- Матс Леннстрём, - негромко ответил К.
"Кто?"
- Кто он? В каких делах он еще участвовал?
Прежде чем К. успел ответить, дверь за судейской кафедрой открылась, судья и секретарь заняли свои места. Через секунду из зала ожидания вышел темноволосый человек в костюме, а за ним конвоир провел к скамье подсудимых Юлию.
Нина инстинктивно подалась вперед. "Господи, как ужасно она выглядит!" Волосы немытые и нечесаные, тюремная роба измята так, словно Юлия в ней спала.
Горло Нины сжалось, она громко сглотнула.
- Почему ей не предоставили другого адвоката? - спросила Нина. - Сможет ли Леннстрём справиться с таким делом?
К. жестом велел Нине замолчать.
В зал вошла прокурор Ангела Нильссон, села на свое место и оправила юбку. Она переоделась после пресс-конференции. Теперь на ней был строгий синевато-серый костюм.
Председательствующий судья ударил молоточком по столу, и в зале наступила тишина.
Нина во все глаза смотрела на Юлию.
Лицо ее немного припухло, пустые, лишенные всякого выражения глаза лихорадочно блестели. Было что-то по-детски невинное в ее спутанных волосах и тонкой шее, выглядывавшей из просторного воротника тюремной робы.
"Как же ты исхудала. Ты, наверное, ничего не ешь. Сама мысль о еде тебе противна".
Судья откашлялся и начал разъяснять формальности процедуры предъявления обвинения, перечислять участников заседания, а Нина следила за реакцией Юлии.
- Из этого ничего не выйдет, - прошептала она на ухо инспектору К.
- Если ты не замолчишь, то тебе придется покинуть зал, - прошипел К., и Нина умолкла.
Заговорила Ангела Нильссон:
- Господин председатель, я предлагаю заключить Юлию Линдхольм под стражу по подозрению в убийстве, совершенном третьего июня в Стокгольме в доме на улице Бондегатан. В обоснование своего требования я хочу заметить, что срок наказания за подобное преступление превышает два года. Кроме того, есть еще две причины для ареста подозреваемой, как о том сказано в представленных мною документах: опасность сговора и опасность того, что она совершит еще одно преступление. Я также прошу, чтобы суд наложил определенные ограничения на условия содержания Юлии Линдхольм под стражей.
Нина затаила дыхание и посмотрела на реакцию Юлии.
Реакции не было.
Судья обратился к адвокату Матсу Леннстрёму:
- Господин Леннстрём, прошу вас изложить позицию обвиняемой.
- Спасибо. Мы возражаем против требования прокурора о заключении подозреваемой под стражу. Нет никаких видимых причин подозревать…
Адвокат потерял нить и принялся лихорадочно листать документы.
Нина мысленно застонала.
- Какова позиция обвиняемой по существу обвинения? - спросил судья.
Адвокат поколебался:
- Господин судья, я бы предпочел, чтобы это дело рассматривалось в закрытом заседании. - Он выразительно посмотрел на задние ряды, заполненные публикой.
Судья повернулся к прокурору. Ангела Нильссон поерзала в кресле и окинула адвоката недобрым взглядом:
- Учитывая конфиденциальность предварительного следствия, обвинение тоже настаивает на проведении закрытого заседания.
Судья обратился к публике в задних рядах.
- Я должен попросить публику и представителей средств массовой информации покинуть зал судебного заседания, - сказал он и ударил молоточком по столу.
В зале поднялся шум, а Нина, не отрываясь, всматривалась Юлии в лицо.
Кажется, та вообще не заметила, что в зале началась суета.
Когда двери зала, наконец, закрылись, в помещении наступила почти осязаемая тишина.
- Итак, вернемся к вопросу о виновности, - сказал судья.
Адвокат положил дорогую ручку на стопку документов и посмотрел судье в глаза.
- Факт заключается в том, что моя подзащитная слишком тяжело больна, чтобы высказывать какие-либо мнения по поводу своей виновности. С ней просто невозможно вести разговор.
- Что вы хотите этим сказать?
- Я был назначен защитником по этому делу в субботу. С тех пор я неоднократно пытался говорить с моей подзащитной, но мне кажется, она даже не понимает, кто я. Убежден, что моя подзащитная в настоящее время нуждается в неотложном психиатрическом лечении.
Судья принялся перелистывать дело.
- Мне кажется, она уже получала лечение, - сказал он. - Сразу после задержания была доставлена в больницу Сёдермальма, разве нет?
- У моей подзащитной длительный анамнез психиатрических расстройств, - сказал адвокат. - Почти на два года она была освобождена от работы по причине стрессовой реакции. Некоторое время лечилась в психиатрической клинике по поводу депрессии. Я настаиваю на том, чтобы лечение у психиатра началось немедленно.
Судья поднял голову.
- Что привело вас к такому заключению?
Матс Леннстрём щелкнул ручкой.
- Моя подзащитная постоянно упоминает о другой женщине, которая присутствовала в квартире в ту ночь, - сказал он. - Моя подзащитная называет ее злодейкой и ведьмой, но не может назвать ее имя.
Судья посмотрел на Юлию.
- Так вы полагаете, что… возможно, у нее…
- Содержание моей подзащитной под стражей противоречит уголовному кодексу, который требует обеспечить подозреваемому адекватное лечение. Закон запрещает содержать под стражей больного человека, даже в медицинском учреждении.
Судья передернул плечами и обратился к Ангеле Нильссон:
- Разделяет ли обвинение позицию защиты?
Прокурор театрально вздохнула:
- Слышать голоса становится модой среди преступников.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил судья, вскинув брови.
- Юлия Линдхольм просто решила не сотрудничать со следствием. Мне хотелось бы подумать о причинах такого поведения.
- Я вас понял, - сказал судья. - На каком основании обвинение настаивает на заключении обвиняемой под стражу?
Ангела Нильссон перелистала свои бумаги, собралась с мыслями и, помолчав, заговорила:
- Давид Линдхольм был найден убитым в своей квартире в три часа тридцать девять минут третьего июня. Предварительные данные судебно-медицинской экспертизы позволяют утверждать, что он был ранен первым выстрелом в голову, что и послужило причиной смерти. Второй выстрел был произведен в туловище мертвого тела.
- Могла ли в квартире присутствовать еще одна женщина в тот момент, когда был произведен смертельный выстрел? - спросил судья.
Ангела Нильссон перевернула лист с неправдоподобно громким в тишине зала шелестом.
- Подозреваемая была задержана на месте преступления. Пистолет марки "Зауэр-225" был тоже найден на месте преступления, и предварительная криминалистическая экспертиза позволяет утверждать, что на оружии были отпечатки пальцев подозреваемой. Этот револьвер был табельным оружием подозреваемой и зарегистрирован на ее имя. Было ли именно это оружие орудием преступления, в настоящее время выясняют в центральной криминалистической лаборатории, но калибр извлеченных из тела пуль соответствует калибру найденного на месте преступления оружия, кроме того, в обойме отсутствуют именно два патрона.
В зале повисла мертвая тишина. Секретарь суда записывал. Где-то мерно жужжал вентилятор.
- Кроме того, ситуация осложняется событиями, связанными с Александром, сыном подозреваемой, - продолжила Ангела Нильссон после короткой паузы. - Мальчика, Александра Линдхольма, четырех лет, никто не видел с момента убийства его отца, и ребенок до сих пор не найден.
Нина подалась вперед, едва не сорвавшись с места. Юлия подняла голову, когда прокурор произнесла имя Александра, и теперь лихорадочно оглядывала зал. Не узнавая, она посмотрела на сидевшего рядом с ней адвоката и встала.
Нина видела, как адвокат положил руку на плечо Юлии, чтобы заставить ее сесть на место.
- По нынешнему состоянию дела я не хочу выделять частные подозрения по поводу исчезновения мальчика, - продолжала прокурор Нильссон. - Возможно, есть простое объяснение его исчезновения, но если Александр Линдхольм не будет найден живым в самом ближайшем будущем, то я буду вынуждена обратиться с ходатайством о возбуждении предварительного следствия в связи с убийством или похищением Александра Линдхольма…
Каждый раз при упоминании имени Александра Юлия вздрагивала и судорожно озиралась. Повернувшись на стуле, она перехватила взгляд Нины, сидевшей на передней скамье.
"Нет, Юлия, не сейчас!"
Но мысль не возымела действия. Юлия встала и нерешительно двинулась к Нине. Глаза ее были широко раскрыты и невинны. Такие глаза были у нее, когда она не решалась спрыгнуть со стога сена. Она обычно стояла подвернув внутрь ступни - она всегда так делала, когда чего-то боялась или нестерпимо хотела в туалет по-маленькому.
"Соберись, Юлия, сейчас я ничем не смогу тебе помочь".
- Я прошу обвиняемую сесть на место, - сказал судья.
Юлия сделала еще один шаг в сторону скамей в зале.
- Александр? - произнесла она. - Где Александр? Нет!
Она ударила попытавшегося удержать ее адвоката по руке.
Нина смотрела в пол, бессильно сжав кулаки. Юлия сделает только хуже себе, если не будет сотрудничать со следствием. Все, что от нее требовалось, - это сказать, во что превратилась ее жизнь в последние годы. Не будет никакой пользы, если она и дальше станет защищать Давида, прежде всего для нее самой.
Нина подняла голову. Два конвоира, стоявшие у дверей, ведущих в коридор вздохов, подошли к Юлии и вывернули ей руки, наклонив ее вперед.
Юлия вырывалась. Конвоиры силой усадили ее на стул, и Юлия вдруг завалилась на один бок.
"- Ты должна подать на него рапорт. Слушай меня. Я поддержу тебя, им придется тебе поверить.
- Если бы только он меня ударил. Хорошо бы он оставил пару солидных синяков, а еще лучше сломал мне ребро.
- То, что он творит, еще хуже. Это совсем другое дело. Он не имеет права запирать тебя дома. Это насильственное, противозаконное лишение свободы, принуждение…"
Юлия внезапно рухнула со стула.
Она упала на пол с глухим грохотом и осталась лежать на полу с судорожно вытянутыми ногами. Нина вскочила со скамьи.
Один из конвоиров схватил Юлию за руку, чтобы поднять, но она не отреагировала. Другой конвоир схватил ее за другую руку и занес дубинку для удара.
"Сядь, Юлия, поднимись!"
В зале наступила немыслимая тишина, все, оцепенев, смотрели на происходящее. Двигались только голени и ступни Юлии. Они судорожно подергивались, а конвоиры, отпустив ее руки, отпрянули.
Юлия лежала на полу, запрокинув голову. Все тело ее неистово билось в конвульсиях. Нина едва не задохнулась. "Господи, что же они с тобой делают?"
- Немедленно медиков в зал суда, - сказал судья в микрофон. Видимо, в зале была селекторная связь.
Судья был явно огорчен и растерян.
Нина непроизвольно шагнула к распростертой на полу подруге, но К. схватил ее за рукав.
- Сядь на место, - прошипел он.
Судья повысил голос:
- Мы дождемся врача или фельдшера?..
Нина сидела на скамье, словно парализованная, глядя, как в зал вбежал врач с сумкой. Он склонился над Юлией и заговорил в микрофон рации.
- Приступ тонико-клонических судорог, - сказал он, одной рукой прижимая микрофон ко рту, а другой ощупывая Юлию. - Повторяю, первичные, генерализованные тонико-клонические судороги. Нужны санитары и бригада скорой помощи, немедленно! Я повторяю, немедленно!
- Вынесите ее через боковую дверь, - сказал судья. Он встал, с ужасом взирая на происходящее. - Скорее!
Появились еще два медика, несущих импровизированные носилки. Они подняли Юлию, и Нина заметила, что подруга одеревенела, как бревно. Она застыла в неестественной позе с вытянутыми рукой и ногой с одной стороны.
Как только Юлию подняли и положили на носилки, судороги прошли, а тело безвольно обмякло, но Нина не была уверена в этом, так как медики бегом вынесли Юлию через боковую дверь.
Двери захлопнулись, и в зале воцарилась мертвая тишина. Конвоиры беспомощно смотрели на дверь, за которой исчезла Юлия. Прокурор Ангела Нильссон, сидя на краешке стула, подозрительно смотрела на то место, где только что лежала подозреваемая. Адвокат Матс Леннстрём встал и отошел назад, прислонившись спиной к стене.
Судья, немного подумав, ударил молоточком по столу.
- Хорошо, - произнес он неуверенно, - если это возможно, подведем итоги судебного заседания… Ангела?
Прокурор в ответ лишь покачала головой.
- Что скажет защита?
Матс Леннстрём торопливо сел на место.
- Ну что ж, - сказал он, пригладив волосы. - В заключение я хотел бы подчеркнуть, что моя подзащитная ни в коем случае не подлежит обвинениям, выдвинутым прокурором. Но если ходатайства обвинения будут приняты, то я подам прошение в суд для немедленного обследования моей подзащитной согласно параграфу седьмому закона о следствии. Кроме того, требую начать немедленное лечение моей подзащитной, так как требуется оценить ее душевное состояние в момент совершения преступления.
- Перерыв в судебном заседании, - произнес судья, ударил молотком по столу, встал и вышел в свой кабинет, чтобы прийти в себя, выпить чашку кофе, а затем огласить решение.
- Я пошел, - сказал К. - Мне надо провести еще один допрос.
Он встал и направился к выходу.
Нина осталась сидеть. Сил двигаться у нее уже не было. Она вспотела и слышала бешеный стук собственного сердца.
Она не знала, что у Юлии эпилепсия.
Она не знала, что Юлия уволилась из полиции.
"Я не знала, что Юлия так сильно больна".
От осознания всего этого у Нины перехватило дыхание.
"Я не знаю самого главного! Я не знаю ее!"
Может быть, ее Юлии вовсе не существовало, той Юлии, которая никогда не боролась, которая всегда ждала, что в ее невзгодах и бедах разберется кто-то другой. Может быть, та Юлия исчезла, или ее вообще никогда не существовало в действительности. Ее Юлия никогда не застрелила бы Давида, ее Юлия никогда не смогла бы причинить вред ребенку, но что, если существовала и другая Юлия, Юлия-разрушительница?
Нина заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть.
Потом она подняла голову и оглядела зал.
"Я верю в эту систему, я знаю, что существует такая вещь, как справедливость. И юстиция - это ее суть!"
С этого момента Нина твердо знала, что будет дальше.
Когда судья соберется с силами и выпьет вторую чашку кофе, когда двери зала суда откроются и в него впустят прессу, Юлию арестуют по подозрению в убийстве, а рассмотрение дела отложат, самое позднее, до двадцать первого июня.
Не было никаких сомнений в том, что предварительное следствие не закончат в течение двух недель, а это означало, что срок содержания под стражей будет продлеваться и продлеваться до тех пор, пока у прокурора не накопятся такие неопровержимые доказательства, что Юлия никогда не увидит свободы.
"Другая Юлия, не та, которую она когда-то знала".
Нина вдруг поняла, что не может больше ни одной секунды оставаться в зале. Она встала и торопливо вышла.
Анника в ожидании сидела на продавленном диване перед кабинетом инспектора К. на третьем этаже главного полицейского управления. Она запрокинула голову и закрыла глаза.
День начался ужасно, но прошел в целом совсем неплохо.
Дети с конца недели снова пойдут в свой старый детский сад. Директор была очень довольна, что они вернутся, главным образом потому, что это должно было солидно увеличить доход учреждения.
Она записала Калле в школу Эйра, расположенную немного дальше, но тоже в Кунгсхольмене. Пусть Томас ее застрелит, если ему не понравится такой выбор.
Нашла она и квартиру. Пока у тебя есть деньги, ты можешь снять любую квартиру, хоть в центре города, но по бизнес-контракту за немыслимую цену. Она выбрала трехкомнатную квартиру на Вестерлонггатан, в сердце Старого города, за двадцать тысяч крон в месяц. Конечно, это дорого, но у нее оставалось еще три миллиона крон из денег Дракона. Когда все устроится со страховой компанией, она купит подходящую квартиру.
Такую, какую хочет она.
Анника глубоко вздохнула и прислушалась: каково это будет.
"Она будет жить одна, без него".
Стиснув зубы, едва сдержала слезы.
"Мои дети не должны жить с таким человеком, как ты. Я буду добиваться единоличной опеки, я сделаю это, не теряя ни секунды. Я отниму у тебя детей".
Она постаралась успокоиться.
Она оба раза уходила в длительный отпуск по беременности и родам.
Она всегда была с детьми дома, когда они болели.
Она всегда следила и ухаживала за ними. В детский сад они ходили опрятными, ходили регулярно.
"Он не сможет отнять у меня детей. У него нет для этого повода. Ему придется доказать, что я плохая мать, в противном случае я выиграю любой суд".
Комиссар шел по коридору с кружкой в руке.
- Хочешь кофе?
Анника покачала головой.
- Мне надо домой, к детям, - сказала она, - поэтому хочется поскорее освободиться.
К. отпер кабинет и сел за стол. Анника вошла следом и опустилась на знакомый ей стул для посетителей.
- Значит, ей предъявили обвинение и оставили под стражей, - сказала Анника. - Думаю, что осудят ее быстро. В отличие от Давида. С него, в конце концов, все обвинения были сняты.
Полицейский поставил рядом с компьютером магнитофон, произнес в микрофон: "Один-два, один-два", потом перемотал пленку назад и воспроизвел звук, чтобы проверить его качество.
- Я встретилась с человеком, которого Давид едва не забил до смерти, но вам не о чем тревожиться. Нимб останется на месте. Никто не хочет знать, каким на самом деле был Давид.
К. наклонился к Аннике.
- Речь пойдет о пожаре в доме на Винтервиксвеген, - сказал он. - Тебе надо просто отвечать на мои вопросы.
Анника кивнула и откинулась на спинку стула.
К. включил магнитофон, сказал в микрофон данные об Аннике, о месте и времени допроса, а потом задал первый вопрос:
- Можешь ли ты сказать мне, что случилось в ночь на третье июня сего года?
Анника прикусила губу.
- Можешь на минутку выключить магнитофон? - спросила она.
К. вздохнул, демонстративно помедлил несколько секунд, а потом нажал кнопку.
- В чем дело?
- Это нормально, что ты проводишь этот допрос?
- Почему я не могу его провести? - поинтересовался К.
- Он будет правомерным, несмотря на наши особые отношения?
К. откинулся назад и удивленно вскинул брови.
- Говори за себя, - сказал он. - У меня были особые отношения с другими репортерами, но не с тобой. Рассказывай, что случилось той ночью.
Он снова включил магнитофон.
Анника на несколько секунд закрыла глаза, стараясь освежить воспоминания той страшной ночи.
- Я находилась на площадке верхнего этажа, - сказала она. - Было темно. Я почистила зубы - без зубной пасты. Потом пошла в спальню…
- Твой муж был дома?
Она покачала головой:
- Нет, вечером мы с ним поссорились. Он ушел. Дети захотели спать со мной, и я согласилась.
- Значит, дети?..
- Находились в двуспальной кровати в нашей комнате.
- Который был час?
Анника вздохнула и на мгновение задумалась.