Когда-то давно школьная подруга рассказала мне, как однажды ее чуть было не переехал грузовик. Она живописала, как у нее глаза из орбит полезли, когда эта громадина на всех парах вырулила из-за угла и устремилась прямо на нее. И вот теперь, спустя много лет, я наконец поняла, что она тогда чувствовала.
* * *
В здании милиции мне не понравилось. Кто бы мог подумать, что там столь маленькие и душные кабинеты, в которых сидят столь странные люди. Меня встретили трое. Не то чтобы они были на одно лицо, но некоторую схожесть в их облике я все-таки отметила. И все трое мне чем-то напомнили майора Лунина. Может быть, взгляды у них у всех были одинаковые - пристальные и все понимающие, словно они способны проникать внутрь человека. Мне под этими взглядами стало сразу же неудобно за свою стрелку на колготках, хотя, разрази меня гром, я и сейчас не понимаю, как они могли разглядеть ее под брюками. Однако я не зря затронула вопрос о странности работников милиции. Еще в служебной "Волге" майора Лунина разговор мне показался на редкость удивительным. Хотя начался он довольно обычно, учитывая обстоятельства.
- Не расскажете ли вы мне, как познакомились с господином Боккаччо? - спросил меня Лунин, когда "Волга" стартовала от моего дома.
- Хм… - пожала я плечами. Честно говоря, мне это тоже хотелось бы знать. Но память моя покрылась слоем пыли. И я ощущала жгучее желание пройтись мокрой тряпкой по своим мозгам.
- Но ведь в этом, наверно, нет ничего ужасного… - Лунин бросил равнодушный взгляд в окно и снова повернулся ко мне: - Миллионы девушек ежедневно знакомятся бог весть с кем. Вам ведь и раньше приходилось… как бы это выразиться… ну… встречаться с незнакомыми молодыми людьми, которые впоследствии становились вам весьма близки. - Он надавил на это "весьма" с такой силой, словно желал его раздавить в лепешку.
- Ну… наверное, - неуверенно отвечала я, не совсем понимая, что он имеет в виду и куда клонит.
- Лично я вполне понимаю современных девушек, - нараспев продолжил майор МВД. - Занятость, транспорт… жизни совсем ведь не видите. Дом - работа, работа - дом. И совершенно нет возможности познакомиться как положено. А что? Раньше девушек вывозили на балы, представляли кавалерам, и вообще… тогда было время и на ухаживание, и на жеманные отказы.
- Послушайте, - я поняла, что мое терпение иссякает с той же скоростью, что и горстка песка, скользящая сквозь пальцы. - Вы, случаем, с моей мамой не знакомы?
- А? Ну конечно, - понимающе улыбнулся он. - Видимо, она говорит вам то же самое.
- Она всегда так начинает, - хмуро поправила его я, - а заканчивает историей про Генриха VIII и его шестерых жен.
- В каком смысле? - несколько озадачился столь дикой связью майор.
- В смысле морали, - сочла своим долгом пояснить я. - Моя мама уверяет, что каждый мужик - в душе Генрих VIII, будь он хоть негром, пардон, афроамериканцем от рождения.
- Нет, - расстроился Лунин, - мне этого не понять.
- Ваше счастье, - вздохнула я, - а то я уж испугалась. Значит, вы незнакомы с моей мамой.
- Так вот я и говорю, - как ни в чем не бывало снова завел майор, - ведь может оказаться, что молодой человек и не то, чтобы очень… а как раз наоборот. В смысле, иногда выходит, что при первой встрече он кажется тем, кем на самом деле не является, если вы меня понимаете.
- Честно говоря, пока не совсем, - призналась я и зевнула.
- Или вот еще пример…
"Наверное, у Лунина не все в порядке с ушами. Или с мозгами. В общем, с чем-то у него явно большие проблемы", - пришло мне в голову.
- Не в каждой ситуации можно сразу понять, что за человек стоит перед тобой. Бывает, годы проходят, и только потом, после многих лет совместной жизни, ты вдруг понимаешь, что связал себя совсем не с тем, с кем хотелось.
- Сочувствую. - На меня опять напала зевота. Как будто я попала на совещание в кабинет Дракона. Ничего не могу с собой поделать, скулы словно изнутри что-то распирает.
- Это я к тому, что, как вам показался на первый взгляд господин Боккаччо?
От неожиданного поворота я икнула. Потом моргнула пару раз и ответила, несколько смутившись:
- Когда я кинула на него последний взгляд, он мне очень даже показался.
- Ну, это оно конечно… - промямлил майор так сконфуженно, словно никогда не видел вместе мужчину и женщину в одной комнате. И открытие, что представители двух противоположных полов могут находиться наедине в запертом пространстве, повергло его в глубокий шок.
- Да что вы в самом деле! - растеряв остатки терпения, возмутилась я. - Вы же сами сказали, что времени на длительные ухаживания у людей теперь нет. Хотя я, честно говоря, понятия не имею, сколько времени этот самый Боккаччо за мной ухаживал, потому что его образ стерт в моей памяти, словно по моим извилинам ластиком прошлись.
- Что вы говорите? - изумился Лунин. - Вы совсем ничего не помните?
- До вчерашнего утра - ничего, - подтвердила я.
- Как же это может быть?
- Вполне возможно, что общение столь серых особ, как я, с такими яркими мужиками, как этот ваш тире мой Боккаччо, способно встряхнуть сознание серых и воссоздать в этом сознании первобытный хаос.
Лунин не успел ответить на мою философскую фразу, так как мы приехали и вышли из машины на улицу.
Пока я шла по гулкому коридору, я поняла, что вляпалась в ситуацию более неприятную, чем могло показаться на первый взгляд. Шутка ли, по мнению людей из органов, я была последним человеком, кто видел этого самого Боккаччо живым. Из этого я сделала вывод, видимо, аналогичный, тому, который сделал и майор Лунин, - как правило, живым человека убитого последним наблюдает его убийца. Колени у меня подкосились. Лунин же только загадочно улыбался. Вот тут-то до меня наконец дошло, насколько серьезно мое положение. Трое в кабинете встретили меня дежурным сочувствием. Наверное, привыкли, что к ним заходят исключительно нуждающиеся в этом самом их чертовом дежурном сочувствии. Не помню, в каком уж журнале я прочла однажды полезные советы по поводу общения с милиционерами. Там среди всяких прочих напутствий, написанных для граждан доброй рукой журналиста, был и такой: мол, если вас остановит гаишник за какое-то нарушение, ни в коем случае не вздумайте отпираться. Признайтесь честно: мол, не заметила красный свет, а потому и промчала через перекресток на полной скорости. Ну, и тому подобное. Словом, главное, не ври в глаза. Гаишники этого не любят. Входя в кабинет, я решила, что, в сущности, следователи мало чем отличаются от гаишников. Во всяком случае, они тоже служат закону. Может, и не так рьяно, как вторые, но тем не менее врать им тоже не стоит. Вот поэтому я с порога заявила, что ничего не помню и понятия не имею, кто удавил гражданина Италии господина Боккаччо.
- И вообще, - я неожиданно почувствовала прилив возмущения, - с чего вы взяли, что по коридору гостиницы я шла именно из его номера?
- Гм… - все трое многозначительно хмыкнули и так же многозначительно улыбнулись.
- Вот вам, господа, Амалия Федоровна Кузякина, - представил меня выросший за моей спиной Лунин. - Весьма интересная особа.
Терпеть не могу подобных характеристик. Тем более что мне доподлинно известно, что никому я не интересна. Ну, может быть, тут и стоило сделать скидку на обстоятельства, вследствие которых моя персона выглядела весьма занимательно в глазах четырех служителей закона. Однако я этой скидки не сделала, а потому возмущенно взревела:
- На каком основании меня задержали и приволокли сюда, а? У вас есть доказательства, что я удавила этого вашего Боккаччо, а? И раз уж зашла об этом речь, откуда мне-то известно, что мужчина, с которым я провела ночь, и ваш удавленный Боккаччо одно и то же лицо?! Вы мне показали только снимок, на котором я иду по коридору гостиницы. Может быть, тот, с кем я провела ночь, жив-здоров и зовут его вовсе не господин Боккаччо, а какой-нибудь Иван Иваныч Иванов.
- Гм… - кашлянули они хором.
Я умолкла и воззрилась на них в немом бешенстве.
- Ну, вы это… - за всех ошарашенно произнес майор Лунин и, выбравшись из-за моей спины, возник в центре душной комнатенки, - успокойтесь для начала.
- Какого черта?! - Я вошла в роль стервы и завращала глазами, как злобная теща перед провинившимся зятем.
- Может быть, господин Боккаччо сам удавился? - оглядев меня с ног до головы, предположил один из кабинетных.
Лунин подвинул мне доисторический стул:
- Сядьте, пожалуйста.
Я с подозрением покосилась на него, потом на предложенный стул:
- Вы уверены, что он не развалится?
- Да что вы! - искренне возмутился тот. - Он таких рецидивистов выдерживал!
- Ну тогда, пожалуй… - Я рухнула на утлую мебель, и, тут же почувствовав дикую усталость, растеклась по ней, безвольно свесив руки.
- Что касается опознания личности господина Боккаччо, вглядитесь, пожалуйста, в эту фотографию, - один из приятелей Лунина протянул мне небольшой снимок.
- Он там, это… В смысле, уже того? - голос мой предательски дрогнул. Я даже в кино терпеть не могу, когда на экране возникает покойник. Ну не люблю, что ж поделать!
- Чего того? - не понял Лунин, потом сообразил и улыбнулся. - Нет, на фотографии он весьма живой. Смотрите, не бойтесь.
Я взяла снимок и, кинув на него взгляд, томно вздохнула:
- Если вы этого человека называете господином Боккаччо, то он и есть тот, кого я оставила вчера в номере. Да. Несомненно.
- При каких обстоятельствах вы его оставили?
- Ну… - Я пожала плечами и помолчала, закинув голову и воззрившись на пожелтевший потолок. Минуту спустя я выдала результат своих мучительных блужданий по путаным тропам собственной памяти. - В общем, он спал. А я опаздывала на работу. Ох! - тут я подскочила как ошпаренная. - Я и сейчас опаздываю! Вернее, уже опоздала.
- И все-таки присядьте, - тихо, но властно прошипел третий, который сидел в самом углу и до сей поры скромно молчал.
От предложения, высказанного в таком тоне, нормальный человек отказаться не может, потому что чувствует, что отказ влечет за собой более внушительные последствия, чем кажется на первый взгляд. Я, разумеется, тут же снова рухнула на стул и хлопнула глазами в его направлении.
- Вы не заметили ничего странного в поведении господина Боккаччо?
- Шутите? - пролепетала я. - Я же говорила, что ничего не помню.
- Вы отдаете себе отчет, что от ваших ответов зависит очень многое? - От тихого шелеста его голоса у меня мурашки по коже побежали. Честное слово! У нас в школе была химичка - Нина Игнатовна. Она говорила так же тихо и отстраненно аккурат перед тем, как с наслаждением вкатить вам пару. От ее голоса у меня в свое время тоже мурашки по коже бегали. Я и в школе-то после окончания ни разу не была, всегда за километр ее обхожу, потому что в памяти об ученических годах сохранился лишь голос этой чертовой Нины Игнатовны. Но я вам скажу, что мурашки, которые бегали по моему телу из-за тихого шелеста химички, были втрое меньше теперешних.
Я судорожно кивнула, дав понять, что осознаю всю тяжесть своих сумрачных перспектив. И это, можете поверить, не было наигранно. Перед моими глазами поплыли картины одна страшнее другой, и в них присутствовал призрак воспетого маменькой злосчастного Генриха VIII.
- Тогда продолжим, - с тихим достоинством подытожил тот, кто сидел в самом углу. - Допустим, вы действительно ничего не помните…
- Как это - допустим?! - собрав последние остатки воли и желания выжить, всхлипнула я. - Я на самом деле ничегошеньки не помню.
- С вами такое раньше бывало? - участливо осведомился майор Лунин.
- Только на первом курсе, когда я сдавала экзамен по философии. Всю ночь учила, а когда взяла билет, все из головы словно корова языком слизнула. Даже ярких представителей не помнила. Только одного Фрейда. Зигмунда…
- И что?
- Как - что? Отправили на пересдачу.
- Тьфу ты, господи! - всплеснул руками Лунин. - Я вас не спрашиваю о вашей студенческой юности. Что с вами случилось, когда вы, гм… проводили время с господином Боккаччо? С какого момента вы ничего не помните?
- Да я вообще ничего не помню. Ни то, как мы познакомились, ни то, каким образом попали в один номер гостиницы.
Лунин горестно вздохнул и вяло спросил:
- Вот эта вещь вам ничего не напоминает? Может быть, всплывет в сознании?
С этими словами он протянул мне еще один снимок. Я долго разглядывала нечто вроде тесемки, разложенной на столе. Тонкая лента с довольно занятным орнаментом, кажется, плетеная. С обоих концов скрепленная не то ниткой, не то тонкой леской. В общем, довольно странный предмет непонятного назначения. В конце концов я призналась:
- Разрази меня гром, но ничего подобного мне встречать не приходилось.
- Вам несказанно повезло. - Лунин снова вздохнул. - Это удавка, которой удушили господина Боккаччо.
- Господи святы! - Я швырнула снимок на стол. - Негоже такую гадость совать под нос приличным девушкам…
- Приличные девушки не шляются по ночам с известными всему миру аферистами! - неожиданно взревел тот, что сидел в самом углу.
Ха! Лучше бы он шелестел и нагонял на меня страх. Он думал, что своим резким, с позволения сказать, замечанием меня ошарашит. Он не имел дела с моей мамочкой! И потому не знал, что подобными обвинениями он моментально будит во мне свирепого зверя. Я тут же пришла в себя и бешено завращала глазами, как та самая теща… ну вы уже знаете.
- Во-первых, у него на лбу не написано, что он аферист с мировым именем! - взревела я. - А во-вторых, он мне трудовую книжку не показывал! Да и потом, с чего вы взяли, что имеете право выбирать, с кем шляться по ночам порядочным девушкам, а с кем не шляться? У вас, кстати, на лбу не написано, что вы следователь. Да и потом, среди следователей, сдается мне, тоже немало аферистов. Пусть и не мирового масштаба, но тоже будь здоров!
Если бы я только знала, что как в воду гляжу, может быть, и избежала бы всех своих будущих проблем. Но знать я ничего не могла.
В наступившей тишине прозвучал чей-то тихий шепот:
- Даже не знаю, последнее расценивать как оскорбление или как комплимент…
- Как вы думаете, почему господин Боккаччо увлекся вами? - так же тихо вопросил тот, что сидел в углу, когда пары моего гнева осели на стенах кабинета.
- Понятия не имею, - честно призналась я.
- Посудите сами. Ведь должен же быть у него хоть какой-нибудь интерес, кроме ваших… хм… прелестей.
- Я уже ответила, - хмуро подтвердила я, поняв, что перед словом "прелестей" он едва не вставил "сомнительных". Ну да, конечно, я не красотка. Но невежливо же об этом напоминать постоянно.
- Вы не обижайтесь, - с теплотой в голосе обратился ко мне некто, сидящий за столом и записывающий мой бессвязный треп, видимо, полагая, что составляет протокол допроса. - Но господин Боккаччо никогда не вступал в связь с посторонними девушками, если он не видел в этом выгоды. По молодости он, правда, обольщал богатых вдовушек. Но это было давно и происходило в основном в Европе. Да и вас нельзя назвать богатой вдовушкой. К вам его привлекло нечто другое. Подумайте хорошенько. Ведь от этого может зависеть и ваша судьба.
Он произнес это так проникновенно, что я вместо его слова "судьба" с большей уверенностью поставила бы "жизнь". Надо признать, меня затрясло. Я и подумать не могла, что они во мне видят не хладнокровного убийцу, а тупую жертву, на шее которой уже затянулось нечто вроде того, чем удавили самого Боккаччо.
- Но у меня ничего нет, - растерянно пролепетала я.
- Вот это-то и странно, - Лунин опять вздохнул. - С чего бы Боккаччо лететь сломя голову в Москву, тут же связываться с вами…
- Ну, может быть, это случайность. Может, он был тут по другим делам, - робко вякнула я.
- У него билет с открытой датой вылета. А прилетел он на прошлой неделе в четверг. Судя по всему, нашел он вас довольно легко. Наверное, знал, где искать.
- Знаете, все это кажется полным бредом, - наконец признала я. - В нашей семье даже родовых реликвий не имеется. Ну, я имею в виду, как у моей приятельницы - Вали Гринблат. У них в коридоре, сколько она себя помнила, висела какая-то жуткая картинка, которую Валиной маме завещала ее бабка. Если бы не любовь Валиной матери к своей усопшей родственнице, картинку эту уже давно бы выкинули. А так она три ремонта пережила и висела в коридоре жутким несуразным пятном. Портила интерьер. Пока к Вальке не пришел ее новый ухажер, который, попав в коридор, забыл и про Вальку, и вообще зачем его туда привели. Он как застыл возле этой картинки, как начал вздыхать и охать. Валька даже подумала, что он сейчас за прабабкой в царство мертвых отправится. А когда этот тип оклемался, то начал визжать, что они изверги и ранний рисунок Шагала держат без должного освещения. Оказывается, Валькин поклонник был искусствоведом, как раз специализирующимся на творчестве Шагала, и без лупы мог узнать его технику. А бабка Валькиной матери не то с самим Шагалом, не то с его родственниками имела знакомство. Словом, рисунок этот Шагал ей и вручил давным-давно, когда она еще в Витебске жила. Ну, это все уже потом выяснилось. Вот такая история. Все это я к тому рассказала, что у нас в доме ничего подобного нигде не залежалось. Ну, если не считать китайского календаря 1987 года, который у меня, извините, в туалете висит.
- Можно зайти посмотреть? - тут же оживился Лунин.
- Да, пожалуйста, - великодушно согласилась я. - На нем глянцевая китаянка в красном платье. Все никак не доберусь до нее, чтобы снять с двери.
- Ну, если и вы ничего предположить не можете, то мы и подавно… - развел руками тот, кто писал протокол.
- И что же мне делать?
- Как что? - возмутился Лунин. - Изо всех сил напрягать память! А если что вспомните, позвоните, - он протянул мне визитку.
Я встала, пошла к двери, чувствуя на спине сочувствующие взгляды, а на шее удавку. Ту самую, которую недавно видела на снимке.
- Слушайте, - я развернулась к ним. Почему-то мне очень захотелось остаться в отделении. Ну хотя бы в качестве подозреваемой. Уж очень жутко было на улицу выходить. - А почему вы не думаете, что этого Боккаччо я удушила?
- Хотите сделать признание? - Лунин понимающе кивнул. Сдалось мне его понимание!
- Не то чтобы… Просто интересно.
- А вы уверены, что это не вы убили? - вскинул брови тот, кто теперь уже не писал протокол, а отложил его в сторону. И сдается мне, намеревался выкинуть в корзину, как только за мной захлопнется дверь.
- Я же сказала, что помню: я ушла, когда он спал без всякой удавки. Даже похрапывал. Больше мне память не отказывала.
- Кровь на анализ сдайте. Для следствия. Сегодня, - отрывисто произнес тот, что сидел в углу. - А то, что вы не убивали, говорят показания других свидетелей, которые видели, как вы вошли с господином Боккаччо в отель и поднялись в его комнату. Кстати, по их словам, вы действительно были не в себе. А вышли до того, как в номер к Боккаччо проникли двое официантов из ресторана.
- Что значит "проникли"? Человек имеет право позавтракать в постели.