- Подоплеку ты, конечно, знаешь. Самый длительный фиксированный срок заключения - десять лет. Заключенные, приговоренные к пожизненному заключению, в среднем проводят в тюрьме двадцать лет и шесть месяцев, по условиям приговора. Если учесть, что они выходят на свободу по отбытии двух третей реального срока, то в среднем они сидят четырнадцать лет. Если мы отменим пожизненное заключение, то новый максимальный срок для убийств будет между двадцатью одним и двадцатью пятью годами, вероятно, ближе к последнему сроку, а это означает, что разница между максимальным сроком и следующим по убыванию составит пятнадцать лет. Это не имеет смысла, потому что в таком случае открывается путь к ужесточению более мягких приговоров. Современная тенденция к ужесточению проявится более отчетливо, и эту возможность будут использовать все чаще…
- Это всего лишь твои спекуляции, - возразил Крамне.
Томас тяжело вздохнул:
- Вовсе нет. Я обсуждал этот вопрос с тремя профессорами по уголовному праву, с пятью экспертами из совета по профилактике преступности и конечно же с политическими группировками…
- И что они говорят?
- В течение трех лет нормативы приговоров повысятся таким образом, что мы будем иметь массу приговоров сроком в двенадцать, тринадцать лет… Опыт других стран показывает, что установленные сроки наказания увеличиваются, когда пожизненное заключение отменяют в пользу увеличения фиксированных сроков наказания. Когда мы в следующий раз будем приговаривать к тюремному заключению серийного насильника, он получит восемнадцать лет…
- И что? - перебил руководитель отдела. - Ты государственный служащий. Сейчас занимаешься политическими рассуждениями, но это не входит в твои обязанности.
Крамне, как всегда, говорил с вкрадчивой вежливостью, но слова были жесткими, вопреки обыкновению.
- Это не политические рассуждения, - возразил Томас. - Это реальность. Моя задача - оценить стоимость определенных законодательных изменений, и именно это я сделал. Если вы отмените пожизненное заключение, то вырастут фиксированные сроки за все преступления, и произойдет это в течение трех лет, а значит, содержание пенитенциарной системы обойдется казне на тридцать процентов дороже, и это при самых скромных подсчетах…
Крамне встал, обошел вокруг стола и подошел к закрытой двери. Томас вдруг с удивлением заметил, что у заместителя статс-секретаря красные глаза и слегка опухшее лицо.
"Неужели он стал много пить?"
- Дело вот в чем. - Крамне присел за стол рядом с Томасом. - Преступников слишком сильно жалели все время, пока нынешний министр занимает свой пост. Сроки заключения надо увеличить, вся правоохранительная система требует этого, но политики вставляют нам палки в колеса. Министр хочет даже упразднить ответственность за некоторые преступления.
- Например?
Пер Крамне снова встал, развел руками и вернулся на свое место.
- За государственную измену, - выпалил он, глядя пустым взглядом в глаза Томасу. - За бросок тортом в короля. Хотя это, наверное, плохой пример.
Крамне подавил вздох.
- Фиксированные, определенные кодексом сроки заключения - это единственное, с чем осталось справиться этому правительству. Они уже испортили все прочие начинания, включая злокозненный вопрос о прослушивании, но они всегда относились к нему с подозрением. Чем еще я могу тебя убедить?
Он наклонился вперед и положил свою волосатую руку на папку Томаса.
- Директива о запрещении роста расходов - это специально наложенное ими ограничение. Надо найти способ обойти эту отговорку. Надо сделать так, чтобы это прошло. Надо запирать преступников надолго, положить конец этому сюсюканью с ними.
Томас во все глаза уставился на шефа.
"Он хочет, чтобы я фальсифицировал расчеты для того, чтобы протолкнуть антидемократический закон".
Глядя Крамне в глаза, Томас медленно наклонил голову.
- Хорошо, - сказал он. - Я понял, что ты имеешь в виду. Спасибо за откровенность.
Лицо Крамне расплылось в широкой улыбке.
- Превосходно. Я жду от тебя новых расчетов. Какого черта, пообещай им экономию!
Томас собрал свои бумаги, встал и, не чуя под собой ног, выскользнул в коридор.
* * *
Два других репортера сидели за столом дневной смены и щелкали клавиатурами своих ноутбуков, когда Анника вернулась с обеда. Один из корреспондентов поставил кружку кофе на ее закрытый ноутбук.
- Прости, пожалуйста, - сказала Анника, указывая на полупустую кружку, - но мне надо поработать.
Молодая корреспондентка-стажер по имени Роня - одно из этих вычурных новомодных имен - подняла голову и передвинула чашку, демонстративно поставив ее в сантиметре от ноутбука Анники.
Другой корреспондент, Эмиль Оскарссон, был одним из тех молодцов, которые были готовы выискивать для публикаций любую ерунду, лишь бы сохранить работу. Он на мгновение поднял голову и снова уткнулся в монитор.
Анника наклонилась к своему компьютеру и опрокинула кружку. Кофе полился на записи Рони.
- Ой! - воскликнула Анника, садясь и включая ноутбук.
- Что ты сделала? - закричала стажерка, выпрыгнув из-за стола, так как кофе закапал ей на брюки.
Анника вошла в национальную базу данных и сделала вид, что не слышит.
- Зачем ты разлила мой кофе?
Анника удивленно посмотрела на Роню:
- Ради бога, отстань.
Она видела, что девушка вот-вот расплачется.
"Чертова плакса. Будешь еще меня задирать, я тебе отвечу!"
- Ты ненормальная! - крикнула девица и побежала в туалет отмываться.
Эмиль стучал по клавиатуре, притворяясь, что ничего не заметил.
"Все это поколение называли в честь героев Астрид Линдгрен?"
Собственно, она могла бы и помолчать - ее саму назвали Анникой.
Она вошла в базу данных личных имен и набрала "Давид Линдхольм, мужчина, почтовый адрес на Бондегатан" и тут же получила ответ.
"Личная информация: ЗАПРАШИВАЕМЫЙ ВАМИ ЧЕЛОВЕК УМЕР".
Но шведское государство не расстается со своими подданными только из-за того, что они умерли. Ниже были приведены все личные данные Давида Линдхольма, номер паспорта, полное имя (Линдхольм, Давид Зеев Самуэль), адрес регистрации на Бондегатан, дата регистрации, лен, местный совет, приход, а потом информация: "Скончался 3 июня нынешнего года".
"Должно быть, он еврей. Зеев - не самое типичное шведское имя. Может быть, его назвали в честь Зеева Жаботинского, известного сионистского активиста?"
Она вошла в подробное описание. Когда на экране появилась фотография, в меню уже находился номер удостоверения личности.
"Это уже не игра".
Она щелкнула поле "выбрать все" и через две секунды была вознаграждена всей доступной информацией о Давиде, его финансовыми записями, включая уклонение от платежей, долги, информацию о налогах, банкротствах, официальном участии в работе зарегистрированных компаний, записи о самозанятости, регистрационный номер его собственной компании, ограничения и личные транспортные средства.
- Тебе придется оплатить химчистку, - сказала Роня, складывая вещи в красивый маленький кейс.
"Сокращения начнутся в декабре. Скоро от тебя останутся одни воспоминания".
Анника улыбнулась стажерке:
- В таких случаях я обычно кладу джинсы в стиральную машину. Может быть, у тебя нет машины?
- Во всяком случае, я ее не сожгла, - огрызнулась девушка и пошла к выходу.
Анника быстро перевела взгляд на Эмиля. На его лице не дрогнул ни один мускул.
Она смотрела на экран, чувствуя, что сейчас провалится сквозь землю.
"Во всяком случае, я ее не сожгла".
Это не было совпадением, и Роня - не Эйнштейн. Если она это знала, то, значит, все в редакции были в курсе относительно гипотезы полиции.
"Они все так думают? Об этом они все время перешептываются? Они думают, что я подожгла свой дом? Что я пыталась убить собственных детей?"
Анника смотрела на экран еще одну, бесконечно долгую минуту, пока не собралась с силами и снова не принялась за чтение.
Чтобы не упасть, она склонилась вперед и ухватилась руками за стол.
Вот!
Давид Линдхольм был амбициозным бизнесменом.
Он состоял в совете директоров четырех различных компаний, две из которых ликвидированы, а одна находилась на грани банкротства.
Она перепечатала эту информацию и задумалась, что делать дальше.
Может быть, стоит добраться до подноготной всех этих сведений, разбираясь с информацией по мере поступления.
Она налила себе в автомате кружку кофе, напечатала список на принтере и снова вернулась к ноутбуку.
Первой в списке числилась компания, прекратившая свое существование пятнадцать лет назад, - "Высокий полет". Давид был членом совета директоров.
Она и не подозревала, что эти данные так долго хранятся в базе данных.
"Ну что ж, время настало!"
Она вошла в базу данных зарегистрированных компаний и прошлась по сведениям о роде занятий фирм. Торговля парашютным оборудованием и аксессуарами, а также прочая деятельность.
Да, высокий полет - это буквальное описание деятельности компании. Должно быть, в юности Давид Линдхольм был парашютистом, иначе как бы он стал управлять компанией, торгующей парашютами?
Она щелкнула мышью, чтобы узнать, кто еще входил в состав совета директоров и кто был учредителем. Компьютер на мгновение задумался, и Анника углом глаза заметила, что Эмиль собирается уходить.
- До завтра, - сказал он, и Анника кивнула в ответ.
Давид был учредителем компании "Высокий полет" вместе с двумя другими людьми - Альготом Генрихом Хеймером и Кристером Эриком Бюре.
"Опять Бюре. Видимо, они и в самом деле были добрыми друзьями".
Она вернулась в национальную базу данных, чтобы выяснить еще пару деталей.
Кристер Бюре жил в Сёдермальме, на Осэгатан.
Она проверила и остальные данные.
Ни долгов, ни банкротств, ни связей с другими компаниями, кроме "Высокого полета".
Она поискала данные на второго человека.
"Ага!"
Альгот Генрих Хеймер умер.
Анника проверила дату.
9 февраля прошлого года.
Он был молод, всего сорока пяти лет. Зарегистрирован в Норчёпинге.
Анника прикусила губу.
"Сорокапятилетние мужчины просто так не умирают. Может быть, ему помогли?"
Она открыла другое окно, вошла в архив статей и поискала в нем упоминания об Альготе Хеймере.
Безрезультатно.
Попробовала найти "умерших или убитых или застреленных" 9 и 10 февраля прошлого года.
Сайт найден, ждите…
"Бинго!"
Сорокапятилетний мужчина был застрелен на парковке у торгового центра в Норчёпинге вечером 9 февраля.
"Мог ли это быть Альгот Генрих Хеймер? Насколько велик шанс?"
Она торопливо открыла домашнюю страницу Национального статистического бюро и нашла данные о том, что за прошлый год в стране умерли около 91 тысячи человек. То есть двести пятьдесят человек в день, сколько из них было сорокапятилетних мужчин, живших в Норчёпинге?
Не так уж много.
- Здесь кто-нибудь сидит?
Одна из вечерних корреспонденток, молоденькая девушка, остановилась у стула, на котором только что сидел Эмиль. Как ее зовут? Не Пеппи?
Анника мотнула головой, и девушка тяжело вздохнула.
- Почему люди не хотят убирать за собой грязь? - сказала она, убрав со стола пустой пакет из-под чипсов, пустую пластиковую чашку и скомканные бумажки и бросив все это в мусорную корзину. - Как они могут рассчитывать, что мы будем работать, если приходится…
- Прости, - сказала Анника, - но я как раз пытаюсь поработать.
Девушка обиженно замолчала.
Анника позвонила в полицию Норчёпинга и попросила соединить ее с офицером по связям с прессой из отдела уголовного розыска. Аннику соединили с ее мобильным телефоном. Анника поговорила с женщиной, которая как раз забирала из детского сада ребенка.
- Альгот Генрих Хеймер? - переспросила она. - Нет, мы никого не смогли арестовать по подозрению в этом убийстве. Это дело так и осталось открытым.
"Значит, это и в самом деле он!"
- Что с ним произошло? - спросила Анника, слыша в трубке, как плачет маленький ребенок.
- Его застрелили в затылок, когда он шел по автомобильной стоянке с ящиком пива в руке. Пистолет, очевидно, был с глушителем, потому что никто ничего не слышал и не видел.
- Следов автомобильных шин не нашли? - поинтересовалась Анника.
Ребенок расплакался окончательно.
- Нашли, - устало отозвалась женщина. - Приблизительно полторы тысячи. Это очень большая стоянка.
Анника поблагодарила собеседницу и положила трубку.
Она распечатала личные данные Хеймера и статью о его смерти на автостоянке. Откинувшись на спинку стула, допила кофе и посмотрела на часы.
Пять минут пятого.
Томас сейчас заберет Калле из группы продленного дня, а потом заедет за Эллен в детский сад на улице Шееле.
В груди появилась жгучая боль от чувства беспомощности и от зависти.
"Никогда в жизни не смогу я от него отделаться".
Девушка тем временем извлекла из большого рюкзака ноутбук, развернула и постелила на стол салфетку и положила на нее яблоко и банан, потом достала фарфоровую чашку и термос, откуда налила в чашку какой-то напиток, судя по аромату - травяной чай.
Анника вернулась в национальную базу данных и стала наводить справки о следующей компании, в руководстве которой состоял Давид Линдхольм, - об обанкротившемся обществе с ограниченной ответственностью.
АО "Обслуживание и организация банкетов Петерссона" - услуги, продажа, импорт и экспорт пищевых продуктов, аренда ресторанов и наем обслуживающего персонала, обмен лошадей с доплатой и подготовка конфиденциальных документов, а также прочая деятельность.
"Обмен лошадей с доплатой?"
Да, именно так и было сказано.
В правлении был указан длинный список из десяти членов. Давид Зеев Самуэль Линдхольм был в этом списке вторым от конца.
Анника проверила данные на всех членов правления по очереди. Все были до сих пор живы, кроме Давида, и жили где-то в районе долины Мелара, недалеко от Стокгольма. Председателем совета директоров и исполнительным директором обанкротившейся компании был Бертиль Оскар Хольмберг, зарегистрированный в Накке - это, можно сказать, пригород Стокгольма.
Анника пустилась на поиски его личных данных.
"Боже мой!"
Этот человек был вовлечен в деятельность пятнадцати разных компаний. Некоторые из них были ликвидированы, некоторые обанкротились, но некоторые до сих пор функционировали. Среди последних были солярий, консультативная фирма, агентство путешествий и компания по торговле недвижимостью. У Хольмберга было восемь замечаний за неаккуратные платежи. Кроме того, он задолжал надзорным органам 509 439 крон.
"И таким людям можно управлять компаниями?"
Очевидно, да, потому что ни о каких ограничениях речь не шла даже теоретически.
Молоденькая корреспондентка медленно и старательно печатала что-то на своем ноутбуке на противоположной стороне стола. Анника усилием воли заставила себя не обращать на нее внимания. Она перепечатала всю информацию о Бертиле Оскаре Хольмберге и просмотрела имена членов советов директоров других компаний. У всех дела шли, надо сказать, не блестяще.
Почему их так много? Почему именно по этим профилям? И почему Давид везде был заместителем? Должна была быть какая-то причина: либо он получал от фирмы доход, либо оказывал кому-то услугу тем, что состоял в совете директоров или в правлении…
Зазвонил ее мобильный телефон. Анника оторвалась от ноутбука и начала рыться в сумке. Она успела ответить, прежде чем звонок прекратился.
Звонил Томас:
- Где зимняя одежда Эллен? Как я буду заниматься детьми, если ты не передаешь мне их вещи?
Анника стиснула зубы, чтобы не сорваться на крик.
В понедельник они менялись ролями. Через понедельник каждый из них забирал детей на всю неделю - возил Эллен и Калле в детский сад и школу, забирал оттуда, а потом проводил с ними выходные, в понедельник отвозил в детский сад и в школу и ждал следующего понедельника. Таким образом, они с Томасом могли не встречаться и не видеть друг друга.
- Я не послала с ней никаких зимних вещей, потому что их просто нет, - ответила Анника. - Все они сгорели. Тебе придется что-нибудь ей купить, и не забудь еще купить ей зимние сапожки.
- Мне придется? Но, между прочим, это ты получаешь пособие на детей!
Анника закрыла глаза и подперла голову рукой.
"Господи, дай мне сил!"
- Это же ты все время твердишь, что хочешь добиться единоличной опеки, так прояви инициативу хотя бы один раз…
Она отключилась, ощущая, как отдаются в ушах удары сердца.
"Боже, как же я его ненавижу!"
Томас действительно судился с ней за право единоличной опеки над детьми. Сначала он противился всякому праву Анники видеться с детьми, но потом был вынужден согласиться на нынешний порядок вещей.
Он очень хотел лишить Аннику прав видеться с детьми, потому что в этом случае ему полагалась бесплатная сиделка, а он мог без помех шляться по кабакам с этой е…ливой сучкой.
Томас утверждал, что Анника склонна к насилию, что у нее преступное прошлое, и поэтому ей ни в коем случае нельзя доверить воспитание детей. Подозрение же ее в поджоге их общего дома говорит о том, что она представляет непосредственную угрозу жизни детей.
Первое судебное заседание по вопросу об опеке состоялось в июле, в один из самых жарких дней лета, и оставило по себе неприятное воспоминание. Томас вел себя агрессивно и заносчиво и так бахвалился своей распрекрасной работой в министерстве юстиции, что смутил даже своего адвоката. Адвокат Анники, женщина по имени Сандра Норен, взяла Аннику за руку и едва заметно улыбнулась.
"Для нас это даже хорошо".
Сандра Норен объяснила суду, что Анника действовала с целью самообороны, когда много лет назад неумышленно убила своего друга. Что же касается обвинений в умышленном поджоге, то это уже на грани клеветы. Фактом было то, что Анника спасла детей из огня, в то время как Томас покинул ее, уйдя к любовнице.
Анника использовала все свои отпуска по беременности, родам и уходу за детьми, за исключением двух недель во время Кубка мира по футболу три года назад. В девяти случаях из десяти именно она сидела дома с детьми, когда они болели.
Судья принял промежуточное решение о разделе опекунства, и с тех пор Анника и Томас перестали общаться друг с другом даже по телефону.
Анника бросила мобильный телефон в сумку и только собралась снова погрузиться в работу, как перехватила взгляд сидевшей напротив молоденькой корреспондентки поздней смены. В глазах девушки светилось неприкрытое любопытство.
Она, конечно, слышала этот короткий и неприятный разговор.
- Если тебе хочется поговорить, то поговори со мной, - с живым участием в глазах сказала она.
- Спасибо, но я не хочу говорить об этом, - ответила Анника, не отрываясь от монитора.
Следующей компанией, которой по совместительству руководил Давид Линдхольм, была фирма "Консультации и инвестиции".
"Как много в нашей жизни пустых фраз. Консультации и инвестиции и менеджмент, все вместе и сразу".