Паштет сверкнул глазами.
- Прирезать обоих на хрен и в канале утопить! - сказал он Витьку.
"Возьмет еще сдуру, действительно грохнет да трупы утопит", - подумал я уныло. Я поднял голову и взглянул на девушку.
- Не бойся, они ни за что нас не убьют! - Слова относились к Дашке, но произнес я их исключительно для наших мучителей, чтобы заинтересовать их и прояснить ситуацию.
- Это почему же? - подыграла мне Дашка, догадавшись, что я неспроста затеял этот разговор.
Я шмыгнул носом.
- Потому что я главный подозреваемый в убийстве Оксаны, и если Паштет уберет меня, то подозреваемым станет он. Ведь Паштет состоял с Оксаной в близких отношениях, а на следующий день после смерти девушки засветился в ее доме. Наверняка найдутся свидетели, которые его там видели. А потому менты с удовольствием спихнут на него это дело. Ну а раз меня не убьет, то тебя ему убивать вообще смысла нет.
Паштет секунду стоял, раздумывая, потом обжег меня ненавидящим взглядом и кивнул Витьку.
- Пусть стоит здесь до тех пор, пока не сознается. Покарауль их, а я тебе на смену Димана пришлю. - Паштет круто развернулся, прошел мимо меня, а затем по лестнице, ведущей из подвала, застучали его каблуки.
Глава 19
В голове, словно рой потревоженных ос, вились мысли и больно жалили мозг, а еще больше - уязвленное самолюбие. Развесил уши, супермен! Тобой девка просто вертела как хотела, преследуя какую-то свою цель, а ты считал, что покорил ее… Я все больше и больше злился на Оксану. Какую все-таки она со мной игру вела? Чего добивалась, мороча голову с Пашей-Паштетом? А может быть, она действительно просто влюбилась в меня и потому так крутила, была готова на любой обман, каверзу, лишь бы только заполучить меня? Но ответ на этот вопрос я, наверное, уже никогда не узнаю, ибо девушка, которая могла на него ответить, мертва. Да и не до него сейчас, если честно - нужно о себе подумать.
Я приоткрыл глаза и глянул на Дашку. Она все так же, привязанная руками к балке, стояла напротив меня и, как и я, изнывала от тоски и безысходности. Я скосил глаза вправо. У стены рядом с вентиляционным окном на стуле сидел присланный Паштетом на смену Витьку тот самый, смахивающий на альбиноса блондин, с которым я разговаривал, когда приходил в этот дом, разыскивая Паштета. Нашел - черт бы их всех побрал! - на одно место приключения… Диман, одетый все в те же спортивные штаны и ту же футболку, сидел на стуле, пережевывал свою неизменную жвачку и с увлечением вырезал финкой на ивовой ветке какие-то узоры.
Руки у меня отекли и ныли, тело болело от побоев, и я чувствовал, что с каждой минутой теряю силы. Тянуть дальше было нельзя.
- Эй, Дима! - произнес я негромко.
- Ну? - не отрываясь от своего занятия, сказал "альбинос".
- В туалет отпусти.
- Потерпишь.
- Ну, будь человеком.
- Отстань.
- Орать ведь начну! Народ сбежится.
Парень покосился на меня и, выражая безразличие, покривил рот.
- Да хоть оборись, мне-то что. Все равно никто не придет. Дураков на проблемы нарываться нет, - он выразительно поиграл ножичком. - Это во-первых. А во-вторых, Паштет строго-настрого запретил к тебе приближаться. Сказал, что ты пацан конкретный, черт-те что выкинуть можешь.
Я ухмыльнулся.
- Врет Паштет. Не такой уж я крутой. Да и вообще, не слушай ты его. Он вас всех здесь за лохов держит… - Закинув удочку, я выдержал многозначительную паузу, как бы предлагая Диме отреагировать на мое замечание, но он и ухом не повел, и я продолжил: - Ты знаешь, что он с Витьком, Тропарем и Оксаной на десять "лимонов" музей кинул? - Белобрысый на секунду перестал водить ножом по ветке ивы, но этого было достаточно, чтобы понять, что он заинтересовался, и я воодушевился: - Представляешь, десять "лимонов" баксов! И на двоих! Тропаря-то грохнули, да и Оксана мертва. А ни тебе, ни бригаде Стаса ни копейки не обломится. Черновую работу вы делаете, а там, где крупными бабками пахнет, вам по грязному рылу да барским начищенным ботинком…
"Альбинос" и на сей раз не внял моим словам.
- Это не мои проблемы, брат, - произнес он лениво. - Пусть хоть банк бомбанут, мне до фонаря. Я свою работу выполняю, помогаю здесь Паштету с ремонтом да дачу его сторожу. За это бабло и получаю.
Сорвалось, черт возьми, но я не сдавался - уж очень мне хотелось подманить к себе Диму.
- Ну, может, водички дашь попить? - кивнул я на бутылку с минеральной водой, что стояла у ног парня. Было жарковато, а в подвале еще и душно, и Дима притащил минералку с собой.
Белобрысый отрицательно покачал головой.
- Отвянь!
Снова неудача. Ничего, один черт я до тебя доберусь. В запасе у меня был еще один ход. Я взглянул на Дашку, которая с интересом следила за нашей беседой, и знаками и мимикой показал ей, чего хочу. Девушка сразу поняла меня, прикрыла в знак согласия глаза, а потом заявила:
- Ну, к нему подходить нельзя, а ко мне-то можно? Я же не такая крутая, как Игорь, чай, не нападу? Или женщины испугался, орел? - Последние слова Дашки прозвучали вкрадчиво и насмешливо.
- Тебе что, тоже в туалет? - усмехнулся "альбинос".
- Да нет, попить. Во рту пересохло. Дай глоток из твоей замечательной бутылки.
- Обойдешься, - отказал Дима, впрочем, не так категорично, как мне.
- Ну, дай! - заныла Дашка. - Люди во время войны куском хлеба делились, а ты в мирное время глотка воды жалеешь!
Наш охранник демонстративно отвернулся и с удвоенной энергией принялся вырезать на ветке узоры.
Однако Дашка не отставала и начала скулить так, что у меня зубы заныли. Очевидно, подобные неприятные ощущения в области десен испытывал и Дима. Минут пять он крепился, но, в конце концов, не выдержал и, со всей силы рубанув прутом, как шашкой, воздух, заорал:
- Да заткнись ты, сука безмозглая!
- А вот и не заткнусь! - злорадно сказала Дашка, ощерила слегка распухший рот - ей, видать, тоже здорово от подручных Паштета досталось. - Пока воды попить не дашь. Ну-у да-ай!..
И "альбинос" сдался.
- Чтоб тебя, зануда! - в сердцах воскликнул он и отложил свое рукоделье вместе с ножом. Прихватив бутылку с водой, парень поднялся со стула и направился к Дашке, не подозревая, что отправляется в пасть ко льву, в данном случае к львице. Он остановился рядом с девушкой, неторопливо свинтил с бутылки пробку и, перевернув бутылку, приложил пластиковое горлышко к губам пленницы.
Дашка ужасно хотела пить, как, впрочем, и я, а потому безропотно дала себя напоить. Она припала к бутылке и, вызывая у меня зависть, с шумом стала глотать сильно газированную, наверняка прохладную и приятно освежающую воду. Минералка выливалась из бутылки свободно, как будто в бездонную бочку, и наверняка вылилась бы вся, если бы "альбинос" не оторвал горлышко от уст девушки.
- Хватит, лошадь! - Он деловито тряхнул бутылку, приподнял ее, оценивая, сколько в ней осталось жидкости - оказалось менее четверти, - и стал завинчивать пробку.
- А ты ведь угадал, - широко улыбаясь, заявила Дашка. - Меня действительно Лошадью обзывают. Я не обижаюсь. А что, лошадь хорошее животное, благородное, доброе, а когда надо, и постоять за себя может. А знаешь, как лягается?!
Продолжая все так же улыбаться, Дашка подняла ногу и неожиданно с силой опустила низкий каблук туфли на стопу Димана. Парень был в шлепанцах, абсолютно не защищающих от подобного удара, и заорал так, что я отшатнулся. Посмотрим, действительно ли здесь трусливые, как говорил "альбинос", соседи или все же прибежит кто-нибудь на дикий вопль.
Парень сделал то, что и должен был бы сделать. Сгибаясь, он инстинктивно потянулся к ушибленной ноге и тут же нарвался на двинувшуюся вверх коленку девушки. Крик Димана захлебнулся, а сам парень, вскинувшись, полетел ко мне спиной.
Этого момента я как раз и ждал, заранее повиснув на балке. Едва парень оказался сантиметрах в семидесяти от меня, я выставил перед собой левую ногу, остановил его движение, а правой что есть силы хрястнул по затылку. Слегка подавшись вперед, Диман на рысях помчался в обратном направлении прямо на Дашку, причем все убыстряя и убыстряя бег. Девушка едва успела сдвинуться в сторону, как мимо нее пролетел наш охранник, всей плоскостью тела впечатался в новенькую стену подвала и расплылся на ней, как клякса, наверняка увеличившись в площади тела и уменьшившись в его толщине. Он пару секунд стоял без движений с приподнятыми руками, а потом отвалился от стены, будто кусок штукатурки, и плашмя рухнул на бугристый пол подвала.
- Класс! - оценила наш совместный проект по выведению из строя охранника Дашка и безрадостно улыбнулась. - Только ох и отыграется белобрысый на нас, когда очухается.
- Не успеет, - ответил я рассеянно, глядя поверх головы Дашки на ее руки, привязанные к балке. - Мы к тому времени освободимся.
Девушка недоверчиво посмотрела на меня.
- Но как?
- Увидишь!
План нашего освобождения у меня давно созрел, иначе я не стал бы вырубать охранника, который действительно, придя в себя, мог порвать нас с Дашкой в клочья, как Тузик грелку.
Я сцепил в замок над балкой руки, рывком приподнял ноги и обхватил ими брус. Затем, качнувшись, изловчился и с трудом, но все же перевернулся. Оказавшись на балке сверху, я растянулся на ней и свесил онемевшие руки. Понять, каким удовольствием для меня было опустить, выражаясь медицинским языком, верхние конечности (дурацкое, ей-богу, выражение), может только тот, кто несколько часов кряду простоял с поднятыми вверх руками. Я полежал несколько секунд без движения, дожидаясь, когда в этих самых конечностях начнет циркулировать кровь, а потом дал задний ход по балке. Продвинувшись метра на три, я достиг того места, где стояла Дашка, миновал его и остановился в тот момент, когда торчащие над балкой руки девушки оказались напротив моего лица. Девице пришлось еще хуже, чем мне. Ее верхние конечности были так сильно стянуты пеньковой веревкой, что посинели. Дашка смотрела на меня, задрав голову. Она уже поняла, что я задумал, и улыбалась. Я подмигнул ей и взялся за дело. Первым делом приподнял голову и рассмотрел, каким образом завязана веревка. Да, ребятишки наплели здесь черт-те что. Разобраться в узлах и переплетениях веревки не было никакой возможности. И я, не мешкая, взялся за дело. Не обращая внимания на лезшие в рот волокна пеньки, стал где развязывать узлы, а где перегрызать веревку. Через несколько минут во рту было такое ощущение, будто съел килограмма три кукурузных рылец или полкило свежесостриженных волос, но я не обращал внимания на сопутствующие неприятному занятию противные ощущения и продолжал грызть веревку, будто кролик морковку. Наконец истончилась и распалась веревка в одном месте, в другом, развязался под натиском зубов тугой узел, путы, стягивающие запястья Дашки, ослабли, и она высвободила руки.
- Здорово! - разминая затекшие верхние, а заодно и нижние конечности, произнесла девушка. - Мы свободны!
- Пока только ты, - заявил я. - Давай поторопись, Дашка. Поищи в карманах у Димана ключ от наручников. Может, Паштет ему ключик оставил. Только осторожно, вдруг этот белобрысый очухался; подойдешь к нему, а он как врежет!
- Ладно, буду начеку!
Дашка с опаской приблизилась к лежавшему все так же с приподнятыми на уровне плеч ладонями Диману и потрогала его ногой. Парень пошевелился, издал стон, но глаза так и не открыл. Девушка осмелела, присела рядом с "альбиносом" на корточки и, слегка повернув его на бок, засунула руку в задний единственный карман, имевшийся в одежде нашего - уже бывшего - охранника. Секунду спустя она издала торжествующий клич и вытянула из кармана парня ключик.
Оказывается, лежать на балке с опущенными руками намного приятнее, чем стоять с поднятыми, поэтому я, поудобнее примостившись на брусе, наблюдал за действиями девушки. Не стал слезать с балки и тогда, когда она подошла ко мне, так как в таком положении было удобнее снимать опостылевшие мне наручники. Испытывая радость от предвкушения скорого освобождения, я с готовностью протянул Дашке руки. Через несколько мгновений наручники, поочередно щелкнув, освободили мои запястья, а сам я спрыгнул с балки на пол.
Мы с Дашкой ликовали и от избытка чувств даже обнялись. В этот момент вновь застонал Диман, но на этот раз открыл глаза. Однако он еще был слаб, чтобы вступать с нами в схватку.
- Что будем с ним делать? - поинтересовалась Дашка, с хмурым видом разглядывая недавнего нашего охранника.
Я кивнул на валявшиеся на полу наручники.
- Браслеты вон наденем да прикуем.
В глазах девушки вспыхнул злой огонек, и она мстительно сказала:
- А давайте его, гада, к балке присобачим. Пусть постоит несколько часов с поднятыми руками, как мы с вами стояли.
- Да ладно тебе, - сказал я добродушно. - Мы же с тобой не Паштет с Витьком. Пусть на стуле отдыхает, вон возле той скобы. - И я указал на торчащую из стены арматуру. - Эй, блондин! - Я пнул "альбиноса" по подошве. - Есть кто-нибудь, кроме тебя, в доме?
Парень с очумелым видом потряс головой, что можно было расценивать как отрицательный ответ.
- Вот и хорошо! - Я обернулся к Дашке: - Ну-ка, берем этого красавца!
Мы с девушкой подхватили Димана под мышки, оттащили его к стене и приковали к торчащей из нее арматуре. Дашка притащила парню стул, а я подкатил к нему бутылку с водой на тот случай, если пить захочет. Ключ от наручников забросил в угол. Кто первый в доме появится, тот пленника и освободит.
Затем мы с Дашкой подошли к выходу из подвала и стали подниматься по лестнице. Из соседей на вопль раненого Димана так никто и не пришел.
Глава 20
Наша с Дашкой одежда имела плачевный вид - пыльная, кое-где потертая, после того как нас во время похищения мутузили в подъезде дома у института гинекологии, а потом волоком тащили по двору строящегося особняка Паштета, местами в крови. Все в том же дворе у водопроводной колонки мы привели себя немного в порядок - умылись, отряхнулись, замыли кое-где кровь, а там, где не смогли, замаскировали, закатав рукава рубашек чуть ли не до плеч. Я от души напился воды, и мы - надеюсь, что навсегда, - покинули пределы особняка Паши-Паштета.
Уже известной мне дорогой на автобусе выбрались из поселка, а потом, чтобы не пугать честных граждан нашего города своим видом, на такси поехали к подруге Дашки, к которой и собирались до нашего похищения отправиться.
Подруга моей спутницы жила в не самом далеком, но и не близком от центра города районе в пятиэтажке на первом этаже. Квартирка была двухкомнатной, с витыми вычурными решетками на окнах, с мощной железной дверью, обитой рейками, с хорошим, выполненным в светлых тонах ремонтом, с неплохой, опять-таки светлой мебелью. Чувствовалось, у хозяйки этого гнездышка был вкус, в отличие от Дашки, обстановка в обители которой напоминала потертую бутафорию.
Покуда добирались на такси до нужного дома, Дашка коротко рассказала мне о своей подруге. Так что к тому времени, когда мы оказались в квартире, я уже знал, что ее хозяйку зовут Татьяной, ей, как и Дашке, тридцать лет, что она разведенка, имеет восьмилетнюю дочь, которая живет с бабушкой неподалеку от дома Татьяны. На мой вопрос, заданный ранее, почему девочка живет отдельно от матери, Дашка пояснила, что по причине специфической работы Тани, а какой именно, не уточнила; ну, а я расспрашивать не стал.
Сама Таня оказалась невысокой стройной блондинкой с мило вздернутым носиком. Она была довольно приятной наружности, но если приглядеться к ней внимательнее, то можно было заметить, что красота ее была блеклой, потасканной, а на лице виднелись пигментные - очевидно, после беременности - пятна, которые она прятала под густо наложенным макияжем. Девица была готова к выходу, одета в коротенькую - дальше некуда - юбку и топик. Она не очень-то обрадовалась нашему приходу, однако виду не подала, встретила радушно. Дашка коротко рассказала Тане душещипательную историю, в которой правда переплелась с неправдой, о том, что ее донимают менты из-за постоянных проблем с бывшим сожителем Геной и ей теперь пару дней нельзя показываться дома. А в конце своего повествования попросила Татьяну приютить нас хотя бы на одну ночь.
Нельзя сказать, что молодая женщина была в восторге от просьбы Дашки. Она состроила кислую мину и неохотно согласилась дать нам приют, а потом, окинув меня оценивающим взглядом, вдруг поинтересовалась у подруги:
- Он что, твой клиент?
- Да нет, - отчего-то смутилась Дашка. - Так, очень хороший знакомый.
- Ну-ну, - усмехнулась Татьяна, прошла из комнаты, где происходил разговор, в прихожую и стала обувать босоножки. - В общем, располагайтесь тут. Я приду утром. Дверь никому не открывайте, захотите перекусить, еда в холодильнике; если уйдете до моего прихода, ключ, Дашка, захватишь с собой, отдашь при встрече. Ну, пока! И не очень тут… хм, развлекайтесь!
Понимающе подмигнув нам, хозяйка вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь.
Оставшись с Дашкой наедине, мы принялись основательно за свой внешний вид. Первым делом обработали одеколоном раны и ссадины. Затем Дашка искупалась и привела свою одежду в порядок, потом я застирал на своей одежде пятна крови. Правда, кровь уже въелась в материю и не очень-то хорошо отстиралась, но уже и не так сильно бросалась в глаза. А потом я, испытывая наслаждение, встал под прохладные струи душа. Пока купался, Дашка собрала на стол.
Вытираясь полотенцем, вышел в лоджию, где молодая женщина, одетая в хозяйский халат, накрыла легкий ужин. Ужин - потому, что на улице уже начало смеркаться. А "легкий" - потому, что, кроме куска сыра, колбасы и сливочного масла, в хозяйском холодильнике ничего более существенного не нашлось. Когда я, повесив на веревку, натянутую на лоджии, полотенце, в трусах сел за стол, мне показалось, что от Дашки попахивает спиртным. Значит, в холодильнике хозяйки еще и водка была. Попрекать выпивкой Дашку не стал - она сама не маленькая, знает, что делает.
Я взялся за приготовленные молодой женщиной бутерброды, изредка поглядывая на свою визави, личико у которой после принятия дозы спиртного порозовело, глазки заблестели, и, видать, настроение появилось то самое, когда язык почесать хочется. Что ж, пусть чешет, тем более что мне самому все же любопытно было узнать, что же за специфическая работа такая у Татьяны, коль она из дому на ночь глядя ушла. Я и спросил:
- Подружка твоя по ночам в ресторане официанткой работает, клиентов обслуживает?
Дашка несколько мгновений смотрела на меня веселым взглядом, потом не выдержала и рассмеялась.
- Точно, в ресторане, причем иной раз за ночь успевает обслужить по два, а то и по три клиента, - ляпнула она и, поняв, что сболтнула лишнее, прикусила язык.