- Так как Ивонна умерла, Филипп Андерссон решил заговорить, - сообщил К. - Сегодня звонил его адвокат и сказал, что его подзащитный подает апелляцию в Верховный суд.
- Ты думаешь, у него есть шанс?
- В квартире на Санкт-Паульсгатан были обнаружены отпечатки пальцев, которые раньше так и не удалось идентифицировать. Теперь мы знаем, что их оставила Ивонна. Но надо найти и другие улики ее участия в убийстве. Надо найти орудие преступления, следы ДНК жертв в ее машине и так далее. Но все решится, когда запоет Филипп Андерссон. Он утверждает, что это Ивонна его подставила, что это она позвонила в полицию и сдала в химчистку его брюки.
Анника смотрела на К., изо всех сил стараясь вникнуть в то, что он говорил.
- Вы, однако, не теряете время, - сказала она. - Вы уже допросили Филиппа Андерссона?
- Оказывается, он знает больше, чем мы думали. Между всеми этими людьми есть связь, о которой мы не имели ни малейшего представления.
- Они совместно владели компанией, - сказала Анника. - Какой-то инвестиционной фирмой.
- Да, - кивнул К. - Это так, но их отношения были еще ближе. Филипп Андерссон и Ивонна Нордин были братом и сестрой, точнее, сводными братом и сестрой.
Анника удивленно моргнула.
- Ты шутишь?
- Почему? У большинства людей есть братья и сестры.
- Да, я знала, что у Филиппа Андерссона есть сестра, но не знала, что это Ивонна Нордин. Она раз в месяц навещала его в Кюмле.
- Вот здесь ты ошибаешься, - сказал К. - Ивонна Нордин, или Андерссон, как она звалась до замужества, не очень-то ладила со своим братом. Ну не станешь же ты сажать на всю жизнь в тюрьму человека, в котором души не чаешь.
- Его сестра регулярно его навещала. Мне сказали об этом, когда я там была.
- Что ты имеешь в виду под словом "там"? Ты что, успела побывать и в Кюмле?
Она поерзала на стуле и постаралась уклониться от ответа:
- За что же она на него злилась?
- Это нам еще предстоит выяснить. Но она точно не навещала его в Кюмле. В этом я могу тебя уверить.
Наверное, у него есть еще одна сестра. Когда ты там была?
- В начале недели. Но что тогда можно сказать об отношениях Ивонны с Давидом Линдхольмом? У них была связь?
- Да, несколько лет. Они вместе занимались бизнесом и планировали пожениться, как только заработают достаточно денег. Так, по крайней мере, думала Ивонна.
- Она действительно сделала аборт, причинивший ей душевную травму, от которой она так и не оправилась?
- Давид обещал ей, что они родят другого ребенка, как только он разведется с Юлией.
Анника помолчала.
- Откуда Филипп все это знает, если они не ладили с Ивонной?
К. не ответил.
- И откуда вы знаете, что Ивонна тронулась умом после аборта?
Прежде чем ответить, К. несколько раз качнулся на стуле.
- Наши коллеги из Эребро нашли в доме вещи, которые указывают на это.
- Что, например? Детскую одежду?
- Они нашли комнату.
- Комнату?
- На двери была прибита табличка: "Комната Майи". В этой комнате все было розовым - мебель, обивка, игрушки, одежда. Все это было новенькое, с неснятыми ценниками. У нас не было времени осмотреть все, но там есть письма и дневники, а также подарки - игрушки, которые она дарила мертвому ребенку.
- Это был не ребенок, - напомнила Анника, - это был эмбрион, не способный к самостоятельной жизни. Ее безумие вызвано не потерей плода, а предательством и обманом.
Она на мгновение погрузилась в собственные мысли.
- Правда, надо думать, она была нездорова и до этого, если смогла отрубить руки троим.
- Если, конечно, это сделала она, - с сомнением сказал К.
Они снова замолчали. Анника явственно видела перед собой эту женщину, ее невыразительные черты, печальные глаза.
- Что она сказала, когда ты в первый раз обратилась к ней, спрашивая дорогу? - спросил комиссар.
Анника посмотрела в окно. На улице снова начался снегопад.
- Она сказала, что живет в этом доме уже год, что ее муж умер в канун прошлого Рождества, что у нее собственная компания. Все было правдой, все казалось таким… нормальным. Даже, пожалуй, приятным.
- Никлас Эрнесто Сарко Мартинес не был ей ни мужем, ни даже сожителем. Он был наркоманом, шестеркой. На него повесили всю ответственность, когда компания обанкротилась и они разворовали все имущество. Вот тут-то ему и ввели смертельную дозу героина. Это было как раз в канун прошлого Рождества.
Анника прикусила губу.
- Но если Мартинес был марионеткой, то что там делал Давид?
К. не ответил.
- Я могу понять, почему он управлял компанией вместе с Ивонной. У них была связь, но почему Давид входил в состав советов директоров других компаний? Ты знаешь?
К. сплел пальцы рук и закинул руки за голову.
- Этот человек умер, и мы расследуем не его преступления.
- Думаю, что Давид был преступником, очень опасным, коррумпированным преступником. Все компании, в которых он состоял, за исключением парашютной фирмы, занимались либо отмыванием денег, либо другой криминальной мерзостью. Думаю, что он был своего рода смотрящим, следил за тем, чтобы никто не смог по собственной воле выйти из игры.
- У тебя все? - насмешливо спросил К.
Анника взглянула на часы:
- Мне надо успеть в редакцию. Я еще не вернула машину, которую взяла вчера.
- Да, есть и еще одно, - сказал К. - Мы получили ответ из Англии относительно нескольких вещественных доказательств, найденных на месте пожара. Несколько месяцев назад мы отправили их в английские криминалистические лаборатории. Думаю, результаты будут тебе интересны.
Анника насторожилась. Ей стало трудно дышать.
- В развалинах твоего дома мы нашли кирпич. Криминалисты пришли к выводу, что этим кирпичом разбили окно, чтобы потом без помех бросить в дом бутылку с зажигательной смесью. Британцы смогли обнаружить на кирпиче отпечатки пальцев.
У Анники бешено забилось сердце и мгновенно пересохло в горле.
- Мы смогли идентифицировать эти отпечатки, - продолжил он. - Они принадлежали одной твоей старой знакомой. Ты, я думаю, помнишь Кошечку?
Анника так тяжело сглотнула, что закашляла.
- Кого? Наемную убийцу с Нобелевского банкета? Но… зачем?
- С точки зрения полиции дело о пожаре в твоем доме можно считать закрытым. Поджигателем была Кошечка.
Анника чувствовала себя так, словно ее ударили по голове чем-то тяжелым.
- А я, - сказала она, - думала, что это сделал сосед Гопкинс.
- Я знаю, но ты ошиблась.
- Нет, наверное, это ошибка. Это же не ее стиль. Ты сам говорил, что пожар - это акт мести, преступление, совершенное из ненависти. За что она могла меня ненавидеть?
- Перестань ломать себе голову, - сказал К. - Просто прими как факт, что ты ошиблась. Кроме того, ее поймали благодаря тебе, так что едва ли она могла питать к тебе нежные чувства.
Анника встала, подошла к окну, остановилась и принялась смотреть на кружащиеся снежинки.
- Я часто понимаю все не так, как надо, - сказала она. - На самом деле слишком часто.
К. молчал.
Анника отвернулась от окна и посмотрела на комиссара.
- Но вы уверены, что в ту ночь она была в Швеции?
- Не для протокола, - сказал он.
- Что? - не поняла Анника. - Почему?
Он жестом указал ей на стул для посетителей.
- Садись. Мы молчали об этом в течение полугода. Число посвященных очень и очень ограничено.
- Долго это не продлится. Все в конце концов выползает на свет.
Он громко рассмеялся:
- Ты сильно ошибаешься! Все обстоит как раз наоборот. На свет не выползает почти ничего. Итак, не для протокола?
Анника посмотрела на свои сапоги, села и коротко кивнула.
- Кошечку взяли в Арланде рано утром третьего июня, - сказал К. - Она летела в Москву по подложному русскому паспорту.
Анника сложила руки на груди.
- И что? Ведь вы же каждый день арестовываете преступников, разве не так?
К. улыбнулся.
- Нет, здесь все на самом деле получилось довольно забавно. Она была очень расстроена, когда мы ее взяли. Но не из-за ареста, она расстроилась из-за того, что не сработала капсула, с помощью которой она хотела свести счеты с жизнью.
Анника вскинула брови.
- Да, да, - сказал К. - Она-то думала, что покупает цианистый калий, а ей подсунули тайленол. Обычное, распространенное американское обезболивающее. В Швеции оно называется альведоном или панодилом.
- Да, - оживилась Анника, - это мои любимые таблетки.
- Бывало и раньше, что люди путали тайленол с цианистым калием, но наоборот. В 1982 году в Чикаго умерли семь человек - после того как приняли цианистый калий, думая, что принимают тайленол.
- И что же такого секретного вы обнаружили в Кошечке, раскусившей таблетку от температуры? Почему мы ничего об этом не знаем? Ее должны были взять под стражу, а сейчас уже должен был начаться суд…
К. молчал. Анника, широко раскрыв глаза, уставилась на комиссара.
- Ее не зарегистрировали ни в одном шведском суде. Вы даже не зафиксировали ее арест! Вы просто отдали ее американцам! Вот что вы сделали!
Она встала.
- Вы отправили ее в страну, где до сих пор не отменена смертная казнь! Это нарушение конвенции ООН, той самой, которую вы нарушили, когда ЦРУ забрало человека из аэропорта Броммы…
Комиссар поднял руку.
- Опять ошибка, - сказал он. - Да сядь, ради бога. Вопрос об экстрадиции решался на уровне правительства. Она из Массачусетса, а там нет смертной казни.
Анника села.
- Но в США она есть, - сказала она.
- Да, - согласился К., - в тридцати семи штатах. Но в двенадцати ее нет, включая и Массачусетс. Она получит пожизненный срок, это ясно как божий день. Причем это будет действительно пожизненный срок, а не эта ерунда с восемнадцатью годами.
- Так что в ней все-таки особенного?
- Ну, подумай!
Анника беспомощно покачала головой.
"Это не Гопкинс! Как я могла так ошибаться!"
- Так, значит, он позвонил в пожарную службу? То есть он попытался нас спасти, а не убить?
- Мы обменяли ее, - словно не слыша, сказал К.
Она уставилась на него.
- Мы заключили сделку с американцами и обменяли ее на другого человека.
Она прикрыла глаза, вспомнив оживленный разговор в редакции. В ушах снова зазвучал пронзительный голос Патрика Нильссона.
"Правительство дало янки что-то взамен. Мы должны это узнать. Право нападать на производителей простокваши? Право беспрепятственной посадки для ЦРУ в Бромме?"
В мозгу Анники щелкнуло. Кусочки мозаики встали на место.
- Мы обменяли ее на Виктора Габриэльссона!
- Официально ее арестовало ФБР. Так записано во всех документах. Мы никогда не сможем доказать, что она в ту ночь была в Швеции.
- Итак, убийца полицейского вернулся в родные пенаты. Ты думаешь, это равноценная сделка?
- Это было не мое решение, но это означало, что я должен был возглавить расследование причин пожара в твоем доме.
Она изо всех сил старалась понять, что все это значит.
- Значит, вы подозревали ее с самого начала?
- Да, она была первой в списке.
- Что это значит для меня?
- Как я уже сказал, дело о пожаре можно считать закрытым с полицейской точки зрения. К сожалению, в официальных документах будет значиться, что дело просто прекращено. Мне очень жаль, прости.
- Что? - спросила Анника. - Значит, я так и не буду окончательно освобождена от подозрений?
Он слегка покачал головой, печально глядя в глаза Аннике.
- Но как быть со страховыми деньгами?
- О них ты, наверное, можешь забыть.
Она рассмеялась коротким злым смехом:
- Вы продали мой дом, дом моих детей, всего лишь для того, чтобы умаслить ЦРУ и вернуть домой какого-то убийцу.
Детектив склонил голову набок.
- Это не совсем то, что я говорил.
- Хорошо, но что же мне теперь, по-твоему, делать?
- У тебя остались деньги Дракона?
Она тяжело вздохнула и закрыла глаза.
- Мы с Томасом разделили то, что осталось, и теперь мне едва хватит на двушку в Сёдермальме.
- Тебе придется взять кредит, как делают все, или заключить контракт на наем жилья.
Она снова, на этот раз хрипло, рассмеялась:
- Контракт на наем жилья? Где же я в наше время найду такой контракт?
- Знаешь, у союза полицейских есть в городе недвижимость. Я могу устроить тебе квартиру, если хочешь.
Она посмотрела на него и почувствовала, как разочарование и злость желчной горечью подступают к горлу.
- Господи, это общество становится порочным насквозь.
- Неужели? - широко улыбаясь, спросил комиссар.
Анника вошла в редакцию и первым делом оставила ключи от машины на столе секретаря, довольная, что за столом никого не было и никто не станет ругать ее за запоздалый возврат автомобиля.
Она испытывала странную пустоту, облегчение и одновременно печаль.
На следующей неделе состоится развод - после обязательного полугодового периода раздумий. Она бы с удовольствием его отложила, чтобы спокойно еще раз все обсудить с Томасом, но такой возможности не было, ни он, ни она не предложили такого разговора. Фактически они не разговаривали серьезно и по существу с того летнего вечера, когда Томас ушел, а дом сгорел.
"У меня все пошло криво. Все, что могло пойти не так, пошло не так".
Тем не менее насчет Юлии она не ошиблась.
Она взяла со стенда свежую газету и взглянула на первую полосу. Заголовок кричал: "АЛЕКСАНДР НАЙДЕН ВЧЕРА НОЧЬЮ". Дальше следовала абсолютная классика жанра: "Бабушка в слезах: "Это настоящее чудо!""
Остальная часть полосы была заполнена фотографией Александра в детском саду. (Спикен едва не взорвался, когда Анника отказалась сфотографировать мальчика на телефон и прислать снимок в редакцию.)
Она пробежала глазами текст под фотографией. Он гласил, что тайна, окружавшая загадочное исчезновение четырехлетнего Александра Линдхольма, наконец раскрыта. Бабушка мальчика Виола Хансен сказала: "У меня нет слов, чтобы выразить, как мы счастливы!"
Далее читателей отсылали к пяти двойным разворотам, включая центральный. Патрик Нильссон написал статьи о смерти Ивонны Нордин и пленении Александра. Информацией Патрика снабдила Анника, которую он в нескольких местах процитировал. Патрик упомянул, что Анника присутствовала на месте события, но не написал о ее активном участии в спасении ребенка. К своему удивлению, Анника нисколько не огорчилась этим обстоятельством, понимая, что могла бы и ошибиться в своих умозаключениях. Эмиль Оскарссон написал статью, в которой подытожил убийство Давида, суд над Юлией и похищение Александра. Блестящую статью. Эмиль был просто находкой для редакции.
Анника сложила газету и положила ее на стенд. Как же она устала! Она пришла в редакцию, чтобы уточнить с Шюманом и Спикеном, что должна написать для завтрашнего номера, и был удивлена, увидев в редакции такую массу сотрудников. Обычно по субботам в редакции было пусто и тихо, но сегодня явно что-то случилось. В редакции было негде упасть яблоку.
- Это все из-за Александра? - спросила Анника, ставя сумку на стол Берит.
- Да, и еще из-за сокращения, - сказала Берит, взглянув на Аннику поверх очков. - Список был обнародован вчера во второй половине дня. Шюман обошел закон о занятости, введя половину сотрудников в состав руководства.
- Старый лис. - Анника села на стул Патрика. - Он и нас с тобой туда ввел?
- Нас нет ни в одном списке. В этом нет никакой необходимости. Мы работаем так давно, что не подпадаем под принцип - увольнять первыми пришедших последними. Так что на нашу долю приключений не выпало.
Анника положила ноги на стол Берит.
- Она собралась уезжать вместе с мальчиком, - сказала Анника. - Еще немного, и она бы это сделала.
- Но ты порезала ей шины, - заметила Берит.
Анника осеклась и внимательно посмотрела на коллегу.
- Откуда ты знаешь? - спросила она. - В газете этого не было.
К безмерному удивлению Анники, Берит вдруг покраснела, чего с ней - насколько помнила Анника - никогда не случалось.
- Мне сказал один человек, - ответила Берит и принялась рыться в документах, выдвинув нижний ящик стола.
- С кем ты разговаривала? С кем-то из полиции?
Берит откашлялась и вытащила из ящика какую-то бумажку.
- Да, я говорила с К.
Анника удивленно вскинула брови:
- С К.? Но я только что была у него…
"Мне небезразличны репортеры вечерних газет. Во всяком случае, некоторые из них…"
Анника вдруг все поняла. У нее перехватило дыхание.
- Это был К.! - сказала она. - У тебя был роман с К…
- Ты не могла сказать это чуть громче? - сдавленным голосом спросила Берит.
- Господи, а я-то думала, что он голубой!
Берит удивленно посмотрела на Аннику и сняла очки.
- Это имеет какое-то значение?
Анника во все глаза смотрела на коллегу, на ее седину, на морщинистую шею и попыталась представить себе, как она целуется с комиссаром К…
- О, - сказала она, - ты знаешь, он красив.
- Он к тому же очень хорош в постели. - Берит надела очки и снова уставилась в компьютер.
- Видели? Я стал членом правления! - сказал подошедший Патрик Нильссон, держа в руке список.
Анника сняла ноги со стола и подхватила сумку.
- Мои поздравления, - сказала она.
Лицо Патрика сияло от гордости, когда он обернулся и увидел Роню, молодую стажерку, которая выходила из редакции, неся с собой коробку с вещами.
- Как дела, Роня?
- Мне наплевать, - сказала девушка, вскинув голову. - Я буду независимой журналисткой. Я еду в Дарфур, буду писать о войне. Это на самом деле важно!
- В отличие от той ерунды, которой мы здесь занимаемся? - с сарказмом спросил Патрик.
Роня остановилась и вздернула подбородок.
- Там на самом деле речь идет о жизни и смерти.
- Чего никогда не бывает в Швеции? - поинтересовалась Анника.
Роня резко повернулась на каблуках и вышла, не сказав больше ни слова, оставив их сидеть на своих толстых задницах в фальшивой уверенности, что их положение лучше и надежнее, чем ее.
Анника вдруг испытала отчаянный стыд, вспомнив, как неуверенно она чувствовала себя, когда была стажеркой.
- Слушай, скажи мне вот что, - обратился к ней Патрик. - Кто сказал тебе про Ивонну Нордин? Кто сказал, что ее собираются арестовать?
Анника посмотрела на молодого человека, который на самом деле был на год старше ее, на его пытливые глаза и вкрадчивую улыбку, на его непробиваемую самоуверенность и почувствовала себя тысячелетней старухой.
- У меня есть источник, - сказала она. - По-настоящему хороший источник.
Она пошла к Спикену узнать, что от нее требуется.