Другой рукой она перебирала мои волосы.
- Послушай, Морис, ты мне ответишь только, если ответ "да". Ты меня любишь, скажи?
- Да.
Мне было стыдно. Нет, я ее не любил. Наоборот, я начинал ее ненавидеть. Ее животная страсть, ее ужимки были мне противны… Уж лучше бы она потребовала новых объятий, а затем я вернулся бы к себе.
В конце концов я заснул. Впрочем, Люсия тоже. Постепенно она умолкла, дыхание стало более ровным… И мы почти одновременно погрузились в сладкое забытье.
* * *
Когда я проснулся, уже занимался день. Меня разбудил предрассветный холодок, проникший в раскрытое окно. Я замерз. Облокотившись на подушку, я взглянул на спящую Люсию. Зрелище поистине разоблачительное. Люсия спала с открытым ртом. Вообще-то она не храпела, но дышала шумно, тяжело, и каждый ее вздох заканчивался стоном, отчего мне казалось, что этот ее вздох последний.
Когда у нее были закрыты глаза, ее веки напоминали веки какого-нибудь земноводного - тяжелые, выпуклые. На впалых висках кожа была морщинистая. Приглядевшись, я увидел корни ее волос - унылого цвета седина. Но в особенности я не мог отвести взгляд от ее увядшего, бледного без помады, рта с отвислой нижней губой.
Она внушала мне ужас. Я пристально, не отрываясь, смотрел на нее, позволяя чувству омерзения целиком овладеть мною. Но, поступая таким образом, я как бы создавал таинственные чары, во власть которых сам добровольно отдавался.
Однако я сумел справиться со своим двусмысленным экстазом. Бесшумно ступая, подошел к балкону и поднялся к себе в комнату. Закрыл окно, задернул шторы, ощупью добрался до кровати и улегся на прекрасные свежие простыни. Здесь по крайней мере они были чистыми!
Глава VI
Мне никак не удавалось снова заснуть. На этот раз я осознанно вкушал всю прелесть комфорта, погрузившись в состояние тихой эйфории. Впервые с тех пор, как я очутился в Париже, я чувствовал себя в безопасности, обрел уверенность в завтрашнем дне. И знал, что если даже я для Люсии всего лишь каприз, знакомство с ней принесет мне пользу.
Общаясь с ней, я почерпну немалые знания о профессии, которую выбрал и к которой чувствовал призвание.
В тепле и покое уютной постели время прошло незаметно,
И когда я наконец уже почти засыпал, в дверь постучали. Я решил, что Феликс несет мне завтрак, и пошел открывать. Но это оказалась Мов.
Она была одета в тесные джинсы, уж слишком обтягивающие ее юные формы, и красный свитер. Довольно короткие волосы были схвачены лентой на затылке.
- Здравствуйте, Мов…
Интересно, что ей от меня понадобилось. Я понятия не имел который час. Взглянул на свои часы, лежавшие на тумбочке у кровати, но они стояли; я забыл накануне их завести.
Мов закрыла дверь и уселась на пуф.
- Ложитесь в постель, а то еще простудитесь, - сказала она.
Я снова лег.
- Хорошо спали?
- Отлично!
- Еще как! - она усмехнулась. - Вчера вечером я минут десять тарабанила в вашу дверь, а вы не слышали…
Необычайной голубизны глаза смотрели на меня, не отрываясь. Я отвел взгляд.
- Я… Я страшно устал… и сразу же заснул…
- А, вот оно что!
Она подскочила к окну и отдернула шторы.
- Господи, взгляните же на солнце! Скоро девять!
За окном бушевала весна. Яркое солнце ворвалось в комнату, разом озарив ее всю своими лучами.
Мов распахнула окно и, глубоко дыша, проделала несколько гимнастических упражнений. Потом облокотилась о подоконник.
- Скажите, - спросила она, - а вы видели пожарную лестницу у вас под окном? Если случится пожар, вы первым спуститесь в сад!
Она резко повернулась и легким шагом приблизилась к моей кровати.
- Если вам захочется потренироваться, просто так, ради забавы, смотрите, не потревожьте мою тетю; ведь ее комната прямо под вашей, не так ли?..
На сей раз намек был вполне ясен. Я с трудом проглотил застрявший в горле комок.
- Я в эти игры не играю, Мов…
- Ну, конечно… Да я об этом просто так упомянула… Надо же вам знать все ходы и выходы, а?
И, бросив на меня язвительный взгляд, она вышла из комнаты.
* * *
За завтраком мы собрались все втроем. Я сразу же заметил, что Люсия постаралась для меня вовсю: она уже наложила на лицо искусный макияж, и, благодаря специальным кремам, ее кожа приобрела определенную свежесть, что вполне могло ввести в заблуждение. Я с некоторым трудом вызвал в памяти спящую Люсию, с ее огромными веками, с открытым ртом.
Мы пожали друг другу руку. Ее рукопожатие было со значением. Она умела вкладывать особый смысл в самые обычные повседневные жесты.
- Как провели ночь, Морис?
- Спасибо, прекрасно…
Она мазала маслом дымящиеся тосты. При этом масло слегка шипело.
Люсия избегала смотреть на меня, ее несколько стесняло присутствие Мов.
- Вы сегодня участвуете в съемках? - спросила она.
- Нет, только завтра.
- Все отменяется.
- Почему?
- Начиная с этой минуты вам начнут создавать рекламу. Нельзя же кричать о новом таланте и в то же время заставлять вас играть какого-то гвардейца.
Она осторожно маленькими кусочками откусывала тост, чтобы не испортить макияж. Но когда она пила, ее губы оставляли на чашке противные отпечатки.
- Я позвонила Блонвалю, это лучший агент по связям с прессой в мире кино. Он займется вами…
Я слушал, не проронив ни слова. И сегодня утром меня еще не покидало ощущение нереальности происходящего. Мне казалось, что все это касается кого-то другого, не меня.
- Выслушайте меня, мадам, - сказал я, наконец, допив свой кофе.
Мов подняла на меня взгляд, заинтригованная торжественностью моего тона.
- Да, Морис?
- Вы так добры, что верите в меня, но…
- Что?
- Предположим, что я не потяну на главную роль?
Кажется, Люсия была раздосадована. Ей не нравилось, когда нарушали ее планы.
- Я слышала как вы прочли одну реплику, мне этого достаточно. Поверьте, я в этом разбираюсь: вы можете достичь многого, У вас прекрасные данные…
- Не беспокойтесь, Морис, - вмешалась Мов. - У моей тети заиграет и последний чурбан.
Таким вот образом все завертелось, закрутилось. У продюсера в "портфеле" нашелся один литературный сценарий, именно то, что хотела Люсия. Некий крупный специалист в данном вопросе, приступив к работе под руководством моей… благодетельницы, быстро закончил обработку сценария. Короче, я попал в водоворот событий. Разумеется, все, кто принимал участие в постановке нового фильма, не строили на мой счет каких-либо иллюзий. Для них я был просто возлюбленным, жалким альфонсом, ради которого идут на безрассудство, пусть оно и недешево обойдется. Ибо Люсия вкладывала в эту авантюру немало денег. По правде говоря, она поступала так не только ради меня. Как она и сказала мне в самом начале, она уже давно лелеяла мечту попробовать себя в качестве режиссера! Впоследствии мне пришлось убедиться, что таково честолюбивое стремление каждого актера, хорошего или плохого. Не знаю почему, но все они страдают этой своеобразной манией величия, которая внушает им желание очутиться по другую стороны камеры.
Тот факт, что я был совершенно неизвестен, Люсию устраивал. Для своего режиссерского дебюта она нуждалась в послушном мальчике. Если б она для своего боевого крещения выбрала какого-нибудь знаменитого коллегу, дело наверняка пошло бы туго.
Мы были так охвачены энтузиазмом совместной работы, что наша любовная страсть отошла на второй план. Иногда поздно вечером все по той же пожарной лестнице я пробирался к Люсии, но у нас всегда заходил разговор о фильме и даже вид расстеленной постели нас не отвлекал. Зато случалось, мы заглядывали в мою бывшую комнату, забираясь туда по черной лестнице. Люсия как бы испытывала потребность унизить себя, опуститься. Она жила в такой роскоши - шелк, хромированный металл, мягкая кожа, тонкие ароматы, - что уродство этой лестницы, убожество нищей комнатушки, жалкая железная кровать с грязными простынями давали ей своеобразный отдых.
В любви она не знала меры, вела себя как ненасытная самка, отбросив всякую стыдливость.
Я старался изо всех сил удовлетворить ее страсть, однако мое отвращение к ней все росло. Но что любопытно: когда я сжимал ее в объятиях, я забывал "настоящую" Люсию и думал лишь о Люсии "вымышленной". То есть, я ухитрялся больше не видеть стареющую актрису с увядшим, несмотря на все старания институтов красоты, лицом; я видел знаменитые персонажи, воплощенные ею на экране, увековеченные волшебством кино.
Да, я предавался любви с экранными героинями. Обнимал по очереди то чувственную шпионку, то светскую кокетливую даму, то загадочную преступницу… Все зависело от игры воображения. Люсия, казалось, была от меня без ума. С каждым днем я чувствовалу как она делается еще покорней, еще восторженней в своей любви ко мне. Порой испытываемая ею страсть сообщала ей некое величие, которое не могло оставить равнодушным.
Во взгляде было столько восхищения, жесты были столь нежны, а улыбки так ласковы, что меня охватывало смутное волнение.
Чем прочнее я обосновывался на бульваре Ланн, тем меньше старалась бывать дома Мов. Она умудрялась не показываться нам на глаза несколько дней подряд, возвращаясь поздно вечером, уходя рано утром и стараясь питаться в наше отсутствие. Люсия не обращала на это внимания. Свою роль тети она исполняла весьма плохо. Люсия занялась исключительно мной, нашим фильмом и больше для нее ничего не существовало.
У меня появились элегантнейшие костюмы, смокинг, тонкое белье, импортная обувь… Я сопровождал Люсию повсюду. Я встречал множество знаменитостей, которые делали вид, будто принимают меня всерьез…
Но эти выходы в свет были мне в тягость. Откровенно говоря, мне было неловко везде таскаться за Люсией. Некоторые взгляды красивых женщин смущали меня, волнуя мое сердце. Что думали обо мне эти жеманные красавицы? Быть может, презирали за то, что ради материальных выгод я пренебрегаю влюбленностями в кругу своих ровесников?
Роль послушного песика меня утомляла. Вопреки ожиданиям Люсии начало съемок было назначено на июль. Техническая группа поработала быстро и хорошо.
Вижу, я еще не пересказал вам сюжет фильма, вполне, однако, заслуживающий интерес. Это история юноши, который, вернувшись из пансиона, догадывается, что у матери есть любовник. Разумеется, он страшно подавлен, прежде всего оттого, что почтение, которое он испытывал к ней, целиком вытесняет чувство презрения; а еще потому, что он очень любит отца и боится, что тот откроет правду.
Он делает все возможное и невозможное, чтобы как-то загладить опрометчивые поступки матери, вплоть до того самого дня, когда эти поступки выходят за всякие рамки и он убивает мать, чтобы отец не узнал-таки истину.
Конечно, когда вот так пересказываешь, все это кажется несколько мелодраматичным, но авторам удалось создать "атмосферу". Были великолепные сцены без лишних диалогов… Напряженное молчание, выразительные взгляды. В самом деле, о такой роли можно только мечтать. Любой актер в Париже пошел бы на все, лишь бы ее получить.
Вот я и шел на все.
Продюсер вбил себе в голову, что роль преступной матери должна сыграть Люсия. Вначале она отказалась, ссылаясь на то, что она еще никогда не выступала в таком амплуа и ее долг насколько возможно отдалить момент, когда ей придется "разочаровать свою публику". Но продюсер, который не разделял ее абсолютной веры в меня, хотел уменьшить риск, обеспечив участие в фильме такой знаменитости, как Люсия.
В конце концов она согласилась. Это стало одной из скандальных подробностей, которую решил как следует использовать для рекламы ловкий пресс-агент. Ну, разве не забавно: великая актриса впервые исполняет роль матери, а в роли сына - ее любовник?
На следующий день после того, как Люсия в принципе дала свое согласие, Мов снова пришла ко мне в комнату.
Как и тогда, в то первое утро, на ней были те же самые джинсы и красный свитер. Я обратил внимание на ее осунувшееся лицо и синие круги под глазами.
Не знаю почему, но я был рад, что она зашла. Когда она появилась, я подумал, что, сам того не подозревая, скучал по ней.
- Привет! - тихо поздоровалась она, закрыв за собой дверь. - Я вам не помешала?
- Напротив. Я чертовски рад вас видеть, Мов. Чем занимались все это время?
Девушка, не отвечая, уселась верхом на стул. Протянула руку к пачке сигарет, лежащей на камине, и закурила.
- Смотри-ка, вы, значит, курите? - сказал я. - Что-то я раньше не замечал.
- А это недавно…
- И вам нравится?
- Нет. Но надо же быть как все…
Я спрыгнул с кровати, приблизился к Мов и приподнял ее лицо за подбородок.
- Ну-ка, взгляните на меня…
- Это еще зачем! - она отстранилась.
- Мов, вы больны!
- Еще что!
- Я же вижу! У вас бледная физиономия… И эти круги под глазами… - Непринужденным жестом я хотел взять ее за руку, чтобы проверить пульс, но она оттолкнула меня.
- И часто вы изображаете из себя доктора Кнока?
- Вам следует обратиться к врачу…
- Не действуйте мне на психику, Морис! В конце концов мое здоровье вас не касается! К тому же я прекрасно себя чувствую. Просто в последние дни постоянные кутежи…
Я опешил.
- Кутежи?!
- Ну, да, хожу на вечеринки, пью, курю, позволяю себя лапать разным придуркам и ложусь спать под утро…
- Мов!
- Ох, не смотрите на меня такими глазами! Вы мне не отец…
- Она усмехнулась. - Всего-навсего дядя!
От последних слов я вздрогнул как от удара хлыстом.
- Что вы сказали?
- Чистую правду… Я знаю, она не всегда звучит красиво, но бывает трудно удержать ее при себе. Я старалась как могла, Морис, но теперь чаша переполнена!
Меня пугал ее голос, он был лишен интонаций. Однако каждое произнесенное слово было тщательно продумано.
- Да что с вами такое?
- Кажется, Люсия собирается играть в вашем фильме роль матери? Я прочла об этом в газете…
- Ну, да… и что с того?
- А то, что я нахожу это смешным, более того - неприличным.
- Полно, Мов!
- Никаких "полно, Мов"! Если Люсия утратила всякое чувство собственного достоинства, то мы должны ей напомнить о нем. Вот и все! Представьте себе на минутку: эта женщина играет роль преступной матери того, кто на самом-то деле приходится ей любовничком! И это к тому же известно всем!
Я пребывал в растерянности и чувствовал, что возражать бесполезно. Но надо же было что-то сказать. Бывают случаи, когда отрицание очевидного является элементом житейской мудрости.
- Стыд и срам, Мов!
- Я просто в восторге, что вы нашли подходящие слова. И вправду, стыд и срам! Вот почему этого не должно быть.
- Что вы еще придумаете?..
- Не стоит протестовать, Морис. Мне все известно. Несколько вечеров я пряталась в саду и видела как вы занимаетесь воздушной акробатикой на пожарной лестнице. Этого вам достаточно?
Я опустил голову, сгорая от стыда.
- Вот почему я не хочу, чтобы она играла эту роль…
Наступила гнетущая тишина. Я надеялся, что Мов уйдет, но, похоже было, она решила остаться у меня еще; докурив первую сигарету, она уже прикуривала от дымящегося окурка вторую.
- Мов, я хочу, чтоб мы с вами поговорили…
Она пожала плечами, всем своим видом давая понять, что это бесполезно.
- Ваша тетя - актриса со своими… э… причудами. Великий артист - существо необычное. В том, что она не осталась равнодушной к моей молодости и позволила себе каприз, нет ничего особенного и тем более возмутительного.
Я не могу оправдать себя в ваших глазах, это невозможно. Согласен, Мов, я жалкий карьерист, не пожелавший упустить свой шанс; такое выпадает раз в жизни… Однако если я и не люблю Люсию, то по меньшей мере испытываю к ней почтение, которое с избытком восполняет любовь…
Мов встала.
- Я пришла не для того, чтобы присутствовать на вашем сеансе самоанализа, Морис. Я только хотела вас предупредить, что если Люсия будет играть эту роль, я здесь не останусь… Вот и все…
- Но почему вы, в конце концов, придрались к детали, касающейся работы? Какого черта, она ведь актриса! И тот факт, что в фильме она играет мою мать, никак не отразится на ее положении в обществе.
- В данном случае отразится! Вы сами прекрасно понимаете. Блонваль делает ставку именно на эту двусмысленную ситуацию. Он строит рекламу на скандале.
Мов удрученно покачала головой:
- Люди внушают мне отвращение.
Она вышла из комнаты, не закрыв за собой дверь.