Дипломную работу я, Женька и Эдик Векслер писали у Михайлова, он ведь, помимо преподавательской деятельности, был еще заместителем директора в проектном институте, потом остались у него в аспирантуре, а год назад я, к изумлению Марины Николаевны, защитилась.
На банкете, посвященном нашей защите, присутствовал директор нашего института, Киршнер Анатолий Карлович.
Он произнес официальную речь и поздравил нашу троицу. Потом нам предоставили ответное слово, и мы с Женькой, не сговариваясь, вытащили вперед Михайлова, объяснились ему в любви и бросились на шею с поцелуями и слезами.
Михайлов был потрясен.
Чтобы как-то разрядить обстановку, Анатолий Карлович пробасил:
- А меня не желаете поблагодарить?
Мы со смехом бросились и на него, правда, с поцелуями не усердствовали.
Пришедший в себя Михайлов поправил съехавший набок галстук и произнес в микрофон:
- Хочу признаться: у меня никогда не было таких талантливых учеников.
Позже, во время очередного визита вежливости, свекровь заметила, поджав губы:
- Вполне достаточно было просто сказать несколько теплых слов руководству института, ну и научному руководителю… А разводить эти поцелуи и слезы на сцене…
Я промолчала. Почему-то в ее присутствии мне никогда не хотелось спорить.
А Михайлову мы и действительно были благодарны. После ухода Демидова он взял нас, всех троих, к себе, а через пару месяцев наш отдел вообще выделили в проектное бюро "Контур А". Учредителями его стали сам Киршнер и его любимый ученик, Игорь Степанович Михайлов.
Один из наших очередных проектов и был темой моей кандидатской, поэтому и сам проект поручили нам. Сказать честно, переживали мы ужасно. Были и споры, и ссоры, и сидение в лаборатории до трех часов утра. Однажды нас даже разогнал сам Михайлов. Ему сторожа пожаловались на шум, и он приехал среди ночи в лабораторию.
Эдик, и так тощий и длинный, похудел так, что заострился нос. Женька забросила всех своих поклонников и перестала шутить. Мне, пожалуй, за эти пять месяцев досталось больше всех, но я держалась. Только по ночам мне снились какие-то необыкновенные таблицы и расчеты.
И вот сегодня, когда Михайлов сказал, что проект прошел предварительную экспертизу, когда можно было, наконец, вздохнуть полной грудью, я поняла, что теперь можно и расслабиться.
Роза оказалась последней каплей…
Я села за свой стол и зашмыгала носом.
Через секунду около меня появилась Женька. Она прижала мою голову к животу и сказала:
- Не реви. Я что-нибудь придумаю.
И действительно придумала. Да такое! Даже для Женьки это было чересчур!
Я об этом ей так и сказала:
- Ты ненормальная! Может мне еще к колдунам Вуду обратиться?!
Но подруга настаивала на своем:
- Понимаешь, вчера к моей маме приходила ее подруга, звала вместе сходить… Ты же знаешь мою мамочку, у нее идея фикс - выдать меня замуж. Вот тетя Катя и предложила. Она говорит, что к ней многие ходят и у всех сбывается. А на работе у них случай был, у одной сотрудницы муж загулял, так она только раз и пошла к ней - муж сразу же и вернулся. Говорят, эта Евфимия где-то в скиту живет, и только раз в три года приезжает сюда, с родней повидаться. Покаяние у нее такое…
Я засмеялась:
- Жень, ну ты совсем уже! Ты же современная девушка, нельзя верить во всякую муру! Вот раньше в парткомы писали, а теперь к ворожеям и гадалкам ходят.
Женька убежденно сказала:
- Ты как хочешь, но что-то в этом есть! - Она заныла: - Ну, давай сходим просто из любопытства!
Измором Женька возьмет, кого хочешь. К вечеру мы созвонились с подругой ее матери, Женька выпытала у нее адрес гадалки.
Мы с утра отправились к ней, благо, была суббота, и Демидов уехал играть в волейбол.
По этому случаю Женька выпросила у отца машину, и мы довольно быстро добрались до поселка с романтическим названием Иванушкино.
Не пришлось долго искать и нужный нам дом. Первая же встреченная нами бабуля указала нам дорогу, с любопытством посмотрев на нас.
- К Евфимии едете? Тогда поторопитесь, она по субботам принимает только до полудня.
Высокий деревянный забор, выкрашенный в зеленый цвет, скрывал за собой окна первого этажа. И только открыв калитку, я увидела, что дом одноэтажный, но имеет очень высокий фундамент. Двор был чисто выметен, клумбы ухожены, бордюры аккуратно выбелены.
В цокольном этаже находилось нечто вроде приемной. Пожилая, опрятно одетая женщина записала мою фамилию и имя, взяла деньги, две тысячи рублей, и выписала квитанцию. Обыкновенную квитанцию, как в химчистке. Будничность происходящего показалась мне забавной, и я покосилась на Женьку.
Она храбро спросила:
- Бабушка, а гарантии здесь какие-нибудь дают? Ну, вдруг загаданное не сбудется, или передумает человек…
Женщина хмуро посмотрела на подругу:
- К Евфимии за последним утешением приходят, а вы еще раздумывать собираетесь…
- Нет, нет! - вступила я. - Мы не собираемся раздумывать. А можно у вашей Евфимии совет спросить?
Она степенно кивнула:
- Это можно. Отчего нет? Евфимия многим в нужде помогает, и советом тоже.
Она вышла ненадолго и вернулась:
- Пойдемте.
Мы прошли довольно длинным коридором. По дороге я спросила:
- Как к ней обращаются?
- Это кто как. Мы зовем сестрой, а вы - девушка молодая, можете звать ее матушкой Евфимией.
Комната, в которую мы вошли, была практически пуста. Простой деревянный стол и стулья составляли всю меблировку. Я обратила внимание на странный запах, а потом вспомнила - так пахнет в сауне. Конечно, это запах сушеных трав! Какое же колдовство без этого!
Против всех моих ожиданий, Евфимия оказалась нестарой женщиной, довольно высокого роста, худощавой, с невыразительным скуластым лицом. Самым примечательным в ее внешности были руки, с большими, пораженными артритом суставами.
Она спокойно уселась за стол и внимательно посмотрела на меня.
- Ну, с чем пришла?
Я тихо попросила:
- За помощью я пришла, или за советом… Понимаете, один человек думает, что любит меня, и доставляет этим и мне, и себе, и окружающим нас людям много ненужных волнений.
Евфимия удивленно посмотрела на меня:
- И чего же ты хочешь? Полюбить его?
Я покачала головой:
- Это невозможно. Я давно люблю другого.
Она внимательно всмотрелась в мое лицо и сказала:
- Вижу. Только немного же счастья тебе принесла твоя любовь. Хочешь, я освобожу тебя от нее?
- Нет, нет. Я хотела попросить о другом. Понимаете, он, тот человек, женат, у него есть сын. До встречи со мной у него была своя жизнь. Я хочу, чтобы он просто забыл обо мне.
Евфимия помолчала, потом подняла на меня взгляд:
- Чудное дело. Очень редко ко мне за этим приходят. Учти, если в его сердце и в самом деле настоящая любовь, то после ее ухода он будет сильно болеть. Это - плохое дело, могут серьезно пострадать и близкие ему люди. Не жалко тебе его?
- Жалко. Но я думаю, что в его чувстве ко мне гораздо больше оскорбленного мужского самолюбия, чем любви.
- Тогда зачем было ехать ко мне? Попробуй сама с ним поговорить. Если же решишься - приноси его фотографию, желательно не слишком давнюю. - Она поднялась. - Погоди-ка!
Женщина прикоснулась к моему лбу теплой сухой ладонью, постояла несколько минут молча и строго сказала:
- Вот ты родителей давно не видела, это плохо.
Я виновато пояснила:
- Они живут далеко. Я работаю и не могу к ним ездить так часто, как хочу.
Она сурово посмотрела на меня:
- Ты ведь за советом пришла? Ну, так и получай его: тебе обязательно нужно увидеться с ними, и чем скорее, тем лучше.
Папина астма! Я дрогнула и просительно посмотрела ей в глаза:
- Вы почувствовали, что с ними может случиться что-то плохое?
- Нет. Я вижу, что это, в первую очередь, нужно тебе самой.
Женька, дожидавшаяся меня в машине, набросилась с расспросами:
- Ну что?
Я вздохнула.
- Да ничего. Не решилась я. Понимаешь, я в это все не слишком верю, но Евфимия на полном серьезе уверяла меня, что Платонов будет болеть. Я ему зла не желаю, а тем более его жене или сыну. Они-то тут при чем?
Я не решилась признаться Женьке, что попросту боюсь обращаться к гадалке. Православная церковь вообще не одобряет подобные штуки, а я все-таки человек верующий, хотя и не религиозный. Есть вещи, которые я делать не могу, потому что чувствую, что это нехорошо.
О методах, которыми действуют современные знахари и колдуньи, я имела очень слабое представление, подумалось почему-то, что Евфимия будет протыкать фотографию иголками, и я передернулась.
- Нет, как это ни заманчиво, придется от этой затеи отказаться…
Я и сама не догадывалась о том, что принятое мной решение так скоро придется отменить.
Уже в понедельник утром стало ясно, что ни о каком мирном решении проблемы не может быть и речи.
По всем электронным адресам института кто-то отправил письмо с приложением красочно оформленного "Диплома рогоносца", выписанного на этот раз на имя Демидова. Сам диплом вид имел довольно официальный, а в тексте письма еще выражалось одобрение тому обстоятельству, что теперь, с рогами, он, наконец, станет выше своей красавицы жены. Вот так, не больше и не меньше.
На этот раз Маша Лежнева вмешаться не успела…
Впрочем, Платонов на этот момент оказался в командировке, так что его имя с этой историей мне связать бы не удалось.
Я попыталась дозвониться Демидову, но он отключил телефон.
Не знаю, как мне удалось дожить до обеденного перерыва.
Мы с Женькой вышли к институтскому входу как раз в тот момент, как Демидов усаживал в свою машину Лорку Крылову. Я даже не пыталась остановить или окликнуть его, и они благополучно уехали.
Сзади нас окликнул Михайлов.
Он хмуро сказал:
- Лиза, Женя! Я просмотрел замечания по проекту, часть из них придется доказывать. Короче, идите в бухгалтерию, командировочные я уже подписал. И сегодня же выезжайте на объект. Ясно?
Женька просияла:
- Игорь Степанович! Вы - человек!..
Михайлов строго велел:
- Жду вас не позже, чем через неделю, и чтоб все замечания были проверены. Ясно?
Женька дурашливо вытянулась и гаркнула:
- Ясно!
Она подхватила меня под руку и утащила к отцовской машине, которую "по забывчивости" так и не вернула ему после нашего субботнего вояжа.
Я тихо попросила ее:
- Вечером свозишь меня в Иванушкино?
Подруга участливо посмотрела на меня и сказала:
- Куда ж ты без меня?
Мы вырезали лицо Платонова с одной фотографии, той, где мы вчетвером сидели у камина на Михайловской даче. Я завязала фрагмент снимка в носовой платок. Женька во время моих манипуляций молчала, но вздыхала сочувственно.
Встретила нас та же женщина, что и прошлый раз. Моему появлению не удивилась, молча взяла узелок и вышла с ним из комнаты.
Вернувшись вскоре, велела:
- Зарой в землю, да место выбери тихое, где люди не ходят.
Женька нетерпеливо спросила:
- А результата когда ждать можно?
Служительница неодобрительно посмотрела на Женьку и сказала:
- Евфимия велела передать, что снимок должен сгнить в земле, тогда все загаданное сойдется.
Мы попрощались.
В машине сверток жег мне руки.
Неподалеку от моего дома был сквер, и Женька остановилась на обочине.
Я вышла, и под большим розовым кустом с помощью пилочки для ногтей прикопала глянцевый кусочек в рыхлой сухой земле. К моему облегчению, никаких проколов иголкой на нем не имелось.
Мы с Женькой поднялись ко мне.
В прихожей лежала лаконичная записка: "Я поживу у мамы. Нам обоим нужно время, чтобы все обдумать."
Женька обнаружила записку первой и хмыкнула:
- Суров, но справедлив. По случаю полной твоей свободы, я останусь у тебя с ночевкой. Надеюсь, ты не возражаешь.
Мы с подругой выпили чайник чаю, съели запасливо купленные по дороге домой пирожные и решили улечься спать.
Ночью мне снились кошмары: то Платонов, бледный и похудевший, звал меня куда-то, то почему-то снилась свекровь. В моих кошмарах она грозила мне длинным ухоженным пальцем…
Под утро я поднялась, натянула джинсы и майку, набросила сверху ветровку и тихо, стараясь не разбудить Женьку, помчалась в сквер.
Около знакомого розового куста я присела, разгребла землю.
Сердце у меня забилось и рухнуло куда-то: почерневшие и истлевшие остатки фотоснимка рассыпались у меня в руках…
Игорь Михайлов
Приезд нашего главного инвестора Колина Грея, а в миру Кольки Сероштанова, моего бывшего соученика и давнего приятеля, всколыхнул всю нашу контору.
А он, как всегда, остался верен себе: не стал ходить на академические заседания и общаться с руководством, а поехал смотреть проекты в натуре. Промотавшись весь день по объектам, вечером он завалился ко мне.
Колька не изменился и внешне: кажется, все те же заношенные джинсы и свитер с растянутым воротом. Однако я отметил и безумно дорогие часы на запястье, и заношенность и растянутость не ввели меня в заблуждение. Впрочем, если ему нравится изображать богемного ученого, не возражаю.
Я предложил:
- Пойдем, напьемся где-нибудь, как в старые времена?
- Черт, ты выглядишь, как английский лорд, - озадаченно почесал он взлохмаченную голову. - Боюсь, что я не пройду фейс-контроль на входе в ресторан!
Я расхохотался:
- Ладно тебе прибедняться! Ребята там мурые, и своим маскарадом ты никого не обманешь!
Он оживился:
- Слушай, давай возьмем с собой эту твою знакомую, Вера, кажется?
Я покосился на него:
- Ты неисправим! Ладно, я позвоню ей.
- И не забудь ей намекнуть, чтобы позвала с собой подругу посимпатичней!
Я вынул трубку, а Колин вдруг сказал:
- Вчера встретил на лестнице Платонова, он явно кого-то дожидался. Все так же с Ниной живет? И как она его терпит столько лет? Красивая ведь баба… Когда-то я к ней пробовал подкатиться, но она тогда была влюблена в Турчинского. А потом я и очухаться не успел, она выскочила замуж за Платонова. Впрочем, я тогда гораздо больше был занят проблемой выезда из страны, мне не до любви было. Брак с Эллен решил тогда все мои проблемы разом.
Я помрачнел. Конечно, я тоже видел вчера, как Платонов отирался у нашей лестницы. Конечно, он ждал Лизу. Лиза… О чем думает Демидов, интересно?!
Впрочем, ко мне это не имеет никакого отношения.
- Ты все так же, жениться не собираешься?
- Пока нет.
- Бедная Бэла Михайловна!
Я улыбнулся:
- Заезжай, она сейчас живет у меня, но уже засобиралась к отцу. Ты же знаешь, она не любит оставлять его одного надолго.
- Он так и живет в Карловых Варах?
- Ну да. Пишет статьи, много работает. Дома, в России, не был уже пять лет, ему ведь почти восемьдесят. Впрочем, он бодр, прекрасно выглядит и пользуется успехом у дам при насмешливом попустительстве матери. Ты же знаешь, она его никогда не ревнует, а даже как будто гордится его успехом у женщин.
- А как мама?
- Мама? По-прежнему красавица, в прекрасной форме. Поедем, не пожалеешь! Она будет рада увидеть тебя.
Колька с сожалением вздохнул:
- Не могу. Игорь, ты знал, что я был влюблен в твою мать? Помню, как-то после семинара даже объяснился ей в любви…
- И что она тебе ответила?
- А ничего. Просто положила руку поверх моей и с минуту молчала. Да я и сам все понял. Вот такая женщина!
- Да. Может, я потому и не женюсь, что хочу встретить такую, как моя мать.
- А вот это напрасно. Таких сейчас не делают, поверь! И эта твоя Вера, она очень даже ничего…
Я сухо сказал:
- Вера - чудесная девушка и заслуживает в мужья человека, который будет ее любить по-настоящему.
Коля внимательно глянул на меня и тихо сказал:
- Я надеюсь, что детские бредни о романтической любви к арабским принцессам ты из головы выбросил?
Я пожал плечами:
- Нашел, что вспомнить. Это когда же оно было, уж и не вспомню. - Меняя тему, я поднялся: - Ну что, пойдем в загул?
Колин поднялся и с сожалением сказал:
- Нет, в загул не могу. У меня есть определенные дела в России, нужно посмотреть последнюю покупку, примерить к ней проект. Кроме того, на среду уже назначено собрание акционеров и инвесторов, Совет должен назвать имя руководителя нового филиала, определиться с концепцией его деятельности.
- А что, разве решение еще не принято?
- Нет. Я хочу сам все посмотреть на месте. Мне там свадебный генерал не нужен, так что навряд ли мне кого-то сосватают. А сразу после Совета я должен объявить имя нового руководителя, и могу лететь домой.
- И зачем так торопиться?
- Ты же знаешь, Эллен нервничает, когда я надолго уезжаю. Да и бизнес, даже хорошо налаженный, сложно оставить.
Вера сидела напротив меня, сияя зрелой красотой ухоженной молодой женщины. Воспользовавшись тем, что Колин повел ее подругу танцевать, она склонилась к столу и тихо проговорила:
- Игорь, ты так давно не звонил…
Я насмешливо поинтересовался:
- А ты скучала? Отчего же не позвонила сама?
Неожиданно грустно она ответила:
- Я всегда чувствую, что не следует беспокоить тебя. Если честно, сто раз давала себе слово прекратить наши бессмысленные отношения, и не бежать к тебе по первому зову, наказать тебя за молчание и пренебрежение… Но ты звонишь - и я снова здесь.
Я недоуменно поднял на нее глаза:
- Послушай, ты никогда раньше…
Вера перебила:
- Я и сейчас промолчала бы об этом, но у тебя сегодня такой странно замученный вид, как будто ты тоже живой человек и испытываешь такие же эмоции, как мы, простые смертные.
Я принужденно рассмеялся и положил ладонь поверх ее руки:
- Извини. Извини за молчание. И это вовсе не пренебрежение, просто…
- Просто дела, - грустно закончила за меня Вера. - Я рада с тобой увидеться, и неважно, что тому причиной. И не бери в голову - в следующий раз ты позвонишь, и я опять приеду, и буду улыбаться тебе и твоим приятелям, и буду спать с тобой, и утром сварю тебе кофе… Ты просто постарайся не пропадать так надолго, хорошо?
Возвратившийся Колин прервал наш разговор, но от его внимания не ускользнуло то, что моя рука лежит на Вериной, и он слегка недоуменно поднял брови.
Девушки удалились в дамскую комнату освежить косметику, и Колин сердито спросил:
- Ты поссорился с Верой, что ли? - Я промолчал, затрудняясь в объяснениях, а он убежденно добавил: - Зря. Вот тебе и хорошая претендентка на руку и сердце. Я еще в прошлый раз обратил на нее внимание.
- Ты можешь показать мне девушку, на которую ты не обратил бы внимание? - с ехидством в голосе спросил я. - В моей практике общения с тобой подобных случаев я не упомню.
Колин разлил водку и сердито сказал:
- Ну, как знаешь… - Внезапно он насторожился. - Слушай, не верю своим глазам! Мунир Торшхоев собственной персоной, да не один!
Уже догадываясь, кого увижу, я повернул голову.