- Да, нужен! - взвился в праведном гневе любимый, но я его опередила, вспомнив Лидкин совет, который вдруг показался чрезвычайно умным, а главное - своевременным.
- Тогда позвони по своему сотовому. Напомнить, где он лежит?
Олег запнулся, и во взгляде его мелькнуло странное выражение. Знай я мужа чуть хуже, то назвала бы это выражение страхом. Но мужа я знала хорошо.
- О чем ты? - уточнил он, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
- Твой сотовый телефон лежит в нижнем ящике стола под бумагами. Сообщаю, если ты вдруг забыл, где он. Ты ведь не брал его с собой, когда уезжал. Но это не беда, правда? У тебя же есть другой? Ну, тот, по которому до тебя дозваниваются Климин и другие нужные люди. Все, кроме меня.
Теперь муж смотрел так же, как я, когда он спросил, что случилось с нашим телефоном. Он собирался врать. И точно - замямлил:
- Я просто забыл его. У него плохая батарейка, надо ее поменять... Не хотел говорить, чтобы ты не расстраивалась...
Раньше такая забота о моей нервной системе тронула бы меня до слез. Но сегодня...
- Старая батарейка - это все, из-за чего ты не хотел меня расстраивать?
Муж сердито засопел и опомнился. Намеков на темные пятна в своей биографии Олег не выносил и перешел в атаку:
- Ты лучше скажи, почему лазаешь по моим ящикам? Сколько раз я тебя предупреждал! Там бывает конфиденциальная информация... И при чем здесь Климин? Опять у тебя в башке перемкнуло?
Как всегда, в запале супруг кокнул пару тарелок и последнее блюдце из сервиза, когда-то подаренного нам на свадьбу. Звон бьющейся посуды подействовал неожиданно. Я вдруг поняла, как от всего этого устала. Бессильно опустившись на табурет, закрыла глаза и прижалась виском к холодной стене. Голос мужа слышался глухо, будто он был где-то далеко-далеко, а слова сливались в одно длинное слово, которое, казалось, он никак не может выговорить.
- Когда ты наконец оставишь меня в покое? - вдруг вздохнула я, качая головой. - Ты мне так надоел...
Голос мой, к собственному изумлению, звучал ровно, от горьких всхлипов и вздохов не осталось и следа. Чего нельзя было сказать о голосе мужа.
- Что? - опешил он, сбившись с привычного холодно-презрительного слога, проверенного на мне не раз.
- Надоел, - невыразительно повторила я, поднялась и, аккуратно обойдя осколки, положила свою чашку в раковину. - До черта...
Муж следил за мной с настороженностью, словно столкнулся с чем-то неведомым и опасным. Так оно и было. Я отказывалась плакать и раскаиваться в содеянном. Я нагрубила любимому. Глаза Олега достигли критического размера, когда он понял, что я собираюсь покинуть кухню.
- Куда ты? - вопросил он. - Мы еще не договорили.
- Я наговорилась досыта... - обронила я, оглянувшись в дверях. - И мне нужно паковать чемодан. Времени в обрез, я скоро улетаю...
Повидаться до отъезда с подружкой не удалось. Она собиралась проводить меня в аэропорт, но из-за маразма "проклятого старикашки", как Лидка называла непосредственного начальника, планы расстроились. Сидя на рабочем месте, она гневно клеймила царящие в ее трудовом коллективе порядки и намечающиеся рабовладельческие тенденции, бесцеремонно расстраивающие личную жизнь молодых перспективных сотрудников. Поскольку стол "проклятого старикашки" находился в пределах досягаемости Лидкиной руки, думаю, его хозяин сегодня узнал о себе много нового.
- Ладно тебе! - примирительно хихикнула я, представляя мающееся на соседнем стуле Лидкино начальство. - Не бери в голову, сама доберусь... Пара пустяков!
Пошипев еще пару минут, Лидка малость успокоилась и, перейдя на пониженную интонацию, поинтересовалась:
- Благоверный как?
- Два дня разглядывал меня, как картину из Лувра, - улыбнулась я. - Но молчал. А сегодня с утра вздыхал и в окно смотрел. Потом собрался в контору, а перед самым уходом поцеловал и попросил позвонить, когда доберусь до места.
Лидка даже присвистнула:
- Батюшки! С чего вдруг он проявил столь недостойное мужчины малодушие?
- Не знаю... И глаза у него стали такие странные, как больные..,
Вельниченко сердито фыркнула:
- Ну, началось! Сейчас разрыдаешься и побежишь билет сдавать!
- Нет, - сказала я, - не побегу.
На том мы и распрощались.
Я вытащила вещи на лестничную клетку, заперла дверь и позвонила к Маринке.
- Пусть у тебя лежат, - попросила, передавая ей ключи. - А то вдруг в дороге потеряю...
Соседка взяла связку и предложила:
- Подожди полчасика! Валерка вернется, отвезет тебя в аэропорт.
- Спасибо, я сама!
Маринка пожелала мне счастливо добраться, я ей - счастливо оставаться.
Выйдя из подъезда, я окинула двор быстрым взглядом и незаметно усмехнулась ,метрах в десяти от моего подъезда стоял черный "СААБ". Его хозяин крикнул, увидев меня:
- Опаздываете, Любовь Петровна! Самолет ведь ждать не будет!
- Добрый день, Максим Андреевич! - Я чуть пригнулась, разглядывая водителя. - Вы что, снова случайно проезжали мимо?
- Точно, - кивнул Тигрин и вылез, чтобы положить
в багажник мой чемодан. - Когда нужно, я всегда случайно проезжаю мимо.
- Здорово! - позавидовала я, устраиваясь на сиденье. - Мне бы так!
- Этому надо долго учиться, - не оставил мне надежды начальник охраны.
В аэропорту Тигрин подхватил мой чемодан и последовал за мной. Я выглядывала в снующей вокруг толпе коллег. Как выяснилось, мы приехали первыми. Однако никаких недоразумений не случилось, минут через десять собрались все. Последними прибежали Березкина с мужем, нагруженным двумя чемоданами.
- Волнуюсь, ужас! - мимоходом проинформировала она, досадливо качая головой. - Самолетов боюсь!
Я согласно покивала, поскольку в перелетах тоже ничего хорошего не видела. Березкина повертела головой и слегка толкнула меня локтем в бок:
- Интересно, чего главный охранник приперся? Давно он тут?
Сообразив, что речь о Максиме, я неопределенно кивнула:
- Видимо, да...
- А тебя муж привез?
- Нет... Я на попутке...
По большому счету, я не особенно соврала. К тому же ответы Березкину не особенно интересовали. Просто она считала, что если случайно образовалась небольшая пауза, то непременно нужно что-нибудь сказать.
Когда мои попутчики распрощались с провожающими их родственниками, все дружно подхватили свой багаж и двинулись к таможне. Ожидая своей очереди, Света непрерывно говорила. Вполне возможно, это у нее было нервное. Но, как вскоре выяснилось, она была не такая уж пустая болтушка. Наблюдательность у нее не чета моей.
- Хм! - вдруг сказала она, оглядываясь на зал и одновременно водружая свой чемодан на ленту транспортера. - Наш Тигрин прямо Джеймс Бонд! Из всего секретную операцию устроит!
- О чем ты? - не поняла я.
- Да вон, - протягивая документы таможеннику, она показала мне глазами на зал, - еще и охранники наши, из "Медирона". -Березкина тихо захихикала. - Прикрывают, как будто мы границу нелегально переходим!
Таможенник напрягся и поглядел неодобрительно, и Светка быстро заткнулась. Я безуспешно попыталась разглядеть тех, о ком она говорила. Однако, забирая документы, увидела кое-что гораздо более интересное: через зал, вертя головой, торопливо шагала Лидка. Видимо, начальственная нервная система не выдержала всей правды о себе.
- Привет! - крикнула я, маша рукой, после чего на меня дружно уставилась вся близстоящая толпа, включая таможенников.
Лидка отыскала меня взглядом и, подскакивая, словно мячик, завопила;
- Любасик, я тут!
Однако сблизиться нам не позволила суровая тамо-женница:
- Гражданка, проходите!
Послушно уцепив чемодан, я попятилась вслед за коллегами. Лидка замахала обеими руками:
- Любочка, счастливо долететь!
Отходя все дальше, я кивала ей головой, но на глаза почему-то наворачивались слезы. Когда я почти добралась до угла, Лидка вдруг перестала подпрыгивать и уставилась на толпу провожающих, собравшихся возле барьера. Мне понадобилась доля секунды, чтобы отследить направление ее взгляда. Вельниченко таращилась на Тигрина.
"Неужели узнала? - в веселом изумлении хихикнула я мысленно. - Представляю, с какой скоростью она сейчас отсюда смоется!"
Но подруга поступила иначе - радостно всплеснув руками, бросилась вперед, словно встретила дорогого друга. Оживленно лопоча, она ухватила Тигрина за руку. У того Лидкин образ не вызывал неописуемого прилива счастья, поэтому, увидев ее, Максим отшатнулся. Что было дальше, не знаю, поскольку мне пришлось свернуть за угол.
Германия встретила нас сырой погодой и холодным порывистым ветром.
- А еще заграница! - пренебрежительно протянул Федор Семенович Жвакин, "оптимист всех времен и народов", как называли его коллеги, и по совместительству гениальный хирург. - Стоило столько тащиться, чтобы попасть под ливень!
Федор Семенович немного преувеличил: под дождь мы не попадали, но пейзаж за окном не одного пожилого хирурга настроил на пессимистический лад.
Быстро миновав пограничные препоны, мы двинули к выходу, где увидели рыжую шевелюру госпожи Баг-гофф. Она стояла возле квадратной колонны, держа в руках целый сноп черных зонтов.
- Ох уж мне эти немцы! - снова забубнил Жвакин, пока мы гуськом тянулись через зал. - Все у них не как у людей!
- Хватит скрипеть, старик! - весело посмеиваясь, оборвал его реаниматолог Вадим Сергеевич Посколец по прозвищу Комод. - Сейчас хряпнешь ихнего шнапсу, и окружающая сырость покажется тебе райским местом.
Клиника, куда мы направлялись, находилась в пригороде. Мы сели в большой зеленый микроавтобус, и по дороге Инга Львовна вкратце изложила нашу программу:
- Гостиница, где вы будете жить, недалеко от клиники, на соседней улице. В клинике я буду вместе с вами, так что языковых проблем не возникнет. По всем возникающим вопросам обращайтесь без стеснения. Вам выдадут карты допуска, как в "Медироне", только гостевые. Очень советую их не терять, договориться с охраной центра невозможно в принципе...
- Гестапо... - угрюмо глядя в окно, буркнул Жвакин.
Пока она рассказывала, я с величайшим интересом смотрела в окно. День катился к вечеру, затянутое тучами небо отливало тусклым серебром, размывая убегающую вдаль ленту шоссе. Огни встречных машин сливались в мерцающую красно-жёлтую реку, и возникающие за окном пейзажи казались странной смесью
современной реальности и празднично-пряничной сказки.
Через двадцать минут машина остановилась на зеленой улочке возле палисадника, усеянного мелкими голубенькими цветочками. Вдоль него стояло несколько каменных тумб, увенчанных фонарями. За палисадником виднелся аккуратненький трехэтажный каменный домик с затейливыми железными завитушками на окнах.
- Господи, - молитвенно сложив ручки, очарованно зашептала Березкина. - Какая красота!
- Чисто, как в морге! - незамедлительно отозвался Федор Семенович, окидывая недовольным взглядом щедро освещенную улицу. - Просто плюнуть хочется!
Во избежание международного скандала, мы со Светкой живо подхватили хирурга под руки и потащили за направившейся к сказочному крылечку Ингой Львовной. Посколец и Илья Боженков, третий представитель сильного пола в нашем дружном медицинском отряде, подхватили чемоданы и, подшучивая над Жвакиным, потопали следом.
В холле нас встретила радушная хозяйка, и раздала ключи от комнат. Растащив вещи, мы переоделись, умылись, после чего нас пригласили на ужин. Хозяйка принесла бутылку холодного шнапса, чем внесла в тоскующие по родине мужские ряды необычайное оживление. Вскоре госпожа Баггофф поднялась из-за стола, чтобы раздать нам планы на предстоящую неделю. Заглянув в них, все дружно почесали в затылках.
- Однако! - протянул Илья, хлопая глазами на четко расписанные по минутам строчки. - Похоже, до знакомства с достопримечательностями дело и не дойдет.
- Да, - засмеялась, увидев наши враз скисшие физиономии, Инга Львовна, - немцы не теряют время попусту. Но не расстраивайтесь: воскресенья будут свободными!
Это оптимистическое заявление вызвало в наших сплоченных рядах некоторое подобие нервного смеха.
Покрутив свой листок, я улыбнулась:
- Пустяки! У меня в "Медироне" каждый божий день
был такой список. Здесь, по крайней мере, есть графа с надписью "обед"!
Но, как мне показалось, это мало кого утешило.
Вскоре выяснилась еще одна забавная деталь: в номерах не было телефонов. Но в холле "стоял телефон-автомат, и я набрала домашний номер. Никто не снимал трубку. И только потом сообразила: я же самолично разбила телефон!
Утром, ровно в половине восьмого, госпожа Баггофф появилась в холле.
- Вот ваши пропуска... Идемте, Господа, время не ждет!
Пропуска разительно напоминали медироновские, с той лишь разницей, что имели ядовитый желтый цвет и несли информацию на немецком языке. Даже фотографии были те же.
- Что ж, боевые подруги! - пропел Илья Боженков, галантно протягивая руки и помогая нам со Светой спуститься с крылечка. - Вперед! Долг зовет!
Не особенно напрягаясь, мы за десять минут добрались до нужной улицы. Прошли небольшой круглый сквер с неприлично чистым фонтаном в виде дельфина и оказались около трехэтажного белого здания с широкими стеклянными дверями. От стен его в обе стороны уходила высокая кованая ограда, казавшаяся из-за обилия окружающей зелени бесконечной.
Поднимаясь вслед за госпожой Баггофф по широким гранитным ступеням, я бессознательно хмурилась от возникшего странного чувства, с точным определением которого пока затруднялась. Шедшая впереди Светка вдруг притормозила и, активно вертя по сторонам головой, протянула:
- Батюшки! Ну прямо родной "МедирОн"!
Странное чувство определилось. Березкина была абсолютно права: внутренность помещения напоминала наш центр как две капли воды. Лишь то, что надписи здесь на немецком языке, позволяло надеяться, что все мы не сошли еще с ума.
- Я же говорил, - хмыкнул Жвакин, - стоило сюда тащиться!
Однако было видно, что и он несколько обескуражен. Но, как Довольно скоро выяснилось, самое большое потрясение ждало нас впереди.
Инга Львовна подошла к посту охраны и весело залопотала с огромным бритым наголо детиной. Детина радостно скалился, кивая в такт ее словам и периодически бросая любопытные взгляды в нашу сторону. Сбившись в тесную кучку, мы дружно отвечали ему тем же. Когда взаимопонимание между охранником и госпожой Баггофф было достигнуто, она оглянулась и поманила нас к себе. Меж тем охранник связался с кем-то по рации, читая по бумажке наши имена и презабавно их коверкая. Потом собрал наши пропуска, зарегистрировал и вернул каждому лично в руки, дотошно сверяя оригинал с фотографией.
- Здравствуйте! - неожиданно послышалось сзади. - Добро пожаловать!
Мы оглянулись. Я громко ойкнула.
- Здравствуйте, - растерянно прошептала Березкина, - Шушана Беркоевна...
Но стоявшая перед нами высокая худая женщина с колючими серыми глазами негромко рассмеялась.
- Нет, нет, меня зовут Стелла... Стелла Беркоевна Гламмер. Шушана моя младшая сестра.
- Боже ты мой! - хмыкнул за моей спиной Жвакин. - Давайте уж сразу показывайте нам и брата Исмаиляна!
Все вежливо похихикали, хотя и испытывали большое желание постучать по дереву.
- Фрау Гламмер проводит вас в раздевалку, - поглядывая на часы, объявила Инга Львовна. - Потом в конференц-зал. Я буду ждать там.
И она умчалась прочь, звонко отстукивая каблучками по сверкающему кафелю.
Служебные помещения немецкой клиники полностью повторяли российский центр, лишь незначительно отличаясь в цветовой гамме. Правда, было еще одно небольшое отличие, все же бросающееся в глаза: халаты здесь были чуть белее, полы чуть чище, а охранники чуть строже. Хотя нам и казалось, что такое невозможно.
Лекция началась ровно в восемь. Помимо нас в зале было еще человек сорок. По крайней мере, половина из них были иностранцы, поскольку так же, как и мы, воспользовались аппаратурой синхронного перевода. На сцене возле микрофона суетился маленький кругленький человечек, столь задорно размахивавший короткими пухлыми ручками, что оторвать от него взгляд не было никакой возможности. Как выяснилось чуть позднее, коротышка оказался известным профессором и вообще светилом медицины. Звали человечка профессор Шмерке.
Когда наступило время перерыва, мы дружно спустились в столовую. Жвакин бубнил, остальные живо обменивались впечатлениями. Обед подходил к завершению, когда я вспомнила одну вещь.
- Инга Львовна, - я показала на уголок своего пропуска. В "Медироне" на пропуске там значилось "уровень доступа пятый". - Что здесь написано?
Поставив на стол свою чашку, взглянула на мой бейдж и сообщила:
- Уровень доступа - четвертый.
"Расту..." - хмыкнула я.
Вечером наша группа встретилась в холле. Мы переоделись, отметили пропуска у бритого великана и, распрощавшись с фрау Баггофф и фрау Гламмер, потихоньку побрели в сторону гостиницы. Сначала оживленно болтали, обмениваясь первыми впечатлениями, но усталость сказывалась, и к гостинице мы уже подходили в молчании.
- Кажется, с утра кто-то рвался осматривать окрестности? - и не пытаясь замаскировать сарказм, взглянул на нас с Березкиной Жвакин.
- Будем рассматривать их из окна, - отозвалась Света, и все рассмеялись.
Поужинав, мы немного посидели в баре. По телевизору показывали фильм "Чужие", и слушать его в немецком варианте было весьма забавно. Мы со Светкой тянули коктейли, наша сильная половина азартно дегустировала местный шнапс, заодно подробно комментируя происходящее на экране.
Вскоре я поняла, что у меня слипаются глаза. Космические пейзажи мешались с земными, а отважная Рипли все сильнее напоминала похудевшую фрау Баггофф. Пожелав коллегам доброй ночи, я поплелась в номер. Укладываясь в постель, обвела соловеющим взглядом аккуратненькую чистенькую комнату. Обстановка радовала глаз и умиротворяла душу.
- Господи... - прошептала я, закрывая глаза, - как хорошо, когда нет телефонов...
Однако прошло три дня, и мое мнение изменилось. Я пробовала дозвониться домой, но по-прежнему безрезультатно. Как-то даже решилась позвонить Ферапонтову, но и его не оказалось на месте. И если отсутствие связи с родным домом и молодым неженатым соседом можно было еще как-нибудь объяснить, то полнейшую тишину в квартире Вельниченко понять было трудно.
Мысли об этом исправно изводили меня по утрам и вечерам, днем на них просто не оставалось времени. Мало того, что график занятий был составлен четко и плотно! Пугало то, что он неукоснительно выполнялся. Иной раз клиника напоминала огромный бронированный механизм, неотвратимо приближающийся к намеченной цели.