Тщетно стараясь скрыть волнение, я робко ежилась на кончике массивного деревянного стула, стоящего возле роскошного письменного стола главного врача "Медирона" Седоватого Михаила Викторовича. Его пронзительные, словно подернутые тонкой ледяной изморозью, голубые глаза внимательно изучали мое пылающее лицо, заставляя нервно стискивать пальцы и поминутно заикаться. Я же решилась взглянуть в его худое морщинистое лицо всего пару раз. Михаил Викторович до сердечной боли напоминал мне грифа, с ласковой улыбкой высматривающего место, куда клюнуть.
- А когда вы решили поступить в медицинский? - поинтересовался он вдруг.
. По всей видимости, наша беседа уже подходила к логическому завершению, а этот вопрос терзал главного с самого начала. Я потерянно вздохнула, не зная, что ответить. Ну, все понятно: врач не должен робеть и заикаться ни в присутствии начальственного ока, ни при виде моря крови, так что сидеть мне до пенсии в родной поликлинике, выписывая рецепты старушкам, приходящим на прием, как на работу, - поговорить и пожаловаться на маленькую пенсию.
- Все девочки мечтают стать врачами. Или учителями... Правда, Любовь Петровна? - доброжелательно хихикнул сидящий по правую руку от главного Акоп Ашотович.
Натянуто улыбнувшись, я бросила благодарный взгляд в его сторону и кивнула. По доброте душевной он явно пытался разрядить несколько натянутую атмосферу. Однако из-за моей спины послышался насмешливый смешок и ехидное замечание:
- Врач - это призвание.
"Чертова кукла!" - подумала я, а расположившаяся возле двери Шушана Беркоевна громко вздохнула. Мне Мнение главной медсестры было понятно. Правда, им никто не интересовался.
- Да, - отозвалась я, собрав всю силу воли в кулак и делая вид, что не замечаю язвительности замечания. - Я действительно мечтала стать врачом с самого детства.
Главврач обменялся с замом длинным взглядом, Шушана снова хихикнула.
"Все, - подумала я, - сейчас скажут: "Извините... все хорошо, просто распрекрасно, но вы нам не подходите. Стервятник, коала и ехидна!"
Я поднялась и, подвинув стул на место, вежливо оскалилась:
- Что ж, я все рассказала. Теперь вам, вероятно, надо это обдумать. Мой телефон у вас есть. Спасибо... До свидания!
Повернувшись к двери, я почти пропела:
- Шушана Беркоевна, не откажитесь проводить меня еще разок...
В просторном кабинете повисла странная тишина. Если бы не бронзовые часы, громко тикавшие на блестящей столешнице, ее вполне можно было бы назвать мертвой.
- Раз вы так последовательны в достижении мечты своего детства, - вдруг раздался за моей спиной голос главного, - думаю, мы, как коллеги, просто обязаны вас поддержать... Не так ли, Акоп Ашотович?
Его тихий невыразительный голос пригвоздил меня к паркету. Пару секунд мы с Шушаной таращили друг на друга удивленные глаза, потом я оглянулась.
- Образование у вас приемлемое, рекомендации прекрасные... Желание налицо... Конечно, сразу в штат вас, Любовь Петровна, не зачислят. Испытательный срок два месяца. Вопрос заработной платы и прочие детали обсудите с Акопом Ашотовичем. Если вас все устроит, - главный поднялся и протянул мне руку, - милости просим...
Я шагнула вперёд и растерянно пожала узкую сухую ладонь:
- Спасибо...
Обсуждение материальной стороны дела заняло до смешного мало времени. Оклад превышал мой нынешний почти в три раза, центр предоставлял сотрудникам бесплатные обеды, а от перспектив возможных приработков в будущем, красноречиво описанных Акопом Ашотовичем, голова у меня и вовсе пошла кругом.
Теперь предстояло отработать в поликлинике последние две недели. И тут я, к своему удивлению, обнаружила, что к чувству радости от предстоящих перемен странным образом примешивается... щемящее чувство грусти.
Купив по дороге "Мартини", я вернулась домой и занялась ужином. Конечно, назвать его праздничным было бы чересчур громко, но сегодняшний день все же стоило отметить.
Телефон в офисе мужа долго не отвечал, затем кто-то резко сорвал трубку, и я услышала раздраженный голос бухгалтера Сергея:
- Доценко слушает!
Обычно он отличался весьма уравновешенным характером, поэтому я немного растерялась.
- Здравствуйте, Сережа... Позовите, пожалуйста, Олега!
Я знала, что они с Олегом в приятельских отношениях. Но сейчас бухгалтер раздраженно рявкнул:
- Кто его спрашивает?
Окончательно растерявшись, я проблеяла:
- Это я, Люба Платова...
Перемена, произошедшая с голосом сердитого бухгалтера, была мгновенной и разительной. Теперь я едва могла разобрать торопливое и сбивчивое бормотание:
- Ах, Любовь Петровна, извините, бога ради! Не узнал! Совсем закрутился! - Мне показалось, что он сконфужен ничуть не меньше, чем я. - Ах, извините еще раз!
Далее выяснилось, что мужа в конторе нет, поскольку он выехал к клиенту, и когда вернется обратно, неизвестно. Я посетовала, что мобильный телефон супруга не отвечает. Сергей немедленно вспомнил:
- Да-да! Все правильно! У него села батарея... А перезарядить не успели, поскольку Олега сорвали внезапно...
Я поблагодарила замороченного бухгалтера и повесила трубку. Торжественный ужин в одиночестве - это, конечно, оригинально, но не ново.
Прождав до половины одиннадцатого, я поглядела в темное слепое окно и невесело усмехнулась. Впрочем, мне грех было жаловаться - последнюю неделю мы с Олегом прожили душа в душу, что перекрывало обычную норму почти в два раза. Лимит на тихое семейное счастье снова заканчивался.
Налив "Мартини" в бокал, я чокнулась с бутылкой и провозгласила:
- За любовь!
Бутылка отозвалась звонким дребезжанием. Я выпила бокал до дна и со стуком отставила в сторону. Потом уронила голову на руки и заплакала.
Вряд ли найдется еще одна бутылка вермута, которой удалось за один вечер выслушать столько слез и жалоб. Моя безмолвная подружка оказалась благодарной слушательницей. Она не давала советов и не унижала жалостью. Просто слушала и, наверное, оттого пустела так быстро.
- Алло! - Алкоголь притупил остроту реакции, и я ответила на телефонный звонок прежде, чем осознала; что делаю. - Это ты, Олег? - Я вдруг рассмеялась. - Ты опоздал! Ей-богу, опоздал! Я уже почти все выпила!
Мой возбужденный голос проваливался в черную глухоту телефонного пространства, увязая в нем, словно в болоте.
- Олег, - голос мой предательски дрогнул, - ведь это ты?
- Не хотелось бы тебя расстраивать, - металлически гулко раскатилось в трубке, - но Олега здесь нет...
Я сжалась в комок, испытывая острейшее желание бросить трубку на аппарат. А еще лучше - об стену. Но пальцы помимо воли вцепились в нее так, что побелели костяшки.
- Ну, здравствуй... Не буду спрашивать о здоровье, думаю, с ним все в порядке... Да?
- - Да, - хрипло квакнула я и неожиданно расхрабрилась: - Хотя вы только что пообещали про него не спрашивать.
Человек усмехнулся:
- Ты меня подловила... Обещания надо выполнять.
- Может, пообещаете больше сюда не звонить? - Я запнулась, внезапно поняв, что подсознательно ждала этой странной игры, желая услышать завораживающий глухой низкий голос. - Приличные люди не звонят в незнакомый дом так поздно.
- Приличия - выдумка высохших старых дев. Не говори больше об этом.
- Да я вовсе и не собиралась с вами разговаривать! Это вы досаждаете людям в неурочный час, разводя глупую таинственность и понапрасну занимая телефонную линию. Скажете, я не права? - Собеседник не отзывался, и я разошлась: Может, вы телефонный маньяк, которому нравится пугать слабонервных женщин? Тогда знайте: я вас ни капельки не боюсь! И вообще, когда позвоните в следующий раз, то разговаривать будете уже с милицией...
- Прекрати... - подал голос незнакомец, и чувствующаяся в нем искренняя досада заставила меня прикусить язык. - Просто невероятно, что иной раз приходит в голову пьяной женщине. Я бы на твоем месте забыл слово "милиция", как православный христианин слово "черт". Однако я бы помнил, что тот, кто не может на нее рассчитывать, должен быть осторожен вдвойне.
- Вы мне угрожаете?
- Дура... - Он протяжно вздохнул. - Дура и есть. И отчего мне показалось, что ты не дура?
Полупустая уже стеклянная подружка глянула на меня выразительно, и, несмотря на мой ангельский характер, в груди моей начало клокотать, как в закипающем котелке.
- Сам дурак! - Я произнесла непривычное словосочетание со вкусом и настоящим удовольствием. - Нельзя толком объяснить: в чем дело?
- Вряд ли тебе понравится то, что ты можешь узнать.
- Может, я сама разберусь, что мне нравится?
- Может. А может, и нет. И еще один последний бесплатный совет: не стоит ничего менять в жизни, крепко не подумав...
Не успела я подать голос, а в трубке уже бойко пикали короткие гудки.
- Свинья! - торопливо крикнула я, впрочем, прекрасно сознавая, что меня уже никто не слышит. - Пугай свою бабушку! Нахал! Козел! Придурок!
На этом я выдохлась и умолкла, тщетно пытаясь выудить из памяти еще что-нибудь оскорбительное. Но ничего подходящего случаю в голову больше не шло, и я поостыла, напоследок задумчиво протянув:
- И чего он ко мне привязался?
Не прошло и десяти минут, как я услышала звук открываемой входной двери. На пороге комнаты показался Олег. Увидев сервированный стол, покрытый нарядной белой скатертью, он изумленно выгнул брови.
- Это еще что? - Взгляд его упал на бутылку. - Ничего себе! Люба, да ты вроде как пьяная?
В голосе мужа зазвучали привычные нотки. Еще через десять минут об пол грохнулась первая фарфоровая тарелка. Завершение ужина по поводу перехода на более престижное место работы было громким и прошло, как говорится, с размахом.
Две недели промелькнули незаметно. Телефонный незнакомец бесследно исчез, как видно, действительно исчерпав во время последнего разговора запас полезных советов.
Наступил долгожданный день. На небе сияло солнышко, и денек обещал быть жарким. Проснувшись пораньше, я неторопливо приводила себя в порядок. Мурлыкая привязавшуюся песенку, с легким сердцем вспоминала вчерашнее прощальное чаепитие в родимой поликлинике, где коллегами про меня было сказано немало хороших и добрых слов. С такой характеристикой не стыдно было бы отправляться и в последний путь - место под райской яблоней мне точно обеспечено.
Во время завтрака позвонила Лидка. Поздравила, строго наказала не трусить и на провокации главной медсестры не поддаваться. Больше меня поддержать было некому - Олег снова пребывал в командировке.
То ли в Саратове, то ли где-то еще. Поэтому телефонный звонок, заставший меня уже в коридоре, заставил сердце забиться чаще. Все-таки он помнит обо мне... любимый...
- Хотел бы тебя поздравить, но язык не поворачивается, - металлом зазвенела трубка, и я молча хапнула ртом воздух, и готовое сорваться радостное: "Олежек, ты откуда?" застряло в горле. - Ты намеков не понимаешь ни прямых, ни косвенных...
Нежданный звонок оказался сродни бензиновому пятну в прозрачной чистоте светлого озера весенним утром. Во рту появился отвратительный привкус, и горячая волна раздражения от собственной беспомощности разом залила лицо.
Пять минут назад я чистосердечно считала, что окончательно избавилась от странного собеседника. Но он появился вновь, причем в то самое утро, когда я собралась совершить столь важный шаг в жизни. И если раньше я была уверена, что совпадения в его словах были случайными, то сейчас эта уверенность таяла. Он знал обо мне если не все, то многое... Кто-то за мной следит? Но зачем? Своих секретов у меня не было, чужих я не знала. На любовный флирт такое поведение тоже мало походило...
- Что вам, в конце концов, от меня нужно?
- Оставь все по-прежнему,- попросил незнакомец и вздохнул. Гулкое металлическое эхо раскатилось по трубке и тоже вздохнуло. - Поверь, так будет лучше.
- Что? -не поверила я своим ушам. Вдруг показалось, что тупее меня не сыскать человека в целом свете. Я не понимаю решительно ничего. - Что оставить?
- Не надо перемен, - упрямо отозвалась трубка.
- Почему?
- Ну... ты осложнишь мне... - он замялся, пытаясь подобрать слово,все...
"Это сумасшедший, - неожиданно поняла я, мгновенно окунаясь в волну липкого страха. - Точно сумасшедший! Такой запросто подскочит на улице и ткнет ножиком в спину... И будет доказывать, что ему голос сверху был..."
Закусив губу, я судорожно искала подходящий в столь деликатной ситуации ответ, одновременно жалея, что в свое время занялась кардиологией, а не лсихиатрией. И поскольку никакого опыта в задушевных беседах с психами у меня не было, я решила схитрить и пойти по пути наименьшего сопротивления.
- Хорошо, - сказала я, думая о том, что пора купить телефон с определителем номера. - Мне не хотелось бы, чтобы у вас из-за меня были проблемы. Я не буду ничего менять, не волнуйтесь...
Псих весело хмыкнул:
- Удивительная трезвость .мышления! До подозрительной
прозрачности. Она радует меня столь сильно, что я даже огорчен.
"Стопроцентный лсих..." - окончательно уверилась я и, поставив наконец диагноз, немного успокоилась. Заговорила тоном психотерапевта:
- Не стоит огорчаться! Все будет хорошо, поверьте мне! Сейчас весна - время перемен и обновления... Но все, что изменится, произойдет естественным путем, легко и безболезненно... А вам нужно отдохнуть, набраться сил...
На том конце провода царила тишина. Видно, псих вникал в вышесказанное. А что, вышло недурно. Тут я кинула взгляд на часы. Господи, я же опаздываю...
- Извините, я должна с вами попрощаться... У меня молоко убежало... Всего наилучшего!
Я шваркнула трубку на рычаг и от облегчения даже рассмеялась. Все, сеанс психотерапии окончен...
Выскочив из подъезда, я бегом рванула на остановку. Автобуса не наблюдалось. Славно будет опоздать на новую работу в первый же день!
Я подошла к краю тротуара, Выглядывая попутку. Едва успела поднять руку, к бордюру подкатила темносерая "девятка". Я торопливо сунулась к дверце, но в последнюю секунду в груди екнуло. "Столько всего может случиться... Пока гром не грянет... Не стоит ничего менять в жизни, крепко не подумав..." - замелькало вдруг в мозгу. Я осторожно заглянула в салон. Мордастый потрепанный жизнью мужик лет сорока радостно скалился всем, что у него оставалось во рту.
- Куда?
Хмурясь, я нерешительно разглядывала водителя и помалкивала.
- Ну, едрень-пень, едем или нет?
Это незатейливое восклицание вывело меня из задумчивого ступора, и я кивнула:
- На Макулинскую...
- Давай, залазь! - Казалось, мужик обрадовался. - Сговоримся!
Садясь в "девятку", я настороженно поглядывала по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. Расслабившись, посмотрела на водителя. Тот выглядел просто счастливым. Поймав мой взгляд в зеркало, оскалился еще шире:
- Удачно я тебя подхватил!
Я улыбнулась в ответ, размышляя, что он имел в виду. А мужик сообщил, что тоже едет на Макулинскую, только в самый конец. Ну, да, сообразила я, можно считать, что на меня он не истратит ни капли бензина, грех человеку не радоваться.
Дело свое хозяин "Жигулей" знал - прошло чуть больше десяти минут, а я уже подходила к служебной проходной "Медирона". Фасад седьмого корпуса, называемого консультационным, входил в периметр ограды. Персонал проходил в корпус с территории центра через служебный вход, а клиенты попадали в него прямо с улицы.
Чем ближе подходила я к дверям, тем сильнее колотилось сердце. Как я ни старалась, но пальцы предательски холодели, а щеки, наоборот, наливались огнем. И тут голову неожиданно посетила странная мысль...
- А ведь я не говорила дядьке, куда именно ехать! Только сказала: "На Макулинскую..." - забормотала я, с усилием дергая ручку массивной двери служебного входа. Но размышлять дальше было невозможно - я уже стояла перед высоченным охранником с пышными усами.
С интересом разглядывая нового человека, усач заполнил какие-то графы в журнале и выдал мне именной пропуск с фотографией и ключ от шкафчика в раздевалке. На бледно-сиреневой ламинированной карточке красовались мое имя, фамилия и должность. В нижнем правом углу мелким черным шрифтом значилось: "Уровень доступа - пятый".
Миновав пост, я оказалась в квадратном холле. Справа был небольшой гардероб, пустующий по случаю теплой погоды, слева - дверь с табличкой "Шкафы индивидуального хранения". Тут было пусто. Я нашла свой шкафчик, открыла и стащила с пластмассовых плечиков хрустящий белый халат. Не теряя времени, переоделась и приколола к воротнику халата бейдж с пропуском.
Выйдя в холл, я на всякий случай вытащила листок, хотя и так помнила все наизусть: корпус седьмой, этаж третий, кабинет триста двадцать один. Жанна - моя-медсестра.
Лифт в седьмом корпусе был без закидонов. Я нажала на кнопку "3" и приехала на третий этаж. Недалеко от лифта находились два поста. За левой стойкой восседала веселая пухлая толстушка в белом халате, справа сидел хмурого вида мужик в форме охранника. Он внимательно оглядел меня, пропуск и буркнул:
- Здравствуйте, Любовь Петровна!
- Здравствуйте! - задорно подхватила толстушка. - Добро пожаловать!
Возле кабинета триста двадцать один стояла высокая смуглая брюнетка. Ее волосы, уложенные в аккуратное каре, были столь темны, что казались смоляными.
- Жанна? - спросила я. Она кивнула. - Здравствуйте, меня зовут Любовь Петровна...
Мой кабинет по сравнению с кабинетом в районной поликлинике выглядел царским дворцом после тщательной стерилизации. Шкаф с медикаментами, кушетка с одноразовыми пеленками, мягкий вертящийся стул с подлокотниками... На столе - компьютер.
Я украдкой вздохнула: самой себе не верилось. Впрочем, предаваться размышлениям времени не было. Жанна включила компьютер и показала карты пациентов. Что ж, по всей видимости, стоимость услуг "Медирона" оправданна: пациента здесь обследуют от пяток до затылка.
- Результаты анамнеза заносятся сюда... Особые случаи... Вот патология, а сюда - здоровые... Это разные папки, - медсестра шустро порхала тонкими пальчиками по клавиатуре.
Я послушно кивала, пытаясь удержать в голове свалившуюся информацию. Но скоро поняла, что запомнить все сразу нереально. И тут Жанна меня успокоила:
- Впрочем, их обычно заполняю я. А со временем вы сами разберетесь...
Я потихоньку перевела дух. Мне не хотелось краснеть перед первым пациентом, судорожно выискивая нужную папку. Однако не зря говорят, что не так страшен черт, как его малюют: ближе к обеду я уже лучезарно улыбалась очередному входящему, здоровалась и называла его по имени-отчеству. Пациент приятно удивлялся, и дальнейшее наше общение большей частью проходило при полном взаимопонимании.
А все было гениально просто. Окно со списком пациентов было выведено в угол экрана. Получая из рук посетителя талон, я мельком сверяла фамилию, одновременно видя в компьютере его полное имя-отчество. Особенно эта небольшая хитрость впечатляла старушек преклонного возраста и преуспевающих бизнесменов. Последние, видимо, считали, что я узнаю их в лицо.