Выпив и элегантно захрустев яблочком, подруга затрепетала ресницами, мимоходом сообщив, что кулинарные шедевры, находящиеся на столе, приготовлены ее умелыми и нежными ручками. Она явно поплыла на "старых дрожжах", и чего могла нагородить в дальнейшем, один бог ведал. Лучше всего, вероятно, было бы отправить ее спать и выяснить, зачем пожаловал Ферапонтов, но мне вдруг стало необычайно любопытно, чем же все это может закончиться.
- Обожаю, когда мужчина ест с аппетитом... - низким томным голосом сообщила Лидка, глядя.в глаза мне по той простой причине, что Коля, сидящий со мной рядом, упорно смотрел в свою тарелку. - В этом есть что-то животное...
Я вздрогнула и уронила на колени салат. Коля перестал жевать и с неподдельным интересом уставился на Лидку. Ободренная вниманием, она примерилась и начала легкую артподготовку. Но Ферапонтов держался стойко. Такой крепости явно требовалось нечто большее, чем одна рюмка коньяку. Лидке же не потребовалось много времени, чтобы об этом догадаться.
--Выпьем за вас... - ласково мяукнула она в лицо моего соседа. А я переполошилась. С такими темпами вряд ли удастся узнать, зачем он зашел. Не исключено, что потом Коля и сам об этом не вспомнит. Знакомство с Вельниченко еще никому так просто не проходило. Решив завтра же утром разобраться с ней самым суровым образом, я решительно подвинула свою рюмку вперед. Все им меньше достанется! Первым на мой намек, как опытный боец, среагировал Коля. Лидка одобрительно кивнула:
- Поддержи компанию, Любушка! За нее и... ну, известно, кто... повесился. И так, Николай... А можно мне называть вас просто Коленькой? - вдруг спросила она, и Ферапонтов с неожиданной живостью кивнул, вызвав у меня тем самым сильнейшее раздражение. Вот алкаши, нашли друг друга... -За вас, Коленька!
Горячее коньячное облако, плотно окутав горло и грудную клетку, заполнило нутро жгучим хмельным туманом. Организм настоятельно требовал кислорода или, на худой конец, огнетушителя. Похоже, я погорячилась, за гостями мне не угнаться. Веки отяжелели, и меня неудержимо повлекло в дремоту. Кое-как отдышавшись, я незаметно скосила глаза на бутылку. Та, словно взявшись издеваться, двоилась, но содержимое в ней заканчиваться и не думало. А Лчдочка и Коленька продолжали болтать, не обращая никакого внимания на мои сходящиеся у переносицы глазки.
- Ну а теперь за хозяйку! - вдруг торжественно провозгласила Лидка, а я недоуменно нахмурилась: "За чью?" Перед глазами, словно дурной сон, плавно заколыхалась Заграничная Ангелина Марковна. - За тебя, Любаша!
- - Ах, да! - опомнилась я и облегченно хихикнула. И сгоряча снова попалась на удочку. - Спасибо...
Теперь изображение подернулось рябью и начало троиться. Безостановочная Лидкина болтовня вперемежку с дурацким смехом слилась в ровное пчелиное жужжание, производя на меня убийственно снотворное действие. Неожиданно оно смолкло. Я машинально насторожилась и сконцентрировалась.
- Оставлю вас на минутку... - ласково пояснила подруга, вставая. - Пойду припудрю носик...
Едва она покинула кухню, как меня кто-то осторожно позвал:
- Любовь Петровна...
При более внимательном рассмотрении источником звука оказался Ферапонтов. Развернувшись к нему, я глубоко вздохнула и, глядя в глаза, сурово произнесла:
- Ферапонтов! Ты знаешь, ты это... Ты прекрати водку лакать!
Не берусь утверждать, подпрыгнул ли Коля над табуреткой, но, во всяком случае, рукой за край стола он ухватился. И отозвался не сразу, а спустя пару минут:
- Любовь Петровна, что вы... Да я ничего... то есть... И вообще, это коньяк...
- Смотри, Коля! Я слежу! - и я погрозила пальцем, после чего голубые глаза соседа и вовсе полезли на лоб. И тут я сменила тему: - А ты чего звонил?
Поглядывая на меня с некоторой опаской, Коля робко напомнил о разбитом сервизе. Усмехнувшись, я покачала головой:
- Сказала же - забудь! Словно его и не было. Даже вспоминать не желаю!
Но оказалось, что мой исключительно вежливый и скромный сосед может быть таким же исключительно настырным, если ему что-то нужно. Мне оставалось только присягнуть на Библии, что я не знаю ни цены сервиза, ни места, где его можно купить, когда Ферапонтов, будто мимоходом, поинтересовался:
- Так как он у вас оказался?
- Не знаю! - в сердцах всплеснула я руками, в досаде гадая, куда подевалась подружка. За это время можно целый дом напудрить. - Вернулась домой с работы, а он на столе!
- Олег...
- В командировке был. Ничего не знает. И знать не хочет! И вообще считает меня сумасшедшей...
Тут вроде бы, понятливо покивав головой, Ферапонтов отстал. Только я собралась вздохнуть, он завел снова:
- А где подсвечник, что сломался? Я его починю...
- Нету его, Коля, честное слово! Положила куда-то, а потом не нашла...
- Как так? - удивился Ферапонтов. - Может, я поищу?
"Вот банный лист! - ругнулась я про себя. - И чего привязался?"
- Говорю тебе - пропал !
Разговаривать было невероятно трудно, поскольку язык заплетался и мысли перескакивали с одной на другую. Я уже окончательно запуталась, когда наконец в дверном проеме показалась Лидка. В жизни я так не радовалась ее появлению.
- За тебя, Вельниченко! - заторопилась я и, как оказалось, совершила роковую ошибку.
Коньячный туман устремился вверх, заливая мозги клубящейся мутью. Жаркая волна мягко качнула невесомое, потерявшее всяческие земные ориентиры тело, тупыми иголками отозвавшись в непослушных пальцах... Я вдруг осознала, что голова моя сама по себе безвольно прильнула к могучему соседскому плечу, но ничего поделать с этим было нельзя. Ноги категорически не слушались и во взаимодействие с головой не вступали. Я горько вздохнула и с глупой улыбкой на губах потекла вниз.
Пробуждение было ужасным.
- Медведева... пьянь несчастная! Я на работу опаздываю! Где у тебя кофе? Любка, кофе где? Банка пустая! У тебя еще есть?
Вопящая возле кровати лохматая женщина меня напугала. Я натянула на голову одеяло и закрыла глаза. Но это не помогло. Голова все так же гудела, а женщина не затыкалась.
- Слушай, хватит дурака валять! Я правда на работу опаздываю!
"Это же Лидка..." - осенило меня.
-Ая?
- И ты тоже!
Несмотря на шторм в голове и вялость в членах, я мигом вскочила. Оказалось, что спала я в футболке.
- Сколько времени?
Лидка ткнула пальцем в направлении будильника.
- Ой! - хрипло вскрикнула я и понеслась в ванную.
- Кофе дай! - заорала мне вслед Вельниченко.
После холодного душа ориентация в пространстве
немного улучшилась. Я выползла на кухню, проглотила две таблетки от головной боли и шлепнулась на табурет. Угрюмо разглядывая рисунок обоев, Лидка пила кофе. Стараясь не делать резких движений головой, я осторожно оглядела кухню.
- А кто со стола убрал и посуду вымыл?
- Не знаю, - ответила Лидка. - Но догадываюсь.
На всякий случай я спросила:
- Может, я?
Подружка фыркнула:
- Ты нас вчера покинула по-английски.
- В смысле?
- В смысле, не прощаясь.
Я застонала и закрыла глаза. Что подумает Ферапонтов? Даже не помню, что вчера наговорила. Хоть на глаза ему теперь не показывайся! А тут еще Лидка добавила:
- Ты идиотка!
Конечно, идиотка, о чем речь. Я. и сама знаю. И что, спрашивается, на меня нашло?
- Лид... А что вчера было?
- Ты что, думаешь, я записывала? - хмыкнула она, и я поняла, что у нее тоже с памятью проблемы. - Так, помню... кое-что;
- А про это "кое-что" ты мне можешь рассказать? Как я в кровати оказалась?
Она хихикнула:
- Коленька...
Ужас какой! Я схватилась обеими руками за голову. Если бы я стояла, точно бы рухнула.
Однако предаваться смерти было некогда. Меня ждали больные, хотя кому из нас сейчас больше требовался доктор, неизвестно.
- Когда вернешься? - спросила Лидка, торопливо крася перед зеркалом губы.
- Поздно, - сморщилась я. - Вернее, очень поздно.
- А запасные ключи есть?
- Нет.
- Тогда давай свои. Я сегодня рано вернусь.
Плавясь от черной зависти, я отдала ей свою связку.
Охая и морщась, я полезла в обувную тумбу за туфлями
на широком каблуке. Выходить сегодня из дома на шпильках было бы смертельно опасным номером.
Вот тут-то и раздался звонок. К моему удивлению, звонил телефон. Ферапонтов починил? Расслабившись от всех свалившихся на мою голову неприятностей, я, кряхтя, разогнулась и с трудом дотянулась до трубки:
- Слушаю!
- Доброе утро, - бодрым скрежетом отозвался мой маньяк, а я, прижимая туфлю к груди, от неожиданности села прямо на пол. - Как самочувствие?
- Здравствуйте, - промямлила я. - Что вам нужно?
- Поговорить, - прямо признался он.
- Мне некогда, я на работу опаздываю...
- Я ведь предупреждал! - отрезал он. - Что ты там получила, кроме проблем?
- Нет у меня никаких проблем, - хмуро ответила я, про себя подумав: "Кроме тебя!"
- Правильно, - оборвал маньяк, - настоящих проблем пока не было. Но поверь - они будут. И гораздо
скорее, чем ты думаешь. Тебе надо куда-нибудь уехать! - Я изумилась, но промолчала. - Есть у тебя тетя... или сестра?
Я посмотрела на часы. Ну почему я все еще слушаю -этого сумасшедшего? Во-первых, на работу опаздываю, во-вторых, не успею перезвонить Тигрину...
- Шутки закончились, пойми ты это, в, конце концов! - загремел вдруг голос в трубке. - Они ищут Фаруха... И когда они на него выйдут, я едва ли смогу тебе помочь...
От этого грохота что-то тонко екнуло в животе, и я едва не уронила трубку,
- Не понимаю, о чем вы говорите... Кто - они? Какого Фаруха? Зачем?
- Да-а... - протянула трубка, вздыхая. - Что с тебя взять? Тебя убить пытаются, ты что, еще этого не заметила? Фарух - убийца, наемник... Последняя точка, конец... - Резкий приступ тошноты заставил меня на несколько мгновений закрыть глаза. - Надо уехать! И чем быстрее, тем лучше...
- Скоро я еду в Германию, - зашептала я непослушными губами.
- В Германию? - в голосе собеседника послышалось удивление.
- Да... По работе.
- Не надо в Германию! - невыносимо высоко взвизгнула трубка. Я отпрянула и в испуге наотмашь грохнула ее на рычаг. Руки и ноги тряслись, и едва ли я смогла бы встать, если бы меня не подстегивала безжалостная минутная стрелка. Преодолев почти физическое отвращение к телефонному аппарату, скуля, набрала номер Максима. Попытка успехом не увенчалась, абонент оказался недоступен.
- Псих, псих... - дрожащим голосом шептала я, торопливо запихивая в сумку кошелек, - форменный псих. Уезжай... не уезжай... наемник... Надо найти Тигрина! Я больше так не могу!
Несмотря на мерзостное самочувствие и полнейшее смятение в душе и теле, к дороге я прибежала вовремя.
"Жигули" Христенко притормозили у тротуара одновременно с моим появлением на привычном месте.
- Здорово, Любовь Петровна! Хреново выглядишь! - радостно сообщил Игорь Федорович, окидывая меня взглядом.
Максимально осторожно утвердившись на переднем сиденье, я вежливо отозвалась:
- Доброе утро, Игорь Федорович... - и отвернулась к окошку.
Христенко хмыкнул, пожал плечами и тронул машину. Очень скоро я поняла, что чувствует мороженое, когда из него делают коктейль. Хозяин "девятки" пару раз попробовал завести со мной беседу, но я сосредоточенно глядела в коврик под ногами, четко уяснив, что смотреть в подобном состоянии по сторонам и разговаривать категорически не рекомендуется. О чем спрашивал Христенко и что кричал вслед, когда я вылезала из машины, осталось покрыто мраком.
С установлением диагнозов первых пациентов вышли определенные затруднения, поскольку я никак не могла определить, где громче стучит: в их грудной клетке или у меня в голове. Взять себя в руки не удавалось, и я не понимала, что являлось тому причиной: вчерашние посиделки или сегодняшний звонок.
Улучив минутку, когда третья пациентка направилась К дверям, Жанна негромко позвала:
- Любовь Петровна! - Я повернулась. - Еще один клиент, а потом перерыв полчаса... Может, спустимся, выпьем кофе?
- Правильно, Жанна... - преисполняясь нежнейшего чувства к медсестре, кивнула я. - Ты ангел!
Мысль о предстоящем перерыве позволила спокойно принять четвертого пациента. Едва за ним захлопнулась дверь, Жанна встала.
- Идем? Любовь Петровна, вы... в порядке?
Взглянув во встревоженное лицо медсестры, я вздохнула:
- Не буду врать: бывало и получше.
Мы вышли в коридор. Жанна передала ключ охраннику, но тут ее окликнула дежурная. Забавно тараща глазки и размахивая ручками, она принялась что-то нашептывать Жанне на ухо. Та отвлеклась и быстро сказала мне:
- Любовь Петровна, извините... Я вас догоню... Я на минутку...
Я кивнула и направилась к лифту. Желания дожидаться, пока болтушка Сонечка доскажет одну из своих нескончаемых историй, я не испытывала..
В столовой сидело всего несколько человек. Я взяла двойной кофе, огляделась, но знакомых лиц не увидела. Пожалуй, оно и к лучшему. Отвечать, почему я сегодня так плохо выгляжу, мне не нравилось. Выбрав укромный уголок, я села спиной к залу. Но не прошло и трех минут, как меня окликнули:
- Люба, ты? - Я оглянулась. Держа в руках поднос с кофе и пирожными, в проходе стояла Света Березкина из хирургии. - Можно к тебе?
- Конечно! - симулировала я радость. - Садись...-
Она поставила поднос на стол и села напротив.
- А я тебя сначала не узнала... - "Начинается!" - подумала я. Однако обсуждать мой живописный вид Света не собиралась. - Что-то тебя и не видно совсем. Ты хоть обедать-то ходишь? Или у тебя диета?
- Хожу, - хмыкнула я. - Если время есть. Но обычно его нет. У меня расписание, как патроны в патронташе - один пациент к одному.
Света усмехнулась:
- Ясно... Мойдодырка достает? Вот как невзлюбит кого, хоть топись!
Видимо, не одна я пользовалась повышенной популярностью у Циш.
- Света, а ты слышала о семинарах?
- У немчуры-то? Конечно! Наши уже ездили. Я.сама в этот раз еду. А зачем тебе?
- Меня Седоватый к себе вызывал. Сказал, что советовался с коллегами. И что нужны квалифицированные кадры.
Озорно сверкнув глазами, она быстро глянула вправо-влево и зашептала:
- Знаешь, что здесь болтают? Все делают то, что говорит Седоватый, а вот что говорить, решает Исмаилян...
Я недоверчиво уставилась на нее, она задорно закивала.
- По крайней мере, не я это придумала! Так что тебе сказал главный?
- Просил подумать...
- Подумать? - хихикнула Света. - Отказаться - все равно что уволиться. Это просто выражение такое демократичное: "подумайте, мол". Да и зачем отказываться? Если все удачно пройдет, надбавка светит. Чем плохо?
Я задумчиво поскребла ложкой по блюдцу:
- А вдруг я не смогу... по семейным обстоятельствам?
Света пожала плечами:
- Здесь слово "семья" большой популярностью не пользуется. Главное - работа.
- Строгие тут порядки, правда? Прямо, как на секретном объекте.
С аппетитом жуя, собеседница кивнула:
- Знаешь, болтают, что "Медирон" на деле принадлежит какому-то немцу. Немцы же народ аккуратный до безумия, а мы - наоборот. Боится немец за свои кровные, оттого и порядки такие. Чтоб не разворовали.
- Все равно разворуют,- сказала я.
- Я тоже так думаю. Найдет наш народ способ!
Света взялась за очередное пирожное, а я задумалась.
Но выходило, что размышлять особо не над чем. Или едешь, или увольняешься.
- Седоватый... - таращась куда-то мне за спину, вдруг торопливо зашептала Света. - Ой, глянь, к нам идет...
Я отчего-то напряглась, и пальцы моментально сделались ледяными.
- Доброе утро, коллеги! - послышалось подчеркнуто неофициальное, и у столика оказался сам главный. - •Приятного аппетита!
- Спасибо! - словно по команде, дружно проблеяли мы.
Он присел на свободный стул и устремил пронзительный взор на меня.
- Ну, что, Любовь Петровна, обдумали мое предложение?
Сердце мое глухо бухнуло и остановилось. Стараясь не смотреть ему в глаза, я жалко спасовала:
- Я согласна, Михаил Викторович...
- Вот и молодец! - вроде бы обрадовался он и поднялся. - Ну, не буду вам мешать. Кстати, в тринадцать ноль-ноль совещание по этому поводу в кабинете Акопа Ашотовича. До свидания!
Седоватый кивнул и отошел к буфетной стойке. Проводив главного взглядом, Света поинтересовалась:
- А как же обстоятельства?
Я вяло отмахнулась и загрустила.
Березкина прикончила последний эклер, энергично облизала пальцы и, мазнув взглядом по пустой тарелке, горько вздохнула:
- Ладно, побегу... Встретимся у Исмаиляна. Вон, гляди, твоя медсестра... Тебя, что ли, ищет?
Я оглянулась, увидела в дверях столовой Жанну и помахала ей рукой. Заметив сигнал, она рванула ко мне столь стремительно, что едва не посшибала стулья на пути. Подобная резвость насторожила. Медсестра сжимала в руке лист, форматом подозрительно напоминающий передаваемый с поста список пациентов, называемый почему-то "формой". Я приготовилась к худшему:
- Вот, Любовь Петровна! - Жанна, как подкошенная, рухнула на стул, где только что сидела Света Березкина, и с выразительным размахом шлепнула листок на стол. Глаза ее азартно блестели, и оттого мне стало совсем тоскливо. Смотреть на список не хотелось. Но Жанна думала иначе: - Нет, нет, вы только гляньте!
Я пересилила себя и скосила глаза вниз. Список, представлявший собой весьма лаконичную компьютерную распечатку, выглядел несколько непривычно.
- Что это, Жанна? - удивленно протянула я и взяла его в руки.
Едва не заскулив от распиравшего ее возбуждения,
Жанна заелозила на стуле и, подавшись вперед, склонилась к самой столешнице:
- Сонька с поста... Вы же слышали, как она меня подозвала? Так вот... Протягивает она мне эту форму и объясняет, что сегодняшняя. Я говорю: у нас она есть. Но Сонька аж шипит, так ее распирает: "Посмотри сначала!" Я посмотрела...
Продолжая слушать Жанну, я тоже уставилась в лист. Первые четыре сегодняшних пациента оставались на месте. Зато после перерыва, в котором мы, собственно, сейчас и пребывали, все было густо перечеркнуто красными чернилами. Возле отметки "13:00" крупно написано "каб. 319". Это кабинет Исмаиляна. Фамилии остальных пациентов тоже вымараны сердитыми рваными росчерками, а под ними сегодняшнее число и огромная затейливая подпись замглава. Человек, черкавший красной ручкой по этому листу, явно делал это в сердцах.
- Потом Сонька и рассказала... - торопливым шепотом продолжала Жанна. - Вызывают ее к Циш. Срочно. Подходит она к ее кабинету. Дверь чуть приоткрыта, и голоса слышно. Мойдодырка взвизгивает, а ей в ответ мужской голос не хуже того... Сонька прислушалась, опознала Ашотыча и в кабинет сунуться не решилась. Короче говоря, Исмаилян лично нашу форму всю исчеркал, прием отменил и вообще вопил на Шушану, как резаный! Представляете?
- Нет, - сказала я. - Что все это значит?
- Что мы уже свободны! - вытаращила глаза Жанна. - У вас в час совещание, и все.
- А пациенты?