- Сначала я думала, что заболела, потому что ничего подобного просто и в расчет не брала. - Козима стала серьезной. - Мои сорок пять это, конечно, не старость, но как представила, что снова придется возиться с подгузниками и кормлениями и все проходить по новой, то не очень обрадовалась.
Постепенно Боденштайн начал понимать.
- Нет, - сказал он, все еще не веря. - Этого не может быть, или?..
- Может, - подтвердила Козима. - У нас будет ребенок.
- И поэтому ты отказалась от Новой Гвинеи?
- И поэтому ты считаешь меня изнеженной привередой? - Козима улыбнулась.
- Ну да, с годами ты становишься все более придирчивой, - ответил он, а потом подошел к ней, протянул руки и крепко обнял.
Козима обвила руками его шею.
- Жаль, что я не сказала тебе раньше, - прошептала она, - но я должна была сначала сама разобраться. Ты действительно рад? Еще раз все по полной программе?
- Я… Я просто восхищен. - Боденштайн почувствовал вдруг, что у него от счастья на глазах выступают слезы. - Ах, Кози, я даже поверить не могу, это же так здорово, правда!
Они смотрели друг на друга и улыбались.
- Кто бы мог подумать, - тихо сказал Боденштайн. Он погладил жену по щеке, а потом поцеловал ее, сначала нежно, а потом с проснувшейся страстью.
- Что это с вами происходит? - раздался сзади голос Розалии.
Они перестали целоваться, переглянулись и захихикали, как влюбленные подростки.
- Скажем ей? - спросил Боденштайн.
Козима кивнула.
- Что скажете? - Розалия с подозрением посмотрела на родителей.
- Скажи ты, - попросил жену Боденштайн.
Козима отпустила его, подошла к дочери и обняла ее.
- Представляешь, Рози, я беременна. В декабре у нас родится ребеночек, - сообщила она.
Рози мгновенно вывернулась из рук матери.
- Что ты сказала? - Она растерялась и только испуганно переводила взгляд с матери на отца. - Этого не может быть! Это просто мега-паршиво!
- Почему? - спросил Боденштайн. - Что тут плохого?
- Вы в курсе, сколько вам лет? - с осуждением произнесла Розалия.
- Что ты хочешь сказать? - весело хмыкнула Козима. - Слишком много, чтобы рожать ребенка, или слишком много, чтобы его заделать?
Розалия чуть дар речи не потеряла.
- В голове не укладывается, - выдавила она наконец и исчезла.
Боденштайн ухмыльнулся. Молодые люди удивительные ханжи и предпочитают прогонять мысли о том, что их родители могут так же любить друг друга и спать вместе, как и они сами. Он вспомнил, как сам примерно в двенадцать лет застал за "этим" своих родителей. Неделю он не мог их видеть, не испытывая за них стыда.
- Теперь мы пали в ее глазах, - сказал он и взял Козиму за руку. - Что ты думаешь о том, чтобы пойти в спальню и запереть дверь?
- А потом? - Козима наклонила голову и посмотрела на него искоса.
- Я тебе покажу, - ответил Боденштайн.
Сообщение об исчезновении Свении Зиверс передавали по радио и телевидению после обеда и вечером. Определить местонахождение ее мобильного не удалось; установили лишь, что в последний раз телефон включали в Бад-Зодене в пятницу, в 20:07. В это же время Свения послала эсэмэску Антонии Зандер и почти сразу выключила аппарат. Кроме того, поступали сведения от граждан, но при проверке все они оказались ложными. В расследовании обоих убийств сотрудники угрозыска зашли в тупик. Когда Боденштайн, пребывавший в прекрасном расположении духа, прибыл в комиссариат, он застал свою команду в состоянии угрюмой летаргии. Отсутствие каких-либо успешных результатов всех деморализовало, а жуткая жара в кабинетах, не оборудованных кондиционерами, свела рабочий настрой к нулю.
- Есть новости? - спросил Боденштайн, хоть и знал, что вполне мог приберечь вопрос при себе.
- Только что звонила Андреа Аумюллер, - сказала Катрин Фахингер. - Она из грюнцойгской компании, хотела с вами поговорить.
- Я позвоню ей, - ответил Боденштайн. - Дайте мне номер.
Он уже хотел отправить всех по домам, когда Остерман достал из факса заключение из лаборатории об обследовании пикапа.
- Кое-что есть! - объявил он, просмотрев сообщение. - Тело Паули действительно побывало на поддоне пикапа из "Опель-Цоо".
Боденштайн и Пия одновременно взглянули друг на друга.
- Криминалисты нашли волосы, кровь и частицы кожи Паули на поддоне и внутренней стороне грузового отделения; кроме того, дерево поддона идентично тем занозам, что были обнаружены при осмотре тела, - сообщил Остерман. - Имеется огромное количество следов крупной поваренной соли, которая используется для изготовления соляных глыб для копытных. Обнаружены следы лака от велосипеда на дверце грузового отсека. Все абсолютно однозначно.
На минуту стало совсем тихо. Потом Боденштайн кашлянул.
- Фрау Кирххоф, - сказал он. - Дайте мне, пожалуйста, номер доктора Зандера. Франк, проверьте алиби Зандера. Убедитесь, что он действительно прибыл тем рейсом, о котором нам сказал.
- Я могла бы… - начала Пия, но Боденштайн прервал ее, жестом попросив помолчать.
- Нет, - сказал он. - Я сам это сделаю, а вы поезжайте домой.
Пия вздохнула и кивнула. Боденштайн больше не считал ее объективной в том, что касалось Зандера, поэтому отстранил от беседы - и, возможно, он прав. Пия написала своему шефу номер мобильного Зандера и протянула записку.
- Ну, тогда я уезжаю, - сказала она и взяла сумку.
- Минутку! - придержал ее Боденштайн и внимательно посмотрел ей в глаза. - Не делайте ничего необдуманного.
Это прозвучало как предостережение.
- Что вы имеете в виду? - спросила Пия.
- Не рассказывайте о подозрениях относительно Зандера. Я хочу сказать, вы не должны ему теперь ни звонить, ни писать.
- Вы всерьез полагаете, что он замешан в убийстве Паули?
Боденштайн замялся с ответом.
- У него были мотив и средство, - произнес он. - А вот была ли возможность, это мне предстоит выяснить.
Доктор Кристоф Зандер появился в комиссариате Хофхайма лишь через полчаса после того, как Боденштайн позвонил ему. Он ни словом не обмолвился о том, насколько не вовремя его оторвали от работы в самый разгар, в солнечный субботний день. Боденштайн провел его в свой кабинет, предложил кофе, от которого Зандер вежливо отказался, и изложил результаты лабораторного исследования.
- Убийца Паули каким-то образом связан с "Опель-Цоо", - произнес Боденштайн в заключение. - Он должен был иметь возможность воспользоваться машиной. Так или иначе, но вы и ваши сотрудники попали в поле нашего расследования.
- Все мои сотрудники знали Паули, он причинил нам немало неприятностей. - Зандер скрестил руки на груди. - Но я не могу себе представить, что кто-то из них зашел так далеко - убил Паули и разложил его тело на лугу перед зоопарком.
- А как насчет вас? Вы прилетели из Лондона не тем рейсом, о котором нам рассказали. Зато ваше имя есть в списке пассажиров борта, прибывшего в четверть девятого вечера. Как вы это объясните?
Зандер внимательно посмотрел на Боденштайна своими темными глазами.
- Я был зарегистрирован на более ранний рейс, - ответил он. - Я сделал это по телефону, но на трассе в Хитроу случилась авария, и мое такси застряло в пробке. Когда я прибыл в аэропорт, самолет уже улетел, поэтому я отправился следующим.
Это звучало вполне правдоподобно. Но могло оказаться выдумкой.
- Не хочу ничего скрывать, - добавил Боденштайн. - В настоящий момент против вас говорит многое. Мотив, средство, возможность - все подходит. К тому же ваши дружеские отношения с фрау Кирххоф можно рассматривать как попытку склонить ее в свою пользу.
Ни один мускул не дрогнул на лице Зандера, оно оставалось бесстрастным.
- Но считать вас преступником, - продолжал Боденштайн, - мне мешает место обнаружения тела и тот факт, что мы нашли следы на поддоне в вашем пикапе. Я думаю, если бы вы действительно хотели вывезти тело куда-то, то выбрали бы другое место, а не луг около зоопарка. Кроме того, вы избавились бы от поддона и вымыли пикап.
Зандер только поднял брови, но продолжал молчать. Боденштайн откинулся назад в рабочем кресле и испытующе смотрел на собеседника.
- Вы кого-то прикрываете? - спросил он.
Эта мысль, казалось, вообще не приходила Зандеру в голову.
- Нет. - Он удивленно покачал головой. - С какой стати мне кого-то прикрывать, если я сам подпадаю при этом под подозрение?
- Из особого расположения, например…
- Точно нет. Я хорошо отношусь ко всем моим сотрудникам, но так далеко никогда не зайду.
- Даже если один из них друг вашей семьи и сын одного из членов попечительского совета? - допытывался Боденштайн.
- Вы говорите о Лукасе… - Зандер нахмурился, обдумывая такую возможность, но сразу же отверг ее. - У парня вообще не было никаких причин убивать Паули, они дружили.
- Насколько хорошо вы знаете Лукаса?
- Довольно хорошо, - ответил Зандер, - и довольно давно.
- Видите ли, я знаю Лукаса не очень хорошо. - Боденштайн снова откинулся на кресле и попытался оценить сидящего напротив мужчину. - Но мне, в отличие от большинства других людей, он не очень-то симпатичен. Он слишком обаятелен. Это может вводить в заблуждение.
- Что вы имеете в виду?
- У Лукаса располагающая внешность, он умен и многим нравится. Ни один из тех, кого мы допрашивали последнее время, не сказал о нем ни слова дурного.
- Ну и что? Почему он должен быть связан с убийством Паули или Йонаса? Оба ведь были его близкими друзьями.
- Я имею обыкновение подозревать людей, которых другие вообще ни в чем не подозревают. - Боденштайн улыбнулся. - Моя коллега фрау Кирххоф совершенно прониклась к нему симпатией. У меня создалось впечатление, что она не совсем нейтральна, когда дело касается парня.
- И из чего это следует?
Мужчины молча смотрели друг на друга.
- Чувства могут оказывать сильное влияние на объективность, - сказал Боденштайн. - Этим не раз пользовались опытные преступники. У фрау Кирххоф развилось сочувствие в отношении Лукаса, и не в последнюю очередь из-за того, что вы ей рассказали о мальчике. Сочувствие сильная штука.
Зандер ничего не сказал, только выжидающе смотрел на Боденштайна.
- Насколько я понимаю, - продолжал тот, - Лукас мастер манипуляции. Он к каждому оборачивается той стороной, которую в нем хотят видеть, или той, которая нужна для его целей. Каждый видит в Лукасе только то, что хочет видеть. Поэтому настоящего Лукаса вообще никто не знает.
Зандер задумчиво оперся подбородком на кулак.
- Я думаю, вы переоцениваете парня, - ответил он. - Вы правы, он хорош собой и производит впечатление самоуверенного, но тем не менее это глубоко неуверенный в себе, очень ранимый молодой человек; он жаждет признания и поддержки, которых не получает от своего отца.
- Он вам нравится, - постановил Боденштайн.
- Да, это так, - подтвердил Зандер. - Мне нравится Лукас. Ему пришлось вынести несколько очень травмирующих переживаний, когда он был маленьким. И мне больно, что теперь ему вновь приходится страдать.
- Паули был убит перед дверью своей кухни, - сказал Боденштайн. - Его тело погрузили в ваш пикап, и оно пролежало там около суток, прежде чем его выгрузили на лугу. Из этого кое-что следует.
- Точно. Хладнокровие или ненависть. И то и другое я никак не могу отнести к Лукасу и его отношению к Паули. Помимо прочего, у парня нет водительского удостоверения.
- Но кого вы считаете способным на нечто подобное? Кто из ваших работников, имевших доступ к машине, настолько ненавидел Паули, чтобы сделать что-либо в таком духе?
- Никто.
- Тогда я спрошу иначе. Кто из ваших сотрудников мог настолько ненавидеть вас, чтобы захотеть уничтожить с помощью этого преступления?
- Вы думаете, все это могли подстроить, чтобы потом свалить убийство на меня? С какой стати? - Зандер в сомнении улыбнулся.
- Возможно, кто-то хотел вам отомстить. Есть какой-нибудь бывший сотрудник, которого вы уволили, и он может полагать, что с ним обошлись несправедливо?
Директор зоопарка наморщил лоб и задумался. Боденштайн пристально за ним наблюдал.
- Вообще-то, один такой есть, - сказал Зандер после долгих колебаний. - Он из тех, кто всегда считает себя обделенным. Проработал всего четыре недели, но совершенно не проникся духом команды, был ленив и делал все спустя рукава. Я его дважды предупредил и потом, примерно месяц назад, уволил. Он так разозлился, что даже набросился на меня. У нас с ним был жесткий разговор.
- Назовите мне имя, я бы хотел его проверить.
- Его зовут Тарек. Тарек Фидлер.
Боденштайн воспрянул духом. Тарек Фидлер! Приятель Лукаса и Йонаса Бока, который работал садовником в Швальбахе и увез Эстер Шмит с пепелища ее дома! Несомненно он был знаком с Паули.
- Вы можете идти, доктор Зандер, - сказал Боденштайн и взял дело Йонаса Бока, которое лежало на столе. - Большое вам спасибо, что сразу откликнулись.
- Пожалуйста!
Директор зоопарка встал и вышел из кабинета, не подав Боденштайну руки.
Когда через полчаса Боденштайн подходил к двери квартиры Тарека Фидлера в высотном доме на Остринг в Швальбахе, он чуть не столкнулся с каким-то молодым человеком, как раз выходившим из квартиры со множеством сумок. Парень вздрогнул и от страха выронил сумки.
- Ты случайно не Франьо Конради? - Боденштайн помнил лицо мальчишки, которого уже вызывал в комиссариат на беседу.
- Да, а что?
Парнишка испуганно отпрянул. В полумраке не имевшей окон лестничной клетки Боденштайн заметил кровоподтеки на его лице. Губа раздулась, левый глаз с фиолетовым фингалом, очки погнуты, стекло треснуло.
- Что с тобой случилось? - спросил комиссар.
- Ничего.
Парень нагнулся, чтобы поднять пакеты. Он был маленьким и хилым, его суетливые движения выдавали напряженность. Франьо Конради боялся.
- Господин Фидлер дома? - спросил Боденштайн. - Я должен с ним серьезно поговорить.
- Нет, он уехал в фирму, - нервно ответил Франьо.
- Ты уходишь?
- Да, - коротко ответил парнишка.
Боденштайн с удивлением заметил, что мальчик борется со слезами. Должно быть, его что-то серьезно потрясло, потому что парень в его возрасте скорее спрыгнет с четырнадцатого этажа, чем заревет на людях.
- Ты с кем-то подрался? С Тареком? Я думал, вы друзья и все вместе владеете этой компьютерной фирмой.
- Друзья! - Франьо фыркнул, что-то среднее между смехом и всхлипыванием. - Были когда-то, пока не появился Тарек. Его интересуют только деньги. - Он поднес руку к разбитой губе, что слегка кровоточила, и резко сказал: - Я сыт по горло этим дерьмом с фирмой и этой проклятой игрой. Я думал, некоторые занимаются этим для того, чтобы что-то изменить, сделать лучше. Но некоторых это вообще не интересует! Идеи и проекты Улли им вообще по фигу. Я очень долго не замечал, что происходит на самом деле.
Парень был идеалистом и ушел от родителей из-за своих убеждений.
- Кто это "некоторые"? - спросил Боденштайн, в надежде, что расстроенный мальчишка сообщит ему побольше информации. Но после вопроса полицейского парень понял, что зашел слишком далеко, и не ответил.
- Как собираешься отсюда уезжать?
- Понятия не имею. - Франьо пожал плечами.
- Если хочешь, я подвезу. Я еду в Келькхайм.
По дороге Франьо немного расслабился. Он сказал, что Паули вдохновил его на решение идти собственным путем в жизни.
- Мой отец не понимает, что я не хочу быть мясником, - говорил он. - Он думает, что я неблагодарный. Но я просто в ужас впадаю, как только представлю, что до конца жизни буду делать колбасу и стоять за прилавком.
Боденштайн слушал молча. Он с сочувствием выслушал в свое время Конради, когда тот возмущенно рассказывал, что именно Паули настроил против него его же сына. Из уст парнишки все звучало совершенно иначе. Франьо не хотел становиться мясником, как Лоренц не хотел идти работать в полицию. Боденштайн хорошо помнил разочарование собственного отца, когда сам сообщил ему когда-то, что не хотел бы унаследовать имение Боденштайн, а предпочитает изучить право и потом работать в полиции. И хотя он сам твердо решил не навязывать профессию своим детям, но тем не менее был возмущен, когда Розалия захотела устроиться подсобной работницей на кухню на лето.
- Я хочу изучать биологию, - продолжал тем временем Франьо. - Йо сказал, что мы могли бы зарабатывать бешеные деньги. У меня все в порядке с компом, я могу программировать, но я точно не Лукас!
- Что ты хочешь сказать? - спросил Боденштайн. Неужели он нашел кого-то, кто не любил Лукаса и не восхищался им?
- Лукас - гений, - разочаровал его Франьо. - Он читает исходные коды, как другие читают книги, и знает Perl, Java, BASIC и C++ в десять раз лучше Тарека. "Двойная жизнь" была его идеей, но теперь Тарек думает все подгрести под себя.
- Лукас и Тарек хорошо ладят?
- Лукас с любым найдет общий язык, - сказал Франьо, а потом в его голосе зазвучала горечь. - Тарек подлизывается к Лукасу, потому что без него ничего не выйдет. Это даже Тарек понимает.
- Тебе нравится Лукас?
- Да, - кивнул Франьо. - У него, конечно, бывают закидоны, но с гениями так часто. Если Лукас иногда и бывает немного странным, то это из-за его болезни, как нам Улли сказал. Тарек насмехался над Лукасом - конечно, только за его спиной, - но это так мерзко. Я считаю, друзья не должны говорить друг о друге плохо.
Это заинтересовало Боденштайна.
- А что за болезнь у Лукаса? - поинтересовался он.
- Улли сказал, что у него диссоциативное расстройство. - Франьо пожал плечами. - Не знаю, что он имел в виду.
Боденштайн тоже не вполне это себе представлял и решил, что разберется позже.
Оливер въехал во двор в мюнстерской промзоне, как раз когда Тарек Фидлер уходил со склада. Прижав мобильный телефон к уху плечом, он с кем-то жарко и сердито спорил, запирая при этом один за другим дверные замки. Заметив Боденштайна, он поднял приветственно руку и закончил телефонный разговор.
- Здравствуйте, господин… мне жаль, но я забыл ваше имя, - сказал он приветливо и улыбнулся. От его злости не осталось и следа.
- Боденштайн. У вас есть время ответить на пару вопросов?
- Конечно. - Молодой человек кивнул. Заиграл его мобильный телефон, но он оставил звонок без внимания.
- Тело господина Паули было перевезено в пикапе из "Опель-Цоо", - сказал Боденштайн. - Теперь мы выясняем, как оно туда попало и кто имел возможность пользоваться этой машиной.
Улыбка исчезла с лица Тарека.
- Да, понимаю, - произнес он. - Вы, конечно, уже поговорили с Зандером. Я поспорил с ним, когда он меня уволил. Неудивительно, что он подозревает меня в угоне.
- Он не подозревает, - возразил Боденштайн. - Но мы проверяем каждый след, каким бы невероятным тот ни казался.
Трубка Тарека продолжала непрерывно звонить.
- Почему вы не спрашиваете Лукаса о машине? Он всегда берет пикап, когда Зандера нет.
- Я думал, у него нет водительских прав.
- Ну, не знаю, машину-то он водить умеет.