала Катрин Фахингер. - Так что все сидели перед телевизорами, и, к сожалению, вообще никто ничего сказать не может.
Пия вернулась и принесла папку.
- 17 августа 1982 года сообщалось о смертельном случае во время вечеринки, - прочитала она. - Девушка по имени Марион Ремер впала в кому из-за употребления слишком большого количества коктейлей и умерла по дороге в больницу от шока. Было проведено расследование на предмет выявления убийства по неосторожности, своевременного неоказания помощи и умышленного нанесения вреда здоровью, среди подозреваемых находился также и Штефан Зибенлист. Но из-за отсутствия доказательств до обвинения не дошло и дело закрыли, объявив несчастным случаем.
Между бровями Боденштайна пролегла глубокая складка.
- Принимайтесь за работу, встретимся после обеда. Фрау Кирххоф, зайдите ко мне в кабинет!
Все встали и разошлись, а Пия проследовала за шефом с нехорошим предчувствием. Боденштайн закрыл за собой дверь и обратился к ней:
- Когда вы прочитали дело? - сухо спросил он.
- Когда оно пришло, - ответила Пия, которая никак не могла взять в толк, что случилось с шефом.
- И при прочтении вас ничто не удивило?
- Н-нет…
Боденштайн обошел стол и уселся за него.
- Думаю, вы просто отвлеклись из-за убийства Йонаса Бока, - сухо заметил он. - Погибшую девушку звали Марион Ремер. Штефан Зибенлист женился на Барбаре Ремер, и, если мне не изменяет память, он говорил, что это случилось в начале восьмидесятых. На наследнице "Мебельного дома Ремера". Возможно, девушки были родственницами?
Пия покраснела. Она действительно упустила это из виду.
- Я и впрямь промахнулась, - призналась она. - Простите. Сейчас же поеду к Зибенлисту.
- Да, пожалуйста, - холодно ответил Боденштайн. - Я понимаю, что у вас много работы, но, когда речь идет о человеке, у которого на момент убийства нет алиби, вы могли бы быть повнимательнее.
- Да, шеф, - тихо согласилась Пия.
- Спросите Зибенлиста насчет алиби. - Боденштайн поднял трубку, чтобы позвонить Козиме. - Если он не добавит ничего нового, арестуйте его.
Пия кивнула, но не спешила уходить. Она не верила, что Зибенлист убил Паули, а потом увез тело. Ей казалось, что для этого больше подходит Матиас Шварц. Собаки Паули знали его, поскольку он часто бывал у Эстер Шмит, и потому не тронули. Да и с транспортировкой у Шварца никаких проблем возникнуть не могло.
- Еще что-то? - нетерпеливо спросил Боденштайн.
- Ничего, - сказала Пия и вышла.
Но она не сразу отправилась в Келькхайм, а сначала села за компьютер и поискала в архивах газет за 1982 год сообщение о смертельном случае. Ей повезло - у "Обозрения Таунуса" существовали электронные архивы вплоть до 1973 года.
- Что от тебя хотел шеф? - поинтересовался Остерман.
- Я кое-что проглядела, - ответила Пия, благодарная за то, что Боденштайн, по крайней мере, не стал перед всей командой ставить на вид ее промах. Тем не менее его тон задевал. Она распечатала газетную статью и как раз читала ее, когда в кабинет заглянул Боденштайн с мрачным выражением на лице.
- Вы еще здесь? - сердито сказал он.
Ни слова не говоря, Пия подхватила сумку, сунула в нее распечатку статьи и молча прошла мимо Боденштайна. Она знала, что шеф беспокоится за жену, но это еще не повод срывать дурное настроение на сотрудниках.
Штефан Зибенлист совсем не обрадовался, увидев Пию в демонстрационном зале своего мебельного предприятия.
- У меня совсем мало времени, - сказал он, натянуто улыбаясь.
Вспомнив о его влажном рукопожатии, она ограничилась формальным приветствием.
- У меня тоже. Не будем тянуть. Я ознакомилась с делом о несчастном случае в 1982 году и…
- Не здесь! - прервал ее Зибенлист. - Пройдемте в мой кабинет.
Пия проследовала за ним в маленькую тесную комнатку рядом с отделом кухонь. Он закрыл дверь и оказался совсем рядом Пией.
- Почему вы нам не сказали, что девушка, которая тогда умерла, была вашей свояченицей? - Пия сразу начала с главного вопроса, потому что хотела побыстрее разделаться с этим разговором. Она не знала почему, но присутствие Зибенлиста вызывало у нее физическое неприятие.
- А какое это имеет значение? - Зибенлист заморгал водянистыми глазами. - Это был несчастный случай.
- Марион была старшей сестрой вашей жены, - ответила Пия. - Она была помолвлена и вместе с мужем должна была унаследовать мебельный магазин.
- Что вы хотите сказать?
- Смерть вашей свояченицы очень выгодно сказалась на том, как сложилось основное дело вашей жизни. - Пия посмотрела ему прямо в глаза.
- Чепуха, - ответил Зибенлист. - Против меня не было ни обвинения, ни процесса. Я ничего не совершал. В чем дело?
Пия терпеть не могла, когда собеседник избегал смотреть ей в глаза, а тут еще внезапно опять ощутила собственную беспомощность в присутствии превосходящего ее силой мужчины.
- Я скажу вам, что думаю. - Ей удалось сохранить внешнее хладнокровие. - Паули знал, как тогда все произошло, а вы боялись, что всплывет правда, которую вы скрывали двадцать четыре года. Поэтому вы убили единственного, кто ее знал.
Зибенлист нервно облизнул пересохшие толстые губы.
- Марион впала в кому, выпив два коктейля. Вы знали, что у нее диабет, но тем не менее сократили ее шансы выжить, не сказав врачу "Скорой", что случилось. Марион умерла. Ваша жена унаследовала мебельное предприятие, а вы его возглавили.
- Вы не сможете этого доказать, - сказал Зибенлист. - И вы не можете сделать из этой старой истории мотив убийства.
- Разве? Вы злились на Паули, боялись за свою репутацию, плюс вас у него видели. И в тот вечер у вас нет никакого алиби. - Пия пожала плечами. - Этого хватит для приказа о задержании. А если мы еще что-нибудь накопаем, то, глядишь, узнаем что-то новенькое о том, насколько вы невиновны. Неоказание помощи уже само по себе преступление.
- Но это все дела давно минувших дней.
- С юридической точки зрения - да. - Пия достала мобильник, чтобы вызвать патрульную машину. - Но семья вашей жены может решить иначе. У вас есть адвокат? Лучше будет, если вы попросите его подъехать в комиссариат. Я вас сейчас арестую.
Тут он понял, что Пия говорит абсолютно серьезно.
- Но вы же не можете вывести меня на глазах у моих сотрудников и посетителей? - воскликнул он. - Знаете, что это означает? Завтра весь Келькхайм узнает, что меня подозревают в убийстве!
- Предоставьте мне алиби на вечер вторника и припомните, что произошло на самом деле 24 года назад, - сказала Пия. - И тогда вы сможете спокойно продавать кровати и кухонные столы до конца дней своих.
- Я не дам вам разрушить то, что с таким трудом построил, из-за этой старой истории!
Глаза Зибенлиста угрожающе блеснули. Пия уже подумала, что сейчас он нападет на нее и придушит. Но тут он вдруг прижал руку к груди и пошатнулся. Потом ослабил узел галстука и оперся руками о стол.
- Так вы расскажете все, что я хочу знать, или же мне все-таки придется вызвать моих коллег? Что вы делали вечером 13 июня, после того как побывали у Паули?
- Мое сердце, - сдавленно прошептал Зибенлист. - О боже, мне плохо.
Пия растерянно посмотрела на него. Не хватало еще, чтобы этот противный тип рухнул и ей пришлось бы оказывать ему первую помощь.
Зибенлист выдвинул ящик своего письменного стола и начал в нем рыться.
- Моя жена… - Он начал хватать ртом воздух и упал на колени. - Позвоните… моей… жене… Пожалуйста…
Всхлипнув, он качнулся в сторону и с глухим стуком упал на пол. Пия вскочила и рванула дверь. Господи, этого всего просто не могло быть!
Некоторое время, положив трубку, Боденштайн все еще пялился на телефон. Он хотел бы, чтобы слова Козимы его успокоили, но, каким бы ни был ее анализ крови, он все равно видел, что с ней уже неделю творится что-то не то. А тут еще это треклятое дело, которое разрастается и отнимает такую уйму времени… Постоянно открываются новые обстоятельства, возникают новые подозреваемые с новыми, серьезными мотивами, которые при внимательном рассмотрении только заводят в тупик.
Зазвонил служебный телефон. Это был Остерман, его голос звучал непривычно взволнованно.
- Шеф, - сказал он. - Я только что получил фотографии с мобильного телефона Йонаса. Вы должны на них посмотреть.
- Я зайду.
Может, Оливер наконец получит какие-то весомые факты, которые сможет предъявить жаждущему надежных результатов начальнику уголовной полиции Нирхофу. Через несколько минут Боденштайн рассматривал увеличенные распечатки фотографий, которые стало возможно прочитать только после специальной обработки в лаборатории. Йонас сфотографировал на мобильник выведенные на экран монитора документы, технические данные и даже электронную переписку.
- Этим можно прижать Бока к стенке! - Остерман довольно ухмыльнулся. - Жажду увидеть, как он все это объяснит.
Боденштайн просматривал переписку между Боком и одним из управляющих делами гессенского управления дорожного строительства и транспорта, множество входящих и исходящих писем, которые Йонас тщательно переснял. Таким же образом он переснял и всю переписку отца со служащим федерального министерства транспорта. Явно никто из участников и предположить не мог, что когда-нибудь их сообщения прочтут третьи лица, а потому никто не потрудился хоть как-то зашифровать обсуждаемое.
- Мне кажется, что это и вправду бомба, - подтвердил Боденштайн. - Здесь замешан и сотрудник строительного департамента Хофхайма. Он отправил Боку отдельным файлом предложения всех конкурентов на проведение первой очереди строительства в центре "Норд".
- Вопреки запрету на разглашение цен, - подхватил Остерман. - Явный сговор. Что будем предпринимать?
- Да ничего. Это уже вне нашей компетенции, - сказал Боденштайн. - Позвоните коллегам из отдела экономических и административных преступлений и передайте им эти документы. Сообщите им о наших подозрениях. Возможно, у них тоже есть что предъявить Боку.
"Скорая" с синей мигалкой стояла перед входом в "Мебельный дом", на Франкфуртерштрассе из-за этого собралась пробка. Пия молча смотрела, как санитары выносят на носилках Зибенлиста. Враждебные и укоризненные взгляды его супруги и подчиненных не помешали ей вызвать еще и патрульную машину для сопровождения "Скорой" до больницы. Предстояло выяснить, был ли сердечный приступ Зибенлиста настоящим или всего лишь уловкой, чтобы избежать ареста. Гораздо большую озабоченность вызывала у Пии паника, охватившая ее, когда ей показалось, будто Зибенлист хочет на нее напасть. Может, нервы уже совсем сдали и она непригодна для своей профессии?
Дверцы захлопнулись, взвыла сирена, и "Скорая" сорвалась с места. Пия облегченно вздохнула и перешла на другую сторону Франкфуртерштрассе. Она припарковала свою машину во дворе полицейского участка Келькхайма и теперь шла по Банштрассе мимо мясной лавки Конради к кафе "Грюнцойг". К ее удивлению, дверь была открыта нараспашку, и молодой человек как раз вытаскивал большую деревянную стойку с написанным от руки меню. В этот миг прямо перед дверью бистро остановился черный "Мерседес М", и из него вышла блондинка в светлом костюмчике цвета липовых листьев, с огромными темными очками "Пэрис Хилтон" на носу. Высокие каблучки Марайке Граф процокали по лестнице вверх, и она исчезла в глубине бистро.
- Что она здесь делает? - пробормотала Пия и решила подойти поближе.
Она медленно шла вдоль кафе. Ворота во двор были открыты. Пия скосила глаза. За столиком на солнышке сидела Эстер Шмит. Как она и рассчитывала, ее отпустили под поручительство. Марайке Граф вышла из дверей бистро, и две женщины, которые всего пару дней назад скандалили и ругались друг с другом, сердечно поздоровались и уселись вместе за столик. Глядя, как они мило беседуют, Пия понять не могла, куда вдруг подевалась былая вражда. Или ее на самом деле никогда и не существовало? Все это выглядело крайне подозрительно.
Через четверть часа она протянула для приветствия руку мужу Марайке.
- К сожалению, моей жены нет дома, - сказал Граф, проводив Пию в застекленную гостиную. - У нее пара совещаний на разных строительных объектах. Хотите, чтобы я ей позвонил?
- Ваша жена вовсе не на стройке. - Пия рассматривала стоящего перед ней мужчину. Ей стало досадно, что он совершенно спокоен и ничего не знает о том, что жена проделывает у него за спиной. - Она сейчас сидит во дворе кафе "Грюнцойг" вместе с Эстер Шмит. Я их там десять минут назад видела.
- Да, но… - начал было Граф и растерянно умолк.
- Ваша жена рассказала вам, за что ее арестовали в понедельник? - спросила Пия.
- Да. - Архитектор Граф кивнул. - Полиция обвинила ее в поджоге.
- Ложь. - Пия тряхнула головой. - Ее арестовали, потому что у нее не было алиби на момент убийства ее первого мужа.
- Этого я совсем не понимаю. - Несчастный Манфред Граф выглядел совершенно растерянным. - Какое отношение имеет Марайке к смерти Паули?
- В конечном счете никакого, - сказала Пия. - Она предоставила нам алиби. Она была вместе с господином Конради.
- С мясником из Келькхайма? - удивленно переспросил Граф.
- Да, - кивнула Пия. - Ваша жена сказала, что вынуждена была вступить в связь с Конради, поскольку несколько лет назад вы переболели раком и с тех пор стали импотентом.
Манфред Граф слушал Пию с растущим недоумением. Он то бледнел, то краснел.
- Вы ничего об этом не знали? - спросила Пия.
- Нет. - Манфред Граф сел и глотнул минералки. Он был явно потрясен. - У меня не было рака, и я не импотент.
- Но вы в курсе, что у вашей жены были судимости? Или нет?
- Судимости? - Архитектор выглядел так, будто не вынесет каких-либо новых подробностей о жизни своей жены.
- Вы ведь знаете свою жену довольно давно, со времен университета, - сказала Пия. - А потому вам должно быть известно, что в последний раз в 2003 году она была приговорена к штрафу за оказание давления и нанесение телесных повреждений.
- Не знаю, с чего это вы взяли про университет, - сухо возразил Манфред Граф. - Марайке начинала как секретарша в моей фирме пять лет назад.
- Как секретарша? - Теперь настал черед Пии удивляться. - Она сказала, что изучала архитектуру.
- Изучала, два или три семестра, - ответил Граф. - Когда я с ней познакомился, она работала кельнершей, ушла от мужа и нуждалась в деньгах. Я влюбился, и через три дня после ее развода мы поженились. Я…
Его прервал на полуслове звонок стоявшего на столе переговорного устройства. Он посмотрел на даму в приемной, которая отчаянно жестикулировала. Тяжело вздохнув, снял трубку и пару секунд слушал.
- Скажите, что я перезвоню, - произнес Граф. - Нет… нет… Мне все равно, даже если это сам Бок лично.
После этого он положил трубку, снял очки и потер переносицу большим и указательным пальцами.
- Бок? - заинтересованно переспросила Пия. - Доктор Карстен Бок?
- Да. - Граф снова надел очки. Он как-то в одночасье сник и постарел.
Пия пожалела, что ей пришлось сказать ему правду вслух.
- Конторы Бока по надземному и подземному строительству - наши основные заказчики, - сказал он. Его глаза утратили блеск. - В настоящий момент мы планируем для них большой проект в Келькхайме и еще один в Висбадене. Но после всего, что я сейчас услышал, думаю, стоит согласиться на его предложение.
- Какое предложение?
- Бок хотел иметь собственное архитектурное бюро. До сих пор я очень гордился своей независимостью и отклонил его предложение. Но теперь думаю, а не стоит ли пересмотреть решение.
- Не делайте этого, - воскликнула Пия.
- Почему? - В глазах Графа мелькнуло любопытство. - Вам известно что-то о Боке? Вы с ним знакомы?
- Знакома - это громко сказано, - ответила Пия. - Я дважды с ним встречалась.
- И он вам не понравился, так? - Граф попытался улыбнуться, улыбка получилась грустной. - Мне тоже. Он не вызывает у меня доверия. Но моя жена настаивает, чтобы я принял его предложение.
И тут Пия поняла, почему. Развод с богатым рантье выгоднее, чем с относительно преуспевающим архитектором.
- Обдумайте, пожалуйста, еще раз. - Пия изложила ему свои соображения. - Да, и еще вопрос. В пятницу вечером ваша жена страшно, до скандала, поссорилась с Эстер Шмит. А сегодня они вдвоем сидели за одним столиком, как лучшие подруги. Вы можете это объяснить?
- Наверное, теперь, когда Паули мертв, они вновь обрели взаимопонимание, - сказал Граф.
- Что значит "вновь"? - удивленно спросила Пия.
- Марайке и Эстер чуть ли не со школы были лучшими подругами. Вплоть до той истории.
- Какой истории? - полюбопытствовала Пия.
- Эстер была девушкой Гюнтера Шмита, лучшего друга Паули, и все вчетвером дружили. Шмит заболел болезнью Шарко. Он женился на Эстер за четыре дня до смерти, когда уже совсем не мог двигаться и лежал в отделении интенсивной терапии. Паули утешал Эстер, когда Шмит умер. Правда, немножко перестарался. Марайке застукала обоих в постели после погребения Шмита. На этом дружба и закончилась.
Пия начала понимать.
- Дом, в котором находится кафе, принадлежит умершему мужу Эстер?
- Точно, - подтвердил Граф. - Эстер унаследовала не только дом на Банштрассе, но и недвижимость во Франкфурте. - Он внезапно улыбнулся. - Марайке, с ее маленьким домиком, не могла с этим тягаться. Паули предложил ей остаться жить с ними, но в спальню ей ход был закрыт.
- Значит, Марайке вовсе не сама бросила Паули, - догадалась Пия.
- Именно, - ответил Манфред Граф. - Все было совсем наоборот.