"Все-таки резон арестовать сейчас, - вздохнув, решил он. - Сейчас хоть народу поменьше".
4
Ягунин сидел за столом и, подперев кулаком лоб, машинально выводил на листке бумаги квадратики и кружки, старательно обводил линии. Над всей этой ерундовиной было крупно написано: "Объяснение" и даже начата первая фраза: "Я, Ягунин Михаил…" Впрочем, обе эти строчки были перечеркнуты. Не получалась нынче писанина - рука чертила шут знает что, а мысли гуляли далеко.
Дверь отворилась так стремительно, что он вздрогнул и откинулся на спинку стула. Вошли Белов, Шабанов и дежурный. "Че-гой-то вы?" - чуть было не спросил Михаил, но лицо начальника было неприятно чужим, и он промолчал.
Дальше началось что-то несусветное: Шабанов зашел к нему за спину, а Белов, подойдя, протянул руку ладонью вверх.
- Оружие на стол, - сказал он деловито. - Ты арестован, Ягунин. Давай-ка свою пушку!
Михаил вскочил и подался назад, но наткнулся на каменное плечо Ивана Шабанова. Михайлова рука царапнула кобуру.
- Я же по-русски тебе сказал: оружие на стол! - с укоризной повторил Белов. - С ремнем сымай.
- Та-а-к… - Глаза Михаила сузились, он в упор смотрел на Белова, стараясь поймать его взгляд, но это никак не удавалось. - Вот ты какой, товарищ Белов. П-поздравляю…
Впервые Ягунин назвал своего начальника на "ты".
Непослушными, дергающимися пальцами он отстегнул ремень с кобурой, опустил на стол.
- За что? - Голос его дрогнул.
- За что арестовывает ЧК? - тихо ответил Белов.
- Да как вы смеете! - взорвался Ягунин. - Меня, как бандита? Да для меня Советская власть - это же… это же… все! Все! Все!
Он закашлялся, зажал рукавом рот. "Ка-а-шляет, - вспомнилось Белову. - Аж рукав грызет, болезный…".
- Выпей водички и не ори, - посоветовал он.
Ягунин из-за локтя с презрением взглянул на него.
- Эх ты, - бросил он, откашлявшись. - Божий угодничек.
Он плюнул на пол и пошел к двери, Шабанов и дежурный двинулись за ним. У двери Шабанов с обидой оглянулся на Белова и угрюмо двинул бровями: нехорошо, мол!..
Иван Степанович остался один. Опустив плечи и чуть наклонив голову, он все смотрел на ягунинский ремень с кобурой. Потом, словно стирая оцепенение, медленно провел по лицу ладонью, свернул ремень и пошел к себе, на второй этаж. В кабинете открыл сейф, положил туда оружие Ягунина. Захлопнул дверцу и вынул из кармана часы.
Было без четверти десять.
5
В кабинете стало темно: в сети упало напряжение, и красный волосок лампочки можно было теперь разглядеть не щурясь. Белов взял с сейфа "семилинейку", зажег, убавил фитиль. Лампа все равно коптила, но возиться с ней не было охоты. Иван Степанович, угрюмо склонившись над столом, составлял "дело" - вернее, записывал на отдельные листки факты, бросающие тень на Ягунина как на соучастника переодетых бандитов. Листки он складывал в папку.
Приходили в голову, правда, и другие факты. Тоже учтенные Беловым. Скажем, такой: драка насмерть с бандитами в вестибюле "Паласа". Или другой: вряд ли стал бы Михаил обращаться к Левкину, собираясь участвовать в ночном обыске. Тем более что кожанка была ему кстати.
Однако что это за аргументы? Так, пух. Зато на другую чашу весов - на ту, куда он складывал улики, давили действительно тяжеленные факты. Вирн был прав, он имел основания сцепить эти звенья, чтобы получилась логическая цепь, И самая убийственная, самая серьезная улика - промокашка.
Иван Степанович в который раз придирчиво перечитал заключение графологической экспертизы. Что ж, впрямую здесь не сказано, но впрямую эксперты и не говорят. И без Павлова Белов видел, что почерк Михаила: стоит приложить зеркальце, и сразу проступят ягунинское "з" с острым треугольным хвостиком, и особенно "ф" - такое причудливое он ни у кого не встречал. Остальные буквы просто похожи, но эти две… Их можно с ходу занести в графу "особые приметы". Белов взял треклятую промокашку, перевернул ее и попытался рассмотреть на просвет, но тусклый свет лампы не пробивал бумагу. Только как ни крути, а даже безо всякого зеркала, без лампы и экспертиз видно: похож почерк на ягунинский, слишком похож.
Он расстегнул ворот гимнастерки, стиснул зубы. Какие бы ни были улики, подозревать Ягунина он не мог. Нет! Хоть режь - в такое поверить было невозможно. Это бессмыслица: Ягунин - и бандиты. Ягунин, который весь наружу, как братишка-матрос на митинге. Но чем докажешь? Чем?! А если и правда - перерожденец? Если он потерял веру в революцию, сбит с толку НЭПом? Он же люто ненавидит нэпманов, готов их всех - к ногтю. Защищать такого?..
Белов, вздохнув, открыл стол, взял аккуратный сверток, развернул. На четвертушке бумаги было напечатано на машинке: "Непременно съешь!" Кусок хлеба, переломленный попалам, и… не может быть! Пусть тонкий до прозрачности, но шматок, шматок настоящего сала! Ай да Лена!..
Откусив сразу полбутерброда, Иван Степанович придвинул к себе чистый лист, поморгал на него и вывел:
"Председателю Самарского губчека тов. Вирну А. Г.".
Старенькое перо, зацепившись за ворсинку паршивой бумаги, упустило кляксу. Белов досадливо поморщился, взял со стола свое бронзовое пресс-папье и попробовал промокнуть. Получилось плохо - чернила размазались по листку, и ясно почему: промокашка была старая, вся пропиталась чернилами. Иван Степанович сорвал верхний слой, скомкал, положил в пепельницу и свежей промокашкой просушил чернила.
Что?!
Рука его замерла. Он пристально взглянул на пресс-папье, потом перевернул его. На новенькой розовой промокашке ясно обозначилось фиолетовое пятно.
- Так, так, так…
В глазах Белова зажегся интерес. Он открыл папку и достал промокашку, подколотую скрепкой к акту экспертизы. Теперь он ее рассматривал иначе, чем раньше: весело, с удовольствием. Затем достал из пепельницы комочек, развернул.
- Так, так, так…
Белов встал, взволнованно огляделся, поправил гимнастерку, выбившуюся из-под ремня. Вынул часы.
Двадцать пять минут одиннадцатого. Он опять прошелся по комнате. На секунду остановился, словно заколебавшись, затем решительно смахнул в ящик стола все бумажки, кроме промокашки с актом эксперта: их сунул в нагрудный карман.
- Вроде бы все, - сказал он вслух.
Дунул на лампу, еще раз дунул. Комната окунулась в темноту: красный червячок под потолком не в счет.
Хлопнула дверь. Скрежетнул ключ. Шаги, торопливые, гулкие простучали, затихая, по коридору.
6
Темноту разорвала вспышка зажженной спички. Рука со спичкой зажгла фонарь. Белов, встав на стул, прицепил фонарь к люстре - вот теперь хорошо! Светлый круг лег на стол, из глубины вынырнули кресла, резной шкаф, кривенькое канапе. Ночью гостиная Прошерстнева выглядела иначе, привлекательней. Не так бросалась в глаза загроможденность лишними вещами, да и грязь была меньше заметна.
Белов в три погибели согнулся над столом. Взял бумажку, рассмотрел и отложил. Еще бумажка - это клочок газеты. Отшвырнул. Осмотрел пол у себя под ногами и вокруг. Полез под стол, вытащил оттуда плетенку для бумажного мусора.
- Ну-ка, поглядим… - сказал он вполголоса и высыпал бумажки на стол. Нетерпеливо разгребая их, он все искал что-то, но нет, того, что нужно, в бумажном мусоре, видно, не было.
- М-да… - Белов был явно разочарован. Тем не менее, он снова принялся разглядывать скомканные бумажки. Медленно, словно нехотя, разворачивал, бегло осматривал и бросал в корзину.
Из бесформенного газетного кома выпал и покатился застрявший в нем бумажный шарик. Белов еле успел подхватить его. Развернул.
- То-то же! - вырвалось у него.
На ладони у Ивана Степановича лежал листок промокашки, сорванный с пресс-папье.
Став на стул, Белов снял фонарь и поставил перед собой. Ладонью старательно разгладил мятую промокашку. Она была почти чистая, лишь несколько отпечатков пересекли ее вдоль и наискосок. Внимательно разглядывая ее, Белов глубоко задумался. Впервые за этот сумасшедший день на его лице появилось выражение удовлетворенности и даже - гляди-ка! - улыбка, сделавшая его немного похожим на японца. Белов достал из кармана сверток, не глядя развернул его, откусил от бутерброда.
Неожиданно в полной тишине раздался скрип отворяемой двери. Белов вздрогнул, непроизвольно схватился за кобуру.
- А я слышу, кто-то все ходит, ходит… - раздался старушечий голос, и в круге света появилась дворничиха тетя Маня в накинутом на плечи долгополом пальто. - Здравствуй, дорогой товарищ, поздненько ты чегой-то, - пропела она подобострастно.
- Разбудил я тебя, тетя Маня, - весело и без тени сочувствия отозвался Иван Степанович. - Ничего, делать тебе все одно нечего, а у нас, брат, служба…
- Да уж, - с пониманием вздохнула старуха. - А я тебя поджидала, дорогой товарищ, да-а… Фамилию-то я вспомнила… Того, что в сенках стоял, кашлюна.
- Да ну?!
- Вот и ну, вспомнила. Давеча, как рубить капусту начала, - и как стрельнет мне… Господи, думаю, да как же я забыла? Ягунин его фамилия, Ягунин!..
- Что-о? - Белов даже встал из-за стола, - Ты ничего не путаешь, тетя Маня?
- А чего мне путать? Чай, из ума еще не вышла. Так и сказал. Иди, говорит, товарищ Ягунин. Протокол писать надо. Он и пошел.
Белов озабоченно покачал головой.
- Ай-ай-ай! Вот это, я понимаю, фактик, да-а… Против такого не попрешь!.. Ну, тетя Маня, спасибо тебе такое, что…
Он махнул рукой и рассмеялся.
Дворничиха тоже попробовала засмеяться да не получилось. Больно уж странно вел себя товарищ начальник, а женщина она была, ох, подозрительная…
Пятница
1
Вчерашняя краснота неба наутро обернулась ветром. Горячие смерчи гуляли по улицам Самары, и не то что окна - ставни закрывали обыватели, чтоб не хрустело на зубах, хоть и ели они теперь не часто.
После того как порыв ветра швырнул на стол песок, а бумаги вдруг воспарили, Ивану Степановичу тоже пришлось закрыть окно. Он не терпел духоту и спал в любой мороз при отворенной форточке. Но сейчас выхода не было: немыслимо вести допрос, если все внимание уходит не на вопросы-ответы, а только на то, чтоб удержать на столе бумажки и вовремя почистить от пыли перо. Но процедура, в общем-то, уже шла к концу. Буфетчица давно перестала всхлипывать, только платочек еще теребила да украдкой посматривала на чекиста. По лицу ее нелегко было определить, взволнована ли она, смущена ли, испугана ли или только старается казаться взволнованной, испуганной и смущенной.
Белов дописал протокол, подвинул к Нюсе.
- Подпишите. Вот здесь. Только сначала прочтите.
Нюся торопливо пробежала строчки, протянула руку с пером.
- Нет, не здесь. - Белов указал на последнюю строку. - Тут.
Нюся поставила подпись и подняла глаза на чекиста. Увидев в них немой вопрос, Белов отрицательно качнул головой.
- Еще не все. Вам придется это повторить. На очной ставке.
Она кротко опустила ресницы. Белов нажал кнопку, за дверью задребезжал звонок, и сразу же вошел Иван Шабанов.
- Введите арестованного! - распорядился Белов.
Видно, арестованный находился где-то рядышком, потому что меньше чем через минуту опять отворилась дверь и в кабинете вслед за Шабановым… От изумления Нюся невольно подалась назад: из-за спины Шабанова показался Ягунин, а за ним вошел совсем незнакомый чекист. Лицо Ягунина осунулось, волосы были всклокочены, на подбородке золотилась щетина. Руки, как и положено арестованному, он держал за спиной, ремня на нем не было. Теперь всем было видно, в каком плачевном состоянии ягунинская гимнастерка.
- Здравствуйте, - криво усмехнулся Ягунин при виде Нюси.
- Здравствуйте, - испуганно ответила Нюся.
- Садитесь, гражданин Ягунин, - сказал Белов.
Михаил присел на краешек стула напротив Нюси. Белов обернулся к конвойным:
- Подождите в коридоре, товарищи.
Чекисты вышли.
- Итак, гражданин Ягунин, вы утверждаете, что с восьми вечера и до трех утра не отлучались из "Паласа", - повернулся Белов к Михаилу.
Тот резко поднял голову и выпалил:
- Я уже трижды повторял это, надоело! Вот у нее и спросите. - Он с пренебрежением мотнул подбородком на Нюсю.
Белов легонько постучал пальцами по столу. И - жестко:
- Не горячитесь, гражданин Ягунин. Всему свой черед. Зачем вы пошли в тот вечер в "Палас"?
- И это я уже говорил. Она вот сообщила мне, по телефону позвонила, что бандиты собираются встретиться с наводчиком. Я хотел проследить, кто наводчик.
- Ну?
- Что "ну"?
- Проследили?
Ягунин нахмурился.
- Нет, не проследил. Никто к бандитам не подходил. Я был до самого закрытия.
- Так… - Белов повернулся к Нюсе. - Вы подтверждаете показания Ягунина?
- Да-да, это правда, - торопливо заговорила Нюся. - Никто не подходил, ни разу. Не знаю, почему. Я своими ушами слышала, что он должен был…
- Я не об этом, - остановил ее Белов. - Вы подтверждаете, что гражданин Ягунин не отлучался из "Паласа" до закрытия?
Буфетчица прикусила губку, лицо ее отразило сильное замешательство. Она смотрела то на Ягунина, то на Белова, не решаясь сказать.
- Так как же?
- Да, да. То есть… Я не знаю… - Нюся смешалась.
Ягунин смотрел на нее в упор.
- Это как же вы не знаете?!
Белов постучал по столу ладонью.
- Гражданин Ягунин! Вопросы задаю я! - И - Нюсе:
- Так как же все-таки? Смелее!
Нюся глубоко вздохнула и сказала, обращаясь больше к Ягунину, чем к Белову. Голос ее звучал виновато;
- Вы не обижайтесь, товарищ Ягунин. Вы, наверное, забыли. Я ведь заглядывала к вам за ширму. Часов в двенадцать. И перед закрытием. Не было вас…
Она доверчиво подняла глаза на Михаила:
- Может, вы на минутку выходили?
- Что за чепуха?! - Ягунин, подавшись вперед, изумленно таращился на буфетчицу. - Я никуда не выходил. И вы ко мне не заходили. Что за чертовщина? - Голос его едва не сорвался на крик.
Нюся потупилась и опустила голову. Сказала почти шепотом:
- Заглядывала…
Белов, помаргивая, быстро перебегал взглядом с лица на лицо, он был сейчас похож на рыбака, у которого начались поклевки сразу на двух удочках.
- Что же вы, Ягунин? - сказал он с неодобрением. - Не вяжется у вас. Советую крепко подумать, а то ведь никакого резону.
Ягунин вспыхнул.
- Нечего мне думать! - сказал он самолюбиво.
Он наморщил лоб: было похоже, что ему в голову пришла неожиданная мысль и он старается хорошенько додумать ее. Наконец он поднял глаза на Белова.
- Кажись, докумекал. - Голос его зазвучал напряженно. - Стало быть, к провокациям скатились, дипломаты? Чего ж вы тогда комедию ломаете?
"Эх ты, петушок", - подумал Белов и нажал кнопку. В дверях появился Шабанов.
- Уведите арестованного.
Ягунин не встал - подскочил. На щеках его рдели пятна.
- Только имейте в виду, - стараясь усмехаться до крайности презрительно, выпалил он, - что я так просто вам не дамся. Мы еще посмотрим, кто кого… В девятнадцатом году я…
- Идите! идите! - прикрикнул Белов.
Глаза Ягунина блеснули подозрительно влажно. Он рывком повернулся и пошел к двери.
- Больше вас не задерживаю, - сказал Белов Нюсе. - Давайте пропуск. Спасибо вам за помощь.
Нюся встала. Она казалась пришибленной случившимся.
- За что вы его… так?
Белов улыбчиво сощурился.
- Много будете знать - морщины появятся.
Он проводил буфетчицу до двери, подал ей руку.
- До свиданья, - убитым голосом сказала Нюся.
Проводив буфетчицу, Иван Степанович подошел к окну. Ветер не унимался, будто спешил перегнать всю самарскую пыль подальше от Волги. Белов стоял у окна до тех пор, пока не увидел, что замотанная в белый платочек девушка, шустро грызшая семечки на углу, пошла по Николаевской в сторону собора. Белов достал из ящика папку, сел на край стола и уткнулся в бумаги. Почти полчаса он листал их, пропуская одни и внимательнейше вчитываясь в другие. Но вот в дверь постучали.
- Войдите! - крикнул Белов, слезая со стола.
Вошла Женя Сурикова - та самая девица с семечками, только платочек она сняла.
- Проводила я ее, - сказала Женя. - Она ни разу так и не оглянулась… А шла, значит, по Николаевской до Льва Толстого - непонятно, почему: по Предтеченской-то ей ближе. Дальше - на Самарскую и прямиком в "Палас".
Белов потер рукой щеку.
- Значит, никуда не заходила? Жаль.
- И ни с кем не встречалась, не здоровалась, не переглядывалась, - добавила Сурикова. - Это уж точно.
- Хорошо, - сказал Белов. - Иди, Женя, умойся…