Следующим утром за полчаса до собрания в полицейский участок заглянула женщина, которая по пути на работу зашла сказать, что в минувшую субботу вечером видела Лиззи Кромвель на автобусной остановке. Вексфорд заметил ее чисто случайно. Он как раз проходил с Барри Вайном мимо конторки в фойе и услышал ее разговор с дежурным сержантом. Барри выскочил вперед с привычной тирадой о том, что он сам ее примет, и Вексфорду вовсе необязательно "напрягать свои крохотные мозги", - недовольно подумал, но не произнес вслух Вексфорд.
- Поднимемся в мой кабинет, - сказал он даме.
Глава 2
Сейчас пятница, а Лиззи вернулась домой во вторник. Вексфорд сообщил об этом миссис Полине Уорд и удивился тому, что для нее это новость.
- Скажите, а почему вы не пришли сюда раньше? - спросил он.
- Но я только вчера вечером увидела ее фотографию. В газете, в которую были завернуты крабы.
- Простите?..
- Понимаете, я газет не читаю, точнее, ежедневных. И по телевизору новостей не смотрю. Все другое смотрю, а новости меня расстраивают. Там ведь обычно показывают если не зверства в Албании или сгоревших детей, так забитых до смерти морских котиков. Потому я их больше не смотрю.
- Но причем тут крабы, миссис Уорд?
Это была дама средних лет, хорошо одетая, в слишком короткой юбке и с чрезмерно синими тенями на веках, но красивая и ухоженная. Она приехала на отполированном до блеска темно-синем "ауди", поставив его туда, где обычно парковался заместитель начальника полиции. Когда она улыбалась, - как сейчас, например, - обнажался ряд ровных белых зубов.
- Ах, крабы. Дело в том, что вчера же вечером по пути домой я заскочила на Йорк-стрит, там продают отличную рыбу. Я ждала гостя к ужину, а закуски нет, и я решила, что крабы будут в самый раз. А торговец завернул их в газету. Кажется в "Таймс. В общем, когда я дома их развернула, то заметила ее фотографию и вспомнила, что в субботу вечером я ее видела.
- Понятно. А когда пришла ваша подруга, вы ей об этом рассказали?
- Ему, а не ей, - ответила миссис Уорд таким тоном, будто ради гостьи даже не потрудилась бы покупать краба. - Нет. А надо было?
- Просто он мог вам сообщить, что Лиззи Кромвель уже нашлась. Разумеется, если он не избегает новостей, как вы.
Полина Уорд с подозрением глянула на него.
- Я не знаю, избегает или нет. Мы с ним о таких вещах не говорим, - она чуть заметно вскинула голову. - Так вы хотите знать, что было в прошлую субботу вечером?
Вексфорд кивнул.
- Я работаю в Майрингеме. У меня свой магазинчик в торговом центре "Потерянный рай". В субботу мы закрываемся в половине девятого, и домой я стала собираться без двадцати. Пока закрыла магазин, вывела машину, туда-сюда, к остановке подъехала без десяти девять.
- Вы так уверены во времени? - прервал ее Вексфорд.
- Я всегда уверена, до минуты. Я постоянно смотрю на часы. Я запомнила, в котором часу вышла, потом уже в машине глянула на электронное табло над банком "Мидлэнд", где светилось 8:54. Я еще подумала, что быть такого не может, сверилась с наручными и автомобильными часами - они у меня точные до секунды - и на обоих оказалось 8:49. Я решила заехать в "Мидлэнд" и сообщить об этом (что я и сделала, во вторник). Как раз в это время я поравнялась с остановкой, где и увидела ту девочку. "Бедняжка, - подумала я, - ждет автобус под дождем. Может, ее подвезти?" Но потом решила, что не стоит. А то ведь мало ли, верно?
Значит, какая-то другая женщина предложила подбросить ее домой. Но без десяти девять. Неужели Лиззи прождала на остановке целых двадцать минут?
- Вы действительно уверены, что тогда было 8:50?
- Я же вам сказала. Я всегда знаю, который час. Только зачем вы меня об этом спрашиваете? Девочка-то уже дома.
- Я не могу вам это сказать, миссис Уорд.
- Даже из благодарности? - Она поднялась с кресла. - Я вообще не обязана была сюда приходить. И не пришла бы, если бы не те крабы.
Он проводил ее к выходу, и уже в дверях она оглянулась через плечо и произнесла сурово:
- Вы пренебрежительно относитесь к людям. Нельзя так.
Вексфорд сдерживал смех, пока дама не скрылась из виду. У него, конечно, есть недостатки, но в пренебрежении его не упрекнешь. Напротив, он, пожалуй, слишком проникся делом Лиззи Кромвель. Она вернулась, как все ему твердили, наверняка убегала куда-то с парнем, но теперь-то она дома, и все хорошо. Парень заставил ее ждать целых двадцать минут? Под дождем? Почему бы и нет. Всякое бывает. Тут ему пришла в голову мысль - и весьма неприятная - что Лиззи, эта милая беззащитная девочка, не очень умная и, судя по всему, слишком доверчивая, вполне вписывается в образ жертвы подлеца.
Интересно, она учится в спецшколе для детей с отклонениями? Если нет, то почему? А если да, то прививают ли там азы житейской мудрости, воспитывают ли уверенность в себе? Вряд ли. Вексфорд, однако, решил, что пора отойти от проблем Лиззи и ее семьи. Не полиции же этим заниматься. Ее поиски отняли немало времени и денег налогоплательщиков, правда, так всегда случается. Хорошо еще, что не было преступления как такового, никто не погиб и не пострадал, а раз все закончилось благополучно, значит, деньги и время можно считать не зря потраченными. Так что до свидания, Лиззи Кромвель, и будем надеяться, что ты не беременна.
Встреча участников программы "На страже боли" прошла без эксцессов, даже успешно. В кои-то веки Вексфорд и Саутби пришли к согласию. Оба считали, что насилие в семье следует рассматривать как серьезное преступление и заниматься им надо в приоритетном порядке (хотя этот оборот Саутби очень не понравился Вексфорду). Оба также поддержали идею о раздаче мобильных телефонов и пейджеров женщинам, ставшим жертвами насилия. Каждой из них станет легче, если они будут знать, что полиция на их стороне.
- А как быть с теми, кто никогда к нам не обращался? - спросила Карен Малэхайд. - Вы же знаете, что подобные вещи не принято афишировать. Многие женщины ни за что не признаются, что мужья их обижают.
- Даже не знаю, сержант Малэхайд, что мы можем для них сделать, - ответил Саутби, весьма рачительный в отношении денег налогоплательщиков. - Разве что раздать телефоны всем женщинам Кингсмаркэма. - Заместитель начальника полиции не смог удержаться от сарказма и уточнил: - О, простите, я имел в виду тех, кто состоит в законных отношениях, - он хохотнул над собственной шуткой.
Карен это не показалось смешным, ее лицо оставалось серьезным и строгим. Она с укором посмотрела на коллег - кое-кто из них подхалимски улыбался.
- Все это, конечно, ясно, сэр, - она не решилась сказать, что все это, конечно, очень смешно и что "сэр" не ответил на вопрос. - Но разве мы не должны разыскивать жертв этих преступлений? Я говорю о тех, кто готов любой ценой скрывать случившееся.
- Карен, для этого и создана программа "На страже боли", - сказал Вексфорд и перехватил взгляд Саутби, который услышал, что он обращается к подчиненной по имени. - Мы дали рекламу в "Курьере", напечатали листовки, которые будут разносить по домам. Представитель полиции - очевидно, кто-нибудь из нас - выступит с обращением в "Новостях Саут-Иста". Я пока не вижу, что еще мы можем сделать.
- Ясно. Благодарю, сэр. Просто число таких преступлений постоянно растет. Но, так или иначе, спасибо.
Целый час Вексфорд не отвлекался от собрания, и также остался равнодушен к шутке заместителя начальника полиции. Но когда все закончилось, его мысли опять вернулись к тайне Лиззи Кромвель: что это за парень, о котором она не признается ни родителям, ни подругам? Почему она даже сейчас не хочет о нем рассказать?
"Убежище" было, пожалуй, не худшим из кингсмаркэмских зданий. Башня Мюриэль Кэмпден и некоторые конторы явно превосходили его в архитектурном уродстве. Но среди особняков оно не имело конкурентов по части заурядности. Именно то, что человек не удостоит этот дом второго взгляда, а то и вообще не заметит, и побудило Гризельду Купер и Люси Анджелетти купить его под кризисный центр и приют для жертв домашнего насилия.
Они подыскивали именно такой дом: не привлекающий к себе лишнего внимания и в то же время не слишком на отшибе, хмурый, но не зловещий, и настолько серый, чтобы это не хотелось даже обсуждать. Когда-то на нем висела табличка "Кингсбрукский проезд, 12", потом ее сняли, а когда он стал называться "Убежищем", новой вывески так и не появилось. И в телефонном справочнике его номер отсутствовал. Все знали только номер телефона доверия по визиткам кризисного центра "Убежище", висевшим в каждой телефонной будке Кингсмаркэма, Стовертона, Помфрета и других окрестных деревень. Однако ни адрес центра, ни его цель, ни даже информация о том, для кого предназначено это убежище, на визитках не указывались.
Когда Сильвия только устроилась на эту работу, она чуть ли не в первую очередь поинтересовалась: "Чем вызвана такая секретность?" На что Гризельда Купер ответила: "В девяти из десяти случаев мужья, любовники, сожители, в общем, виновники происшествий пытаются разыскивать своих женщин. А так им будет сложнее искать. Не то чтобы невозможно, но сложнее".
- Значит, и сюда добираются?
- Да, кое-кому удается. Один как-то раз перемахнул через трехметровую стену с битым стеклом наверху. После этого пришлось провести колючую проволоку.
Рядом с особняком рос большой сад, огороженный со стороны владений 10 и 14 по Кингсбрукскому проезду высокой решеткой. За ним никто особенно не ухаживал, хотя лужайку периодически косили и кусты подрезали. В саду стояли качели и гимнастическая стенка, и Люси Анджелетти, координатор фонда "Убежище", пыталась найти средства для постройки нормальной детской площадки.
О ее планах стало известно соседям из 10-го и 14-го домов, а также 8-го и 16-го, и они решили ей воспрепятствовать. Жители Кингсбрукского проезда в целом неодобрительно относились к "Убежищу" и его обитательницам, усматривая в подобном соседстве угрозу своему покою и фактор роста преступности.
Особняк, возведенный в 1886 году отцом большого семейства, желавшим максимально сэкономить затраты на строительство, имел вид большого куба безо всяких крыльев, флигелей, фронтонов и веранд. Даже крыши не было видно с улицы, ее скрывала сплошная кирпичная стена, опоясывающая дом над окнами третьего этажа. Весь дом и был построен из обыкновенного красного кирпича, и единственным его украшением служили темно-желтые камни, обрамлявшие ничем не примечательные оконные рамы. Строение наполовину скрывали лавровые деревья и два остролиста, кладбищенских дерева, листва которых не опадала, а со временем все больше темнела и пылилась.
Изнутри дом выглядел совершенно иначе. Интерьер в пастельных тонах, уютные занавески, картины на стенах. Хотя скорее не картины, а постеры. Люси придумала вырезать из оберточной бумаги фрагменты с цветочными композициями, географическими картами и рисунками, как, например, "La Dame a la Licorne" и вставлять их в рамки. Вся мебель была или подержанная или подаренная, паласы куплены в оптовом ковровом магазине на Стовертон-роуд, где по низким ценам продавали подпорченный при пожаре товар. Денег в "Убежище" всегда не хватало. Постоянные заботы, связанные с их добыванием, привели Люси к преждевременной седине, хотя, может, в ее роду все рано седеют.
Из-за нехватки денег работа Сильвии, Джил Льюис и Девины Кроу, отвечавших по телефону на звонки женщин, которые просили помощи, а иногда и убежища, не оплачивалась. В идеале службу телефона доверия следовало бы организовать в другом месте, но другого места попросту не было. Гризельда Купер жила в этом же здании, а Люси Анджелетти снимала в Стовертоне небольшую квартиру. В доме № 12 по Кингсбрукскому проезду не имелось других служебных помещений, кроме двух тесных подвальных комнатушек. Две телефонные линии, на которых дежурили Джил и Левина, иногда Гризельда и Люси, а теперь и Сильвия, занимали одну из верхних комнат "Убежища" рядом с миниатюрной квартирой Гризельды. В оставшихся двух комнатах этого этажа устроили спальни для пострадавших - в одной стояло две кровати, в другой - три взрослых и одна детская кроватка. Не лучший вариант, но в данных условиях идеальнее некуда.
Дом был без лифта, поэтому наверх Сильвия поднималась по лестнице. На первом этаже размещались холл, гостиные, комната с телевизором, детская, кухня и прачечная, а весь второй и третий этажи занимали спальни и ванные комнаты - ванных не хватало, но на них опять-таки нужны деньги. На лестнице обычно играли дети. Эти игры, а также съезжание по перилам, в планы не входили, но когда шел дождь, а в детской толпилось много народу, ничего другого не оставалось.
Сильвия дежурила в "Убежище" дважды в неделю, не всегда в одни и те же дни, с вечера до полуночи. За мальчиками тогда присматривал муж, а когда он не мог - ее родители. Эту работу она выбрала отчасти из чувства долга перед жертвами семейного насилия, а отчасти, чтобы иметь возможность уходить из дома. Оставаясь вдвоем с Нилом, они или молчали, или общались через детей, или ссорились. Хотя она не обсуждала проблемы своего брака с родителями, но с подругами делилась, и быстро подружилась с Гризельдой Купер.
С приходом Сильвии Гризельда заканчивала свое дежурство, но иной раз оставалась поболтать на полчаса или дольше. Она была на двенадцать лет старше Сильвии, не замужем, но с любовником, с которым они встречались по выходным и на зависть хорошо проводили время. Сильвия ей завидовала, несмотря на то, что детей у Гризельды нет и уже не будет. В один из вечеров она рассказала ей, как рано вышла замуж за Нила и как слишком поздно выяснилось, что они не самая подходящая пара.
- Слишком поздно? - спросила Гризельда, сама разведенная.
- Я не могу разрушить семью. Это негативно скажется на детях.
- Ты повторяешь слова наших клиенток. Он ее чуть ли не до смерти забивает, она знает, что так и будет продолжаться, но не может разрушить семью.
Зазвонил телефон, и Гризельда сняла трубку.
- Кризисный центр "Убежище". Чем я вам могу помочь? - произнесла она как можно более спокойно, сердечно и ободряюще.
На том конце провода молчали. Такое часто бывает. Женщина теряется, не может подобрать слов или, самое худшее, в комнату вдруг зашел муж.
Гризельда подождала и повторила вопрос "Чем вам помочь?", затем сказала:
- Мы хотим помочь вам. Расскажите, что у вас стряслось? Все сказанное останется между нами.
Через десять минут настойчивого выпытывания она с сожалением повесила трубку.
- Она дышала в трубку, - пояснила Гризельда, - и вздыхала. Но, даст бог, она перезвонит. Тогда, может, ты снимешь трубку.
- До звонка ты говорила о том, - произнесла Сильвия, - что муж до полусмерти избивает жену, а она не хочет разрушить семью. Так вот, за всю нашу совместную жизнь Нил меня пальцем не тронул. И еще знаешь, когда я стала работать здесь и выслушивать истории стольких женщин, узнавать, через что они прошли, мне стало лучше. В смысле, что мой брак предстал в лучшем свете.
- Серьезно?
- Однажды я вернулась с дежурства, как всегда за полночь, легла рядом с ним - да-да, мы спим в одной кровати… странно звучит, да? - и увидела, как он мирно спит, словно ребенок… и я подумала "Ты всегда был ко мне добр, нежен, терпелив, а я этого не ценила". И тогда… я обняла его и прижала к себе. Я этого уже целую вечность не делала.
- Ну-ну, - сказала Гризельда, - не плачь. Не надо. Хотя, может, и надо, если тебе так легче.
Она обняла Сильвию, и через секунду снова зазвонил телефон.
В Помфрете у дизайнера по тканям украли всю ее коллекцию стеганых пальто, жилетов, покрывал и накидок, батиковых гардин, скатертей и салфеток. Коллекция хранилась в подвальном помещении, два года тому назад переделанном под мастерскую. На подвальном окне решетка, дверь в мастерскую заперта на два замка и задвижку, только окно в уборную размером с буфет, где стоял один унитаз и крохотная раковина, открыто. Проникнуть через это отверстие мог лишь худой и гибкий человек, который, очевидно, и всю добычу вынес тем же путем.
- Или изнутри снял задвижку, открыл замки, - предположил Бёрден, - вынес добро, вернулся, чтобы запереть дверь, и вылез через разбитое окно.
- Я бы так не смог, - произнес Вексфорд печально. - Даже будь оно вдвое шире, и то не смог бы. - Он придирчиво осмотрел Бёрдена, который в новом темно-сером костюме выглядел подчеркнуто стройно. - И должен сказать, Майк, ты тоже не смог бы. Ребенка туда, что ли, запустили? Как Оливера Твиста.
- Бог его знает. Кроме отпечатков пальцев хозяйки и парня, который с ней живет, других не нашли. Украденные вещи она оценивает в пятьдесят тысяч фунтов.
- В самом деле? Я думал, эти люди искусства в очереди за бесплатной едой стоят. Знаешь ведь, как они говорят, что мытьем полов заработали бы больше, чем своими рукоделиями, керамикой, батиком и прочим.
- Это она так оценивает свою коллекцию. А сможет ли продать ее по этой цене - вопрос другой. Да, пока не забыл, недавно звонила еще одна мать, у которой дочь пропала.
- И что же ты молчал? - воскликнул Вексфорд, ударив кулаком по столу.
Бёрден не ответил. Всегда внимательный к своему внешнему виду, он поправил галстук - тоже темно-серый, но с мелким бордовым и бледно-голубым рисунком - и осмотрелся в поисках зеркала. В кабинете Вексфорда прежде висело маленькое зеркало между дверью и шкафом для документов.
- Его нет, - раздраженно произнес Вексфорд. - Не люблю зеркала или, как их называл мой старомодный отец, "зерцала". Мне хватает одного, чтобы утром побриться. Я не манекенщик.
- Воистину, - ответил Бёрден, изучая свое отражение в стекле, закрывающем репродукцию картины Шагала. - Не пойму, что не так с этим галстуком, вечно он сползает набок.
- Да сними ты его, бога ради. Или носи только два галстука. Я вот, например, в понедельник, среду и пятницу ношу синий, а во вторник и четверг - красный, на следующей неделе наоборот. Теперь ты, наконец, расскажешь о пропавшей девочке?
Бёрден сел за стол напротив Вексфорда.
- Да сказать-то пока нечего, Рег. Ты знаешь, что в нашей стране около сорока тысяч пропавших подростков? Наверняка знаешь. А этой девушке восемнадцать, она не ребенок. Я думаю, что никуда она не пропала. И с ней наверняка повторится то же, что и с Лиззи Кромвель.
- Что именно?
- Уехала с парнем, отправилась к друзьям, загуляла или что-то в этом духе.
- Что значит "загуляла"?
- Она студентка, на выходные приехала домой, в субботу вечером пошла прогуляться, и с тех пор ее не видели.
- В прежние времена, - произнес Вексфорд, - студентов не отпускали домой на выходные. Жаль, что традиция поменялась. Полагаю, ее мать знает, что она не вернулась в свой колледж. Они не ссорились накануне?
- Мать утверждает, что нет. И девушка сейчас точно не в колледже. Барри уже связался с комендантом ее общежития.
- Ее имя и адрес?
- Рэчел Холмс, живет в Стовертоне на Овал-роуд. Ее мать, миссис Розмари Холмс, разведена, живет одна. Работает секретарем в частной клинике доктора Аканда.