- Вот послушайте. - Она раскрыла книгу, беспардонно перегнув корешок. - Среднеанглийский "Странствия", конечно, плох, но все-таки не настолько, как следовало бы ожидать. В его ритме слышны отголоски чего-то подлинного. В среднеанглийском немые "е", как правило, произносились, и многие строки поэмы звучат наиболее полноценно именно с немыми "е". Возможно, это лишь удачный штрих, придуманный сочинителем, - но в 1718 году, когда "Странствие" вышло в свет, среднеанглийским произношением никто не владел. Все попросту думали, что Чосер писал неправильным размером и делал орфографические ошибки.
- Знаете, мне это нравится. Точно подмечено.
- Это еще не все. - Маргарет откинула со лба волосы и открыла книгу в другом месте. - Возьмем такой оборот: "the kyng Priamus sone of Troye". Автор подразумевает "сын царя Приама Троянского", "сын царя Приама из Трои", но он так не говорит. Он говорит "царя Приама сын из Трои". Замечаете разницу? Типичная среднеанглийская грамматика: притяжательный объект ставится перед определителем места. Это мог знать разве что ученый-лингвист, а Форсайт, кем бы он ни являлся, ученым не был. Он ни за что не построил бы такую фразу самостоятельно.
- Вы защищаете мое мнение, - улыбнулся Эдвард.
- Я знаю. - Маргарет скрестила руки и села более свободно, упершись коленом в отделение для перчаток.
- А вдруг мы правы? Взяли и написали бы про это статью - так ведь у вас полагается?
- Ха, - коротко рассмеялась она. - Меня так заклюют, что придется искать другую профессию.
- Если книга там, сегодня все прояснится.
- Да… если она там.
Они ехали теперь по узкой двухполосной дороге, бегущей вдоль Гудзона в страну Вашингтона Ирвинга. В густом сосняке на крутых склонах долины таились городки с названиями "Тэрритаун" и "Сонная Лощина". Старые, богатые колониальные дома перемежались сборными домиками в псевдопастельных тонах, где в садах стояли шары с глазами, а на лужайках - старые "шевроле-камаро" под синим брезентом.
- Вы сказали, что в нашей коллекции не хватает одной полки, - напомнил, кашлянув, Эдвард.
Маргарет ответила не сразу. Недолгий приступ разговорчивости сменился обычной для нее меланхолией. Она рассеянно играла ниткой искусственного жемчуга, единственным украшением, которое было на ней.
- Да. Той, что названа в честь сэра Урре.
- Урре? Ничего себе имечко!
- Венгерское. Так звали одного второстепенного рыцаря. Он и за Круглый-то Стол сел только на поздних порах, что делает его включение в классификацию несколько странным.
- Я и не знал, что у венгров были рыцари. Если он не входил в общество Круглого Стола, кто же он тогда был? Вольный художник? Игрок низшей лиги?
- Мэлори пишет о нем. Очень странный человек был сэр Томас Мэлори. Писал он большей частью в тюрьме, куда попал за грабеж и насилие, но при этом был одним из крупнейших стилистов-прозаиков в мировой литературе. Это он собрал французские легенды о Граале в великий английский роман "Смерть Артура".
Сэр Урре только раз пережил миг рыцарской славы, да и то не очень-то славный. Он был проклят; он получил на поединке семь ран, а мать его противника наложила заклятие: раны не заживут, пока к ним не притронется лучший рыцарь на свете.
- И это был…
- Вот в том-то и заключался вопрос. Сэр Урре приехал ко двору короля Артура, и там начался спор на предмет того, кто должен его исцелить. Урре теоретически это было только на пользу, но на деле рыцари, конечно, просто воспользовались предлогом, чтобы выяснить наконец, кто из них лучший. Сэра Урре поселили в шатре с пчелами на полотнищах - ибо гербом ему служила золотая пчела, - чтобы все рыцари поочередно могли попытать удачи в его исцелении. Все думали, что победит Ланселот, местный герой, но сам Ланселот знал, что не может победить, потому что он грешник - он спал с женщиной по имени Илейн и с Гвиневерой, женой Артура, да к тому же грешил гордыней.
Итак, все рыцари выстроились в очередь, и все потерпели неудачу, а затем настал черед Ланселота. Он знал, что и у него ничего не выйдет, а его греховность станет общим достоянием, но выбора у него не было - хочешь не хочешь, а попробовать надо.
В машине сделалось жарко. Эдвард поднял окна и стал шарить по доске, ища, где включается кондиционер. Маргарет протянула руку и включила его.
- И тут произошло неожиданное. Когда сэр Ланселот возложил руки на сэра Урре, раны зажили. Бог простил Ланселота и позволил ему совершить чудо. Никто другой этому не удивился, но Ланселот-то знал, что Бог пощадил его вместо того, чтобы унизить. Никогда ему не стать лучшим на свете рыцарем - это Бог позволил ему на минуту притвориться им. Ланселот не вынес этого и заплакал. "И сэр Ланселот разрыдался, - пишет Мэлори, - словно побитый ребенок".
Эдвард объехал лежащую на дороге сухую ветку.
- Ну, сэр Урре, положим, от этого только выиграл. Как вы думаете, почему книжной полке присвоили его имя?
- Кто знает? - Маргарет слегка улыбнулась, словно утаив что-то про себя. - Это хорошая история. Не все обязательно должно что-то значить.
Эдвард не помнил уже, когда в последний раз выбирался за город. Пряные запахи травы, полей, смолы и сена омывали его, как теплая ванна. Глаза заслезились, и он от души чихнул. В естественном солнечном свете, не загороженном небоскребами и проводами, все смотрелось чище, ярче, фактурнее и кинематографичнее. На том берегу Гудзона отливали густо-красным морщинистые утесы. На ясном небе виднелось лишь одно декоративное перистое облачко. "Контур" несся мимо кукурузных сушилок, сельских церквей, универмагов, мимо площадки с заржавевшими плугами.
Эдвард посмотрел на спящую Маргарет. Ее бледный профиль выделялся на зеленом размытом фоне пейзажа - длинный загнутый нос, опущенный уголок губ, изящная шея с единственной коричневой родинкой. Даже в жару она не отказалась от своей обычной униформы - майки с жакетом. Эдвардом овладело теплое чувство. Он будет оберегать ее, пока она спит.
С дороги 87 он свернул на 116-ю и пересек реку по железному мосту, выгнутому дугой над голубыми водами. Когда он остановился на красный свет, Маргарет почувствовала перемену и открыла глаза. Она подняла очки на лоб и потерла лицо руками.
- Извините, - проговорила она сквозь пальцы, - заснула нечаянно.
- Ничего. Ночью это вам пригодится.
- Да.
Она достала из сумки другую книгу и с невероятной скоростью зашуршала страницами.
- Вы правда думаете, что она может быть там? - Эдвард выступал в амплуа младшего братца, нипочем не желающего заткнуться. - Как вы оцениваете наши шансы?
- Трудно сказать. - Она раздраженно перевернула очередную страницу. - Достаточно скоро мы это выясним.
- Ну да, но…
- Вы действительно хотите знать? Нет, я не думаю, что она там. И знаете почему? - Маргарет заложила книгу пальцем - ей, видимо, требовалось выговориться. - Слишком уж она модерновая. В средние века люди относились к книгам не так, как мы. Мы читаем для удовольствия, для того, чтобы уйти от окружающего нас мира, а для них книга была делом серьезным. Во времена Гервасия книги читали в духовных, просветительных, морализирующих целях. Книги были сосудами Истины. Художественную вещицу вроде "Странствия", написанную исключительно для чтения наедине, для собственной утехи, сочли бы безнравственной, если не прямым орудием сатаны.
Во Франции тогда только что появилось зловредное новшество - рыцарский роман. Эскапизм чистой воды: рыцари в доспехах, странствия, приключения и прочее в этом роде. Все это было хорошо для французов, но в Англии пока не привилось. Для англичан мысль о беллетристике, об использовании книги для перехода в другой мир, была совершенно новой. Это казалось чем-то диким, запретным, разновидностью наркотических грез. Подтверждение вы найдете у Чосера. В "Книге о королеве" есть место, где автор, лежа в постели, читает историю греческой царицы, потерявшей своего мужа. Повествование так захватывает его, что он путает вымысел с реальностью:
Я оторвал от книги взор
И слезы тихие отер:
В бессоннице - изрядный вред,
Но сколь на свете горших бед!
Художественная литература, новинка свежая и опасная, смешивала все границы между явью и фантазией. Эдуард III завел у себя настоящий Круглый Стол в подражание королю Артуру, а Мортимер, любовник его матери, и вовсе выдавал себя за потомка славного короля. Видит Бог, четырнадцатый век в Англии был идеальным временем для желающих уйти от реальности. Война, бубонная чума, падеж скота, голод, бесконечные дожди, гражданские волнения - чуть ли не худшее время и место для жизни за последние две тысячи лет. Небольшая доза эскапизма была бы вполне понятна, но я знаю Гервасия. Он был не такой человек, чтобы заниматься сочинительством подобного рода.
Около трех часов дня Эдвард свернул на боковую дорогу. Среди сосен порой встречались заправочные станции и фермы, где предлагали неочищенные початки молодой кукурузы в картонных коробках. Следуя указаниям Маргарет, они въехали на центральную улицу Олд-Форджа, занятую магазинчиками и ресторанами, где старина сочеталась с убожеством. Киноафиша с парой орфографических ошибок оповещала о показе блокбастера двухмесячной давности.
Вскоре справа показался мотель, аккуратное одноэтажное строение с посаженным в опилки кустарником у фасада. Назывался он "Белая сосна". Эдвард въехал на паркинг, покрытый свежим черным асфальтом, где стояла одна-единственная машина. Когда он выключил мотор, настала непривычная тишина. Они взяли свои сумки и зарегистрировались.
Странно было видеть Маргарет с портфелем в руках под ярким солнцем, на горячем асфальте, усыпанном сосновой хвоей. Она казалась такой далекой от своей родной стихии - тихих библиотечных залов с охлажденным воздухом. Здешняя биологически активная атмосфера, насыщенная пыльцой, насекомыми и пылинками, заставила ее чихнуть пару раз. Она щурилась на солнце, как маленькая девочка, которую только что разбудили.
- Ну, что теперь? - спросил Эдвард.
Она смерила его критическим взглядом.
- Вы ничего с собой не берете? Ни портфеля, ни блокнота?
- Нет, а зачем?
- Для достоверности. Чтобы сойти за научного работника.
Она дала ему карандаш и спиральный блокнот. От мотеля они вышли на обочину грунтовой дороги, где среди гравия поблескивали осколки стекла. Встречный трактор, волокущий за собой бревна, чуть не задавил их. Оглушительно просигналив, он обдал их пылью. Солнце било в глаза, отражаясь от стального листового ограждения на другой стороне дороги. Маргарет осторожно ступала в своих городских кожаных туфлях. Эдвард хотел уже спросить ее, точно ли она знает, куда идти, но тут они миновали заросли высоченного бурьяна, и он увидел все сам.
Он не знал, что Гудзон так близко. Это бросилось ему в глаза первым делом - широкая, как озеро, заводь, сверкающая далеко внизу. Отсюда начиналась длинная подъездная аллея, бегущая между двумя рядами деревьев. По ее сторонам открывались вылизанные газоны с современными скульптурами из железных обручей и полированного мрамора, похожими на гигантские инопланетные знаки препинания. Чуть поодаль стояло двухэтажное здание из розового гранита, модернистский овал с большими затемненными окнами. Можно было подумать, что здесь помещается фирма программного обеспечения или дорогая реабилитационная клиника.
- Это здесь, - сказала Маргарет и зашагала, похрустывая гравием, по аллее.
- Черт, - пробормотал Эдвард, догоняя ее. - В это место вложено много денег.
- Ченовет - очень богатая библиотека, - кивнула она.
- Достаточно богатая, чтобы сделать пристройку для уэнтовской коллекции?
- Вполне. Но скупая.
Они шагали бок о бок. Строительные бульдозеры пощадили группки берез и сосен, имевших вполне естественный вид. Птичка прочирикала несколько нот и повторила мотивчик заново.
- Вы уверены, что это сработает? - спросил Эдвард.
- Конечно. Охраны здесь практически никакой.
- И все-таки…
- Они меня знают и пропустят в хранилище без лишних вопросов. Там есть боковая дверь. Ждите рядом с ней за двадцать минут до закрытия, и я вас впущу. Если спросят, что вы ищете, скажите, что занимаетесь Лонгфелло. Вам покажут его письма. "Песнь о Гайавате" читали?
- Не-а.
- А "Гроздья гнева"?
- Читал в средней школе.
- Скажите тогда, что интересуетесь Стейнбеком, и вас сразу полюбят. У них хранятся его дневники. Стоили они очень дорого, а спрашивать их никто не спрашивает.
Внизу открывался вид на речную долину. Чуть ниже по течению стоял на двух каменных опорах мост, черный на искрящейся серебром воде. По нему время от времени пробегали крохотные автомобильчики. Эдварда пронизал леденящий ток узнавания. Он понял вдруг, где находится, но этого просто не могло быть, ведь это место не принадлежало реальному миру. Он застыл на аллее как вкопанный.
- Бог мой, - пробормотал он. - Бог ты мой. Да ведь это оттуда. Из игры.
Маргарет через плечо бросила на него подозрительный взгляд.
- Пойдемте же.
15
Эдвард сидел на твердом пластмассовом стуле за компьютером, не в силах сосредоточиться на мониторе перед собой. Печатать он не мог - он так нервничал, что руки перестали его слушаться. Все происходило очень уж быстро. Он нажал на клавиши всеми десятью застывшими сосульками-пальцами и получил в ответ НЕВОЗМОЖНО РАСПОЗНАТЬ КОМАНДУ.
Маргарет у абонемента разговаривала с библиотекарями. Эдвард невольно воздавал ей должное. Она держалась как настоящий профи - гораздо лучше, чем он. Весь персонал сбежался, чтобы поздороваться с ней, но она вела себя совершенно спокойно и даже, кажется, улыбалась - явление, с которым Эдвард не сталкивался ни разу. Откуда в ее замкнутой академической душе взялись такие резервы героического самообладания? Может быть, она просто недостаточно развита эмоционально, шепнула Эдварду подлая мыслишка. Под тонким жакетом он видел ее лопатки.
Библиотека, встроенная прямо в склон речной долины, внутри оказалась больше, чем он ожидал. Противоположная сторона, выходящая на реку, состояла из сплошного тонированного стекла в три этажа высотой. Солнце, опускаясь за деревья, просвечивало сквозь дымчато-коричневую панель и создавало эффектные линзы.
Через несколько минут Маргарет пришла и села за соседний компьютер, делая вид, что не имеет к Эдварду никакого отношения.
- Посмотрите на абонемент, - глядя на экран перед собой, тихо заговорила она. - На промежуток между ним и дальней стеной. Там есть дверь, только ее не видно, потому что она сливается с деревянной обшивкой, и ручки с этой стороны нет. Через нее вы и пройдете в подвал.
- Понял.
- Я нарисовала план, который оставлю под клавиатурой этого компьютера…
- Да перестаньте, ей-богу, - прошипел он. - Отдайте его мне, и все.
Маргарет, поколебавшись, сунула ему на стол желтую библиотечную карточку.
- Там отмечено, где находится дверь, - шептала она, как старый специалист, посвящающий новичка в тайны булевых операторов. - Дальше по той же стене помещается гардеробная, где оставляют пальто. Если вас застукают, притворитесь, что идете туда.
- Интересно, зачем? Лето на дворе.
- Ну, придумайте что-нибудь сами.
- Может, за зонтиком? - Он еще в жизни не видел погоды, менее обещающей дождь.
- Как хотите. Сверим часы. На моих… ровно 3:47. Библиотека закрывается в 5:30. В пять часов подойдите к абонементу и распишитесь за нас обоих в регистрационной книге. Ровно в 5:05 я открою дверь. Вы войдете, закроете за собой дверь. Если опоздаете, я ждать не буду.
- А если кто-то увидит, как я вхожу?
- Главное, держитесь уверенно. Пусть думают, что вы здесь работаете.
Следовало хотя бы сделать вид, что он работает на компьютере. Эдвард машинально набрал "дирижабль", и монитор выдал ему список с названиями знаменитых аппаратов: "Диксмуд", "Шенандоа" и "Гинденбург". Последнее звучало как предвестие катастрофы. Они собираются украсть книгу из библиотеки. Очень ценную книгу. Из-за этого он может лишиться работы.
- Когда войдете, будьте очень внимательны - на стеллажах установлены камеры. Поворачивайте сразу налево и идите до угла. Там я вас встречу.
За компьютер напротив Маргарет сел мужчина в красной феске, с длинным лицом, изрытым шрамами от угрей.
- А до тех пор мне что делать? - спросил Эдвард.
- Постарайтесь, чтобы вас не заметили. Посмотрите справочники. На втором этаже обычно бывают выставки, поднимитесь туда. В случае чего не забудьте про Стейнбека. Все, мне пора - меня ждут в хранилище.
- Хорошо, идите.
Маргарет нажала клавишу. Принтер, заверещав, выплюнул листок. Она отнесла распечатку на абонемент, и ее тут же пропустили в заветную дверь.
"Я поступаю глупо, - думал Эдвард. - Даже то, что я получил бы, найдя кодекс, не оправдывает такого риска". Он расширил, усилил и передумал эту мысль во множестве вариантов. В каждом она казалась одинаково верной и набирала верности чуть ли не с каждой секундой.
Ему оставалось ждать час тринадцать минут. Чем бы заняться? Он украдкой оглядел зал Ченоветского филиала, чувствуя себя одиноким и брошенным. Здесь было почти безлюдно и стоял холод, памятный ему по городскому отделению библиотеки. Стены обшиты светлым деревом, в высокие потолки вмонтированы полоски светильников. У стеклянной стены, выходящей на реку, поставлены низкие удобные диваны.
Выставка наверху оказалась недоступна для частных лиц, и Эдвард стал рассматривать то, что стояло на полках. Все это были книги о книгах: библиографии малоизвестных авторов, каталоги давно канувших в небытие скрипториев, справочники по истории книгопечатания, книгоиздательства, переплетного и типографского дела. Эдвард взял наугад один том, "Двенадцать веков европейского переплета, 400-1600", и сел с ним на один из диванов. Отчасти ради убедительности, отчасти для разрядки напряжения он стал записывать в блокнот, который дала ему Маргарет: "Книга Мертвых"; "Повесть о Ланселоте Озерном"; Ричард де Бэри, "Филобиблон, или Книголюб"; Гуго Сен-Викторский, "Дидаскаликон, или Назидательное обучение"; "Самаритянское Пятикнижие"; "Линдисфарнское Евангелие"…