- Ужасный ребенок, - пожурила Нина сестру, а сама внутренне поежилась при мысли о темных вечерних улицах и парках, где Катя советовала ей "гулять".
Ярослав встал, взял сигарету и, ни слова ни говоря, ушел на лоджию.
Нина собрала посуду, унесла мыть на кухню. Катя поплелась следом, но не помогала, а только болтала без умолку:
- Какой же все-таки чурбан этот Ярослав. У него одни прибыли в голове, почти не смотрит на тебя. Ну, хотя бы комплимент сказал или взял бы за руку.
- Слава Богу, что он этого не делает.
- Ну, конечно, ты же у нас не выносишь никаких прикосновений. Все в недотрогах ходишь!.. А Ярослав… нет, ей-богу, зла не хватает. Он что, считает, будто тебя можно использовать только как дочку Гаевого? Ну, еще как домработницу. А то, что красивая, нежная… то, что ты сама по себе подарок - ему на это наплевать?
- Ну сколько можно, Катя? Он не должен смотреть на меня как на женщину. Это одно из условий договора.
- Все равно, нормальный человек хоть как-то выразил бы свое отношение. А бесчувственность Ярослава я могу объяснить только одним: у него есть баба. И я не удивлюсь, если она такого сорта, что и в подметки тебе не годится. Зато, наверное, темпераментная и умеет разжечь даже самых холоднокровных типов.
То, о чем говорила Катя, Нине и самой приходило в голову. При мысли о "другой бабе" становилось неприятно вдвойне: во-первых, уплывала возможность проникнуть в тайну Ярослава и тем самым помочь отцу уйти от шантажа, а, во-вторых, страдало уязвленное женское самолюбие. Она представляла себе, что будут говорить в определенных кругах о дочке Гаевого, которой изменяет муж.
В девять часов Катя отправилась домой. Нина и Ярослав проводили ее до стоянки, усадили в такси. Было уже сумрачно, почти темно. Нина, всегда старавшаяся попасть домой до темноты, по привычке ускорила шаг.
- Куда ты торопишься? - остановил ее Ярослав. - Все равно нам надо с тобой поговорить. Думаю, лучше сделать это здесь, на свежем воздухе. Заодно и прогуляемся.
Они пошли вдоль набережной. От Днепра тянуло прохладой, приятной свежестью реки. Дневная пыль осела и во влажном воздухе царил сладкий запах цветущих акаций. Да, с удивлением подумала Нина, цветут акации. Как это она раньше не заметила? Впрочем, что ж удивительного: уже вторая половина мая.
Ярослав молчал, и Нина, чувствуя себя неловко и стараясь этого не показать, заговорила первой:
- Будем обсуждать нашу семейную жизнь?
- Нет. Тебе придется принять мои условия. Они несложные. По вечерам обязана возвращаться не позже шести. Готовишь ужин, а по утрам - завтрак. Если ко мне придут знакомые - будешь выполнять роль хозяйки дома. Посторонние люди не должны знать, что наш брак - фиктивный. Что еще? Поскольку таскать сумки ты не привыкла, будешь составлять мне список продуктов, я их привезу. Белье можно сдавать в прачечную. Убирать в доме будем вместе. Ну, а готовить… С этим, думаю, справишься сама. Кстати, где ты научилась? Для девушки твоего круга…
- Я никогда не считала, что принадлежу к какому-то "кругу", - рассмеялась Нина. - А готовить меня научила мама. Так вышло, что примерно за год до ее… до маминой гибели я стала ужасной домоседкой. Ну и поневоле начала вникать в домашние дела. Вот и научилась. У меня и книжка с рецептами блюд осталась от мамы…
Нина замолчала. Побоялась, что голос задрожит, а показывать свою слабость не хотелось.
- Твоя мать погибла? - спросил Ярослав после паузы.
- Да. С тетей Клавой, сестрой папы, разбились на машине. Дорога была плохая, да еще пьяный водитель на грузовике… В общем, это было… - она судорожно сглотнула. - Я тогда чуть с ума не сошла.
Некоторое время они шли молча, и Нина, глядя прямо перед собой, чувствовала, что Ярослав время от времени на нее посматривает. И вдруг он заговорил:
- Моя мать тоже погибла. Только не в автомобильной катастрофе, а на заводе. Производственная авария…
Нина внутренне напряглась, удивленная его внезапной откровенностью. Общее горе, пережитое когда-то, на мгновение, казалось, сблизило их. Они помолчали еще немного. Нина, справившись, наконец, со своим волнением, предложила:
- Пойдем домой. Я что-то устала, спать хочу. Мы с Катей сегодня половину набережной прошли пешком. Да и потом здесь как-то пустынно. И фонари почти не горят.
Они повернули обратно. Внезапно сбоку, в прибрежной посадке, послышался шорох и оттуда вынырнула тень. Это оказалась просто собака, но до того, как безобидное животное шмыгнуло прочь, Нина успела вскрикнуть и оступиться на кочке. Ярослав придержал ее за плечи, но она тотчас же отстранилась от него.
- Ты боишься темноты и не выносишь мужских рук, - спокойно констатировал Ярослав.
- И это не единственные мои недостатки, - улыбнулась Нина, стараясь шуткой прикрыть не унимавшуюся дрожь. - Женившись на такой шизанутой особе, как я, ты рискуешь своей репутацией.
- Это не самый большой риск в моей жизни.
- Догадываюсь, что твоя жизнь была полна страшных приключений. Если когда-нибудь захочешь рассказать о них, в моем лице ты найдешь благодарную слушательницу.
- Учту. Хотя не думаю, что у меня будет оставаться время для воспоминаний.
"Да, наверное, он и дома-то почти не будет бывать", - подумала Нина. И снова неприятная мысль о другой женщине зашевелилась, словно змейка, и заставила Нину решиться на открытое высказывание:
- Вот что, Ярослав. Я буду исправно выполнять условия договора, но и ты, пожалуйста, соблюдай приличия. Понимаю, ты молодой мужчина, и у тебя есть определенные… физиологические потребности… и, конечно, женщина… Но, прошу тебя, пока мы считаемся мужем и женой, не приводи ее в дом, это раз. Второе: свидания с ней должны быть настолько тайными, чтобы абсолютно никто о них не узнал. Иначе - если пойдут сплетни - это будет так унизительно для меня, что я… Я тогда ни на что не посмотрю, сразу же подам на развод.
Она услышала короткий смешок Ярослава, показавшийся ей издевательским. Вспыхнув и возмущенно оглянувшись на своего спутника, она встретила его насмешливый, но вместе с тем добродушный взгляд.
- Хорошо, я обещаю соблюдать приличия, - ответил он иронично, но мягко.
Они в этот момент переходили улицу, и Ярослав на несколько секунд придержал ее за локоть. И снова, как и утром, она ощутила заряд энергии, идущий от этого человека.
Когда Нина, уже укладываясь спать, вспоминала свой разговор с Ярославом, то обратила внимание на одно маленькое несоответствие. До сих пор она считала - судя по лексикону, эрудиции, да и по повадкам Ярослава, - что он из семьи интеллигентов, причем, не в первом поколении, хотя и потерпевших какую-то житейскую неудачу. Но вот он сказал, что его мать погибла на заводе. Выходит, она работала в цехе? Кем? Может быть, она была журналисткой, готовила репортаж? А кем был отец Ярослава, если судьба столкнула его с Гаевым? Может, тоже юристом?
Она задумалась о родителях Ярослава, о запертых ящиках стола, о странном шраме у него на руке и не заметила, как подкрался сон и перепутал все ее мысли.
Глава четвертая
Среди сотрудниц Нины были две, которые вполне заслуживали звания магистров школы злословия. Вера и Зина представляли как бы варианты шеридановской леди Снируэл, привязанные к местным условиям. Они умели все тонко подметить и не менее тонко высмеять, умели направить в нужное им русло любой разговор. Умели спровоцировать ссору и сплетню, сами при этом оставшись в стороне и сохранив со всеми вполне приятельские отношения. Впрочем, Нина относилась к их особенностям с философским спокойствием, понимая, что не обойдется ни один коллектив, особенно женский, без подобных типажей.
Конечно, Вера и Зина не могли открыто проявлять враждебность или зависть к дочке Гаевого, но Нина не сомневалась: за глаза она была обсосана ими со всех сторон. А уж теперь, когда неожиданное и скоропалительное замужество Нины стало темой для разговоров, Вера и Зина могли с блеском продемонстрировать остроту своих язычков. Поскольку никого из сотрудников на свадьбу не пригласили и жениха они не видели, их неудовлетворенное любопытство выражалось в расспросах, намеках и предположениях. Нина, выйдя на работу после свадьбы, принесла угощение и, как принято, отметила знаменательное событие. Но этого, увы, было недостаточно для жаждущих информации местных законодательниц.
В пятницу, к концу рабочего дня, именно Вера и Зина явились в книгохранилище, где в это время работала Нина, и сообщили ей в следующем порядке:
Вера. Нина, там тебя спрашивает один молодой человек. Очень импозантный блондин. Похож на Кирка Дугласа.
Зина. На того, который в "Спартаке" играл?
Вера. Ага. И в "Викингах".
Зина. Н-нет, скорее - на Олега Янковского.
Вера. Нет, тогда уж - на Дольфа Лундгрена.
Зина. Ну, не важно. Главное то, что не успела наша недотрога выйти замуж, как к ней уже стали захаживать посторонние молодые люди.
Вера. Ну, а что делать, если муж слишком занятой, жене не уделяет внимания…
Нина с улыбкой прервала излучающих доброжелательство сотрудниц:
- Успокойтесь, девушки. Судя по вашему описанию, это и есть мой муж.
Она вышла из комнаты, затылком чувствуя любопытные взгляды и ехидные улыбочки достойных последовательниц леди Снируэл.
Ярослав ждал ее в читальном зале. Он стоял, опираясь локтем на выступ книжной полки, словно на стойку бара. Джинсы и клетчатая рубаха с закатанными рукавами придавали его облику что-то ковбойское.
- Ты прямо с фермы? - бодрым голосом спросила Нина. - Или из цеха? В общем, с объекта трудовой деятельности?
- Почти, - улыбнулся Ярослав. - Вот, зашел посмотреть на твой объект.
- Ну тогда пойдем, - решительно сказала Нина и повела его в книгохранилище.
По дороге она представила Ярослава сотрудницам, удовлетворенно отметив завистливое любопытство в глазах Веры и Зины.
- Видишь, я работаю среди книжной пыли, в дамском коллективе, - сказала Нина, когда они остались одни.
Она уселась за стол в углу. Ярослав сел напротив и обвел глазами полки с книгами, потом спросил:
- А и правда, почему здесь? Ты могла бы найти работу и повеселей, и подоходней.
- В моей работе тоже есть своя прелесть, как ни странно. Я, например, очень люблю рыться в старинных книгах, архивах… Иногда там находишь всякие тайны… Хочется вникнуть в психологию людей, которые жили так давно… Тебя это смешит?
- Нет, почему, мне это понятно, - ответил Ярослав и взял книгу, лежавшую перед Ниной на столе. - "История Норвегии"? Ты это для кого-то прорабатываешь?
- Для себя. Но не нашла то, что искала. А надо мне всего лишь год рождения короля Олафа, сына Гаральда Смелого. Не буду же я запрос в Норвегию посылать, чтобы удовлетворить собственное любопытство.
- Это было бы слишком. А зачем тебе анкетные данные какого-то короля?
- Чтобы разгадать одну историко-психологическую загадку. Хочешь знать, какую?
- Конечно, хочу. Я тоже люблю разгадывать загадки.
- Все началось с твоего знаменитого тезки Ярослава Мудрого. Он выдавал своих дочерей замуж только за королей. Самое романтическое замужество было у Елизаветы Ярославны. В нее влюбился молодой норвежский рыцарь Гаральд. И хотя Гаральд к тому времени уже успел прославиться как воин, но был он бродягой, изгнанником, а потому Ярослав не принял его сватовства. Тогда Гаральд во главе отряда викингов отправился в Византию, поступил на службу к императору, сражался с арабами и совершил множество подвигов. Есть такие стихи:
Гаральд в боевое садится седло,
Покинул он Киев державный,
Вздыхает дорогою он тяжело:
"Звезда ты моя, Ярославна!"…
И Русь оставляет Гаральд за собой,
Он едет размыкивать горе
Туда, где арабы с норманнами бой
Ведут на земле и на море.
Это Толстой. Алексей Константинович.
- Интересные стихи. Ну, а где же твоя загадка?
- На Русь Гаральд вернулся с богатой добычей и с громкой славой непобедимого викинга и скальда. Скальды - это, так сказать, представители авторской песни в древней Скандинавии. Свою самую знаменитую песню он посвятил Елизавете. За время его отсутствия ситуация в Норвегии изменилась, и Гаральд Смелый добыл себе королевский трон. Ярослав выдал за него свою дочь, и она стала норвежской королевой. И была ею в течение двадцати лет. Но в 1066 году Гаральд вздумал сражаться за английское наследство. В битве под Йорком англосаксы разбили норманнов, и Гаральд был смертельно ранен стрелой. И тут начинается загадка. В том же 1066 году, вскоре после гибели Гаральда, Елизавета становится женой датского короля Свена. Почему? Это не вяжется с традиционным представлением о супружеской верности русских княгинь. И потом, Гаральд Смелый, этот богатырь, рыцарь, мореплаватель, поэт, - разве он из тех мужей, которых быстро забывают?
- Ситуация прямо как в шекспировском "Гамлете".
- Правильно, и мне приходило такое сравнение! - воскликнула Нина, обрадованная тем, что ее понимают. - Да, отец Гамлета тоже был полон достоинств, и все же Гертруда, "башмаков не истоптав", вторично выходит замуж. Кстати, сюжет "Гамлета" Шекспир взял у датского историка Саксона Грамматика. Я даже состроила в уме такую гипотезу: а не послужила ли Елизавета прототипом той самой королевы, о которой писал Саксон Грамматик? Конечно, это маловероятно, но… А больше всего меня интересует вот что: неужели дочь Ярослава Мудрого могла быть настолько бездушна и глупа, что не оценила такого мужчину, как Гаральд? Этого не может быть, и я не хочу, чтоб так было. Но в чем причина ее поступка?
Нина говорила, увлекаясь, и румянец вдохновения пылал у нее на щеках, а глаза сверкали. Она смотрела куда-то в сторону, словно видела за книжными полками далекие времена и страны. Но, загоревшись новой мыслью, она быстро повернулась к Ярославу и посмотрела ему в лицо. Он не успел отвести взгляд, и Нина прочла в его глазах нечто удивительное. Это длилось только миг, но она была почти уверена, что взгляд Ярослава выражал восхищение и нежность. Хотя, наверное, ей это только показалось…
Запнувшись лишь на мгновение, она продолжала:
- Так в чем причина такого поступка Елизаветы? Летописи не копаются в психологии, они сообщают только голые факты. Известно, например, что у Гаральда от Елизаветы были только дочери. А сын и наследник Олаф рожден наложницей. Так, может быть, в этом и кроется разгадка? Обида, ревность… Особенно это объяснимо, если Олаф родился не до, а после женитьбы Гаральда на Елизавете. Значит, Гаральд не только изменял своей жене, но и в открытую признавал наследником ребенка от другой женщины. Конечно, гордую Елизавету это могло оскорбить так больно, что любовь перешла в ненависть. Тогда ее поведение после гибели Гаральда объяснимо с психологической точки зрения. Ну, а если Олаф родился еще до женитьбы Гаральда, тогда объяснения нет. Добрачные связи мужчин никогда не считались большим грехом. Вот почему мне так хочется знать, когда родился Олаф.
- По-моему, ты все усложняешь. А если причина только в том, что Елизавета привыкла быть королевой и хотела оставаться ею? Не норвежской, так датской. Она ведь знала, что при дворе у пасынка не будет иметь ни власти, ни уважения. Может быть, даже жизнь ее там оказалась бы в опасности.
- Она могла бы вернуться в Киев… Это было бы достойней, чем предавать такого мужчину, как Гаральд…
- У тебя удивительное умение восхищаться абстрактными героями, но при этом игнорировать реальных мужчин, - усмехнулся Ярослав.
Его слова вернули Нину к действительности. Она быстро встала, схватила сумочку и с нервным смехом сказала:
- Я что-то совсем заболталась. Видишь, Ярослав, как опасно подбрасывать мне всякие абстрактные темы. Я если чем увлекусь, меня не переслушаешь. Пойдем. Ты, наверное, спешишь.
Она быстро направилась к выходу, прощаясь по пути с сотрудницами и не оглядываясь на идущего следом Ярослава.
Уже на улице, усаживаясь в машину, она сказала ему:
- Извини, что задержала тебя своей болтовней.
- Нечего извиняться. Я ведь не робот, иногда хочется отвлечься, поговорить о чем-то для души. Тем более, что ты интересно рассказываешь. - Он положил руку на спинку сиденья, почти касаясь плеча Нины. - Если сейчас тебя увлекает эта тема, расскажи что-нибудь еще. Или стихи почитай, ладно?
Когда они выехали на набережную, он повторил просьбу насчет стихов:
- Что за песню посвятил Гаральд Ярославне? Перевод есть?
- И не один. Но самый лучший у Константина Батюшкова. Ему удалось передать энергию поэзии викингов. Вот послушай:
Нас было лишь трое на легком челне,
А море, я помню, вздымалось горами,
Ночь черная в полдень нависла громами
И Гелла зияла в соленой волне.
Но волны напрасно, яряся, хлестали, -
Я черпал их шлемом, работал веслом.
С Гаральдом, о други, вы страха не знали
И в мирную гавань влетели с челном.
А дева русская Гаральда презирает…
Нина читала с подъемом, может быть, потому, что ей нравилась быстрая езда, простор набережной, ветер, охлаждавший горячие щеки. И еще ей нравился интерес, с которым слушал Ярослав. Среди людей его типа она не встречала таких собеседников. А впрочем, можно ли Ярослава подогнать под какой-то "тип"?
- Ты сегодня рано освободился, - сказала Нина, когда они уже подъезжали к дому. - Непривычно деже… Как идут дела?
- Трудно. А освободился рано потому, что хочу обсудить проблемы на дому. С ближайшими помощниками. Кстати, познакомишься с ними. Елагина ты знаешь, он был на свадьбе. А вот Костя Чепурной, лучший мой друг, кстати, тогда был в отъезде, прийти не мог.
В этот вечер Нина поняла, что "обсудить на дому" означало споры до самой ночи среди схем, чертежей и расчетов, листы которых были разбросаны по всей комнате.
Елагин, которого Нина едва разглядела на свадьбе, оказался невысоким, лысоватым бодрячком лет сорока с небольшим. Как догадалась Нина, он выполнял обязанности экономиста или бухгалтера. А Костя Чепурной выглядел одного возраста с Ярославом, только был попроще и с виду, и в разговоре. Костя, очевидно, не будучи силен в теории и технологии, неплохо разбирался в практических вопросах. Нина слышала, как он четко реагировал на указания Ярослава и сходу отвечал, где и с кем будет договариваться, что и как можно быстрее и выгоднее изготовить, получить, обменять.
Нина, конечно, не разбиралась в их делах, но поняла, что речь идет о переоборудовании какого-то цеха. Ей неудобно было бы стоять и слушать разговоры, но, когда она проходила мимо комнаты и заглядывала туда, то улавливала отдельные фразы. Например, Ярослав, склонившись над какой-то схемой, делал пометки и объяснял, где можно сэкономить, а где экономия выйдет боком, обернется потерями. В другой раз она услышала, как он говорил: "Если этот узел не раскрутим за месяц, прибыли не жди. Еще и в долги влезем. Тут - в лепешку разбейся, но обернись. Время - деньги". Потом еще она слышала, как Ярослав, разговаривая с кем-то по телефону, сказал: "Ну, насчет этих станков пусть он мне лапшу на уши не вешает. Я сам механик".