- А, говорить легко! - отмахнулся Петя. - А если б вы были на моем месте - ну, только честно!
- Честно можно ответить, только побывав на таком месте. А так - одни слова. Но знаю, что до ваших комбинаций я бы просто не додумался, у меня ведь нет детективной, тем более зарубежной подготовки.
- Да нет, вы соображаете.
- Благодарю. Итак, вы страдали в Ленинграде.
- На седьмой день мать звонит: "Тебя вызывают в качестве свидетеля". Свидетеля! Гора с плеч, жизнь заиграла, думаю: убийца нашелся. Не тут-то было. Все оказалось настолько запутанным и странным, что я до сих пор понять ничего не могу. После разговора с матерью я сразу в Москву рванул и сразу Черкасским позвонил - наудачу, вдруг что-нибудь узнаю. И узнал. Анюта мне сказала, что Маруся исчезла, найти ее не могут, не знаю ли я что-нибудь о ней. Я обалдел. "Где ж ее искали?" - спрашиваю. Говорит, что везде, но вся Марусина обувь на месте, непонятно, куда она могла деться босая. Я-то, положим, знаю, куда, но вида, само собой, не подаю. "А дом, говорю, весь осматривали?" Оказывается, весь, с собакой, и погреб перекопали. Я подумал так: преступник вернулся еще раз, нашел убитую и унес. И вот тут-то Анюта меня и подкосила. Вдруг говорит: "Соседка сказала, ты у нас в среду был? Надо было заранее предупредить". Я понял, что Маруся о нашей предполагаемой встрече никому не сказала. "Был", - говорю. "Ведь ты нас на речке искал?" - спрашивает. Ага, думаю, подвох готовит. И осторожно отвечаю, что весь пляж осмотрел, на ту сторону сплавал - не нашел. А она так спокойно высказывается: "Мы до самого вечера на нашем месте просидели, в кустах. Там нас действительно найти трудно". Вы представляете? Я чуть трубку не выронил. Но продолжаю: "А когда Маруся пропала?" И она совершенно нагло отвечает: "В ночь на четверг. Утром я ее в светелке уже не застала". Полное равнодушие, и вдруг как зарыдает - артистка! - и трубку бросила. Ну, что вы на это скажете? - Петя глядел на меня чуть ли не с торжеством.
- Кое-что скажу. В среду примерно с двенадцати дня до одиннадцати ночи Анюта ездила в Москву.
- В Москву? - пробормотал Петя растерянно. - То есть как в Москву?
Конечно, откровенности я добился от Вертера потому только, что он считал, будто за все ответит Анюта. И вдруг в такой опасной ситуации он остался совсем один.
- Да вот, в Москву.
- Нет, извините! Зачем она врала?
- У нее были личные мотивы.
- Ах, личные! А алиби у нее было? Например, с трех до пяти, а?
- Нет.
- Ах, нет! Учтите, сумасшедшие на все способны…
- А почему, собственно, вы ее считаете сумасшедшей?
- Да разве с нормальными людьми такие истории случаются? Это патология какая-то! И алиби-то нет! Нету!
- Не суетитесь, Петр. Если обвинять кого-то только за отсутствием алиби, самой подходящей кандидатурой в преступники окажитесь вы.
- А вот и нет! Я свои данные, наверно, тыщу раз в уме прокрутил. Все равно остается неизвестным главное: куда делся из погреба труп? Вы согласны, что его мог перепрятать только убийца… ну, только он в этом заинтересован?
- Согласен.
- А я никак не успевал - по времени.
- Обо всем этом я слышал только от вас. Может, никакого трупа в погребе и не было.
- Ну да, я его на глазах у старушки на улицу вынес.
- Вы знали о проходе в заборе.
- Да как бы я успел за двадцать минут убить, с соседкой поговорить, вытащить, найти место, закопать, - ведь рощу потом облазили…
- И время убийства мне известно только с ваших слов. Соседка три раза видела, как вы уходили с дачи, но ни разу - как вы туда пришли. Вы говорите, что встреча с Марусей была назначена на три часа - а вдруг нет? А вдруг на час или на два? И убита Маруся раньше, а перед бестолковой старушкой вы потом разыграли… пантомиму. Теперь о трупе. Допускаю, что вы его спрятали в погребе и уехали в Ленинград. Но ведь ничто не мешало вам, при наличии толковых родственников, преодолеть страх и вернуться хоть на несколько часов, тело перепрятать и уехать обратно. Звучит, конечно, фантастично, но ведь и вы рассказали не менее фантастическую историю. В пятницу, субботу и воскресенье Черкасские, Дмитрий Алексеевич и Борис были заняты похоронами Любови Андреевны и находились в Москве. Дача была пуста.
- Да за что мне ее было убивать? - закричал Петя.
- Утром перед вашей встречей Маруся сказала сестре, что чего-то боится. Что произошло между вами в лесу, когда вы венки плели? Может быть, в среду вам удалось то, что не удалось в воскресенье, потом вы испугались и задушили ее. Вы не похожи на насильника - да кто в обычной жизни на него похож?
- Я вам всю правду выложил - как человеку, - после долгого молчания заговорил Петя вздрагивающим голосом. Если хотите знать, не вы меня с билетами поймали. Вы б и не поймали: уперся бы и все! - я сам вас выбрал, еще тогда, в первый раз. Я никому ничего не рассказывал, даже своим, три года молчал и не могу больше так жить. Мне страшно. Я думал, вы человек, а вы… охотник, вам бы добычу затравить любым способом.
- Не забывайте: эта добыча - убийца. Я должен прокрутить все варианты, чтоб не ошибиться. Кстати, а родителям как вы все объяснили?
- Понапридумал, выкрутился.
- Может, и сейчас понапридумали? Ладно, продолжаем. Вы плели в лесу венки…
- Ну да, я хотел ее поцеловать - ну и что? Она меня долбанула по голове и обозвала. Ну и что тут такого? Она мне нравилась, даже очень, я ж не знал, что у нее кто-то есть.
- "Кто-то есть"? Кто? Кто есть?
- Не знаю. Она сказала с таким презрением, сквозь зубы: "Кретин! Кому ты нужен? Я люблю человека, до которого вам всем, как до неба!" Я обиделся.
Очень интересно! Кого же она любила… и боялась? Да, любила и боялась. А художнику сказала, что любит Петю - зачем? Я изучающе посмотрел на него. Нет, не он. Дмитрий Алексеевич? Борис? Необязательно. Совсем необязательно. Какой-то человек, с которым она познакомилась на Свирке? Самое вероятное. Нет! Она говорит о нем Пете в воскресенье, сразу по приезде в Отраду, она не успела еще ни с кем познакомиться… Она изменилась с весны - и не из-за Пети. Несмотря на уговоры художника, бросила сцену - почему? Почему именно университет? Ведь догадывалась, что мало шансов. Ладно, это потом. Среда. У нее было свидание с кем-то на даче. С кем-то, кого она любит и боится… утром призналась сестре, что боится. Но почему на даче? Ведь она знала, что туда должен приехать Петя?
- Петя, вы точно договорились с Марусей на три часа? Именно на даче и именно на три?
- Я сказал: "Переписывай скорее: мне в субботу отдавать, а я еще сам не переписал". Тут она и сказала насчет среды: три часа. Я говорю, чтоб к среде было готово. А она: "Всегда готова!" Вообще к поступлению она относилась легкомысленно.
- А как вы думаете, она смогла бы поступить?
- Если б повезло, а так… смеялась: "Мне абсолютно все равно".
- Странно. Она всегда являлась на ваши вечерние занятия?
- Иногда звонила, что не придет, раза четыре.
- Вот скажите, Петя, вы очутились в светелке и увидели Марусю. А еще? Какие-нибудь мелочи, детали… Постойте! Когда вы в первый раз смотрели в окно, еще закрытое - ну, до речки - вы видели на столе ту самую тетрадь? Сосредоточьтесь, вспомните… стол, тетрадки, сверху ваша… ну?
- Не помню, не обратил внимания. Во второй раз окно было открыто, и тетрадка прямо бросилась в глаза.
- Жаль. Маруся брала ее с собой на Свирку и принесла назад. Когда? До вашего первого прихода или в то время, как вы ее на речке искали?
- Вы хотите сказать… - Петя передернулся. - Вы думаете, они уже были там вдвоем и видели, как я в окно стучал?
- Не исключено. Ведь не могла она назначить два свидания на один и тот же час. Возможно, на дачу она пришла гораздо раньше, и подошел он. Вам они не открыли… Знаете, Петя, в таком случае вы представляете опасность для убийцы, он вас видел из окна, но не знает, что именно видели вы. Да, наверное, все произошло раньше, и убийство…
- Нет, нет! Она была задушена буквально перед моим вторым приходом. Это точно. Она была совсем теплая, когда я ее на руки взял.
- В какой позе она лежала?
- На спине, ближе к стенке… В общем, если б не лицо, то спокойно лежит человек. В этом было что-то жуткое: как будто спит - и такое лицо. Нет, не похоже, чтоб она сопротивлялась, то есть никаких следов борьбы. Это был кто-то свой.
- А одежда? Может быть, что-то сдернуто, порвано?
- Да нет. Красный сарафан, такой пышный, в оборках…
- А шаль? Вы спрятали ее в погребе в пунцовой шали с кистями, да?
- Нет, никакой шали не было. Да! Была. Она висела на спинке стула, но я ее в шаль не заворачивал.
- И еще на ней был купальник, да?
- Опять ловите? - взорвался юный Вертер. - Про купальник я ничего не знаю, под сарафан не лазил!
- Да ведь вы с ней по комнатам бегали, падали, могли заметить.
- Не заметил! Вот браслет у нее был, на левой руке, я обратил внимание.
- Что за браслет?
- Не рассмотрел. Я в погребе его засек - темно. Помню только, что тяжелый. Он с руки сползал, я его вверх подтянул, ближе к локтю.
- Вы раньше видели на ней этот браслет?
- По-моему, нет… Нет. Она никаких украшений не носила. А знаете, - Петя оживился, - может, этот браслет ей убийца и подарил. Вот именно на свидание и привез, она и надела.
- Вполне вероятно, - рассеянно отозвался я. - Ладно, Петр, мне надо думать, думать, думать. Если понадобитесь - позвоню.
- Иван Арсеньевич, а можно я к вам буду ездить?
- Можно.
Действительно он нуждается во мне, потому что я его единственный поверенный, так сказать, единственная надежда? Или им руководят толковые родственнички? На убийцу Петя вроде не тянет, но все ли он рассказал, так ли рассказал?.. Труп в погребе! Загадка… И Павел Матвеевич… Зачем? В безумии? Я в полной тьме.
16 июля, среда.
- Я так и знал, что Анна Павловна, - рассуждал Игорек после завтрака, - только ошибся насчет мужика: не Борис, а художник. Сразу видно - ходок. Обеих сестер охмурил, а в среду чего-то там открылось, по чему-то там Анюта поняла, что у него с младшей полный порядок: та проговорилась на речке. Анюта ее заманивает на дачу - покушать или еще чего, - а той все равно на даче с Петей встречаться. Одним словом, она ее душит и уезжает к любовнику. Приходит, а у самой нервы… и раздумья: труп-то остался. Говорит ему, что к семи вернется, а сама мчится в Отраду прятать. Ну, тут влез этот Вертер с билетами - и она уезжает обратно в Москву. А нервы все-таки сдают. Возвращается ночью, обыскивает дом, находит труп и перепрятывает. Она, она - и по времени все сходится.
- Мало ли что по времени, - проворчал Василий Васильевич. - По времени и Борис мог успеть: на работе его видели утром и вечером, а на какой он там машине занимался - это еще неизвестно. Не время важно, а психология.
В наших прениях Игорек обычно делал ставку на Анюту, бухгалтер же "отдавал предпочтение" математику.
- Именно что психология! Мужчине незачем ее убивать, как вы не понимаете? Незачем! Она ж его любила - кого-то там… не сопротивлялась и так далее. Анна Павловна - больше некому.
- Она была в это время в Москве, - вмешался я. - Петя настаивает, что Марусю убили где-то в четыре. В пять минут пятого она была еще теплая.
- Конечно, теплая - жарища за тридцать. А Петя со страху еще и не то скажет, - Игорек задумался и добавил: - Впрочем, Анна Павловна и из Москвы успевала приехать, убить и опять к любовнику вернуться. Где она больше пяти часов шлялась?
- По Бульварному кольцу, - ответила Анюта, входя в палату; я похолодел. - Люблю старую Москву. Очевидно, Дмитрий Алексеевич уже всех ввел в курс дела. Тем лучше: не придется объясняться.
- Нет, Анна Павловна, придется.
- Зачем? Я разоблачена, передавайте материал в прокуратуру.
Анюта улыбнулась насмешливо и прошла к отцу. Я невольно улыбнулся в ответ. Сколько ж она успела подслушать? Неужели все, что Игорек нагородил?
Помощники мои затаились, Анюта принялась ухаживать за отцом. Горшок в больничном обиходе называется "уткой" - этот заветный предмет снится по ночам, ведь на мне трое неподвижных. Она бегала с "уткой", потом побрила, умыла, причесала отца, поила его молоком… Я наблюдал за ней и готовился к бою, уже наполовину проигранному: не удалось застать врасплох, надо же так попасться! Для полноты картины не хватало художника - и он пришел, остановился на пороге, огляделся, пожелал всем доброго утра. Подошел ко мне, вынул из полиэтиленового мешочка несколько пачек "Явы" и апельсины, выложил все это в тумбочку и сел на табурет рядом с моей койкой. Если б можно было все переиграть, хоть свидетелей ликвидировать на время, но… может быть, оно и к лучшему? Сама собой складывалась "очная ставка" с привкусом скандала. И я решил подогреть атмосферу.
- Анна Павловна! - громко сказал я. - Дмитрий Алексеевич вас не выдавал, не сверкайте так на него глазами. О том, что вы его любовница, я узнал из другого источника. Он только добавил подробностей.
Тут на меня сверкнул глазами художник и вскочил, но меня уже понесло. Я не знал, кто задушил девочку, возможно, никогда не узнаю, однако ее близкие, все четверо, своей крутней и ложью неимоверно запутали дело. Во мне закипал почти гражданский гнев.
- И меня, Анна Павловна, меньше всего интересуют переживания дамы, мятущейся между мужем и любовником. Это слишком высокая тема, чтоб я посмел ее коснуться… высокие, святые чувства: и хочется, и колется, и мама не велит…
Анюта вздрогнула, странно взглянула на меня и пробормотала:
- Откуда вы знаете?
- Все это уже отражено в классике: роковой треугольник, долг и чувство, любовные утехи и семейная скука. И самое страшное: а вдруг узнает муж? - я выбирал детали наиболее пошлые, я вызывал их обоих на возражения: что-то раскроется в споре! - но они молчали. - Вы испугались скандала и все скрыли - понятно, понятней некуда. Повторяю, в дамских переживаниях я копаться не намерен. Но скажите: вы догадываетесь, кого любила и боялась ваша сестра?
Анюта глядела на меня широко раскрытыми пустыми глазами, Дмитрий Алексеевич заговорил с недоумением:
- Но разве не мальчишку? Бросила сцену, загорелась в университет поступать… и потом: зачем бы она мне врала?
- Дмитрий Алексеевич, ну кого может напугать Петя? И девочка была не из пугливых, судя по всему.
- И все же она любила мальчишку, как это ни странно! - упорствовал художник. - Вы бы слышали, как она сказала об этом…
- А, перестань! - оборвала его Анюта. - Она была редчайшая актриса и жила этими своими выдумками…
- Ее смерть - не выдумка, Анна Павловна. Вы не знаете, с кем она должна была встретиться в среду, когда ее убили?
- Я ничего не понимаю! - закричала Анна.
Впрочем, мы кричали все трое, стоя друг против друга посреди палаты, а приговоренные к койкам свидетели лежали, замерев. Оригинальная очная ставка.
- Ничего не понимаю и знать не хочу ваших намеков! Что вам нужно? Да, я во всем виновата! Да, я ее бросила, уехала к любовнику, копалась в своей душонке, тряслась за свою шкуру. Довольны? А я ничего не хочу, вообще ничего!
Анюта бросила на меня прямо-таки ненавистный взгляд (давно уже никто не принимал меня так всерьез!), схватила матерчатую сумку и крупным, резким шагом вышла из палаты. Признаться, я превратился в "профессионала" и следил за ее походкой: "торопливый бег", "быстрый легкий шаг" в светелке, над погребом… Я опомнился и кинулся к двери, крикнув на ходу:
- Дмитрий Алексеевич, обязательно дождитесь меня!
Она быстро шла под кленами, я догнал ее и схватил за руку.
Засияли голубые глаза, и я вдруг забыл обо всем.
- Анюта, простите ради Бога…
- Ну неужели вы не понимаете? - сказала она равнодушно, но ее всю трясло. - С тех пор как я увидела папу там, в погребе - после маминых похорон - мне абсолютно все равно. Я умерла, понимаете? Меня нет.
- Нет, нет, это не так… так не должно быть, - забормотал - у вас есть жизнь, вы прекрасны, и мы раскроем тайну.
- Зачем? Они не вернутся.
- Мы найдем убийцу.
- Зачем он мне? Я их больше не увижу.
- У вас есть отец.
- Он меня не знает. Ему все равно, кто за ним ухаживает.
- Как вы ошибаетесь. Любовь чувствуют не разумом.
- Ань! - раздался сиплый голос: возле нас стояла санитарка Фаина, похожая на старую швабру, и с интересом слушала. - Твой вчера от котлет отказался, я их скушала сама. Чтоб ты знала…
- Пойдемте! - я опять взял Анюту за руку и увлек на боковую тропинку.
- Куда вы меня тащите?
- В беседку. Мне хочется с вами поговорить. Можно?
- А вы не будете копаться в дамских переживаниях? - с отвращением спросила Анюта. - Как вы сказали: и хочется, и колется, и мама не велит? Мама как раз знала и не велела.
- Любовь Андреевна! - воскликнул я.
- Да, да, случайно. И всё. Я поиграла во взрослые игры - все кругом играют - и будет. Доигралась. Чтоб больше к этому не возвращаться, скажу: ни муж, ни Митя мне и раньше не были нужны, а теперь подавно. Все - пустяки и пошлость.
- Какой такой Митя?.. Ах да! Он вас любит.
- Перебьется.
Я ей не верил: "Только с тобой я себя чувствую настоящей женщиной" - так ведь она сказала ему? - но настаивать боялся.
- Анюта, признайтесь, почему вы мне не доверяете?
- Это вам Дмитрий Алексеевич сказал?
- Да.
Она остановилась на мгновенье, улыбнулась насмешливо и нервно, как там, в палате, и ответила:
- А об этом вам ни в жизнь не догадаться. Ладно, давайте ближе к делу. Хотя я действительно ничего не знаю, и ваши да вешние вопросы о Марусе меня просто поразили.
Мы вошли в дворянскую беседку. Глаза слепил июльский плеск воды, камыш шуршал, легкие ветви шелестели, и отчаянно надрывалась какая-то птица на кладбище, на том берегу.
- Боюсь, кое-каких переживаний коснуться все-таки придется. Например, почему вы приехали к Дмитрию Алексеевичу в день исчезновения Маруси днем, а не вечером?
- Я сама не знала, поеду я к нему или нет. Утром на всякий случай сказала Марусе, чтоб она ключ с собой на пляж взяла: вдруг я уеду в Москву. Она ответила: "Поезжай. Я Боре не скажу".
- Она знала, куда вы собираетесь?
- Нет, конечно. Но догадывалась, что не к мужу. Год назад, тоже летом, - родители в санатории были - я два раза к Мите ездила и просила ее молчать. Ну, после ее слов мне стало так противно, что я решила покончить с этим не вечером, а пораньше, как можно скорее. Покончить - вы мне верите? - она глядела с тревогой, я кивнул, но не верил. - В двенадцать сказала, что уезжаю, а она вдруг взмолилась: "Не оставляй меня одну, я боюсь". Сыграть Маруся умела: я испугалась, решила остаться. Но она засмеялась и говорит: "Я просто хотела проверить, кого ты больше любишь: меня или своего друга. Поезжай, поезжай, ты мне мешаешь". Она меня как будто выпроводила, но дала слово, что перейдет на пляж. И не сдержала - на пляже ее Петя не нашел.
- Да, видимо, вы ей мешали, видимо, в тот день у нее тоже было свидание.
- С кем? С Петей?
- И с Петей и, наверное, с убийцей. А вы в ту среду так со своим другом и не покончили? - никак я не мог свернуть с этого пункта.