Вместе они пошли по болоту. Иногда грунт неплохо выдерживал их вес, но порой Нина проваливалась в жижу по щиколотку. Хольгеру было лучше в тяжелых охотничьих сапогах. Ветер подталкивал их сзади, заставляя делать широкие шаги. Дождь снова усилился, и Нина почувствовала, как вода из-за воротника джинсовой куртки стекает ей на поясницу. Березы на островке гнулись от ветра до земли.
Вскоре они добрались до остальных - Кая, владельца соседней фермы, и еще двух мужчин, которых Нина не знала. Она пожала их руки, удивившись, какие они сухие и теплые. Ее собственные ладони и пальцы были холодны как лед. Никто из них не произнес ни слова.
Нина поняла, что теперь они стоят на твердой почве, там, где росли березы. Из утоптанной земли кое-где торчали большие камни, с которых ручьями стекала дождевая вода.
- Вот, - сказал Хольгер, указав на палку, воткнутую в воду. - Когда Кай потянул палку, всплыло вот это.
Он указал на сверток, лежавший рядом с палкой, на самом краю сухой земли.
Нина сделала несколько шагов к маленькому свертку и наклонилась, чтобы лучше его рассмотреть.
"Материя, грязная, но не рваная".
Она пошарила рукой по земле, нашла палку и осторожно ткнула в сверток, чтобы понять, насколько он прочен.
"Сверток не разваливается, значит, в воде он пролежал не очень долго. Но что это?"
Она не хотела прикасаться к свертку, хотя он едва ли представлял собой ценное вещественное доказательство. Она взяла другую палку и потыкала ткань, чтобы посмотреть, какой формы сверток.
Сверток распался на две части. Нина растянула меньший из них.
Это оказалась маленькая рубашка.
Детская рубашка.
Нина наклонилась к ней и поскребла краешек ногтем.
Нет, это не рубашка, слишком плотная ткань…
- Это фланель, - подсказал Хольгер.
"Это пижама!"
Нина расправила другой кусок ткани.
Маленькие штанишки.
Фланелевые пижамные штанишки.
Нина натянула рукав рубашки на запястье и, не заботясь об уликах, стерла грязь с ткани, чтобы рассмотреть ее цвет и рисунок.
Светлая фланель с синими и зелеными шариками.
- Синие и зеленые? - спросил Хольгер.
Нина кивнула.
- Ты их узнаешь? - спросил он.
- Нет, - честно призналась Нина.
- Но что скажешь вот об этом? - сказал Хольгер, указывая на корень, лежавший на земле рядом с палкой.
Нина разогнулась и подошла к корню.
Он был длиной около двадцати сантиметров, грязный и скрученный, со странными выростами. Нина потыкала его палочкой и с удивлением обнаружила, что он мягкий.
- Мы тоже сначала подумали, что это кусок дерева, - подал голос Кай.
Нина отложила палку, взяла предмет двумя руками и очистила его конец от грязи.
На нее глянул голубой глаз.
Нина вытерла другую сторону и обнаружила второй такой же глаз.
Потом из-под грязи показались ушки и нос.
- Это его? - спросил Хольгер.
Нина кивнула.
- Да, это его медвежонок, - сказала она.
- Ты уверена? - спросил Хольгер.
Нина перевернула медвежонка и принялась рассматривать одну из его лап. На ней виднелась темно-синяя заплатка, почерневшая от влаги.
- Да, эту заплатку пришивала я.
- На прошлое Рождество Виола купила Александру фланелевую пижаму, - сказал Хольгер. - Я не знаю, это она или нет. Но насчет медвежонка ты уверена?
Нина судорожно сглотнула, чувствуя, что по щекам ее текут струи воды.
"Это дождь, это всего лишь дождь".
- Да, - сказала она, - это медвежонок Александра. Он никогда не расставался со своим Бамсе.
Четверо мужчин, опустив головы, хмуро смотрели себе под ноги.
Понедельник, 7 ИЮНЯ
Офис располагался на тринадцатом этаже. Из окна открывался вид на Скантулльский мост и на ту часть Стокгольма, которая раньше была промышленной зоной Хаммарбю. Мебель в приемной была серой, стены - белыми, паркетные полы - полированными. В коридоре стояли неудобные стулья, обитые черной кожей.
Аннике было жарко и неудобно в вязаной кофте. Джинсы запачкались, пока она шла по лужайке Берит. Она подогнула ноги под стул и взглянула на часы.
С минуты на минуту должен был прийти Томас.
Юрист-консультант по возмещению ущерба разговаривал по телефону за закрытой дверью кабинета. Анника хорошо слышала его радостный смех.
"Для него это просто один из обычных рабочих дней, а для меня - геенна огненная".
Сегодня она опять плохо спала. Визит в приют жег ее стыдом. Она отчаянно надеялась, что дети не расскажут Томасу о том, что она возила их туда.
Дверь кабинета открылась.
- Госпожа Самуэльссон? Входите.
Страховой консультант протянул ей руку, улыбаясь фальшивой, словно приклеенной к лицу улыбкой.
- Бенгтзон, - сказала Анника, вставая и пожимая его руку. - Самуэльссон - это фамилия мужа.
За их спинами зашелестели двери лифта, и из него вышел Томас. Анника обернулась, и у нее екнуло в груди. "Боже, как же хорошо он выглядит!"
В большой руке он держал портфель, волосы спадали на высокий лоб, и он был в новом костюме, купленном, видимо, в эти выходные.
- Прошу извинить за опоздание, - немного запыхавшись, произнес Томас и пожал руку юристу.
Он бросил быстрый взгляд на Аннику, но она торопливо отвернулась.
- Моя фамилия Закриссон, - сказал консультант, и его улыбка стала, пожалуй, чуть более искренней. - Заходите, заходите оба…
Анника подняла с пола сумку и вошла в кабинет, отметив, что вся внешняя стена была стеклянной. Сверху в панели упирались облака, а далеко внизу была вода озера. Она спиной чувствовала присутствие Томаса, его стройного жилистого тела, затянутого в новый костюм и отутюженную сорочку. От него теперь пахло по-другому, пахло ею - Софией Гренборг. Анника почувствовала острое желание разбежаться, разбить стекло и полететь - полететь над каналом Хаммарбю и взмыть в небо.
- Конечно, вы попали в совершенно новую ситуацию, - сказал Закриссон, стараясь изобразить примирительную улыбку. - Это настоящее потрясение - видеть, как горит твой дом, как горит память и…
Анника вперила взор в пустоту над головой Закриссона, слыша, как он продолжает свою речь, с которой изо дня в день обращался к тысячам людей, говоря о том, как им сочувствует компания, о том, что она готова оказать им практически неограниченную помощь. Она ощущала и присутствие сидевшего рядом Томаса. Анника только сейчас вдруг окончательно поняла, что не сможет жить с ним ни на Винтервиксвеген, ни в другой части города.
- Это обязательно - восстанавливать дом? - резко спросила она.
Консультант потерял нить, и улыбка исчезла с его лица.
- Мм, нет, - сказал он. - Ваша страховка покрывает восстановление и отделку дома и возмещение за потерю обстановки, но если вы решите не восстанавливать дом в его прежнем виде, то существуют и другие возможности…
- Подождите минутку, - сказал Томас, наклонившись вперед. - Давайте начнем с начала. Как обычно поступают в таких случаях?
Он раздраженно посмотрел на Аннику.
Закриссон провел пальцами по каким-то лежавшим на столе документам и поправил очки.
- Обычно дом восстанавливают в его прежнем виде. Чертят план, получают разрешение на строительство и организуют строительные работы. Обычно это делается очень быстро, и в большинстве случаев к восстановлению приступают сразу.
- А если мы этого не захотим? - спросила Анника, игнорируя Томаса.
Юрист на секунду задумался.
- В этом случае мы оцениваем дом в том состоянии, в каком он был до разрушения, а потом оцениваем собственность в ее наличном виде, другими словами, оцениваем пепелище, ибо и его можно продать. Сам участок земли, на котором стоит дом, тоже имеет цену. Клиент получает разницу на свой банковский счет. Кроме того, предусмотрена компенсация за утраченное убранство, мебель, одежду, телевизор, диски и так далее.
- Думаю, что это будет самый разумный выбор, - сказала Анника.
- Не знаю, смогу ли я с этим согласиться, - возразил Томас, явно закипая яростью. - Даже если мы не захотим там жить, мы, вероятно, получим больше, продав заново отстроенный дом, а не груду обгорелых развалин…
Закриссон, сделав печальное лицо, поднял руки в примиряющем жесте.
- В этом случае возникает другая проблема, - сказал он, - которую надо принять в расчет, прежде чем обсуждать любую форму выплат. Ни одна страховая компания не будет оплачивать ущерб клиенту, которого подозревают в умышленном поджоге своей собственности.
Тишина, наступившая в кабинете, заставила Аннику вздрогнуть. Она вдруг услышала гудение кондиционера и шум движения на Ётгатан. Она искоса взглянула на Томаса и увидела, что он оцепенел, подавшись вперед с полуоткрытым ртом, впрочем, рот открылся и у консультанта, как будто его самого безмерно удивили слова, сорвавшиеся с его губ.
- Что? - спросил Томас. - Что вы сказали?
Закриссон ослабил узел галстука. На лбу его выступили капли пота.
- Насколько мы понимаем, - сказал он, - в настоящее время проводится полицейское расследование вашего случая. Есть подозрение в умышленном поджоге.
- Это и в самом деле был поджог, - сказала Анника. - Но не мы его виновники.
Консультант откинулся на спинку стула, словно боялся подхватить от посетителей опасную инфекцию.
- Мы не можем производить никакие выплаты до тех пор, пока не закончится полицейское расследование причин пожара, - сказал он. - Даже если предварительное расследование не заканчивается передачей дела в суд, мы все равно не производим выплат, а проводим собственное расследование…
Анника смотрела на сидевшего за респектабельным столом человека в дорогих очках, и ее постепенно охватывало чувство, испытанное ею в банке, когда она пыталась снять деньги со своего счета.
- Послушайте, но это же смешно! - воскликнула она, неприятно поразившись своему голосу - слишком громкому, визгливому и эмоциональному. - Кто-то пытался убить нас, а вы утверждаете, что мы сами подожгли дом. Сами! Мы что, в самом деле хотели убить собственных детей?
- Мы должны учитывать все возможности, - сказал Закриссон. - Мы не можем платить деньги поджигателям.
Анника вскочила со стула так стремительно, что едва не опрокинула его.
- Учитывать все возможности? - спросила она. - Ради чьей выгоды? Ваших акционеров? Как насчет нас, людей, которые все эти годы исправно платили вам деньги и которых теперь вы просто не берете в расчет? Да еще и обвиняете в умышленном поджоге!
Томас тоже встал и взял Аннику за руку.
- Должен извиниться за несдержанное поведение моей… жены, - сказал он сдавленным голосом и потащил Аннику из кабинета.
Анника поплелась за ним, как безвольная кукла, висевшая на плече сумка немилосердно била ее по ногам.
Они вышли в коридор и направились к лифту. Томас нажал кнопку первого этажа и не отпускал руки Анники до тех пор, пока не закрылись металлические двери. Анника задыхалась от ярости, сердце было готово выскочить из груди.
- Прости, - сказала она, - я не хотела срываться.
Томас стоял молча, прислонившись спиной к стене лифта, подавшись вперед и опустив голову. Волосы упали ему на лицо.
Аннике вдруг захотелось протянуть руку, откинуть ему с лица волосы, погладить по щеке, поцеловать и признаться в любви.
- Прости, - шепотом повторила она.
Лифт, вздрогнув, остановился, двери открылись. Томас поудобнее ухватил портфель и быстро зашагал к выходу. Аннике, чтобы не отстать, пришлось бежать следом, глядя в его упрямый затылок.
- Подожди, - сказала она. - Подожди минутку, нам надо поговорить…
Они вышли на окутанную серым туманом улицу. В уши ударил невыносимый шум уличного движения - в нос резкий запах выхлопных газов.
- Томас, - сказала она, - ты не хочешь повидаться с детьми? Что мы будем с ними делать?..
Он остановился, обернулся и взглянул на Аннику новыми, чужими глазами - припухшими и хищными.
- Что еще за игру ты затеяла? - с трудом выдавил он из себя.
Она протянула руку, чтобы коснуться его щеки, но Томас отпрянул, и Аннике показалось, что он сейчас плюнет ей в лицо.
- Томас, - произнесла она, и мир вокруг перевернулся, все звуки исчезли. Рука, которой она хотела его приласкать, бессильно легла на грудь.
- Ты потеряла всякую способность владеть собой, - сказал он и сделал еще один шаг назад.
Она подошла к Томасу и встала рядом, испытывая страстное желание прикоснуться к его волосам.
- Я сделаю все, что ты скажешь, - произнесла она, вдруг поняв, что плачет.
- Где сейчас дети?
Руки Анники задрожали, надвигалась паника. "Все хорошо, все замечательно, мне нечего бояться, мне абсолютно нечего бояться…"
- Они с Тордом. Он сказал, что присмотрит за ними, пока я…
- С Тордом? С каким еще Тордом? Я заберу у тебя детей.
Его ярость окатила Аннику ледяной волной. О чем он говорит? Чего он хочет?
"Он зол и расстроен. Он хочет причинить мне боль".
Мир вернулся на свое место вместе с дождем и уличным шумом.
- У тебя ничего не выйдет, - сказала она, заметив, что пульс стал спокойнее.
Томас повернулся, сделал несколько шагов в сторону Ётгатан, потом вернулся и вперил в Аннику горящий ненавистью взгляд.
- Моих детей нельзя доверять такому человеку, как ты, - сказал он. - Я обращусь к юристам и добьюсь единоличной опеки.
Она смотрела в глаза Томасу и не узнавала его.
- Ты не справишься с Эллен и Калле, - сказала она. - Ты никогда не справлялся.
- Ну, во всяком случае, им не придется жить под одной крышей с какой-то поджигательницей!
Последнее слово он выкрикнул.
"Так вот до чего они вместе додумались".
Анника мгновенно успокоилась.
Отлично, пусть будет так.
Она отвернулась, ощутив охватившую ее печаль.
- Завтра я пойду к юристу, - сказал Томас. - Я хочу как можно быстрее оформить развод и забрать детей.
Она посмотрела на него сквозь навернувшиеся на глаза слезы.
"Такое со мной уже было. Было, со Свеном".
Она непроизвольно вздохнула и напряглась, готовая бежать. Над ней нависало лицо Томаса. Он так сильно стиснул челюсти, что побелели скулы.
"Нет, это совсем другое. Томас, по крайней мере, не собирается меня убивать".
- Я думаю, что мы будем брать детей на неделю по очереди, - смогла внятно произнести Анника. - Ты можешь забирать их по пятницам.
Он снова перехватил портфель, отвернулся и пошел прочь к Ётгатан, наклонившись вперед и ссутулив плечи от ветра.
"Я не умираю. Я не умираю, мне это просто кажется".
Нина вошла в отдел с чувством грызущей тревоги. Она позвонила в отдел поздно вечером, чтобы сказать, что не успеет к концу смены, но Пелле Сисулу уже закончил работу и ушел домой.
Она направилась к комнате дежурного офицера, но остановилась, не дойдя метра до двери.
В комнате Кристер Бюре разговаривал с дежурным начальником о каком-то трупе. Возникли проблемы со свидетельством о смерти и исчезновением каких-то лекарств с места происшествия.
Нина поколебалась: может быть, ей уйти и вернуться позже?
- Не волнуйся об извещении о смерти, - услышала Нина голос Пелле Сисулу. - Я об этом позабочусь.
Кристер Бюре вышел из комнаты шефа, покосился на Нину и зло прищурил глаза.
Нина пригладила волосы и вошла в кабинет. Шеф стоял спиной к двери, помещая папку на полку. Его широкая спина почти целиком загородила окно.
Нина постучала по дверному косяку, и Пелле оглянулся.
- А, - сказал он, возвращаясь к столу. - Вот и ты.
- У меня просто нет слов, чтобы отблагодарить тебя, - сказала Нина, испытывая необычное смущение. - Я понимаю, что тебе пришлось взять такси, и, конечно, его оплачу…
- Я пошутил. - Дежурный офицер заправил рубашку под ремень. - С машиной все в порядке?
- Да, - ответила Нина, - но она очень грязная, а я не решилась заехать на мойку, так как не знаю, как моют машины с откидным верхом, но я поставила ее в гараж и с удовольствием вымою сама…
- Спасибо, - сказал Пелле, садясь. - Это было бы просто замечательно.
Нина кивнула.
Дежурный офицер несколько секунд рассматривал Нину, потом наклонил голову, увидев, что она в форме.
- Разве ты сегодня не выходная?
- Да, выходная, - кивнула Нина, - но мне надо присутствовать на слушаниях.
- Сегодня Юлии предъявят официальное обвинение и потребуют ареста? - спросил он.
Будто он и сам этого не знает.
- Да, в три часа, - сказала Нина.
Пелле встал и подошел к ней вплотную.
- Я хочу спросить у тебя одну вещь, - негромко произнес он. - Я знаю, что ты была на месте, когда полиция Катринехольма изъяла вещественные доказательства, касающиеся сына Линдхольма. Как это получилось?
Нина, не отвечая, смотрела в окно.
Пелле вздохнул.
- Я не хочу тебя подловить, - попытался объяснить он. - Я просто восхищен твоими связями. Не будешь же ты говорить, что оказалась в Сотрешете случайно?
Нина села на стул у стены.
- В Согчеррете, - поправила она Пелле. - Мне позвонил отец Юлии. Он вместе с другими деревенскими весь день обыскивал болото вокруг Бьёркбакена. Его сосед нашел вещи. Хольгер хотел удостовериться, что это действительно вещи Александра, прежде чем поднимать шум.
- Почему он решил, что ты в этом разберешься лучше, чем он?
- У Хольгера дальтонизм, - сказала она. - Он думал, что это пижама Александра, но не был уверен насчет медвежонка - Бамсе Линдхольма. Хольгер не хотел понапрасну пугать жену, и, позвонив мне, он, собственно говоря, позвонил в полицию…
Она замолчала, понимая, что несет чепуху.
Пелле Сисулу несколько секунд молчал, глядя на Нину.
- И что сказала его жена? Она официально опознавала вещи?
Нина кивнула:
- Она купила пижаму на прошлое Рождество. Пижама оказалась велика, но она решила, что мальчик все равно подрастет…
- Почему, как ты думаешь, эти вещи могли оказаться в озере?
Нина задумалась, еще раз представив себе вчерашнюю сцену.
- Это не озеро, это скорее болото. Если бы не дожди, по этому месту можно ходить, не замочив ног.
- Это далеко от дороги?
- Там есть лесная грунтовая дорога. Она и ведет к болоту.
- Значит, кто-то мог подъехать к болоту на машине, утопить тело и уехать. Там не было следов?
Нина посмотрела на шефа.
- Тело найдено не было, - сказала она. - Только пижама и медвежонок.
- Ты не заметила там журналистов?
Нина нахмурилась.
- Да, - ответила она, - там был репортер местной газеты из Флена. Его фамилия Оскарссон, он живет в Гранхеде и услышал о находке по полицейскому радио. Я бы хотела, чтобы ты сказал, не нарушила ли я какие-то правила.
- Думаю, что ты поступила совершенно правильно, - сделал вывод Пелле. - Ты приняла решение, что находка заслуживает интереса, и убедила нашедших обратиться к местным полицейским властям. - Он помолчал. - Кроме того, мне нравится, что для тебя это не просто очередное дело.
Нина сложила руки на груди и откинулась назад.
- Что ты имеешь в виду? - спросила она.