- И не ной тут, ради всех святых. Как шляться по следственным отделам, так у тебя дел нет! А как к заказчику в гости смотаться, так тут же дела нашлись.
- Вы так говорите, словно я не по следственным отделам шлялась, а по Тверской! - возмутилась я.
- По мне, так без разницы.
- Я непременно об этом расскажу.
- Кому?
- Следователям.
- А то им неизвестно твое прошлое, настоящее и будущее.
- Что вы имеете в виду?
- А то, что если не прекратишь препираться и не закажешь билет, то на следующей неделе кормиться будешь уже на панели!
* * *
- Знаешь… - Лола наморщил лоб. По его мнению, со сморщенным лбом его лицо приобретало выражение глубокомысленной грусти, - хорошо там, где нас нет…
- Что ты имеешь в виду?!
Я только что рассказала ему про Италию и рассчитывала как минимум на сочувствие.
- Ну… - Его лоб стал походить на печеное яблоко. - Пока тебя нет на работе, тебе кажется, что там хорошо. Тебя нет в Италии, и там тоже хорошо. И где бы ты ни появилась, тебе все время плохо. Так уж устроен человек. Он стремится к совершенству. Но нет ничего совершенного в этом самом несовершенном из миров…
- Глупость какая-то, - отмахнулась я. - Ни к какому совершенству я не стремлюсь. Я только не хочу ехать в Италию. Вот и все.
- Посмотри на это с другой стороны.
- С какой бы стороны я ни смотрела, меня все рано мутит. Знаешь, чего я хочу на самом деле? Знаешь?
- Остаться дома. - Он сделал внушительный глоток красного вина и застыл с бокалом у губ, ожидая моего согласия.
- Точно, - я его не разочаровала. - Но это не все. Далеко не все. Я хочу уйти в декретный отпуск.
Лола кашлянул:
- Что, простите?
- Я хочу родить ребенка, сесть дома и не ездить ни в какую Италию! Я хочу забыть о работе.
- Посмотри на это с другой стороны…
- Где-то я уже это слышала, причем совсем недавно, - хмуро заметила я.
- Ну… тебе придется отказаться от вина, - он красноречиво повертел бокал в руке, - бросить курить и выкинуть из головы всех потрясающих мужиков мира.
- Женщина с ребенком - это еще не синий чулок.
- В общем, да. Но зачем такие жертвы из-за какой-то дурацкой поездки? Подумаешь, недельная встряска еще никому не помешала. И вообще, все наши неприятности - это всего лишь нить космической паутины. Или что-то в этом роде.
- А это ты к чему?
- Это не я, а Марк Аврелий. А к чему он это сказал, черт его знает. Но звучит впечатляюще. Даже как-то успокаивает.
- Иди ты со своим Марком Аврелием! Я никак не могу взять в толк, какого дьявола заказчик прицепился именно ко мне? Я отправила ему два довольно неблаговидных факса. Обычно подобные номера проходили, и в результате заказчик менял меня на кого-нибудь другого. Я не понимаю…
- И на старуху бывает проруха.
- Ты просто кладезь афоризмов!
- Ничего не могу поделать со своим умом. Так и прет из ушей.
- Вспомни про гантель, умник!
- Интересно, что бы ты сказала, окажись она золотой? - обиделся Лола.
- Но она не оказалась золотой. Она и не могла быть золотой. По определению. Потому что только идиоту придет в голову вылить гантель из чистого золота!
- Интересно, откуда она у тебя?
- Оттуда же, откуда и чугунный утюг. Из прошлого.
- Возвращаясь к нашему вчерашнему обсуждению… Ты, случаем, ничего не вспомнила из своего прошлого?
- Нет. Даже удивительно!
- Может, эта гантель принадлежала твоему отцу… - Лола мечтательно закатил глаза.
- Может быть, - я пожала плечами. - Хотя, с другой стороны, она так же могла принадлежать и моей матери…
- А почему бы тебе не выяснить происхождение гантели?
- Совсем спятил? - я округлила глаза. - Кому это нужно!
- А что ты знаешь про своего отца?
- Чего ты ко мне привязался? - Это уже была серьезная причина для удивления. Лола не имел привычки погружаться в прошлое так глубоко. Обычно его занимали истории трехдневной давности. Все остальное, по его же словам, относилось к событиям, поросшим чахлым мхом.
- Ты женщина, собирающаяся уйти в декрет! Разве ты не знаешь, что ребенок рано или поздно начинает проявлять интерес к тому, кто внес внушительный вклад в его появление на этот свет?
- И что с того?
- Что тебе мать рассказывала об отце?
- Что он был летчиком-испытателем, который погиб при исполнении служебного долга, когда мне было три года.
- Банальная байка, - он фыркнул для убедительности.
- Никогда об этом не задумывалась.
- Ты хоть знаешь, сколько людей живут с уверенностью, что они дети погибших летчиков-испытателей? У нас в стране никогда столько летчиков не гибло.
- Ну и что тут особенного? Конечно, я не думаю, что мой отец был летчиком. В какой-то момент я поняла, что это неправда, но не стану же я доставать мать расспросами, если она не хочет рассказывать. Ну, согрешила в молодости. Кому от этого плохо? Не мне же, в конце концов. Не хочет она говорить правду, и не нужно. И вообще, ты же ее знаешь. Все равно все сведется к рассказам о Генрихе VIII!
- А тебе не кажется, что за банальной историей о летчике-испытателе скрывается какая-то тайна? - Он опять сморщил лоб и уставился на меня пронзительным взглядом.
- Ну… - У меня перехватило дыхание, уж сама не знаю почему, - …я только что сказала, что кажется. Тайны бывают разные. Моя мать всегда пыталась быть пуританкой. Так что для нее нет ничего страшнее, чем признать, что когда-то она ею не была.
- Но ты все-таки спроси, - он поставил бокал и поднялся.
- Сам спроси, если хочешь…
Лола изменился. И в этой мысли я сегодня утвердилась. Никогда его не несло так далеко. Нельзя было назвать его дураком. В конце концов, он мой ближайший друг. Но при всем уважении к нему я ни разу не смогла назвать его умным, не кривя при этом душой. Обычно, размышляя о Лоле, я признавала его недалеким, но ужасно милым. Однако сегодня он не был ни тем, ни другим. Во-первых, его взгляд наполнился странным потаенным знанием. Словно ему доподлинно была известна тайна нашей семьи. И тайну эту он так прочно связал с чертовыми гантелью и утюгом, что теперь я косилась на эту валявшуюся в углу кухни рухлядь с опаской. Во-вторых, Лола никогда… подчеркиваю два раза, никогда, не заводил разговоры о моей семье. Ему было достаточно меня, какая уж я есть. Он готов был часами прохаживаться насчет моих прически, макияжа, гардероба, стиля поведения и тому подобного. Но я не помню, чтобы мы с ним ввязывались в разговор о моей матери и моем рождении. Скажете, все меняется? Черта с два! Лола не тот человек, который меняется. Если он был способен завести разговор о недостаточно респектабельном виде моих туфель, когда я собиралась на похороны любимой бабушки, то о чем тут говорить?! Лола всегда заводил только тот разговор, который был интересен ему. А это значит, что Лолу интересует мой неизвестный отец. И чтобы это понять, не надо ходить к гадалке.
* * *
Как-то так вдруг повелось, что утро в последнее время выдавалось ничем не лучше предшествовавшего ему вечера. В это утро меня разбудил телефонный звонок.
- Добрый день, - приветствовал меня незнакомый баритон.
- Не уверена, - я хмуро покосилась на будильник. Ха! День! Восемь пятнадцать! Я могла бы видеть сны еще полчаса!
- Вы, верно, удивлены столь раннему звонку? - прощелкало в трубке.
- Несказанно!
- Пожалуй, представлюсь.
- Будьте так любезны.
- Свиридов Николай Павлович. Старший следователь МВД.
- Вы, с Петровки, думаете, что вам все позволено?
- Нет. Я совсем так не думаю, Амалия Федоровна.
- Тогда, я надеюсь, вы не обидитесь, если я отправлю вас в долгое путешествие с эротическими ощущениями.
- Это куда же?
Тут я подумала, что грубо посылать старшего следователя на три буквы, а потому смягчила ответ:
- В задницу.
Его ответ я слышать не хотела, а потому повесила трубку. И телефон отключила. Потом погрузилась в тягостные раздумья. Вообще-то я редко посылаю следователей с Петровки. Собственно говоря, сегодня был мой первый опыт. С другой стороны, последствия представлялись мне не такими уж ужасными. Если меня привлекут за подобный акт, то вполне возможно (послав еще пару раз кого-нибудь из органов), я могу рассчитывать на подписку о невыезде. Я улыбнулась, послала прощальный поцелуй далекому итальянскому заказчику и снова погрузилась в волны сладостного Морфея.
Проснулась я с ощущением тревоги. Я не понимала, отчего у меня так муторно на душе. И решила позвонить матери. Только я включила аппарат, как раздался звонок.
- Если ты думаешь, что можно бросить трубку и забыть про мать, то сильно ошибаешься!
Ну, разумеется! Кто еще может вселить в меня бодрый дух, как ни моя дражайшая маман.
- Мама, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
- Всякий раз, как я отпускаю тебя из-под надзора, с тобой случается нечто такое, о чем тебе потом нужно со мной серьезно поговорить. Ты с детства имела склонность влипать во всякие неприятности. И кто тебя надоумил жить одной!
"Ага! - подумала я. - Если я когда-нибудь решусь на самоубийство, я тут же перееду к моей родительнице".
- И во что ты опять вляпалась?
- Мам, это не телефонный разговор. Ты будешь сегодня вечером дома?
- Интересно знать, за кого ты меня принимаешь?! Где женщина моих лет может проводить вечера, кроме дома?
- Ну, в театре, например…
- Ха! У меня не жизнь, а сплошной театр. Мне только недостает платить деньги, чтобы поглазеть на чужие трагедии! Ты хоть знаешь, что задумал этот подлец?!
- Ну, откуда мне знать…
- Правильно! Это потому, что тебе и дела нет до того, что со мной происходит. Плевать тебе на родную мать!
- Ты же знаешь, что это не так, - я показательно вздохнула.
- Черта с два! Николаев нанес мне сокрушительный удар.
- Господи, как он посмел!
- Вот и я о том же! Знаешь, что придумал этот подлец? Теперь он ходит по квартирам нашего дома и собирает подписи в пользу своего мерзкого забора. И знаешь его аргументы? Говорит, что машины из его двора не будут заезжать на детскую площадку нашего двора, если только он поставит свой забор. Каково, а?
- Ну… я не знаю. Может, оно так и будет?
- И ты туда же! Как ты не понимаешь, что у нашего двора вообще никакой площадки не будет, потому что его мерзкий забор отберет у нас как раз участок под детскую площадку.
- Мам, ты так переживаешь за этот забор, будто бы именно твоим детям негде будет гулять.
- Ты мыслишь так же узко, как и жильцы нашего дома. У большинства нет маленьких детей, а те, у кого есть, предпочитают гулять с ними в соседнем парке.
- Тогда кому помешает забор Николаева?
- А, что с тобой говорить!
- Точно, - с готовностью согласилась я. - Можно зайти вечером?
- Тетя Агата будет счастлива.
- И на том спасибо.
- Она спрашивает, что тебе приготовить?
- Как всегда, омары в вине. Ты же знаешь мои вкусы.
- Дошутишься когда-нибудь.
Честно говоря, мне было не до шуток. Положив трубку, я задумалась над тем, что все-таки нехорошо посылать следователя с Петровки черт знает куда. Милиция в моей ситуации может еще пригодиться. Учитывая, что я чудом спаслась от убийц, которые придушили Боккаччо аккурат после моего ухода и вполне могут питать надежды придушить и меня, например.
Нарисовать в уме картину ужаса и испугаться мне не дал очередной телефонный звонок.
- Привет, это Илья.
Я поперхнулась собственным сердцем.
- Я все-таки не внял твоим предостережениям и решил позвонить.
- У-ух… - я все еще пыталась проглотить сердце, отчаянно бившееся у меня в горле.
- И даже пойду дальше, попробовав пригласить тебя на ужин.
- Ну…
- Это значит да?
- А-а…
- А это, верно, означает, что сегодня ты придешь в ресторан "Амадей" в восемь вечера? Я заказал столик.
- Нм-м…
- Весьма красноречиво, - похоже, он рассмеялся. - Так я жду.
Я еще долго пыталась выдавить из себя хоть что-нибудь членораздельное, несмотря на короткие гудки, зудящие у меня в ухе.
Положив трубку, я только успела вздохнуть, как телефон зазвонил снова. Я почувствовала себя тем дурацким абонентом из сказки Чуковского, которому звонили то газели, то крокодилы.
- Алло!
- Простите за назойливость, но это Свиридов. Николай Павлович.
- С Петровки?
- Так точно. Видите ли… мне передали ваше дело…
- Мое дело? Позвольте, неужели на меня завели дело?
- Простите, я не так выразился. Дело, по которому вы проходите свидетелем. Дело об убийстве гражданина Италии господина Боккаччо.
- А… Слава богу.
- В каком смысле?
До чего же эти следователи любят цепляться к словам. Хлебом не корми, дай акцентировать внимание на случайном междометии.
- В смысле, что свидетелем, а не жертвой.
- Ценю ваше чувство юмора. Думаю, мы с вами сработаемся.
- С чего это вы взяли, что я собираюсь с вами работать? - совершенно справедливо удивилась я.
- Как же?! Разве вы не заинтересованы в том, чтобы мы поймали убийц?
- А чем я могу вам помочь? В областном отделении мне рассказали больше, чем я сама помнила. Вам же, наверное, объяснили, что я ничего не помню.
- Да, у меня перед глазами результаты вашего анализа крови. Остаточные явления от сильной дозы морфина.
- То есть… вы хотите сказать, что меня накачали наркотиками?!
- Именно так.
- Господи святы! Так что же это получается… я стала наркоманкой?
- Нет, ну зачем так трагично!
- О боже! - мне стало не до шуток. Знаете, все эти статьи о том, что с наркотиками достаточно одного раза…
Я закрыла глаза, пытаясь понять, хочется ли мне допинга или пока еще нет. Придя к выводу, что сейчас мне хочется лишь одного - выпить кофе, я несколько успокоилась. Хотя… некоторые специалисты считают кофе наркотиком… Господи!
- Мы могли бы встретиться?
- Только не сегодня, не в восемь вечера, - машинально проговорила я.
- Тогда, может быть, днем? Вам не трудно подъехать на Петровку?
- Ну, что вы! Я ведь каждую субботу провожу время на Петровке.
- Не иронизируйте. Конечно, мы с вами можем дождаться понедельника, но кто знает, нужно ли нам так затягивать со встречей.
Фраза прозвучала довольно зловеще. Поэтому я не стала долго ломаться и согласилась прийти к нему в два часа дня. И, поверите ли, плевала я на то, что сегодня была суббота. Действительно, мало ли что? Лучше уж не пренебрегать предложением следователя.
Единственное, что я хотела сделать до рандеву со Свиридовым, так это проверить свои опасения насчет Лолы. А потому в полдень я вошла в двери отеля "Балчуг-Кемпински".
Портье и до моего появления сильно смахивал на окуня. От рождения ему достались нездорово-красный цвет кожи и выпученные глаза. Теперь же, когда я приблизилась к стойке, схожесть портье с жителем морских глубин стала очевидной. Он затрепыхался и, глотнув ртом воздух, вымученно улыбнулся. Из всего этого я сделала заключение, что он меня узнал. По всей видимости, он и хотел бы меня забыть, но бдительные работники с Петровки не позволяли ему это сделать, то и дело тыкая моей фотографией в его рыбью физиономию.
- Здравствуйте, - я не без доли садизма улыбнулась ему.
Он безмолвно кивнул, продолжая пучить круглые глаза.
- Неделю назад я была у вас в обществе… хм… - Я замялась. Спесь слетела с меня в один момент. Дело в том, что я понятия не имела, как объяснить этому типу, что он видел меня в обществе иностранца.
- Я понимаю, - он опять кивнул.
- Да ничего вы не понимаете! - вспылила я. Еще не хватало, чтобы он попросил меня больше не появляться с иностранцами в их респектабельной гостинице. - Меня интересует один вопрос. Может быть, это покажется вам странным, но вы не вспомните, на каком языке мы общались с моим партнером?
- Если несколько невнятных реплик вы называете общением… - Он еще раз растянул губы в вымученной улыбке. На носу у него выступил пот. - Видите ли, дело очень серьезное. Не каждый раз в гостинице такое… ох! Только вы не подумайте, что я что-либо знаю!
- Да бросьте! - отмахнулась я. - Я не убивала своего приятеля.
- Я знаю! - поспешно согласился он и икнул.
- Я вообще никакого отношения к его убийству не имею. Просто хочу знать, на каком языке мы с ним говорили.
- Вам это лучше знать.
- То-то и оно, что нет, если я вас об этом спрашиваю. Неужели так трудно ответить?