И рванул вперед. Я только успела увидеть, как незнакомец, словно привязанный, двинулся следом, и сползла пониже на сиденье. Еще в "Жигулях" Христенко я поняла, что летать на машинах не люблю.
Когда моя последняя надежда, что "СААБ" когда-ни-будь приземлится, испарилась, мы вдруг остановились. Я вытянула шею и открыла глаза.
- Приехали!
- Куда?
- Как куда? Куда собирались! За этим перелеском Мишкино.
-Кто?
- Что "кто"? Люба, ты чего? - Максим отщелкнул застежку ремня безопасности и двумя руками подтянул меня в кресле вверх. - С тобой все в порядке?
Он потянул меня за плечи,- но я ловко выскользнула. Мне не хотелось ни обниматься, ни целоваться. И вообще... Меня тошнило.
- Где он? - спросила я, выбираясь на свежий воздух. - Куда он подевался?
- Кто? - чуток переигрывая, удивился Максим.
- За нами псих на машине гонялся, ты уже забыл? Конечно, за тобой, может, целыми днями гоняются, а мне в новинку...
- Ах, ты про того придурка на "Фольксвагене"? Да он уж давно свернул...
Я поглядела на Тигрина с большим подозрением:
- Чего вдруг? Гнался, гнался... и вдруг свернул! И куда? Не в кювет, часом?
- Как ты могла такое предположить? - голосом, полным благородного негодования, отозвался Максим. - Я ж не партизан какой-нибудь, машины под откос пускать! Мы на Мишкино свернули, а он дальше укатил. Честно!
Он явно шутил, и голос был веселый, но под сердцем у меня засела-таки заноза. Чего этому "Фольксвагену" от нас нужно было? Странно он себя вел... Хотя на дороге и правда столько придурков!
- Куда дальше?
- А ты уверена, что хочешь на тот дом посмотреть? Что ты думаешь увидеть?
Я неопределенно пожала плечами, решив своими видениями - скажем, Олег привязан к столбу и облеплен муравьями - Тигрина не пугать.
Ладно, - кивнул тот, - садись! Машину оставим под горкой и пешком пройдем.
Свернув, он загнал машину за орешник, вытащил из багажника рюкзачок и выразительно глянул в мою сторону.
Через пару минут мы бодро одолели пару косогоров, прошли наискосок сырой овраг, вошли в перелесок и выбрались к ограде из густой сетки, уходящей в бесконечность - вправо и влево. Сразу за ней начинался густой кустарник, в котором, однако, имелись значительные про-рехи, сквозь которые вполне можно было заглянуть на территорию поселка Мишкино. От места, где мы сейчас стояли, до домов было не менее ста метров. Высокие заборы обрамляли длинную ровную улицу - посередине асфальтированная дорога с фонарями, от которой до оград лежала нетронутая целина, покрытая чахлыми деревцами.
- Неужели надо через забор лезть? - ахнула я. - Нельзя ли как-нибудь через ворота?
- Можно, - отозвался мой спутник. - Если пропуск есть. У тебя есть?
- Нет. Но ведь отсюда ничего не видно...
- Не видно тому, кто не знает, что хочет увидеть... - философски изрек он и шустро двинулся вдоль сетки влево. Я засеменила следом. В данный момент моя затея представилась мне полнейший идиотизмом. - Стой! - внезапно сказал Максим, и я с размаху тюкнулась в его спину носом. - Сюда...
Я решила, что он нашел в заборе дырку, но Максим почему-то смотрел влево.
Метрах в десяти от ограды, среди корявых пеньков, стоял необъятный вековой дуб. В сравнении с ним остальные деревья казались недоростками. Крона его возносилась под самые небеса, и когда Тигрин сказал: "Залезай!", я подумала, что он шутит.
- В чем дело, Максим?
-Ты хочешь перелезть через забор? И пройти стометровку по голому полю? И разглядывать через трехметровый забор чужой дом?
И через пять минут оказаться в местном отделении милиции?
Я по инерции кивала головой, но последний вопрос мне вовсе не понравился:
- Почему в милиции?
- Потому что здесь любой чужак на улице, как бельмо на глазу.
- А-а-а! - понятливо кивнула я, размышляя, чего это Тигрин подписался со мной на такую авантюру. .На него это было абсолютно не похоже. Но не зря, наверное, говорят, что чужая душа - потемки. - Значит, мы будем... с дуба глядеть?
- Именно! И хватит разговоров...
Мой подъем на дуб я описывать не буду, поскольку об этом не только говорить, но даже вспоминать страшно. Ствол не был идеально гладким, дуб был коряв, разлапист и даже имел приличное дупло. Все эти обстоятельства позволили Максиму подняться на нужную высоту за пару минут. Но мне...
- Я дальше не полезу... - категорически заявила я, крепко обнимая, словно любимого родственника, здоровенный, растущий практически горизонтально сук, и отчаянно жалея, что не имею хвоста. Земля осталась где-то внизу, словно детское воспоминание, далекая и недосягаемая. - Сколько тут метров?
- Метров десять, - отозвался откуда-то из-за моей спины голос Тигрина. - Еще пару метров надо... Ползи сюда, не бойся. Тут очень удобно, честное слово! Ну, еще полметра...
Я зашипела, что означало категорический отказ, и затрясла головой.
- Иначе мы тут до темноты просидим! - разозлился он. - Да развернись наконец, ты же смотришь в обратную сторону!
Он попытался потянуть меня за руку, потом, чертыхаясь, уцепил за шиворот. Я срослась с суком, намертво стиснув зубы. Но Максим продолжал тянуть, и я поняла, что так он просто-напросто стянет с меня через голову кофточку. Только это заставило развернуться и перебраться туда, куда показывал Тигрин. Он не соврал, си-
деть здесь было довольно удобно, если постараться позабыть, сколько метров до земли.
Перекинув через разлапистую ветку веревку, Тигрин аккуратно оттянул ее в сторону, и перед глазами предстала чудная панорама поселка с высоты птичьего полета.
- Смотри чуть правее, - показал Максим, и в его руках каким-то образом появился бинокль. - Вон здоровенный дом с красной крышей, где башенки... Видишь беседку? Левее кусты, а между деревьями идет небольшая ограда из "рабицы", ее отсюда плохо видно... В принципе, это уже другой участок... Вернее, там дом родителей Мамонова, они захотели его себе оставить. Мамон рядом земли прикупил и свой построил. Однако родители его девятый год в Австрии живут, сюда только погостить приезжают. Так что их дом пустой стоит.
- А где телефон? - Честно сказать, я совершенно не понимала, к чему он это рассказывает, а сыновью любовь Мамона к родителям одобряла. - И где сам хозяин?
- Мамон в заграничном турне, предпринятом по окончании небольшой, но удачной войнушки с конкурентами. Отсутствуете месяц. А телефон, с которого звонили, в доме родителей.
- А кто же сейчас тут?
- Охрана, конечно.
Я взяла бинокль и принялась разглядывать обширное владение криминального авторитета. Территория размером с пару футбольных полей была обнесена внушительным забором, вероятно, подсознательно отражающим тягу хозяина к тюремной атрибутике. Вскоре с некоторой долей досады я вынуждена была признать, что в разглядывании абсолютно безлюдного дома занимательного мало. Я заскучала, добровольно вернув оптику владельцу, проявлявшему к безмолвному дому гораздо больший интерес. Так продолжалось до тех пор, пока справа меж листьев дуба не мелькнуло что-то ярко-красное. Я пригляделась. По дороге От поста на въезде в поселок ехала спортивная машина. Куда именно она направлялась, было еще неизвестно, но я почему-то нахмурилась, судорожно роясь в памяти.
- А тачка, похоже, к Мамонову... - пробормотал Максим, следя за ней.
- Дай мне, пожалуйста! - торопливо буркнула я, вытаскивая бинокль из его пальцев. - А Мамонов женат?
- Он давно разведен, а сейчас живет в гражданском браке. С бывшей манекенщицей, у которой мало мозгов, но большие амбиции.
Машина и в самом деле остановилась возле ворот бандитского дома. Из нее выбралась элегантная блондинка и, виляя, словно пьяный матрос, бедрами, направилась к воротам. Нажала на кнопку, и через несколько секунд из стоящего рядом скромного двухэтажного домика выскочил долговязый парень. Ворота открылись, дама села за руль и въехала прямиком в подземный гараж, расположенный в доме,
- Это она?
- С вероятностью девяносто девять процентов.
- Я ее знаю, - сказала я. В памяти всплыла картинка из недавнего прошлого.
...Дверь кабинета тихо приоткрылась. Дежурно улыбаясь, мы с Жанной ждали очередного пациента. Он же являлся и последним на сегодняшний день, поэтому настроение у нас обеих было прекрасное.
- Заходите... - начала я, а Жанна торопливо развернула ко мне монитор, ткнув пальцем в нужную строку, и я почти пропела: - Елена Владиславовна!
В кабинет едва уловимо потянуло тонким ароматом дорогих духов. Вслед за ним в дверном проеме возникла и их владелица. Мы с Жанной замерли. Эфемерно-воздушное создание в кокетливой шляпке с длинными перьями плавно качнулось и двинулось вперед. Бьюсь об заклад, такого эффектного прохода стены нашего кабинета еще не видели.
Не доходя до стула около метра, создание совершило замысловатое, но элегантное телодвижение и замерло, полуприкрыв глаза густыми ресницами.
- Платова Любовь Петровна? - Пискляво-тонковатый голосок дивы несколько подгулял, но не настолько, чтобы испортить впечатление от остального. - Это вы?
И она посмотрела на Жанну долгим взглядом, не выражавшим решительно ничего. Моя медсестра почему-то начала заикаться.
- Ме-е... Не-е... Нет, не я.., и для пущей убедительности она затрясла головой.
- Платова Любовь Петровна - это я, - проинформировала я пациентку, твердо сказав самой себе, что личное дело каждого, как ходить и что носить. - Касаревская Елена Владиславовна? Присаживайтесь! На что жалуетесь?
Неторопливый поворот головы, сопровождаемый покачиванием черных перьев, и мне выпало счастье лицезреть фарфорово-кукольное личико. Дива протянула руку, уцепив стул за спинку, подтянула его к себе и села, элегантно закинув ногу за ногу.
- Жалуюсь?! Я?!
Повисла пауза, нарушаемая лишь ритмичным цоканьем длинных алых ногтей пациентки о бок изящной сумочки.
- Слушаю вас, - невыносимо вежливо сказала я, с величайшим удивлением ощущая в себе желание пациентку придушить. Такое со мной случилось впервые, поэтому понадобилось время, чтобы взять себя в руки и мило улыбнуться.
Меж тем Елена Владиславовна, демонстративно щурясь, принялась весьма откровенно меня разглядывать. Чем было вызвано такое странное поведение посетительницы, оставалось только гадать, и я решила дать Касаревской немного времени, чтобы прояснить ситуацию. Предоставив ей возможность налюбоваться мной вволю, я сделала вид, что делаю записи, потом спросила о чем-то Жанну. Та немного притормаживала, косясь на странную пациентку, но подыгрывала вполне натурально. Прошло несколько минут.
Итак, Елена Владиславовна, - отложив в сторону авторучку, я взглянула на Касаревскую, - что вас беспокоит?
Та ответила загадочным подобием улыбки, потом совершенно серьезно сказала:
- Вы.
Мы с Жанной остолбенели, а дива неожиданно оживилась и скороговоркой сообщила о неясном томлении в груди. Я украдкой вздохнула с облегчением, порадовавшись, что дама образумилась и все обойдется без недоразумений. Жанна тоже успокоилась и забарабанила пальчиками по клавиатуре.
- Тогда, Елена Владиславовна, послушаем сердце...
Брови пациентки недоуменно взметнулись вверх, и в
ее взгляде засверкали пренебрежительные льдинки:
- Ну уж нет... Увольте...
Моя рука замерла в воздухе.
- Что?
- Избавьте меня от подобного удовольствия, - нагло хмыкнула Касаревская, поднимаясь. - Моим сердцем займется кто-нибудь другой...
- Ясно, - кивнула я,чувствуя, как от захлестнувшего приступа злости холодеют ноги. - Вы, голубушка, перепутали кабинеты. Здесь кардиология, а не психиатрия...
Дива так взмахнула ресницами, что по кабинету пошел ветер. Фарфоровое личико окаменело, пухленькие крашеные губки превратились в узкую щель. Свирепо крутанув бедрами, она развернулась и вышла вон.
Минуты три мы с Жанной просто молчали.
- Больная, - сказала наконец медсестра.
Я задумчиво пожевала губами:
- Возможно... Иначе какого лешего она платила за прием?
- Побежала, наверное, жаловаться.
- Похоже, - вздохнула я.
- А может, она... - Жанна перешла на шепот, - засланная? Ну, специально, чтобы жалобу получить?
- Ладно, - махнула я рукой, - чего зря гадать... Завтра узнаем.
Жанна выключила компьютер и встала из-за стола.
- Любовь Петровна, вы только гляньте! - позвала она, выглянув в окно. - Вот это да!
Я подошла и посмотрела вниз. Наша дива, небрежно подхватив полы палантина, усаживалась на водительское сиденье роскошной красной спортивной машины...
- А ты уверена, что не путаешь? - недоверчиво почесал в затылке Тигрин, выслушав мой рассказ.
Я вернула ему бинокль, поскольку смотреть снова было не на что, и хмыкнула:
- По-твоему, такое можно забыть?
- А что, она действительно нажаловалась?
- Нет. Ни устно, ни письменно.
- И когда она у тебя была?
- В самом начале моей работы в центре.
- Интересно... - протянул Максим, качая головой, и снова уставился в бинокль.
Посидев немного молча, я попробовала притянуть хоть один известный факт к другому, но, кроме сюжета для психбольницы, ничего не получалось. Мне звонит Касаревская? Бывшая манекенщица? Где здесь логика?
У меня затекла спина, и я попробовала размяться. Но тут в бок ткнул Максим и сунул мне бинокль.
- Смотри скорее!
От крыльца задней двери, выходящей в сторону родительского дома Мамонова, отделилась женская фигурка и шустро засеменила к сетчатой ограде. Касаревская переоделась, сменив шпильки на кроссовки, а шикарный костюм на футболку и лосины. В руках она держала объемный белый пакет.
- Куда это она?
Я удивилась не столько направлению ее движения, сколько поведению - дива озабоченно оглядывалась, явно желая остаться незамеченной. В принципе, если в доме никого нет, увидеть ее никто и не мог. Из домика возле ворот задняя дверь и часть ограды, до которой добралась Касаревская, видны не были.
- Очень похоже, что дама целится на владения папы с мамой, - обрадовался чему-то Тигрин. - И чего позабыла женщина в пустом доме?
Его интонация меня насторожила. Тем временем Касаревская оказалась уже на соседнем участке родителей, просочившись в неприметную калитку в ограде.
- А в пакете-то, похоже, провизия, - не унимался Максим. - Дай-ка бинокль... Точно, горлышко коньячной бутылки просвечивает. Странная баба!
Родительский домик, куда явно стремилась Елена Владиславовна, по сравнению с хоромами сына казался бледной тенью. Два этажа, флигелек, терраска. Дива серой мышью скользнула на крыльцо и исчезла.
Максим повернулся ко мне, с деланой озабоченностью морща нос:
- Она что, любит в гордом одиночестве приложиться к бутылке?
- Может, она кормит родительских кошек, - ехидно возразила я.
- Ну, да! Какая кошечка откажется пропустить перед сном рюмку-другую? - театрально всплеснул руками Тигрин.
Я не могла взять в толк, с чего он вдруг развеселился. Дураку ясно, что в домике кто-то прячется. Но кому, памятуя о принадлежности территории, такое пришло в голову? Он либо непроходимо глуп, либо до безумия смел. И то, и другое явное отклонение от нормы.
- Что будем делать? - прервал мои размышления Максим, поглядывая с некоторым, я бы сказала, нездоровым возбуждением.
- А что делать? Поедем домой...
- Мы проторчали тут, как белки, полдня, и ты даже не хочешь узнать, кого прячет жена Мамона? Такие сведения дорогого стоят.
- Ага, - согласилась я. - Они даже головы могут стоить, если этот Мамон и в самом деле такой, как ты рассказывал.
Ничего хорошего Максим о Мамоне не рассказывал, поэтому я не без оснований полагала, что абсолютно права. Он спорить не стал:
- Ты абсолютно права. Но... - он поднял указательный палец, - первое: Мамон сейчас за границей, второе - охрана только возле ворот...
- Откуда ты знаешь?
- Знаю! - оборвал Тигрин. - Третье - ты же хотела знать, кто звонил тебе из этого дома!
- Я только хотела узнать, нет ли здесь Олега, - призналась я. - Боялась, что Мамон его украл и требует от конторы выкуп. А раз Мамон за границей...
Максим отпрянул так, что едва не сорвался вниз.
- Мамон украл Олега? На кой ляд?
Я скромно посмотрела в сторону и пожала плечами:
- Ты ведь говорил, что Олег выиграл дело, когда постреляли его людей...
Он посмотрел на меня ласково:
- Считаешь, что серьезные дела они улаживают через суд?
Я поморгала, намекая, что именно так всегда и думала. Тигрин возразил:
- Вряд ли у твоего мужа найдется сумма, которая сможет настолько заинтересовать Мамона. А если бы он ему мешал, то он бы его просто шлепнул.
Слова Максима вогнали меня в трепет, но я не стала бухаться в обморок, понимая, что иначе встречусь с дубовыми корнями гораздо раньше расчетного времени. Не сговорившись ни по одному пункту, мы посмотрели друг на друга неодобрительно.
- Ну, что ж... - вдруг сказал Максим и, покрепче обхватив ногами сук, на котором сидел, принялся расстегивать ремень на джинсах. - Рискнем!
Я так вытаращила глаза, что едва не потеряла равновесие. Что еще за дубовые игры?
- Тебе что, жарко стало? - срывающимся голосом спросила я. - Что ты собираешься делать?
- Собираюсь узнать, кто сейчас пьет коньяк в обществе бывшей манекенщицы. А ты что подумала?
- А-а... - О чем я подумала, я промолчала. - Ты собираешься залезть в дом? А я?
- А ты тут сиди, меня жди.
- Мамочки... - заскулила я. - А зачем ты раздеваешься? Ты что, голым пойдешь? -
Слушая мои жалобные завывания, Максим посмеивался. Прошла минута, и я поняла причину его веселья: в его рюкзачке покоилось нечто вроде маскировочного костюма, выглядевшего так, словно он долго валялся в грязной луже с прелыми листьями, а потом им пытались закусить свиньи.
- В таком виде только в индейцев играть. Тебя пристрелит первый же встречный милиционер!
- Пристрелит, если попадет, - немного обиженно отозвался Максим. Он привстал и развернулся. - Смотри не свались... Я быстро.
Начав спускаться, он на какое-то мгновение повернулся спиной, и я увидела, что за поясом у него торчит пистолет. Глухо квакнув, я торопливо зажала рот рукой.
Как Тигрин преодолел ограду, я не видела. С трудом разглядела его на поле среди травы и кочек, и то только потому, что специально искала, водя биноклем по кратчайшему расстоянию от дуба до дома Мамонова. Дурацкие лохмотья самым непостижимым образом сливались с целинным пейзажем, к тому же возникло ощущение, что их хозяин способствует этому слиянию с большим знанием предмета. Теперь оставалось только уповать, что он так же хорошо представляет, что делать дальше. Возле дороги я вновь потеряла Тигрина из виду и заволновалась, но через какое-то время заметила его уже возле дома. Максим добрался до угла и исчез.