- А у вас здесь уютно, - весело сказал он, обводя взглядом кабинет Поремского. О, и чайничек имеется! Может, вдарим по Чайковскому, а, шеф?
- Как-нибудь потом.
- Отчего же потом? Потом может и не быть. Думаете, мы с вами еще когда-нибудь встретимся?
Поремский вежливо улыбнулся.
- Уверен в этом, - сказал он. - Не могу же я отказать себе в таком удовольствии.
- Ладно, как скажете, - согласился Алекс Кузнецов. - Возможно, я и навещу вас в вашей камере, куда вас упрячут за беспредел, который вы здесь творите. Может, даже принесу чего-нибудь. Вам что больше нравится - бананы или яблоки?
- Виноград.
- Виноград в это время года дорог. Ну да ладно, чего не сделаешь ради хорошего человека!
В лице Поремского не дрогнул ни один мускул.
- Высказались? - спокойно спросил он.
Кузнецов кивнул:
-Угу.
Отлично. А теперь буду говорить я. Вы подозреваетесь в убийстве бизнесмена Роткевича…
- Это которого шлепнули в Питере? - иронично прищурился бодигард. - Да вы в своем уме, Поремский? Я сроду в Питере не бывал. Я и Эрмитаж-то видел только на картинке. А кстати, хорошая идея! Нужно будет съездить в Питер на выходные, глянуть на Зимний, плюнуть в Неву. Чем я хуже других?
- Идея хорошая, - кивнул Поремский. - Правда, осуществить вы ее сможете лет через пятнадцать. Само собой, если попадете под амнистию.
- Опять угрожаете, - вздохнул Кузнецов. - И что это за манера такая у наших следователей - угрожать, давить на психику. Нет чтобы угостить чаем, рассказать что-нибудь веселое, втереться к подозреваемому в доверие, стать ему отцом родным. Так нет же, все, что вы умеете, это только угрожать. В то время как…
- Ну хватит кривляться, жестко осадил его Поремский. - Вам не отвертеться, Кузнецов. В день убийства Роткевича вас не было ни на работе, ни дома.
- Ну и что?
- А то, что в этот же день вас видели в Питере. В милицейской форме и с пистолетом в руке. Не припоминаете?
- Нет.
- Жаль. Случается, что чистосердечное признание смягчает наказание.
- Это только в кино.
- Ну почему же. В жизни такое тоже бывает. Все, что от вас требуется, откровенно отвечать на мои вопросы.
Кузнецов задумался. Покосился на Поремского:
- И что, много мне скостят?
- Это решать суду.
- Ну да, конечно. - Он опять задумался. Затем, нахмурившись, посмотрел на следователя, вздохнул и махнул рукой: - Ладно, давайте бумагу. Я все напишу.
- Можете просто рассказать.
- Да нет, уж лучше напишу. Я, когда говорю, не могу сосредоточиться.
Поремский вытащил из ящика стола лист бумаги и протянул его бодигарду.
- А ручку?
Поремский вынул из стаканчика карандаш и положил его на стол перед Кузнецовым.
- Пишите этим.
Кузнецов взял карандаш и склонился над листком бумаги. Он корпел минут пять, затем поднял голову и спросил:
- О том, что раскаиваюсь, писать?
- Пишите.
Кузнецов кивнул и вновь склонился над бумагой. Наконец он отложил карандаш и протянул свой шедевр Поремскому:
- Вот. написал.
Поремский взял листок и стал читать.
"ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ
Я, Кузнецов Алексей Викторович, верный слуга Его Императорского Величества Карла Седьмого-Хитрого, признаюсь в том, что первого июня сего года проткнул копьем достопочтенного иеромонаха Бонвивана Легкого. В оправдание своего проступка могу сказать лишь то, что бой наш был равным и честным. А то, что повезло мне, а не Бонвивану, так на то воля Всевышнего. Не мне, ничтожнейшему из рабов его, отвечать за судьбу, предначертанную нам самим Небом.
Ежели вашему высочеству будет угодно, обязуюсь восполнить сию потерю двумя мерами отборнейшего зерна. Буде нет - приму с покорностью и почтением любое наказание ваше.
За сим остаюсь покорный раб и слуга ваш Христофор Колумб.
Писано сие осьмнадцатого мартобря медового по Спасу года".
- Это все? - спросил Поремский.
Кузнецов кивнул:
- Да.
Физиономия у него при этом была жутко довольная.
- Замечательно, - сказал Поремский. - Чувство юмора у вас есть, но литератор вы, извините, плохой. Да и в истории вы явно не Эдвард Радзинский.
Раздался тихий скрип, дверь кабинета слегка приоткрылась.
- Владимир Дмитриевич, к вам можно?
- Входи, Миша.
В кабинет вошел Камельков, а за ним Антон Антонович Михайлов. Остановившись у порога, Михайлов уставился на Алекса Кузнецова.
- Мать честная, он! - сказал Михайлов. - Честное слово, он! Что, парень, недолго бегал? Нашлась и на тебя управа!
Кузнецов пожал крепкими плечами и отвернулся.
- Антон Антонович, пройдите в кабинет и сядьте, строго сказал Поремский.
Михайлов, опасливо косясь на Кузнецова, подошел к стулу и, на секунду замешкавшись, чтобы собраться с духом, сел. Камельков сел рядом с ним.
- Антон Антонович, - начал Поремский, - знаете ли вы человека, сидящего перед вами? - Он показал карандашом на Кузнецова.
Антон Антонович решительно покачал головой.
- Не знаю и знать не хочу.
Поремский удивленно посмотрел на Камелькова, тот ответил ему таким же удивленным взглядом.
- Хорошо, - вновь заговорил Поремский. - Тогда поставим вопрос иначе. Видели вы когда-нибудь человека, сидящего перед вами?
- Видеть видел, - согласился Михайлов.
- Где и при каких обстоятельствах?
- В Питере, ответил Антон Антонович, - на набережной. При очень грустных обстоятельствах.
- При каких именно?
- Он, этот парень, стрелял в Роткевича. - Михайлов подумал, что бы еще такое сказать, и добавил: - Из пистолета.
- Вы в этом уверены? - вновь спросил Поремский.
- В чем? В том, что из пистолета?
- В том, что в Роткевича стрелял именно этот человек.
Михайлов еще раз посмотрел на Алекса Кузнецова и кивнул:
- Он, кто же еще. Только форма на нем тогда была ментовс… извините, милицейская.
- Ясно. - Поремский посмотрел на Кузнецова и сурово сдвинул брови. - Что и требовалось доказать, - сказал он.
Глава 11
СВИДЕТЕЛЬ
В конце рабочего дня в дверь к Поремскому робко постучали.
- Войдите, - громко сказал "важняк".
Дверь кабинета приоткрылась, и в образовавшемся проеме показалась маленькая, плешивая голова. Узкие щелки глаз, затянутые в кокон морщин, внимательно посмотрели на Поремского.
- Можно? - спросил плешивый человек.
- Да, пожалуйста, - сказал Поремский.
Человек перешагнул через порог, плотно прикрыл за собой дверь и, замерев у двери, подозрительно оглядел стены и обстановку кабинета, словно подозревал стены и вещи в предательстве и измене.
- Проходите, садитесь, - жестом пригласил его Поремский, убирая бумаги, над которыми корпел вот уже полчаса, в стол.
Человек кивнул, подошел к столу и осторожно присел на краешек стула.
- Василий Васильевич Давыдов, - представился он. - Директор Лианозовского электромеханического завода. Я недавно беседовал с вашей… э-э… коллегой - Аленой Борисовной Никитиной. Я звонил вам полчаса назад.
- Я помню, - кивнул Поремский. - Вы хотели сообщить мне что-то важное.
Давыдов улыбнулся морщинистыми губами.
- Так точно. То есть… да, хотел.
Он испуганно глянул по сторонам, затем придвинулся поближе к столу и, чуть склонившись вперед, взволнованно зашептал:
- Владимир Дмитриевич, я знаю нечто, что поможет пролить свет на историю загадочной смерти господина Карасева!
- Да что вы! - изобразил удивление Поремский. - И что же это?
- Это… - Давыдов вновь окинул быстрым взглядом кабинет. - Э-э… скажите, Владимир Дмитриевич, я могу говорить откровенно в этих стенах?
- В каком смысле? - не понял Поремский.
- В прямом. Сами ведь знаете, как оно бывает. Скажешь слово, а тебя потом за это слово на крест, как Христа. Хотя говорил вроде бы при своих.
- А-а, - понял Поремский. - Вы в том смысле, что и у стен есть уши?
- Так точно! - радостно согласился Давыдов. - Я знал, что вы меня поймете. Так как? Могу я говорить откровенно или нам лучше побеседовать в каком-нибудь другом, менее официальном месте?
Поремский сделал серьезное лицо и сказал с твердостью в голосе:
- Уверяю вас, Василий Васильевич, этим стенам я собственноручно отрезал все уши. Можете говорить спокойно.
- Ну хорошо. - Три или четыре складки на морщинистой физиономии Давыдова облегченно разгладились. - В таком случае я расскажу все, что знаю. Я было хотел сообщить эти факты вашей коллеге, но по определенной причине не смог этого сделать.
- Что же это за причина? - поинтересовался Поремский.
- Видите ли, ваша коллега… женщина.
Поремский сделал круглые глаза:
- Да что вы! Не может быть! Вы это точно знаете?
Глаза Давыдова стали грустными, как у собаки.
- Напрасно вы иронизируете, Владимир Дмитриевич, - обиженно сказал он. - Когда вы узнаете все подробности того случая, о котором я хочу вам рассказать, вы поймете мои опасения.
Тогда, может быть, пора начать рассказывать? предложил Поремский.
- Вы правы. Итак… - Давыдов слегка замялся…Разговор этот происходил в бане. Если быть точным, в сауне. Есть в Новых Черемушках такая сауна… Вы понимаете?
- Что?
- Про сауну.
"Черт, он меня своими предисловиями и намеками с ума сведет", - все больше раздражаясь, подумал Поремский. А вслух сказал:
- Вы хотите сказать, что это был бордель?
- Ну вот, - облегченно вздохнул Давыдов. - Вы все поняли сами. Я, Владимир Дмитриевич, женат, у меня три дочери. Надеюсь, этот разговор, а вместе с ним и мое маленькое откровение останутся между нами?
Поремский взял себя в руки.
- Безусловно, - сказал он. - Продолжайте, пожалуйста.
- Итак, я был в сауне. Я только что вышел из парной и сидел в своем кабинетике с бутылочкой пива. Один. Сижу отдыхаю - и вдруг слышу за стенкой знакомые голоса. И голоса эти говорят… Простите, у вас не будет воды?
- Что за чушь? - поморщился Поремский. - Голоса говорят: "Простите, у вас не будет воды"?
- Да нет. Это я уже вам: не будет ли у вас стаканчика воды? В горле что-то пересохло.
Поремский наполнил стакан водой из графина и протянул его Давыдову. Тот взял стакан и одним глотком опустошил его наполовину. Вытер ладонью мокрые губы, внимательно посмотрел на Поремского и хрипло произнес:
- Итак, я услышал голоса…
Глава 12
ССОРА
Юле Ивановой снилось море. Она сидела на прибрежных камнях и смотрела на синие волны, на чаек, прохаживающихся вдоль белоснежной кромки прибоя. На душе у нее было легко и спокойно. Вдруг подул ветер. Небо на горизонте потемнело. За считанные секунды ветер нагнал облака и превратил их в тучи, и эти тучи, гоня перед собой черную тень, стали надвигаться на Юлю. Море начало волноваться, ветер подул еще сильнее, прямо Юле в лицо, и дыхание его было холодным и колючим. Сердце Юли учащенно забилось, и она проснулась.
Открыв глаза, Юля увидела прямо перед собой лицо Леуса.
Не веря собственным глазам, она приподняла голову с подушки и выставила перед собой руку. Пальцы наткнулись на щеку Леуса - худощавую, холодную, гладко выбритую.
Юля отдернула руку и вскрикнула. Тут же сухая, сильная ладонь легла ей на рот.
- Тихо, - сказал Леус. - Не шуми. Твоих соседей нет дома. Они уехали на дачу и появятся только завтра.
Он убрал ладонь с Юлиного лица.
- Как ты здесь оказался? - испуганно спросила Юля.
- Просто, - с холодной улыбкой ответил Леус. - Шел, шел и пришел. Лифт у вас сломан, пришлось подниматься пешком. Ну ничего. Главное ведь, что мы наконец увиделись, правда?
Юля промолчала.
- На ресепшн мне сказали, что ты болеешь, - продолжил Леус. - Могу я узнать, чем?
- Нет, не можешь.
Почему? - в напускном удивлении приподнял Леус белесые брови.
- Это женское.
- Да ну? - Леус смерил оценивающим взглядом ее фигуру. Остановился на трусиках. - Здесь? - весело спросил он.
Юля покраснела, схватилась за край одеяла и попыталась накрыться, однако Леус быстрым движением вырвал одеяло у нее из рук и отбросил его в сторону.
- Ты не смеешь… - злобно процедила Юля сквозь стиснутые зубы. - Убирайся отсюда!
Леус улыбнулся:
- Так скоро? Но мы ведь даже не успели пообщаться. К тому же… - он вновь скользнул взглядом по ее телу, - я рассчитываю приятно провести с тобой время. Я очень соскучился по твоим стонам.
- Мразь, - презрительно произнесла Юля. - А теперь слушай сюда, подонок: либо ты немедленно уберешься, либо я…
- Ц-ц-ц, - поцокал Леус и покачал головой. - Не нужно шуметь. Иначе мне придется сделать тебе бо-бо. А ты знаешь, как хорошо я умею это делать.
- Ты меня и пальцем не тронешь, - все с тем же
презрением в голосе сказала Юля. - Иначе я вызову милицию, и они упрячут тебя лет на сто.
- Ангел мой, ты начиталась книжек. Думаешь, твой Ромео из прокуратуры примчится к тебе на помощь?
- Примчится! И наваляет тебе по шее!
Леус нахмурился.
- Что ж, нам стоит это проверить. - Он вынул из кармана телефон и протянул его Юле: - Звони своему Ромео.
Юля схватила телефон и быстро набрала номер Камелькова.
- Слушаю, - раздался в трубке его бодрый голос.
- Миша! Здесь Леус! Он хочет…
Леус ударил коротко, без замаха и напряжения. Телефон выпал из пальцев Юли. Голова ее запрокинулась, глаза уставились в потолок.
- Алло! Юля! Что случилось?! Где ты?! - кричал в трубку Камельков.
Леус поднял трубку и приложил к уху.
- У нее болевой шок, - спокойно сказал он. - Но не волнуйся, это скоро пройдет. Останется лишь небольшой синяк.
- Сволочь! Если с ее головы упадет хоть один волос, я с тебя с живого шкуру спущу!
- Какие мы грозные, - усмехнулся Леус. - А теперь послушай меня, Ромео. Сегодня вы взяли Алекса Кузнецова. Я знаю, что малышка Юля помогла вам выйти на нас. Видеокамеры зафиксировали, как она пробралась в кабинет Хамзата. Я также знаю и то, что у вас есть свидетель, который опознал Алекса.
- Ты слишком много знаешь, - прорычал Камельков.
- Тихо, - сказал Леус. - Я еще не закончил. Если ты хочешь, чтобы с Юлей все было в порядке, сделай так, чтобы Кузнецова освободили. Или в крайнем случае чтобы он исчез. Исчез навсегда.
- Что за бред? Как я это сделаю? Я что, Игорь Кио?!
- Не нужно быть фокусником, чтобы сделать это.
- Кузнецов может повеситься в камере. Или погибнуть при побеге. Да мало ли способов? Ты умный парень и сможешь придумать, как. устранить Кузнецова, пока он не начал давать показания.
- Вот оно что! Вы с Муслиевым боитесь за свои поганые шкуры…
- Молодец. Правильно понял. Теперь ты знаешь не только то, что должен сделать, но и почему.
- А если я откажусь?
Леус посмотрел на вздрагивающую Юлю и криво усмехнулся.
- Тогда можешь навсегда попрощаться с нашей общей знакомой.
- Ты блефуешь. Ты не посмеешь убить ее.
- Давай поспорим, что я сделаю это. И сделаю так. что не останется ни одной улики. Диагноз будет очевидным: суицид. А таблетки или петля - это не так уж важно, правда?
Камельков молчал.
- Эй, - окликнул его Леус, - чего молчишь?
- Думаю.
- Тогда думай быстрее. Девчонка вот-вот очнется. Если ты к этому моменту ничего не надумаешь, мне придется еще раз ее вырубить. А мне это так же неприятно, как тебе. Мы оба знаем, какая она сладкая девочка, правда?
- Заткнись!
- Она так громко стонет. Особенно когда перевернешь ее на живот и…
- Я сказал - завали хлебало!
Леус хрипло рассмеялся. Глаза его, однако, не смеялись. В них было все что угодно, только не веселье.
- Ладно, - сказал наконец Камельков. - Я сделаю то, что ты просишь. Но я должен быть уверен, что с Юлей все будет в порядке. Где она?
- Здесь.
- Где ты ее прячешь?
Юля глубоко, с хрипом, вдохнула ртом воздух, но тут же схватилась руками за горло и закашлялась.
- Я больше не могу говорить, - быстро сказал Леус. - Она пришла в себя. Я позвоню через два часа. К тому времени Кузнецов должен быть мертв. Это все.
Отключив телефон, Леус схватил Юлю за плечо, одним рывком перевернул ее на живот, заломил руки и перетянул их скотчем, который достал из кармана.
Юля судорожно хватала ртом воздух, но не могла произнести ни слова. Глаза ее вылезли из орбит от ужаса и боли.
- Ничего, скоро пройдет, - успокоил ее Леус. - Этому фокусу научил меня один китаец. Мы с ним учились в одной группе. Через пять минут ты сможешь говорить, а пока… - Он оторвал кусок скотча и плотно заклеил Юле рот. Улыбнулся: - Вот так. Теперь нам с тобой нечего опасаться, ангел мой.
Юля замычала и попробовала привстать, однако Леус положил ладонь ей на спину и легонько надавил. Юля снова упала на кровать. Рука Леуса осталась лежать у нее на спине. Длинные пальцы ласково поглаживали ее лопатки. Затем они скользнули ниже и остановились на пояснице.
- У тебя такая нежная кожа, - грустно сказал Леус. - Жаль, что мы не нашли общего языка. Я бы любил тебя всю жизнь.
Он сдвинул руку еще ниже и запустил пальцы за резинку Юлиных трусиков.
- А ведь и ты любила меня, - продолжил он печальным, задумчивым голосом. - Я это видел, я это чувствовал. Ты была от меня в восторге. Я казался тебе настоящим рыцарем - сильным, честным, без страха и упрека. - Леус наклонился и поцеловал Юлю в нежную кожу спины. - Что же случилось потом? - прошептал он. - Почем я стал тебе так противен? Я ведь не превратился в чудовище, у меня не выросла вторая голова. Я остался прежним Олегом Леусом, человеком, который полюбил тебя и любил больше всего на свете.
Юля застонала. Леус тут же тряхнул головой, выпрямился и улыбнулся.
- Ладно, - сказал он. - Не время предаваться сантиментам. Слишком поздно, уже ничего не исправить. Теперь нужно думать о деле. В конце концов ты сама во всем виновата, и моя совесть чиста. Абсолютно чиста. - Внезапно Леус нахмурился. - Правда, есть еще один должок, - холодно произнес он и сощурил голубые глаза. - Но я отдам его чуть позже.
Это случилось двумя часами раньше. Когда Леус вошел в кабинет Муслиева, Гарри Барыгин уже был там.
- А, пришел, - хмуро глянул на Леуса Хамзат. - Садись.
Леус сел и закинул ногу на Ногу.
- Плохо выглядишь, - сказал ему Гарри Барыгин. - Совсем, что ли, не спишь?
- Сплю. Всю ночь только этим и занимаюсь.
- А по роже не скажешь, - усмехнулся Барыгин. Но уже через мгновение усмешка покинула его губы. - Сильно ты нас подвел, Олег, - серьезно сказал Барыгин. - Очень сильно.
- Подвел? - Леус склонил голову набок и изучающе посмотрел на приятеля. - Это как же?
- Я тебе скажу как! - вклинился в разговор Мус-лиев. - Ты привел сюда эту суку! Ментовскую подстилку! Она с самого начала тут все разнюхивала. И я не уволил ее только из-за тебя!
- Ты расписался за нее, приятель, - сказал со своего места Барыгин. - И ты должен исправить ситуацию.
Олег задумчиво посмотрел на свои ногти.