Впервые Нина подумала о Ярославе не как о "дельце", а как о специалисте своего дела. Да, он был профессионалом в какой-то области, а, кроме того - организатором, способным держать в голове очень многое и руководить людьми самыми разными. Где же успел он получить столько знаний и навыков? В какой среде вращался до сих пор? Кто были его друзья-приятели?
Он сказал, что Костя - лучший друг. Но Костя по сравнению с Ярославом простоват: сельский акцент, жаргонные словечки, явное игнорирование "маркетинговой" терминологии. Нина была уверена, что, если бы не ее присутствие, то речь Кости крепко приправлялась бы и непечатными оборотами. Конечно, Костя, судя по всему - хороший помощник и верный друг, но все-таки что у них общего с Ярославом? Где началась их дружба?
Нина, приняв роль радушной хозяйки, накормила гостей ужином. Они выпили "за окончание первого этапа работ". Елагин, развеселившись, так и сыпал анекдотами, а иногда не к месту напевал: "Когда я в НИИ мээнэсом служил, был молод, имел я силенку…" О прежней научной работе у него явно остались только скептические воспоминания.
Костя был не очень разговорчив, но не из-за угрюмости, отнюдь. Нине показалось, что он немного робеет в ее присутствии. Интересно, что он будет рассказывать о ней своим знакомым? Нине совсем не хотелось выглядеть чопорной и заносчивой, а потому она старалась вести себя просто, раскованно: выпила пару рюмок, смеялась над анекдотами Елагина и незамысловатыми шутками Кости, поддерживала, как могла, разговоры о политике, бизнесе, о спорте. Ей приятно было видеть, что ее присутствие оживляет мужчин. Несколько раз Нина встречалась глазами с Ярославом, и в какой-то момент ей показалось, что его взгляд стал таким же, как тогда, в библиотеке. Что за странное выражение затуманенной нежности почудилось ей в этих всегда строгих, иронично-холодных глазах?
Ярослав и Юрий Елагин обращались друг к другу по имени-отчеству, а вот Костю Ярослав называл "Котя" или "Кот"; Костя же почему-то чаще говорил не "Славик", а "Тор". Нина обратила внимание на это прозвище и, когда, уже ближе к полуночи, гости ушли, спросила у Ярослава:
- А почему вы с Костей так несолидно друг к другу обращаетесь? Вы что, знакомы еще с детского сада?
- Хуже. Вместе служили в армии. Там познакомились и подружились.
- Вот как… Значит это друзья-однополчане прозвали тебя "Тор"?
- Оттуда пошло.
- Тор… Это, кажется, бог-громовержец у древних скандинавов… Что, у вас там кто-то увлекался мифологией?
- По фамилии прозвали. Торич - Тор.
- А, кстати, откуда у тебя такая фамилия? Не очень местная.
- Дед по отцу был родом из Белоруссии.
- А прибалтов или скандинавов у тебя в роду случайно не было? В тебе есть что-то от викинга. Поэтому прозвище "Тор" вполне подходящее.
- Что-то у нас сегодня все время всплывает скандинавская тема, - улыбнулся Ярослав.
- Ну, что ж делать. Мы, восточные славяне, крепко повязаны с варягами.
- И с греками тоже. Все-таки они нас крестили.
- И путь "из варяг в греки" через наши земли проходил… Кстати моя прабабушка по маме - из мариупольских греков. Ее я, конечно, не помню, а вот бабушку запомнила хорошо; мне было десять лет, когда она умерла. Красивая была женщина… и такая величественная…
- Выходит, и в тебе осьмушка византийской крови? - улыбнулся Ярослав.
- Да. Но чертами лица я на бабушку совсем не похожа. Разве что брови чуть-чуть… Да вот еще волосы.
Ярослав приподнял пальцами прядь ее роскошных темно-каштановых волос и с шутливым пафосом продекламировал:
- Перед Кассандрой с ее волосами безумной менады
Так и застыл, говорят, вождь величайший Атрид.
- Что?.. - удивилась Нина. - Ты цитируешь античных авторов? Разве в вашем техническом вузе это проходили?
Нина встретилась с ним взглядом и вдруг поймала себя на мысли, что уже не смотрит на Ярослава как на врага и даже забыла о своей главной миссии в его доме - найти и выкрасть зловредные бумаги. Ярослав вел себя так корректно и дружелюбно, что ей стало стыдно за свои коварные намерения.
Наутро Нина проснулась от странного ощущения, будто на нее кто-то смотрит. Сквозь сон она чувствовала этот взгляд, но, когда открыла глаза, никого рядом не увидела. Она села на кровати, удивленно оглядываясь. Дверь в спальню была закрыта - хотя, конечно, не заперта. Лоджия слегка приоткрыта - начало июня выдалось очень жарким но вряд ли кто-то заберется на шестой этаж, чтобы заглянуть к ней в комнату. На всякий случай она выглянула на лоджию, потом прошла в комнату Ярослава. Его там не было. Он брился в ванной. Нина с искренним простодушием сообщила:
- Мне показалось, что в мою комнату кто-то заглядывал. И взгляд был такой пристальный, что я даже проснулась. Случайно не ты приходил?
Ярослав оглядел ее с ног до головы и в своей обычной иронической манере сказал:
- А что, стоило бы заглянуть, чтоб увидеть тебя в таком неглиже.
Тут только Нина вспомнила, что стоит в одной лишь тонкой ночной сорочке, да еще на фоне окна. Смутившись, она бросилась в свою спальню и упала на кровать, лицом в подушку. Сейчас ей было стыдно не столько из-за того, что Ярослав увидел ее полуголой, сколько потому, что она смутилась и убежала, как дикарка. Нормальная раскованная девушка никогда бы так не поступила.
Нина чувствовала, как одна за другой рушатся ее уловки и попытки перехитрить Ярослава, оказаться умнее его. Какой-то внутренний голос подсказывал ей, что бесполезно соревноваться с ним, а надо принять условия игры и положиться на его честность.
Глава пятая
В выходные дни Нина дважды побывала в родном доме, но ни разу не застала там Катю. Василий Федорович ворчал по поводу того, что Катя уехала за город с какой-то сомнительной компанией, Борису ничего не сообщила и теперь надо как-то все объяснить Ильчукам. Однако Нина не слишком волновалась, зная прохладное отношение Кати к Борису. Ее больше интересовало другое и она незаметно навела Гаевого на разговор о Ярославе:
- Папа, ну как продвигаются дела? Тебя не очень критикуют из-за твоего зятя?
- Не знаю, что говорят за спиной, - пробурчал Василий Федорович. - В глаза, конечно, льстят. Я тоже вынужден его хвалить. Что поделаешь, связан по рукам и ногам.
- Ну, а сам ты что о нем думаешь… как о специалисте? Он и вправду деловой человек?
- Зачем тебе это знать?
- Да так, ради любопытства. Насколько я поняла, он по специальности инженер-механик?
- В Запорожье занимался ремонтом машин, сельхозтехники… Даже фирму организовал. Уж лучше бы он там и оставался, так нет же… сюда полез, чтобы меня взять за горло. Размах ему, видите ли, нужен. Подумаешь, какой предприниматель отыскался… Морозов - Демидов…
- Считаешь… у него не получится?
- Если даже что-то и получится, то… безнаказанно не пройдет. У нас никому не прощают успеха.
- Но ведь так будет не всегда? - с надеждой спросила Нина и, встретив удивленный взгляд отца, отвернулась, отошла к окну.
- Ты, кажется, сочувствуешь ему? - раздраженно спросил Гаевой.
- Дело не в этом. Я по-прежнему хочу, чтобы все быстрее закончилось и я вернулась сюда. Но должна тебе сказать откровенно: Ярослав заслуживает некоторого уважения. Он так много работает… А со мной ведет себя очень корректно.
- Пусть попробует вести себя иначе, - проворчал Василий Федорович. - Он знает, что если обидит тебя, на мою помощь может не рассчитывать.
Зазвонил телефон и Гаевой, взяв трубку, сразу же поморщился. По его ответам Нина поняла: звонок был от Ильчука-старшего. Василию Федоровичу пришлось объясняться по поводу отсутствия Кати.
- Господи, вот незадача, даже печень разболелась, - сказал он, закончив, наконец, неприятный разговор. - Мы с Захаром уже твердо договорились в июле свадьбу сыграть, а эта вертихвостка…
- Успокойся, папа. С Катей все уладится. И не надо так много работать, ты выглядишь очень усталым.
Нина посмотрела на хмурое, слегка пожелтевшее лицо отца и ощутила угрызения совести из-за того, что совсем забыла о своем намерении помочь ему избавиться от шантажа.
Уезжая в этот день от Гаевого, почувствовала, что больше не может терпеть неизвестности, раздваиваться, не зная, на чьей стороне правда. Она уже поняла, что требовать объяснений от отца бесполезно: он замыкался, как улитка в раковине, стоило только упомянуть о прошлом, связавшем его с Ярославом. Нина решила искать объяснений у своего законного супруга.
Сходу начать такой разговор было трудно, и она ждала удобного момента.
Однажды вечером Нина гладила одежду, привезенную накануне, и одновременно смотрела по телевизору очередной американский триллер. Однако смысл фильма ей на ум не шел, и она почему-то непроизвольно мурлыкала старую песенку, слышанную еще в детстве:
- Твои глаза такие строгие,
Что испугаться могут многие,
Но почему-то часто кажется мне,
Что столько ласки скрыто в их глубине…
И вдруг услыхала, как открывается входная дверь. Нина тотчас выключила телевизор, свет и затаилась. Ей было интересно, что же станет делать Ярослав, если подумает, что ее до сих пор нет дома. Однако он пришел не один. С ним был Костя, Нина узнала его по голосу. Они вошли, продолжая что-то бурно обсуждать. Потом Ярослав заметил: "Нина, наверное, у папеньки задержалась".
Зазвонил телефон. Ярослав с кем-то поговорил на повышенных тонах, бросил трубку и сообщил Косте, что "козел Убейкин" подставил им подножку. Дольше последовало несколько непечатных реплик Кости. А потом и Ярослав, набирая чей-то номер, выразился не менее крепко. А уж когда он принялся что-то объяснять по телефону, то прибегал к таким словесным оборотам, что Нина готова была заткнуть уши.
Вне себя от возмущения она резко распахнула дверь в комнату Ярослава и остановились на пороге, уперев руки в бока.
Всегда невозмутимое лицо Торича внезапно покрылось румянцем, а его низкий мужественный голос на несколько мгновений совсем пропал. Поспешно закончив телефонный разговор, он повесил трубку, не решаясь взглянуть на Нину. А Костя и вовсе потерялся; стоял, опустив голову и только исподлобья, со смущенной улыбкой, поглядывал на своего шефа.
Увидев столь явное смятение обоих мужчин, Нина невольно улыбнулась, постепенно начиная смеяться. А потом они смеялись уже все втроем.
- Значит, вот какова ваша культура? - спросила Нина, погрозив им пальцем. - Слава Богу, хоть в присутствии женщин вы еще как-то сдерживаетесь…
- Прости. Мы же не знали… - с виноватым видом повторял Ярослав.
Нина вышла из комнаты и задумалась о нем. Он опять открылся ей с новой стороны. Не из-за мата. Этим грешили даже самые рафинированные интеллигенты. Но для "тех" интеллигентов это чаще была поза, дань моде, "стеб", показуха. А у Ярослава получалось слишком уж естественно. Когда же он притворялся? Когда цитировал Фицджеральда и Овидия или только что, когда обнаружил столь крутое красноречие? Впрочем, он, наверное, из тех людей, о которых Высоцкий пел:
"Я могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря"…
Когда Костя ушел, Нина решила, что именно сейчас настал момент поговорить с Ярославом. Она вышла на лоджию, где он в это время курил, и остановилась рядом, опираясь на перила.
- Еще раз прошу прощения, но меня так допекли… - сказал Ярослав, повернувшись к Нине и заглядывая ей в глаза. - Сколько раз давал себе слово сдерживаться, но не всегда получается…
- Как раз наоборот: у тебя очень хорошо получается. Я до сего дня не предполагала, что ты употребляешь такие выражения. Меня даже удивляла твоя дружба с Костей. Я все думала: что у вас общего? Он парень явно простецкий, приблатненный, а ты…
Ярослав сделал последнюю затяжку и погасил сигарету о перила. Может быть, из-за этой сигареты и струйки дыма, которую он резко подул вперед, Нина обратила внимание на его губы. Как они могли ей показаться тонкими при первой встрече? Наверное, потому, что он их плотно сжимал. На самом деле его губы были не узкими и не широкими, а чувственными, причем, чувственными по-мужски. Такие губы могли выражать и твердость, и ласку.
Ярослав внимательно посмотрел на Нину и спросил:
- А я? Какой я по-твоему? Что ты обо мне думаешь? Как представляешь мою жизнь?
- Думаю, что ты из интеллигентной семьи. Возможно, отец у тебя был военным… или руководителем какого-то предприятия. А мама… наверное, журналисткой или научным работником. Родился ты и жил большую часть жизни где-нибудь в столице… В Москве, или Киеве, Минске или Петербурге… Ну, может, не в столице, а в крупном областном центре. Потом вашу семью постигла какая-то беда. После этого ты попал в другую среду, научился быть "крутым"… Дальше не знаю.
- Тебе двойка за проницательность, - желчно усмехнулся Ярослав. - Ничего не угадала. Я из семьи самых что ни на есть простых работяг. Отец и мать у меня детдомовские. Осиротели во время войны. У отца хоть документы сохранились, а матери и года не было, когда ее из Ленинграда вывезли. Росли они в разных детдомах, а встретились на строительстве завода в Донецкой области. Там и поженились. И родился я не в столице, а в маленьком промышленном городе, каких много на востоке Украины. Ты, наверное, ни разу не была в таких городах. Они построены вокруг завода, шахты или рудника, и сами похожи на один сплошной серый завод. Но люди там живут неплохие. И довольно образованные.
- Техническая интеллигенция в нашем регионе очень сильна…
- Так вот, прожил я в этом маленьком запыленном городе до десяти лет. Потом отцу предложили работу в Запорожье, - там строился новый цех, и бывший начальник отца был туда назначен руководителем. Мы подумали: областной центр, да и квартиру новую обещают в течение года. Перебрались, жили в семейном общежитии, потом в коммуналке. Постепенно все налаживалось: зарплата у отца была приличная, мать устроилась секретарем-машинисткой, квартиру нам вот-вот должны были дать. И тут… все рухнуло.
- И к этому имел отношение мой отец? - спросила Нина, едва дыша.
- Ну, хватит разговоров, - оборвал Ярослав и, резко повернувшись, ушел с лоджии.
Нина бросилась вслед за ним и уже в комнате преградила путь.
- Если думаешь, что так просто уйдешь от объяснений - ошибаешься, - решительно заявила она. - Я не отстану от тебя, пока не узнаю всей правды. Садись и рассказывай.
Она почти толкнула Ярослава в кресло, а сама села рядом на диван и приготовилась ловить каждое слово. Она понимала, что если упустит эту минуту откровенности, следующая может не наступить вовсе.
Ярослав смотрел на нее одним из своих странных неопределенных взглядов и молчал.
- Ну, рассказывай же! - поторопила его Нина.
- Долго рассказывать… К тому же, я дал слово не говорить об этом.
- Ему?
- Да.
- Освобождаю тебя от этого слова.
- Ты?.. - в глазах Ярослава мелькнуло удивление.
- Да, я. Я - его дочь, хоть и не родная.
- Ты знала об этом?
- Случайно. Но это не важно. Интересней то, что и ты об этом знал. Видно, капитально наводил справки о нашей семье.
- Откуда знаешь, что об этом мне известно?
- Когда ты первый раз пришел к нам, я подслушала ваш разговор с отцом. Не с самого начала. Я до сих пор не могу понять первопричину твоей ненависти. Скажи, ну скажи мне! - Она даже схватила его за рукав, заглядывая в глаза. - Я раздваиваюсь оттого, что мне это непонятно. Я ведь уважаю тебя… За твой ум, волю, целеустремленность. А сейчас вот я еще узнала, что ты - человек, сделавший сам себя. "Self made man"… Но и его… Гаевого я всегда считала своим отцом. В быту он хороший, добрый человек. Может, это и не идеал гражданина, но и не хуже других. Да, он поступал не всегда честно, но разве он один? Как говорится, кто без греха, пусть бросит в него камень… Когда нет возможности честным путем избавиться от прозябания, сильные и умные люди находят обходные пути.
- И выплывают наверх, утопив других, - резко сказал Ярослав и рука его непроизвольно сжалась в кулак.
- Расскажи, наконец! - почти взмолилась Нина.
- Хорошо. Тем более, что ты освободила меня от слова, данного Гаевому. И вообще… чем меньше будет между нами тайн, тем лучше.
Ярослав встал, подошел к окну и начал говорить, не глядя на Нину. А она не спускала с него глаз, вслушивалась в голос, который сейчас звучал глухо, с хрипотцой:
- Двадцать лет назад Гаевой был еще молодым и мало кому известным юристом. На быструю карьеру ему трудно было рассчитывать. Но он был честолюбив и неразборчив в средствах. И когда представился случай прыгнуть сразу на несколько ступенек вверх, Гаевой не преминул этим воспользоваться. Один очень сильный, богатый, могущественный человек совершил убийство. Улики были налицо. Однако Гаевой показал себя в этом деле виртуозом. Вместо большого человека убийцей сделали маленького, простого работягу, случайного прохожего, оказавшегося в тот день близко от места преступления. Что стоило опытным спецам запутать этого беднягу и выбить из него нужные показания! Его упекли в тюрьму на большой срок. А Гаевой после этого дела круто пошел вверх. Помог большой человек…
Минуту длилось тяжелое молчание, потом Нина встала, подошла к Ярославу и осторожно, почти невесомо, положив руку ему на плечо, сказала:
- Прости, что заставила тебя вспомнить об этом…
Он повернул голову и встретился с ней взглядом.
- Дети не отвечают за родителей, - тихо продолжала Нина, - но мне все-таки очень стыдно… и так скверно на душе. Я впервые в жизни рада, что он мне не родной отец.
- А хоть бы и родной? Твоей вины тут нет.
Нина и Ярослав сели на диван. Некоторое время молчали, не глядя друг на друга. "Моя вина тут есть, - вдруг подумала Нина. - Ведь Гаевой тянулся по службе во многом ради нас, ради своей семьи. И я пользовалась этим". Впервые "не всегда честные" поступки Гаевого перестали быть для нее какой-то абстракцией, чем-то далеким и не столь уж важным. Контуры живой человеческой судьбы разорвали ту защитную оболочку, которой Нина всегда отгораживалась от неудобных реалий.
Теперь ей хотелось знать все до конца, чтобы вжиться в судьбу Ярослава и попытаться понять ход его рассуждений и поступков.
- Что же было дальше? - спросила она после очень долгой паузы. - Твоего отца посадили в тюрьму, а вы с матерью остались в коммуналке?
- А могло ли быть иначе? Кто бы нам помог? Родственников никаких. Влиятельных друзей тоже. Но даже те, кто хорошо знал отца по работе, не особенно старались его защитить. Да и что бы они могли сделать? В общем, остались мы с матерью одни. Жилье - хуже некуда, соседи - пьянчуги. Денег не было. Мать пошла работать на завод в горячий цех. Иногда ездила на свидания к отцу. Он, конечно, первое время писал прошения, чего-то добивался. Потом перестал. Аппаратное общество всегда было безжалостно к маленькому человеку. Когда я это понял, то решил: все сделаю, чтобы не остаться "маленьким человеком". Но, пробиваясь наверх, не буду ломать чьи-то судьбы. Никогда. Правда, я не сразу до этого дошел…
- Когда погибла твоя мама?