- В аэропорт провожала, - еще раз убедившись в мужской невнимательности к жизни женщин, ответила Люся. - Знаешь, я передумала. Чего до завтра тянуть? Давай я сегодня съеду. Сейчас еще не так поздно - десяти еще нет. Поможешь чемодан стащить?
Брови Соловьева полезли вверх.
- Ну если ты так хочешь… Только давай ты сначала пройдешь в комнату - вдруг передумаешь?
- Ой! - принюхалась Люся. - Только не говори мне, что ты состряпал прощальный ужин!
- Это не ужин, это пир! Я уже тут весь слюнями изошел, пока тебя ждал! - радостно потирал руки Леха.
Пахло невыносимо вкусно: по квартире витал запах пряностей, любимого Люсиного деревенского салата и еще чего-то. Из комнаты доносилась веселенькая музычка и голос футбольного комментатора.
Г-жа Можаева вошла в комнату и обалдела: стол был накрыт по-ресторанному роскошно.
- Только не говори мне, что ты это сам приготовил! - сощурилась Люся, настроение которой неожиданно улучшилось. - Как, ты говорил, этот выездной ресторан называется?
- "Росинтерресторан", - виновато-шаловливо улыбнулся в ответ Соловьев, с явным сожалением выключая телевизор, в котором бегали футболисты.
- Ив честь чего такой праздник? - не без ехидства поинтересовалась Люся. - Неужели в честь того, что я, наконец, покидаю твою жилплощадь?
- В честь того, что все прошло гладко. Родители остались довольны. Теперь я хочу, чтобы довольной осталась ты.
- Ты хочешь узнать, что же я захочу за услугу? - догадалась Люся.
- И это тоже! Мой руки - и к столу. Ты что будешь - виски, коньяк, водку?
- "Бейлис"! - мяукнула г-жа Можаева, направляясь в ванную и понимая, что никуда она сегодня уже не поедет.
Почему бы, действительно, не отложить начало новой жизни на один день, тем более что вечер обещает быть не таким уж плохим, судя по запахам.
Когда она вышла из ванной, то с удивлением застала Соловьева шнурующим ботинки в коридоре.
- Ты куда? - спросила Люся.
- Знаешь, "Бейлиса" в доме не оказалось, - виновато пожал плечами Леха. - Я быстро сбегаю.
- Ты с ума сошел? - рассмеялась г-жа Можаева. - Обойдемся тем, что есть!
- Ну уж нет, - решительно загремел замками Соловьев. - Сегодня все будет идеально. Просьба не начинать без меня. Я быстро.
- Ты хочешь, чтобы теперь я слюной захлебнулась? - кричала ему вдогонку г-жа Можаева.
Соловьев вернулся через полчаса с ирландским ликером и букетом цветов.
После третьей стопки коньяка и первого бокала "Бейлис" Люся и ее ненастоящий муж перестали усердно жевать и начали разговаривать. А точнее говоря, г-жа Можаева наконец придумала, что потребовать в обмен на свою уступчивость: она возжелала переносной компьютер. Причем не какой-нибудь, а легкий и красивый. О чем она незамедлительно и доложила г-ну Соловьеву.
- Обсудим, - кивнул он.
- Что значит обсудим? - оскорбилась г-жа Можаева. - Мы так не договаривались! Ты обещал все, что я захочу.
- Обсудим модель, - поправился Соловьев, которому, похоже, просто не хотелось скандалить.
- То-то же! - успокоено вздохнула обрадованная такой легкой победой Люся и принялась в красках описывать Лехе свою будущую жизнь с ноутбуком.
Сама не заметив как, она выложила ему все свои девичьи грезы: и как она станет печатать на этом компьютере переводы зарубежной литературы, и как ее выберут переводчиком года, и как она откажет Феде Бондарчуку. И даже объяснила, почему она откажет Феде - ровно потому же, почему она откажет и всем остальным мужчинам. Потому что брак и все эти обязательства - не для нее, подвижной, как ртуть, и непредсказуемой девушки.
Соловьев слушал внимательно и даже, кажется, с интересом. Начальничья работа в среде творческих людей уже приучила его выслушивать всяческий бред с проникновенным лицом. (Криэйторы иногда и не такое несут! Главное - не пресекать этот поток бреда, они потом из него что-нибудь дельное вытащат: слоган какой-нибудь удачный или сценарий.) Так что Леха жевал и иногда кивал. Люся наконец завершила свою, как ей казалось, гениальную речь пассажем о том, что каждая женщина имеет право сломать ногу, растолстеть и потерять работу, и еще раз повторила, что замужество лишает ее этого священного права.
Воцарилась пауза. Г-жа Можаева внимательно смотрела на Соловьева в ожидании реакции.
- Дурочка ты, Люська. Молодая еще, - подытожил ее выступление Леха, наливая себе очередную стопку коньяка.
- Сам дурак! - взвилась г-жа Можаева и попыталась еще раз повторить свою теорию, дабы Соловьев ее лучше понял.
- Погоди! Я тебя выслушал, - решительно прервал ее тираду Леха. - Теперь ты меня послушай.
Люся только молча возвела очи к потолку: ей стало совершенно ясно, что Леша не понял ни слова из ее доходчивой теории.
- Ну так вот, - медленно закурил Соловьев. - Представь себе, что ты сидишь одна. Вся из себя такая свободная, толстая, со сломанной ногой и без работы. Представила?
Люся кивнула. Ужастик представился тот еще.
- Ну, и как тебе эта картина? - спросил Леша и жестом показал, что ответа не требуется. - Не очень весело, правда? Понимаешь, как раз свобода и лишает тебя "священного" права на глупость или на ошибку - называй как хочешь. Ты как будто альпинист, который лезет на гору без страховки. Если же ты "свяжешь" себя с другим альпинистом, то как раз получаешь относительную свободу движений. Парадокс?
- Ага, и он тебя, этот альпинист, тут же отстегнет, как только ты оступишься! - заговорила Люся терминами Соловьева.
- Бывает, наверное, и такое, - философски вздохнул Леха. - Но в кино, например, альпинисты своих бросают только в тех случаях, когда понимают, что товарищ совершенно не хочет помогать своему спасению, а, наоборот, норовит остальных за собой утянуть. И тут сложно кого-то осуждать.
- И неправда! Бывает, что он просто не в состоянии помочь своему спасению! "Скалолаза" помнишь? Там, где девушку Сталлоне отпустил падать со скалы? Она ведь очень хотела спастись!
- Ну без Сталлоне ее жизнь была бы еще короче, - не задумываясь, ответил Соловьев. - Он ведь тоже живой человек, хоть и супергерой. И вряд ли кто-то другой смог бы ее удержать - люди не боги. Все-таки оступаться- не лучший повод проверить силу своего напарника. Но я бы, хоть и не альпинист, конечно, боролся до последнего, пока сил хватит.
Люся чувствовала, что Соловьев где-то специально сбил ее с правильной мысли и теперь увел дискуссию в какую-то другую, совершенно не верную сторону. Но, видимо из-за воздействия "Бейлис", ей было трудно сообразить, в каком именно месте Леха подменил понятия. И вообще клонило в сон.
* * *
В четверг Люся проспала - благодаря благородному ирландскому ликеру она вчера забыла завести будильник. Соловьев, судя по всему, каким-то чудом проснулся и уже ускакал на работу.
Г-жа Можаева хотела было начать метаться, как таракан под струей дихлофоса, но потом прислушалась к внутреннему голосу. И поняла, что работать по-прежнему не хочется. Люся позвонила в офис и, ненатурально кашляя, сообщила Надежде Петровне, что здоровье ее на поправку не пошло. Злобная Безбородова очень огорчилась и затребовала больничный. Люся не торопясь выпила кофе, уложила свои вещи в сумки и с трудом вытолкала их в коридор. Забрать пожитки она решила вечером: попрощается с Соловьевым, выяснит детали поставки ноутбука и заодно заставит его потаскать тяжести.
Оставалась самая неприятная часть сегодняшнего дня, который обещал в целом стать весьма и весьма приятным. Нужно было поехать в поликлинику, вручить терапевту бутылку коньяка и получить больничный. Г-жа Можаева придирчиво осмотрела бар Соловьева. Весь коньяк он, похоже, вылакал вчера вечером. Из пригодных для взятки напитков оставался только виски "Джонни Уолкер". "Сойдет", - решила Люся, рассматривая стильную коробочку.
Немаленькая очередь к терапевту немного огорчила Люсеньку, но она быстро утешилась и принялась читать плакаты, развешанные по стенам тут и там. Хоть какое-то развлечение.
"Внимание: сифилис" - информировал один. "СПИД не спит!" - грозно предупреждал другой. "Гепатит не дремлет!" - предостерегал третий. "Хламидии не дрыхнут!" - истерически кричал четвертый. "Ботулизм начеку!" - уверял еще один.
Люся, до глубины души пораженная эпидемией бессонницы в среде вирусов и бактерий, остановила свое внимание на последнем плакате. Про СПИД, гепатит и хламидии по телевизору уже все уши прожужжали. А вот с ботулизмом г-жа Можаева была мало знакома. Особый интерес эта тема приобретала в свете последних событий и внезапной Катиной смерти при симптомах, похожих на эту болезнь. Итак, на плакате ровными печатными буквами было написано:
В начале XIX века врачи писали о страшном трупном яде, который накапливается в мертвых телах. В самом конце того же XIX века его тайну раскрыли: была обнаружена Bacillus botulinus, что в переводе с латыни означает "бацилла колбасная". Она-то и оказалась источником того самого "трупного яда". Эта крошечная палочка синтезирует и накапливает один из самых сильных нервно-паралитических ядов. По силе своего действия он в 375 раз опаснее яда гремучей змеи! Один миллиграмм способен быстро отправить на тот свет 100 миллионов мышей. Смертельная доза ботулинистического яда для человека - 50 нанограммов на килограмм массы тела (один нанограмм - одна миллиардная часть грамма). Иногда при вскрытии людей, скорее всего погибших от трупного яда, точно поставить диагноз так и не удается, ведь концентрация яда в крови ничтожна.
К счастью, бактерии, вызывающие ботулизм, "оживают" и начинают производить яд только в среде, практически лишенной кислорода. Они не способны ни размножаться, ни выживать в кишечнике живого организма, куда легко могут попасть вместе с растениями и почвой. Но они начинают быстро размножаться в герметично закупоренных консервах, приготовленных и хранившихся без соблюдения технологии, а также в трупах, поскольку в тканях погибших животных концентрация кислорода резко падает. Помните, что даже три дня назад умершая морская свинка может представлять для вас серьезную угрозу! Если бактерии попадут в желудок или в рану (раневой ботулизм), возможен летальный исход. Следовательно, мертвые организмы представляют собой своеобразную мину с часовым механизмом. Опасайтесь!
Г-жа Можаева несколько раз перечитала написанное, с каждым разом приходя все в большее замешательство. Выходит, трупный яд и ботулизм - фактически одно и то же? Тогда картина смерти двух подружек - Кати и Лены - становится все более загадочной. Ленка перед смертью читала про трупный яд. Люся точно помнила, что обнаружила в компьютере Зайцевой множество ссылок на интернет-сайты, посвященные трупному яду. Но зачем она про него читала? Очевидно, что боялась заразиться от своей почившей вечным сном морской свинки. Это логично. Но тогда почему зараза напала не на нее, а на ее подружку Катю? Если, конечно, это была она. Как такое возможно? Не ели же они эту мелкую тварь? Наверное, Катя могла бы подхватить бактерию, если бы закапывала свинку. Но Ленка хоронила свою Щапу одна, где-то в парке возле дома. Г-жа Можаева напряглась, вспоминая, откуда она это знает. Точно! В понедельник, во второй день после появления небесных знаков, она подслушивала разговор Зайцевой по телефону. И Ленка рассказывала Кате про то, что все воскресенье у нее было плохое настроение, потому что ей пришлось провожать в последний путь любимого зверька.
И еще про книжки какие-то говорили, что Ленка Пелевина кофеем залила…
"Не может быть!" - ахнула Люся, хлопнув себя по лбу, и чуть не побежала к выходу из поликлиники.
Но в последний момент здравый смысл возобладал, и она решила все-таки получить заветный бюллетень.
Обрадованная и донельзя возбужденная г-жа Можаева выскочила из поликлиники, засовывая в сумку больничный. "Джонни Уолкер" потянул аж на пять выходных! Так что теперь Люся до вторника абсолютно свободна. По документам у нее ОРВИ - и пусть весь мир подождет!
Люся решительно продиралась сквозь пробки к "Дому игрушки" на Якиманке, громко подпевая "Мумий Троллю". Ей надо было срочно проверить свою догадку! Пулей влетев в магазин, она схватила с полки первый же попавшийся детский набор для игры в песочнице, заплатила в кассу 85 рублей и помчалась дальше.
Наконец она была у цели. Припарковавшись во дворе дома Зайцевых, г-жа Можаева вытащила из набора совок побольше и вышла из машины. Обойдя дом по периметру, она обнаружила, что он одной стороной примыкает к небольшому скверику. В центре этого зеленого островка, который с большой натяжкой можно было бы назвать "парком", гуляли мамаши с детьми. Малыши копались в песочнице, катались с пластмассовых горок и беспрерывно галдели. Люся осмотрелась вокруг, пытаясь представить, где бы она закопала свою морскую свинку, если бы решила похоронить ее в этом парке. Очевидно, где-нибудь подальше от песочницы и от пешеходных дорожек. Где-нибудь около забора. Пожалуй, даже вон там - в крапиве.
Г-жа Можаева постаралась придать себе как можно более невозмутимый вид и направилась к крапиве. В одном месте этого медвежьего угла крапива была явно примята, виднелись следы недавних раскопок. Так она и знала! Но копать не пришлось - бедная Щапа со шнурком вокруг шеи валялась тут же, даже не присыпанная землей.
* * *
На неверных ногах г-жа Можаева брела по Новослободской к первому попавшемуся кафе с китайскими фонариками. Там она первым делом бросилась в туалет. Люся раз десять намылила руки по самые локти. Мысленно поблагодарила себя за то, что отказала себе сегодня в плотном завтраке. Потому что, несмотря на сильную тошноту, сделать это было попросту нечем. Все той же блуждающей походкой она направилась к своей машине, размышляя, отчего же ей стало так плохо. От вида ли морской свинки с перетянутой шнурком мохнатой шейкой? Или оттого, что ее худшие предположения начинают подтверждаться? Или оттого, что она слишком живо представила себе, как Ленка угощает Катьку каким-нибудь дурацким бутербродом, в котором содержатся те самые нанограммы - неуловимые, незаметные, малюсенькие, бесцветные, но такие вредоносные частички трупного яда?
Брр! Какая гадость!
Единственным разумным, но притом и крайне не разумным мотивом Леночкиного поступка, по мнению г-жи Можаевой, могло быть только одно: любовь. Если, конечно, это собственническое чувство можно назвать любовью. Скорее всего, Зайцева просто выпала в осадок, когда обнаружила, что она для своего Андрюшеньки далеко не единственная. Причем эта вторая ни в чем ей не уступает и имеет почти те же шансы! У нее ведь такой же точно знак! И, наверное, шансы ее будут побольше: ведь она не получала от него в десятом классе письма с явным отказом во взаимности. К тому же, Катька была художница, а Андрей, очевидно, очень интересуется этим видом искусства. Да и по социальному статусу они друг другу ближе. Все-таки Волкова - дочь достаточно известного мастера кисти, обладателя собственной галереи. А Ленка кто? Училкина дочка без всяких перспектив на международное признание.
"Бедная девочка! - посочувствовала Зайцевой г-жа Можаева и тут же пришла в ужас от того, что она может испытывать какие-то человеческие эмоции по отношению к такой коварной девице, способной замочить собственную свинку и отравить подружку. - Ну надо же! Ни в жизнь не заподозрила бы в этой серой мышке леди Макбет! Кошмар! И вообще, неужели это чванливое чудо в перьях стоит того?"
Неудержимо хотелось выпить. Причем явно не слабоалкогольного напитка вроде "Бейлис", а настоящей русской водки. И еще поговорить. Только вот с кем? Соловьев на работе. Митю не очень хочется огорчать - пусть он по-прежнему думает, что любил милую и достойную девушку, к тому же он в последнее время какой-то странный. Наташка! Остается только она. Вот уж кто будет во весь голос ахать, закатывать глаза и громко спрашивать: "Да ты что?!"
Люся плюхнулась на водительское сиденье и принялась рыться в портфеле в поисках мобильника. И тут он сам зазвонил - откуда-то из недр сумки послышался характерный позывной песенки "В траве сидел кузнечик". По звуку г-жа Можаева легко нащупала телефон. Звонил Андрей. С некоторым содроганием Люся нажала зеленую клавишу.
- Привет! Надеюсь, ты не слишком под впечатлением от вчерашнего вечера? - раздался в трубке веселый и одновременно извиняющийся голос Артемьева.
- Не слишком. День сегодняшний посильнее вчерашнего будет, - выдохнула г-жа Можаева.
- А что случилось? - спросил Андрей.
- Да так, - замялась Люся. - Просто я приболела немножко, ездила вот в поликлинику, а там такие очереди! Настоящий кошмар!
- Надеюсь, проблемы не на нервной почве, а то ты вчера как-то впечатлительно ко всему относилась?
- Да ну, брось. Банальная простуда, - без особого энтузиазма соврала г-жа Можаева.
- Понятно. То-то я тебе на домашний звоню - никто трубку не берет. Ты вообще когда-нибудь дома бываешь, а то у тебя телефон никогда не отвечает?
- Бываю, просто я поздно прихожу. А ты вообще что хотел? - бесцеремонно поинтересовалась Люся, не обнаруживая в себе особого желания продолжать беседу.
- Да так, - протянул Артемьев. - Просто хотел узнать как ты. Думал заехать за тобой вечером, забрать с работы, мы бы сходили куда-нибудь.
- Извини. До вторника я абсолютно больна.
- Может быть, тебе апельсинов привезти, лекарств каких-нибудь? - искренне распереживался Андрей.
- Сегодня я уже все необходимое купила. Позвони в воскресенье, может, мне что-то и понадобится, - завершила разговор Люся.
Артемьеву не оставалось ничего другого, как попрощаться, пожелав г-же Можаевой скорейшего выздоровления. Понятное дело, что отвечать на его звонок ни в воскресенье, ни в любой другой день Люся больше не собиралась.
Г-жа Можаева облегченно вздохнула и принялась набирать Наташкин номер.
Чертыхаясь, как толпа пьяных грузчиков, Люся маневрировала между глубокими, как Марианская впадина, колдобинами люберецкого дворика. Наконец она приткнула машину рядом с мусорными баками и, позвякивая бутылками в пластиковом пакете, направилась в подъезд.
- Здравствуй, дорогая! Сто лет, сто зим! - кинулась ей на шею Наташка.
- Ты не против, если я у тебя сегодня напьюсь в стельку, а потом заночую? - без обиняков спросила г-жа Можаева.
- Ну надо так надо! - кивнула пораженная столь странному поведению подруги г-жа Рыжова.
- Ок! Только Соловьева предупрежу, чтобы не ждал меня сегодня, - шагая в кухню, бросила Люся.
- Может, тогда поможешь мне тут фильм допереводить один. Завтра сдать надо, - виновато попросила Наташка. - Совсем немножко осталась, а потом мы сможем насладиться друг другом, и ничто нам не помешает.
- Так и быть! - согласилась Люся. - Как он называется?
- "Смертельное желание".
- О! Это уже кое-что. Сейчас я тебе про такие смертельные желания чистую правду расскажу, что ты упадешь…
В девятом часу вечера, когда милые девушки уже подло поставили Соловьева перед фактом, что он сегодня ночует один, открывали вторую бутылку водки, дорезали батон колбасы и глупо хихикали, на пороге появился Валера.