- Я люблю Мов, Люсия. Я искренне верю, что мы будем счастливы вместе.
Она взмахнула рукой, словно отгоняя мух.
- Ну, ладно, посмотрим; торопиться некуда, ведь правда?
Мы не могли утверждать противоположное.
Мов положила руку Люсии на плечо, глядя ей прямо в глаза, прошептала.
- В самом деле, мам, торопиться некуда. Главное, что в принципе мы получили твое согласие.
Сделав над собой усилие, она слегка коснулась губами лба Люсии и вышла из комнаты. Я знал, что она сделала это нарочно, чтобы оставить нас наедине. Мов хотела, чтобы мы с ее матерью объяснились тотчас же. Но ее ожидания не оправдались. Люсия снова надела очки, не спуская их, однако, на кончик носа.
- Морис, - прошептала она, - я полагаю, нам надо поговорить об этом на свежую голову, в тихом месте. Иди и жди меня в твоей комнате на авеню де л'Обсерватуар.
- В моей комнате!
- Да. Таким образом мы с тобой спокойно обсудим положение дел… Беги, а мне надо еще немного поработать. Я скоро.
* * *
Я ушел, не повидав Мов, и на такси добрался до бульвара Монпарнас.
Глава XII
Это неожиданное свидание не сулило ничего хорошего. Чем больше я размышлял, тем больше меня тревожило спокойствие Люсии. Она восприняла новость, не дрогнув; я восхищался ее самообладанием, но оно внушало мне опасение, ибо я боялся взрыва.
Люсия появилась немного времени спустя. Она оделась как попало, едва подправила макияж и выглядела старой и усталой.
Услышав на лестнице ее шаги, я открыл дверь. Мое сердце билось сильней, чем обычно. Я посторонился давая ей войти, и украдкой наблюдал за ней.
Люсия ласково улыбнулась мне.
- Ух, как же все-таки высоко!
Ее грудь вздымалась, с трудом переводя дыхание, она тяжело опустилась на кровать.
Прислонившись к дверям, я взирал на нее с интересом, совершенно не представляя, как же начнется сражение.
Отдышавшись, она с наслаждением потянулась.
- Послушай-ка, мой мужичок, давненько мы с тобой здесь не были, а?
Я промолчал.
- Теперь, когда я тут, я вижу, что мне этой комнатки недоставало. Да, в самом деле: работаешь, работаешь и забываешь о самых невинных радостях жизни…
Она протянула ко мне руку:
- Иди ко мне, мужичок!
Эпизод из нашего фильма, который я видел час назад, снова промелькнул перед моими глазами. Я снова видел, как убиваю ее… Мне бы хотелось иметь при себе сейчас револьвер и тихонько прислонить его к затылку Люсии. Как в фильме… Я выстрелил бы с радостью. Вдруг мне стало невыносимо оттого, что она есть!
- Ну, что с тобой, иди же сюда, можно подумать, будто ты девственник!
- Прошу вас, Люсия!
- Не смотри такими страшными глазами, мой мужичок!
- Я запрещаю вам называть меня мужичком! Это нелепо!
- О! Да он злится… Иди же!
Птица, загипнотизированная змеей, должно быть, подчиняется той же силе, которая заставила приблизиться меня.
Люсия схватила меня за руку и силой усадила на кровать.
- Скажи, Морис, ты, что, и ее любовник тоже?
Я подскочил на месте.
- Вы с ума сошли!
- Почему? Это было бы естественно, если вы любите друг друга… Разве нет?
У меня в голове загудел мотор "Моритоне"… Я увидел на маленьком экране Люсию крупным планом, ее взгляд, обращенный к своей свершившейся судьбе… Увидел себя, приближающегося с револьвером в руке… Я вспомнил, как во время съемок фильма она убедительно доказала мне, что для избавления от невыносимой реальности убийство необходимо.
Я прикрыл глаза.
- Что с тобой? - спросила она. - Ты плохо себя чувствуешь?
- Люсия, кажется, у меня сейчас было желание убить вас, - сказал я, открывая глаза.
Она расхохоталась.
- Это естественно, милый, все молодые люди испытывают желание убить кого-нибудь, пусть даже себя… Болезнь называется "отвращение к жизни", об этом написана масса глупостей.
Она убрала у меня со лба непослушную прядь.
- Мне нравится, когда ты такой… Ты, подобно эквилибристу на проволоке, пытаешься обрести равновесие в жизни… Увидишь, это пройдет; скоро ты превратишься в занудного господина со своими заботами… Приобретешь вес… Тебя будут интересовать вещи материальные, хуже того - ты станешь материалистом! Станешь тяжел на подъем, а от рук будет пахнуть деньгами… О, ты мне нравишься, мой мужичок!
Она встала, чтобы меня поцеловать. Я резко отстранился и, не глядя, ударил ее кулаком в лицо.
Ее голова откинулась назад. На скуле проявилось беловатое пятно. От удара глаза наполнились слезами, но руку к ушибленному месту она не поднесла.
- Поцелуй меня, милый, - пролепетала она. - Поцелуй меня, умоляю. Мне так нужна твоя молодость, я пью ее с твоих губ.
Она мгновенно превратилась в похотливую шлюху, которая была мне так омерзительна! Я отошел от кровати.
- Нет, Люсия, все кончено между нами… Я больше не могу…
Поймите же наконец, вы могли бы быть моей матерью, почти бабушкой!
- Замолчи!
- Вы старая женщина, Люсия. Когда я смотрю, как вы спите, я думаю о покойниках… Вы внушаете мне страх! Страх! Страх!
Я впился зубами в собственную руку, чтобы заглушить чудовищный крик, который рвался у меня из груди, но не смог его удержать. Я вопил, орал во все горло, глядя на это пришибленное существо распростершееся на кровати. И снова проклятая сцена, безжалостно штурмующая мое воображение… Я опять видел все заново… Танцующие на потолке отблески пламени камина. Когда мы снимали, это был не настоящий огонь, а полоски ткани, прибитые гвоздями к деревянной палке, которой размахивал перед прожектором один из постановщиков… Только при просмотре они превратились в костер из поленьев… Полыхающее пламя, которое помогало создавать соответствующую атмосферу!
Когда я выстрелил, Люсия какую-то долю секунды оставалась неподвижной. Затем раскрыла рот так же, как во сне, и голова ее в самом деле напоминала череп; а потом рухнула на паркет.
Выдохшись, я замолчал. Люсия встала на колени у подножья кровати. Она приблизилась ко мне почти вплотную. Расстегнула платье и стянула его с себя, сохраняя равновесие сначала на одной ноге, потом на другой. Освободилась от корсета, лифчика, пояса для подвязок. У нее было невероятно молодое тело.
Место, куда я ее ударил, постепенно сделалось красным. Черные глаза горели…
- Я хочу, чтоб ты взял меня, Морис!
Ее жадные руки завладели мной. Я не смог бороться. Я не желал бороться. В очередной раз я был побежден ее колдовской силой.
Потом… она заснула.
* * *
Я встал, взял единственный в комнате стул. Сколько времени я провел у ее изголовья, наблюдая, как она спит, недоверчивым взглядом? Я не смог бы сказать… Ее почти бесшумный сон действовал на меня подобно наркозу. Я прислушивался к ее дыханию и надеялся, что оно, становясь все тише, прекратится совсем.
Она спала, в сущности, усыпленная мною. Я воображал себе, что это сонное забытье есть какое-то начало смерти. Думал, искал, каким же образом я могу способствовать ее исчезновению. Я знал, что, если б она перестала существовать, мой удушливый мир распахнулся бы, стал бесконечным. И в этой вселенной мы с Мов могли любить друг друга.
Я не отрывал взгляда от этого лица-маски, безобразной и в то же время великолепной. Мне страстно хотелось заставить навсегда застыть податливую материю, на протяжении многих лет изображавшую людские горести и радости. Лишь смерть вернет Люсии ее собственную личность. Наконец она обретет себя через поиски тысяч лиц, тысяч душ…
Как совершить этот акт всеобщего освобождения и не запачкать рук?
Я огляделся вокруг. В моем воображении вставали жуткие картины. Каждый предмет, на который я обращал свой взгляд, утрачивал свое первоначальное значение, чтобы превратиться в оружие.
Наконец, мои глаза остановились на газовой плитке, совсем обычной, примитивной, старенькой газовой плитке. Она удобно устроилась на шкафчике, будто непонятное чудище с огромными черными глазами.
Я бесшумно поднялся со стула. Взял кастрюлю, в которой когда-то варил себе кофе, наполнил ее водой и поставил на одну из двух конфорок. Затем открыл кран счетчика, повернул крантики плитки. И вышел, ни разу не взглянув на Люсию…
* * *
На улицах гулял легкий ветерок. Но вместо того, чтобы отрезвить, он одурманивал, словно дул на меня из газопроводной трубы. Дыша вечерним воздухом, я думал о дыхании Люсии, которое там, наверху, в маленькой комнатке должно было постепенно иссякнуть.
Она умрет легко и незаметно. Разумеется, я не мог не размышлять о последствиях своего поступка. Будет проведено тщательное расследование, мне будут задавать вопросы. Бесполезно пытаться обеспечить себя алиби… Я скажу, что покинул Люсию после того, как мы в моей комнате предавались любви… Если меня станут обвинять, я стану отрицать. Никто никогда не сможет доказать, что я умышленно открыл газ. Кастрюля с водой - классический вариант.
Ну, а если даже дело обернется плохо, что ж, пускай. Я заранее смирился и с худшим. Важно, чтобы больше не было Люсии. Я не мог и дальше выносить полную от нее зависимость. Мне надоело быть безропотной марионеткой, которую она в соответствии со своими желаниями заставляла играть на сцене или заниматься любовью. Поскольку я был не в состоянии ей сопротивляться, значит, я должен был восполнить свое слабоволие и прибегнуть к крайним мерам, воздвигнув непреодолимый барьер между прошлым и настоящим…
У меня было желание напиться, но я отказался от него: уж слишком я потом мучился. После долгих колебаний я решил зайти в кино, где показывали какой-то цветной вестерн.
В конце концов позднее это произведет хорошее впечатление.
Однако достаточно сказать, что вместо фильма я видел лишь ряд разноцветных картинок, ничем, как мне казалось, между собой не связанных.
Из-за плохого дубляжа текст мне был столь же непонятен, как если б актеры разговаривали на каком-нибудь диалекте Центральной Азии. Казалось, сквозь возгласы шерифа, рыдания героини, звон бубенчиков несущегося во весь опор дилижанса, до меня доносится тихое шипение вытекающего из черного отверстия газа.
Я считал секунды… Доходя до цифры, которую трудно было выговорить, я останавливался и спрашивал себя: "Ну, а теперь? Все уже кончено?".. С ужасающей скрупулезностью я мысленно следил за бессознательной агонией Люсии. И постоянно давал ей новую отсрочку… Принимался считать заново… Один… два… три… "Теперь она мертва?"..
А потом экран целиком заняло написанное готическим шрифтом "Тhe end". Музыка сделалась громче. Зрители поднялись со своих мест. Я машинально последовал их примеру. Топчась в центральном проходе, я испытывал ощущение, будто сопровождаю похоронную процессию.
Это похороны Люсии.
Глава XIII
Я сел в автобус, чтобы доехать до бульвара Ланн, и всю дорогу простоял на открытой площадке, подставив горящее лицо дующему навстречу ветру. Выйдя на своей остановке, я чувствовал себя опьяневшим от воздуха.
Мне открыл Феликс. Он столь добросовестно относился к своим обязанностям, что уходил к себе в комнату, лишь когда все в доме ложились спать.
- Мадам ждет вас, - сказал он мне. - Она настоятельно просила зайти к ней, как только вернетесь…
Я похолодел и на мгновенье будто перестал вообще существовать, но вдруг перехватил удивленный взгляд наблюдавшего за мной Феликса.
- Мадам! - пробормотал я.
- Да…
Я бросился бегом в спальню к Люсии. Она лежала на кровати в свойственной ей позе. В обычной жизни она была еще большей актрисой, чем на сцене или съемочной площадке.
Ее глаза блестели от удовольствия. Она не скрывала своего ликования.
- Входи, мой дорогой маленький убийца!
Я сделал несколько шагов по толстому ковру.
- Не смотри так, Морис. Думаешь, это моя внешняя оболочка? Нет, это я живая.
Она встала, чтобы налить себе ликера. На ее комоде в стиле "Людовик XV" всегда стоял поднос с напитками. Она погрела рюмку в ладонях, затем рассмотрела зеленую жидкость на свет.
- Представь себе, я видела, как ты подготовил свою маленькую мизансцену с газом… Ты еще меня не знаешь, мужичок. Кажется, будто я сплю, а я бодрствую. Кажется, будто я целиком сосредоточена, а я витаю в облаках. Кажется, будто я сержусь, а я едва сдерживаю смех…
Ну, вот она снова начинает свой номер. Смирившись, я уселся в изящное кресло.
- Ты знаешь, я не шевельнулась, Морис? Даже после твоего ухода… У меня хватило мужества принять смерть, которую ты мне дарил. В сущности - прекрасный конец для актрисы. Куда лучше - умереть вот так, от руки молодого любовника, чем подохнуть от какого-нибудь там рака лет через пятнадцать или двадцать!
Столько спеси! Мне даже стало страшно. Как же надо было себя любить, чтобы пожертвовать жизнью ради рекламы!
- Понимаешь, - продолжала она, - я прожила славную жизнь, мне не хватает лишь легендарного конца… Но судьба капризна, мужичок…
Теперь она называла меня "мужичком" нарочно, потому что знала, до какой степени меня это бесит.
- Представь, у тебя отключили газ… В комнату вытек лишь тот, что оставался в трубе. Вот потеха, а?!
Я улыбнулся.
- Да, Люсия, и впрямь. Полагаю, ты поставишь в известность полицию? Это тоже послужит тебе рекламой. Только послушай, для успешного запуска фильма лучше не придумаешь: партнер Люсии Меррер пытается ее убить…
Она нахмурила брови, видимо, на секунду идея показалась ей соблазнительной.
- В самом деле… Только ты ведь наверное будешь отрицать?
- Еще как! Я обзову тебя нимфоманкой, старой сумасбродкой…
Исполненный ярости взгляд Люсии позволил мне ощутить острый вкус риска. Я испытывал нездоровую ярость, колкостями разжигая ее гнев.
- Тогда не будем больше говорить об этом!
- Спасибо. Это еще один подарок, который ты мне преподносишь…
Она вздрогнула.
- Морис! Ты ничего не замечаешь?
- Что именно?
- Сегодня вечером ты обращаешься ко мне на "ты"…
В самом деле. А я и не заметил. Я задумался.
- Это оттого, что сегодня вечером я тебя презираю, Люсия… У тебя нет своего лица, ты можешь лишь воплотить образ, созданный автором. И все, что в тебе есть - результат ухищрений твоего ремесла. Ты неспособна забыться, побыть настоящей женщиной. Знаешь, ты напоминаешь мне одну из своих афиш. Твоя размалеванная рожа - всего-навсего рисунок. Смывая грим, ты все равно что стираешь себя с бумаги!
Она, жеманясь, допивала маленькими глоточками свой ликер.
Я продолжал говорить:
- Твоя личная жизнь - это отражение твоей жизни на сцене. Решения, которые ты принимаешь, поступки, которые ты совершаешь - производные от сценариев или пьес.
Резким движением Люсия неожиданно швырнула рюмку в старинное венецианское зеркало, стоявшее у нее на туалетном столике.
Я рассмеялся:
- Еще доказательство! Вот ты и в роли русской княжны! Бьешь зеркала!
Она успокоилась и взглянула на меня с грустью. Это затишье сбило меня с толку.
- Ты так ненавидишь меня, Морис?
- Да, Люсия, я тебя ненавижу…
- Почему? Ведь я тебе сделала столько хорошего?
- Слишком много, Люсия. Благодарность имеет свои границы. Когда за них выходят, она превращается в ненависть. Я, словно запеленутая мумия, связан твоими щедротами по рукам и ногам. Я от них задыхаюсь.
- Хочешь, я что-то тебе скажу, мужичок?
- Давай, говори!
- Я люблю тебя! И еще сильней после того, как ты хотел меня убить. Теперь жизнь станет чудесной! Ты всегда будешь рядом со мной, как заряженный револьвер, приставленный к моему виску. Представляешь, сколько в этом сладострастия!
- Ты заблуждаешься, Люсия; с этих пор я слишком презираю тебя, чтобы покушаться на твою жизнь. Для того, чтобы от тебя отделаться, мне достаточно будет уйти… Как только я выйду за дверь, уверен, я сразу же о тебе забуду.
Она стала изо всех сил бить меня по щекам. Удары сыпались градом, пока ее рука не повисла обессиленно вдоль тела. Мне было очень больно, голова болталась из стороны в сторону, глаза наполнились слезами.
- Говорю тебе, ты останешься, Морис! Слышишь? Ты останешься здесь и однажды меня убьешь. Ты слышишь? Решать буду я! И только я, жалкий ты сопляк! И ты будешь спать со мной, когда я того пожелаю!
Пятясь, я добрался до двери. Ярость придала Люсии более человеческий вид. Она была красива!
- Я ухожу, Люсия! Все кончено.
Она кинулась к туалетному столику. В глубине среднего ящичка лежал изящный револьвер с перламутровой рукояткой. Люсия схватилась за него.
- Если ты уйдешь, я способна натворить бед, - прошептала она.
- Ах так?!
- Да. И еще не знаю каких… Ты понимаешь!
Мое лицо после ее пощечин пылало, напоминая факел. Горело все: щеки, нос, уши…
Я взглянул на револьвер. Никелированное дуло блестело при свете лампы. Поистине оружие, достойное Люсии: оружие для сцены! Нет, скорее театральное оружие!
Круглый глаз револьвера вызвал у меня любопытство. Я почувствовал свою уязвимость. Я был всего-навсего большим мальчишкой. Роли мужчин были не для меня… Пока еще. А может, никогда и не будут. Люсия поняла, что я отступаю, раньше, чем понял я сам.
- Так-то оно лучше, Морис, тебе еще не под силу артачиться. Все, что ты можешь в крайнем случае сделать, это меня убить… Помни об этом!
Я попытался хоть как-то спасти свое лицо.
- Не стройте иллюзий, Люсия…
Вот я и снова начал обращаться к ней на "вы"!
- Не стройте иллюзий, Люсия. Если я остаюсь, то единственно из-за Мов. Представьте, я дорожу ею.
Люсия вращала револьвер на указательном пальце на манер героев ковбойских фильмов. Каждую секунду я был готов к тому, что раздастся выстрел, и помимо воли втягивал голову в плечи.
- Тебя, мужичок, привлекают ее молодость и свежесть; но сам-то не заблуждайся! Тебе кажется, что ты любишь ее, но в действительности ты очарован мной!