Списки мелькали, студентов было много. Соня вчера именно так и сказала: "Тут было целое столпотворение". Пошарив в ящике Жанны, я разыскала чистую дискету и начала копировать... Времени на это ушло изрядно. Подумав пару секунд, я распечатала несколько листов и, сложив, сунула в карман.
Когда вставала, ноги подгибались, как резиновые. Но мне все еще везло. Я спокойно вышла и заперла дверь. Никто из пациентов даже не повернул головы.
- Пудреницы тут моей нет? - озабоченно спросила я, подойдя к посту- Может, на полу осталась?
Соня с охранником дружно сунулись под стол. Я повесила ключ на место.
- Нет? Ну, ладно. Наверное, потеряла.
Вернувшись на уровень "Б", я столкнулась с Березкиной.
- А я тебя ищу, - обрадовалась Светка и захихикала, - без тебя как без рук, вся работа стоит! Ну, ладно, пойдем, там девочка одна хорошенькая, вчера вечером положили, посмотришь сердчишко... А потом дяденька один веселый!
Зря Березкина старалась. Сделать мне сюрприз у нее все равно не получится.
До обеда мы занимались той самой девушкой. Сердчишко у нее было никуда не годным. Куда смотрел господь бог, награждая таким сердцем похожую на принцессу из сказки красавицу, было известно ему одному.
В столовую я пошла одна. Сидя над супом, машинально шевелила ложкой в тарелке, напряженно размышляя о дискете, которая лежала у меня в кармане. Сама по себе она не много стоила. На ней всего лишь имена клиентов, результаты исследований и анализов, занесенные в разные файлы и не имеющие на первый взгляд ничего общего. И нельзя было исключить, что все, о чем я сейчас думала, было лишь плодом моей растревоженной фантазии.
- Приятного аппетита, Люба... - шепнул кто-то мне на ухо. Я встрепенулась и увидела Тигрина. - О чем задумалась?
- Максим! Ты меня напугал! Присаживайся...
- Спасибо, я отобедал... Слушай, есть у тебя свободное время?
Я посмотрела на часы.
- Сейчас мне нужно вернуться, дяденька один дожидается. А что ты хотел?
- Часа через полтора освободишься? Есть у меня мысли кое-какие, надо поговорить... Сможешь?
- Ладно, постараюсь, - кивнула я. Мне тоже было о чем спросить Тигрина.
Максим ушел. Я осталась одна, гадая, что же он хочет сообщить такого, о чем нельзя поговорить в столовой. Однако вскоре я бросила об этом думать, сосредоточившись на предстоящей встрече с господином Анайзи. Какой леший занес богача из Европы в наш центр, я могла только гадать. Надеюсь, все-таки это случилось не только из-за его скверного характера.
Но прежде, чем вернуться в отделение, я решила забежать в химлабораторию, куда сегодня утром после разговора с Ферапонтовым на всякий случай оттащила образцы всех назначенных Лидке лекарств, пакеты с физрастворами, кислородный баллон и даже остатки завтрака. В лаборатории царствовал Семен Михайлович Блумов, личность настолько же оригинальная, сколь и гениальная. Женат он был, что называется, на пробирке, и для него самым большим счастьем было, если лаборантки забывали выгнать его на обед. С Сеней мы подружились едва ли не с первого дня. Я страшно уважала его за гениальность и зато, что даже в условиях почти казарменной дисциплины он нарушал запреты, какие только мог.
Увидев меня в дверях, Блумов обрадованно фыркнул:
- Ну, наконец-то! Давай забирай свое барахло! - он двинул по столу пузырьки и ампулы. - Вот, я тут все тебе написал! - и он протянул мне лист, криво исписанный корявым почерком, и тут же ухватился за какую-то мензурку.
- Сеня! - Я выдрала мензурку у него из пальцев. -
Ну, пожалуйста, расскажи на словах! Есть тут что-нибудь... плохое?
- Плохое? - хрюкнул Сеня. - Надеюсь, вы этим не пользовались? - он тюкнул мыском лежащий возле стола баллон. - А вот это зачем, скажи на милость? - Он поманил меня, раскрыл энциклопедию лекарств, заложенную фантиком; и ткнул пальцем в название препарата.
- Его ей не колют! - затрясла я головой. - И никогда не кололи!
- Да? А почему он в капельнице? Дозы, конечно, не смертельные, но в сочетании с тем, чем вы ее пользуете... - и он указал на раскатившиеся по столу ампулы. - Остается только недоумевать, почему вас удивляют приступы удушья. А еще говорят, что ты, Платова, хороший врач, прямо-таки от бога! Ну а за это... - он снова катнул баллон по полу, - ты, моя радость, в тюрьму можешь загреметь. Где вы его взяли? Вот поставили бы его после одного из приступов, и привет!
- В каком смысле?
- А в таком! Ты девушка умная, знаешь такое слово - коматоз? Необратимая кома... И никто не узнает, где могилка моя!
- Сеня, ты что, с ума сошел? О чем ты?
- Любочка, козочка моя, что ж здесь непонятного? Ну, что, к примеру, будет, если пациенту вместо кислорода подключить угарный газ? Вот то-то и оно!
Я вышла из лаборатории, ничего не видя вокруг. Кто-то провоцирует у Лидки приступы, рассчитывая убить ее чужими руками? В больнице был лжеврач, и здесь, за семью замками, происходит то же самое... Значит, он здесь? Но кто он? И кто принес этот баллон? Медсестра? Санитар? Дьявольщина... Все это слишком сложно, для такого убийства необходимы определенные медицинские познания, дозу надо довольно точно рассчитать. Проще убить сразу, хотя бы передозировкой. Но... просто, да не безопасно. Вот в чем хитрость!
Мне необходимо увидеть Максима! Только он может помочь найти здесь убийцу. Я взглянула на часы. Сейчас не успеть - меня ждет мусульманский бизнесмен. Подойдя к ближайшему посту, я набрала телефон травматологии.
- Мария Андреевна, проследите, пожалуйста, чтобы в палату к Вельниченко никто не заходил. И не давайте ей никаких лекарств! Ну и не кормите на всякий случай!
Представшее глазам зрелищ заставило меня на некоторое время позабыть о том, что сказал Блумов. С плохо скрываемым любопытством я рассматривала затянутую алым покрывалом кровать, где царственно возлежал гражданин средних лет в ослепительно белой чалме, гордый, как лев, и грузный, словно бегемот. Темные пронзительные глаза его смотрели из-под нависших бровей неодобрительно, а холеные крепкие пальцы привычными размеренными движениями перебирали четки из синего камня. Если кто-то в этой палате и выглядел больным, так это желтушный субтильный переводчик, понуро ютившийся на банкетке, стоящей за тумбочкой. Насмотревшись на меня вволю, господин Анайзи задал переводчику какой-то вопрос.
- Уважаемая госпожа, господин Анайзи хочет знать, кто вы?
- Я кардиолог, - ласково улыбнулась я, не испытывая никакого желания вступать с афганцем в конфликты. - Я буду проводить исследование сердца господина Анайзи...
Пока я распиналась перед надменным бегемотом, молодой человек синхронно переводил. Бегемот меланхолично кивал, потом снова что-то спросил. Переводчик выслушал его со вниманием.
- Господин Анайзи спрашивает, нет ли тут врача-мужчины?
"Начинается!" - с досадой подумала я- Нет. Кардиолог - это я.
Афганец заговорил снова.
- Господин Анайзи хочет знать, замужем ли вы?
Меж тем господин Анайзи, глядя на меня, игриво шевельнул лохматыми бровями и на мгновение вытянул губы трубочкой. Я невольно смешалась.
- Нет... Я вдова.
Произнесенные вслух, эти слова показались мне несуразной дичью. Как выяснилось, господин Анайзи был другого мнения. Он закудахтал снова, и я услышала:
- Господин Анайзи предлагает вам стать его женой... - Я подумала, что ослышалась, и, не удержавшись, распахнула рот. Решив, что я от счастья потеряла голову, переводчик уточнил: - Господин Анайзи предлагает вам руку и сердце!
Мне показалось, что я сейчас начну икать. Но я справилась и, насколько позволяла сложившаяся ситуация, вежливо ответила:
- Я очень благодарна господину Анайзи за предложенную чести. Но с меня вполне хватит одного сердца. Пересадка, если она будет необходима, очень сложная операция, и у меня должна быть полная уверенность в его выносливости. Вместе с коллегами мы подготовим.
Господин Анайзи не дослушал, прервав мое выступление высокопарной сердитой тирадой. Я заткнулась, вслушиваясь в непонятную арабскую речь. И вдруг насторожилась, подобно овчарке, заметившей мелькнувшую серую тень подле овчарни.
- Что он сказал? - хмурясь, повернулась я к переводчику.
- Господин говорит, что в груди Фаруха Анайзи бьется могучее сердце молодого тигра, и ему не нужна никакая...
- Что? - воскликнула я, вдруг ощутив, как закружилась голова. - Повтори, что ты сейчас сказал?
С господина Анайзи махом слетела вся спесь. Оба афганца смотрели испуганно.
- Что ты сказал? - зарычала я, шагнув к переводчику:
Перепуганный, тот позеленел:
- Он... бьется... в груди тигра...
- Все повтори!
- У господина Фаруха Анайзи могучее сердце, которое бьется...
- Фаруха... Что это?
-.Это? Его имя... Господин Фарух... значит, тигр.
Земля поплыла у меня под ногами, и в прострации я плюхнулась на банкетку рядом с переводчиком. Господин Тигр, не переставая таращить глаза, вытянул шею, чтобы лучше видеть, что происходит за тумбочкой.
Пошатываясь, я оперлась о плечо совершенно обалдевшего переводчика и встала. Ноги отказывались слушаться. Я добралась до двери, усилием воли вспомнив, что давала клятву Гиппократа, оглянулась и строго погрозила обоим пальцем:
- Сидите тут! Мне надо... проконсультироваться...
Я вышла в коридор, не соображая, куда иду. Навстречу попалась Светка. Глянув мне в лицо, она захихикала:
- Ну, что, познакомилась? - Я глянула на нее отрешенным невидящим взглядом, и она охнула: - Боже мой... что он сделал?
- Собрался на мне жениться, - проронила я и, не тормозя, двинулась дальше.
Добравшись до лестничного пролета, я остановилась, тупо глядя в стену.
Погоди... Ничего еще на случилось... Фарух... Тигр... Глупости! Возможно, никакого наемного убийцы с такой кличкой никогда и не было.. Ну кому могло понадобиться меня убивать? Я не президент, не бизнесмен... денег и тех нет...
Постояв так пару минут, я развернулась и пошла обратно. Вот тут-то,выходя из-за угла, и налетела на Максима.
- Ты ко мне? - остановил он меня, поймав за плечи. - Посмотрела своего дядьку?
- Ме-е... э-э... - сказала я,тараща глаза.
- Ну-ка, пошли!
Он потянул, и я потащилась за ним, словно Овца, тщетно стараясь выговорить что-нибудь членораздельное и одновременно уговаривая себя: "Не будь идиоткой! Это совпадение... Тигрин... это не Фарух. Просто такая фамилия - Тигрин".
Кабинет Максима располагался в конце коридора. За неприметной дверью, схожей с десятком других серых дверей, следовал небольшой квадратный холл, куда выходили три двери: от самого кабинета, туалетной комнаты и чего-то вроде кладовки. Открыв кабинет, Максим любезным жестом предложил:
- Будь как дома! Присаживайся!
Глупо угукнув, я вошла, оглядываясь по сторонам. Ближе всего оказалось кресло Максима, там-то я и пристроилась. Тигрин удивленно моргнул, но промолчал. Он, видимо, имел в виду диван. Но мне нужно было время, чтобы прийти в себя.
- Хочешь вина, Люба?
- Угу... - не поднимая глаз, повторила я, смущенно оглаживая столешницу.
Максим отошел к стеллажам. Под пальцами у меня вдруг оказалась книга. Я машинально подтянула ее и раскрыла на странице, заложенной полоской белой бумаги. В первую секунду я не поверила своим глазам - час назад Блумов тыкал пальцем в ту же самую страницу. Я перевела взгляд на листок, Мелко исписанные карандашом строчки расчета дозы препарата на массу тела. Того самого, что показал мне Сеня.
Закрыв энциклопедию, я аккуратно отодвинула ее на место и медленно подняла глаза. На столике возле дивана уже стояла ваза с фруктами и два бокала. Тигрин достал бутылку и повернулся...
"Я знаю, что он сейчас скажет, - вдруг подумала я. - Он вычислил того, кто вводит Лидке препарат... Значит, он видел его на мониторах..."
- Здесь будет удобнее, - улыбаясь, сказал Максим и показал на диван. - Поверь на слово!
Я молча моргала. Он подошел и, мимоходом сунув энциклопедию в ящик стола, протянул мне руку:
- Пойдем...
Не веря в происходящее, я поднялась. '
- Что с тобой, Люба? - заботливо осведомился Максим. - Что-то случилось?
- В общем, нет, - опускаясь на диван, пожала я плечами и даже изобразила нечто вроде улыбки. - У меня сосед сильно заболел... Я немного беспокоюсь.
- А-а! - усмехнувшись, кивнул Тигрин и разлил вино. Тот самый, с кем ты приехала сюда сегодня ночью?
Отметив мой удивленный взгляд, он пояснил:
- Ведь я же говорил, что знаю обо всем, что здесь происходит: кто уходит, кто приходит... Кто включает компьютер, открывает файлы... Это моя работа. - Повисла пауза. - Расскажи мне про своего соседа, - вдруг попросил Максим, откидываясь на спинку дивана. - Ферапонтов, кажется?
- Да... Ферапонтов...
- Ну и кто он?
- Он...- бездумно начала я, не особенно соображая, что говорю. - Коля мой сосед... Он очень хороший... добрый... Иногда только выпивает лишнего. То есть раньше. А сейчас не знаю.
- Прекрасная характеристика! - воскликнул Тигрин, поднимая бокал. - За это надо выпить! Где теперь найдешь такого соседа: доброго, хорошего и непьющего?
Издевательский тон вполне мог навести на мысль о том, что Максим ревнует к замечательным качествам соседа, но вот только к чему этот разговор? Трудно поверить, что он позвал меня обсуждать Ферапонтова.
- Ты хотел о чем-то поговорить? - Я пригубила вино.-Ты передумал?
- Нет, я и говорю... О том, что всегда знаю, что происходит в моем центре.
- А что происходит? - Разговор принимал странный оборот, и я решила, что немного наивности и детской открытости ему не повредит.
- Любонька, - улыбнулся Максим ласково и терпеливо, - ты помнишь, что я говорил тебе здесь в прошлый раз? - Я кивнула. - Нет, не помнишь! Что все доступы в компьютер фиксируются... особенно в файлы архива. Зачем тебе понадобилась папка пациента, у которого не было ни. малейшей надобности в кардиологе?
Я все еще изображала вежливое внимание, но в голове бешеной чайкой заметалась мысль: "Бобиков! Он говорит о Бобикове!" И меня как током стукнуло - боже мой, так вот почему ко мне в столовой тогда подсела Шушана! Она просто предупредила, что мой интерес к Бобикову замечен!
- И зачем тебе понадобилось ездить к нему домой? - добил меня Максим.
- Откуда ты знаешь? - вырвалось у меня, на что Тигрин снова улыбнулся:
- Я же говорю: работа у меня такая. Но если интерес к здоровому неженатому холостяку я еще могу понять, то зачем тебе сведения о студентах, совсем непонятно. Тем более что их даже не ты принимала.
- Каких студентов?
- Инженерно-строительного колледжа.
- А что в этом такого особенного? - нахмурилась я. - Ты говоришь о тех двух мальчиках и девочке, что лежат в палатах?
- Особенного ничего. Но зачем тебе понадобилось копировать их карты?
Я поглядела на Максима. Сейчас в его лице с узкими глазами-щелочками не было ничего, даже отдаленно напоминающего о человеке, с которым я сиживала на одном дубе. Мне вдруг нестерпимо захотелось убраться отсюда подальше.
- Копировала или нет, какая разница? Разве есть в этом какой-то криминал?
- Конечно, нет. Но мне нужно знать, зачем ты это сделала. Возможно, ты столкнулась с какими-то проблемами в работе. Чтобы помочь, я должен в них разобраться. Ведь если врач со вторым уровнем доступа ворует, словно школьник, ключи, значит, на то есть причина?
Мне почудилось: ласковая полосатая киска, ловко пряча в подушечках пушистых лап острые крючья когтей, плавно подползает, не сводя с меня пронзительного -немигающего взгляда. Бежать было некуда. Поэтому я хихикнула, беззаботно дернув плечами:
- Вот уж не думала, что ты позвал меня из-за подобной чуши!
- Я тоже считаю, что не стоит это превращать в проблему. Может, ты просто отдашь мне дискету?
- Ладно, - легко согласилась я, улыбаясь, - отдам, если тебе так хочется. Она в ординаторской. Хорошее вино! Мне понравилось... - Потянувшись, вытянула из вазы абрикос и кинула мимолетный взгляд на свой пустой бокал.
- Налить еще немного? - живо среагировал Тигрин. Взгляд его снова потеплел. - Я рад, что мы друг друга так хорошо поняли...
Я дала понять, что рада еще больше. Мы чокнулись, улыбаясь друг другу так, словно соревновались за деньги. Выпив, я вздохнула:
- Пойду, пожалуй. - и махнула ресницами.
- Подожди, - заглядывая в глаза, уцепил меня за руку Максим. - Ведь ты пока свободна? Правда?
Судорожно решая в уме непростую задачку, я смущённо потупилась. Истолковав смущение по-своему, Максим притянул меня к себе и, обняв за талию, зашептал:
- Люба...
Я отозвалась на поцелуй, вдруг поймав себя на мысли, что от звука его голоса снова растворяюсь в теплой волне. Однако сладким сиропом плыла лишь одна моя половина. Вторая бесстрастно следила за Максимом, будто со стороны, отмечая каждое движение и каждое слово. Он парень не промах... Дискета на обед, а я - на сладкое... Изловчившись, я отстранилась от его губ и прошептала:
- Скажи... ведь это ты весной помог нам?
- Пожалуйста... - прохрипел он, явно решив, что время задушевных бесед закончилось, - прекрати болтать...
Я послушалась, дав ему одну минуту. Теперь его можно было брать голыми руками.
- Нет, твоя подружка что-то перепутала... Скорее всего обозналась... Черт, Люба, неужели необходимо выяснять все это именно сейчас?!
Я не стала раскрывать тайну, что именно так дело и обстояло.
- Но она узнала тебя в аэропорту.
- Я же вытаскивал ее из бара! Любонька... - едва не застонал Тигрин, - давай потом поговорим...
- В баре она сама себя не помнила. Ее там чем-то опоили.
- Да кому она нужна?
- Значит, кому-то нужна, если и здесь ее пытаются отправить на тот свет.
- Что за чушь? - Максим выглядел несчастным. Правда, казалось, что печалит его вовсе не мое сообщение.
Рассказывая о выводах Блумова, я не отрывала глаз от его лица. Однако заглянуть в васильковую бездну уже не получалось. Максим устало вздохнул, качая головой:
- В жизни большей глупости не слышал. Люба, если кто-то в "Медироне" и не знает, что Блумов чокнутый, то только ты одна.
Тигрин поставил в разговоре точку. Но, снова оказавшись в жарких объятиях, я уже не чувствовала бешеного перестука его сердца. И поняла, что необходимо решаться: сдаваться или продолжать игру, правил которой никак не могла уразуметь.
Я неловко всплеснула рукой, задев стоящий на столике бокал с вином. В следующий миг на подоле моего белого халата расползлось красное пятно. Я охнула:
- Господи, какая я растяпа! - И, чтобы не промокла юбка, поднялась, торопливо расстегивая халат. - Извини, я пойду... Надо замыть.
Глядя на меня снизу вверх мутными глазами, Максим глухо хмыкнул:
- Ерунда... Здесь есть вода, мыло.
Бросив халат на подлокотник, я снова села рядом. Игра в расстегивание моих пуговиц Максиму явно понравилась. Он вознамерился продолжить ее с блузкой, но в моей игре были свои правила. В конце концов, раздеваться надо по очереди. Однако особенно стараться, чтобы Тигрину стало жарко, не пришлось. Торопливо скинув пиджак, он, не глядя, кинул его на спинку.
- Погоди, - остановила я распаленного кавалера, - надо заняться халатом... Не могу же я вернуться в отделение с красным пятном в полподола!