Я отправился в ванную. Разумеется, бритвы у мамы с дочкой в доме не нашлось. Зубную щетку они тоже мне еще не успели купить. Пришлось выдавить на палец немного зубной пасты и таким примитивным "инструментом" почистить зубы. Пять минут спустя я умытый и причесанный сидел в кухне за столом в обществе обеих подруг.
Соорудив бутерброд, Элка передала его мне и виновато проговорила:
- Ты, Игорь, меня извини, но я ночью Кате обо всем рассказала.
Меня нисколько не удивило признание Ягодкиной. На то и существует подруга, чтобы ей тайны поверять.
- Не утерпела, балаболка! - сделав глоток кофе, пожурил я девушку. - Значит, и Катя теперь знает об убийстве и о том, что ты побывала в плену?
- Выходит, знает.
- Надеюсь, вы не додумались и Катину маму посвятить в Элкины проблемы?
- Нет, конечно, Игорь Степанович, - клятвенно заверила Рябинина. - И впредь я ей ничего не скажу. - Чело писаной красавицы вдруг омрачилось. - Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили у себя дома, как мне повезло, что я рассталась с Чаком. А я еще на Эллу обижалась! - Катя с сочувствием взглянула на подругу. - Ей столько всего пришлось пережить. Какая же я глупая была!
После завтрака мы с Элкой наконец-то собрались и покинули гостеприимную квартиру. На девушке была утепленная куртка, также выделенная подругой из своего гардероба. Катя вышла из дому вместе с нами.
За ночь в природе произошли кое-какие изменения. Очевидно, под утро ударил небольшой мороз, остававшиеся на деревьях листья померзли и большая их часть осыпалась на землю. На ветвях остались лишь самые стойкие. Вороха разноцветных листьев лежали на дорогах, тротуарах, на земле под деревьями, тихо шуршали под ногами, навевая грустные неясные мысли о чем-то безвозвратно ушедшем, добром, хорошем.
У центральной дороги мы с Катей расстались. Рябинина направилась к трамвайной остановке, а мы с Элкой стали ловить такси. Остановился старенький синий "жигуленок". Я наклонился и сказал в открытое окошко:
- До Борового и обратно.
- Садитесь.
Элка, стоявшая поодаль на тротуаре, приблизилась к машине и удивленно спросила:
- Куда-куда? В Боровое? Чего нам там делать-то?
Открывая для девушки заднюю дверцу, я сделал пьяные глаза и, дурачась, жарко выдохнул:
- Я жить не могу без Наташи. Если я ее сегодня не увижу, то сойду с ума. Поехали!
Я усадил Ягодкину на заднее сиденье, а сам устроился на переднем и хлопнул дверцей. Машина резво тронулась с места.
Я действительно очень хотел повидать Наташу. Мне показалось довольно странным то, что художница бросила меня вчера на произвол судьбы у дома на Первомайке. Куда исчезла Артамонова? Почему не дождалась меня? Почему не выяснила, куда я пропал? Почему не подняла тревогу? Не вызвала милицию, в конце концов? Чтобы выяснить эти и другие вопросы, мы и направлялись в Боровое.
Пока не отъехали далеко от города и мобильник все еще находился в зоне обслуживания сотовой компании, я позвонил на работу.
Трубку взял Колесников. Я тут же представил убогий кабинет, похожего на бульдога завуча, сидевшего за обшарпанным столом и тяжело дышащего в трубку.
- Это ты, Гладышев? - рявкнул Иван Сергеевич после того, как я поздоровался с ним. - У тебя тренировка началась. Где ты шатаешься?
Оказывается, и тренеру иной раз бывает необходим сотовый телефон, чтобы сообщить завучу о своем невыходе на работу.
- Я хочу сегодня взять отгул, - обрадовал я Колесникова.
- Какой, к черту, отгул?! - загремело в трубке начальство. - У нас что здесь, производственное предприятие, чтобы отгулы или отпуск без содержания брать? У тебя же пацаны без присмотра остались, а не токарный станок!
- Ладно вам, Иван Сергеевич, - поморщился я. - Незаменимых людей не бывает, сами же так всегда говорите.
Завуч так удивился, что даже забыл придать голосу суровый тон.
- Но это же совсем по другому поводу, Игорь, - произнес он обиженно.
- Правда? - хмыкнул я. - А вот я подумал, что как нельзя кстати ввернул вашу присказку. Придумайте что-нибудь, Иван Сергеевич. Попросите кого-нибудь из тренеров на сегодня подменить меня.
Старик - мужик мировой. Это с виду он строг, а в душе мягок и добр.
- Что там у тебя стряслось? - спросил он, и сразу стало ясно, что завуч пойдет мне на уступки.
- Заболел, - сказал я то, что обычно говорят в таких случаях прогульщики.
- Знаем мы эти болезни, - проворчал Колесников. - Похмельный синдром небось называется.
Я крепче вжался в сиденье, так как водитель стал резко тормозить на светофоре, и сказал:
- Обижаете, дядя Ваня, я же не пью.
Колесников рассмеялся обидным смешком:
- Не пьешь?! А чего же тогда вчера пришел на работу с разбитой физиономией да все норовил встать ко мне так, чтобы я синяки не заметил. Трезвым людям морду не бьют! А уж трезвым спортсменам тем более.
"Узрел-таки старый хрыч результаты моего знакомства на клеверном поле с бандой Арго", - подивился я глазастости старика и брякнул:
- Когда их трое, а ты один, бывает, и спортсменов бьют. До завтра, Иван Сергеевич! - и я отключил мобильник.
Машину на этот раз на дороге оставлять не стали, подъехали прямо на ней к воротам дачи художницы. Наказав водителю дожидаться нас, мы с Эллой вышли из машины. Дача казалась необитаемой. Во всяком случае, ничто во внешнем облике коттеджа не выдавало, что его хозяйка вернулась в свои владения. Двери и окна наглухо закрыты, в окнах - ни света, ни движения. Однако и в первое посещение меня никто не выскочил встречать с распростертыми объятиями. Мы с Ягодкиной прошли по гравийной дорожке, поднялись на крыльцо и постучали. Тишина. Я постучал кулаком, а потом несколько раз с силой пнул по двери. С таким же успехом я мог стучать в склеп, пытаясь поднять мертвых из гроба.
- Прекрати барабанить! - потребовала Элка, затыкая уши. - Сторож сейчас прибежит. Нет Наташи на даче.
- Я и сам вижу, что нет! - сказал я с досадой и напоследок пнул по дверному косяку. - Зря только притащились сюда, время убили.
Я спрыгнул с крыльца и направился в обход коттеджа, заглядывая в окна. В студии никого не было, а мольберты и полотна находились на тех же местах, что и вчера. Элка шла за мной по пятам. Мы достигли конца здания, выглянули из-за угла. В огороде тоже не было ни души. На всякий случай я дошел до черного входа, поднялся на крыльцо и толкнул дверь. К моему удивлению, она распахнулась настежь. Я переступил порог коттеджа. Щеколда на дверях была выдрана с корнем и болталась на одном шурупе. На полу в коридоре - следы от грязной обуви. От нехорошего предчувствия у меня заныло сердце. Я заглянул в кухню - пусто. В соседней комнате, спальне, хозяйки не оказалось, но были видны следы беспорядка - покрывало на кровати и дорожки на полу сбиты, ковер со стены сорван, подушка валяется у двери. На полу опять-таки отпечатки грязной обуви и пятна крови. Я выскочил из комнаты, столкнулся с Элкой и громко крикнул:
- Наташа!
Ответом мне была мертвая тишина. Я рванулся к лестнице, взбежал на второй этаж, мимоходом оглядел первую комнату, влетел во вторую и… облегченно вздохнул. За спинкой кровати на полу, забившись в угол, сидела Артамонова и с перекошенным от страха лицом взирала на меня. Очевидно, художница ожидала увидеть кого-то другого, представлявшего для нее опасность. При моем появлении выражение ужаса на ее лице сменилось на выражение безумной радости. Наташе все еще не верилось, что это я. Она открыла рот, хотела что-то сказать, но из ее груди вместо слов вырвались сдавленные рыдания. Потом девушка обмякла, уткнулась лицом в ладони, и ее тело стало сотрясаться от беззвучного плача.
Дальше последовал эпизод в духе душещипательных сцен из бразильского сериала.
- Наташа! Наташенька! - вскричал я, бросаясь перед девушкой на колени. - Что случилось?
Артамонова оторвала лицо от ладоней, обвила мою шею руками и, прижимаясь ко мне, заплакала в голос.
- Я… я… я ду-умала, - с трудом выговаривая слова, произнесла художница. - Я думала, это они вер… вернулись.
- Кто?! Кто?! - заревел я. - Кто вернулся?
Наташа прорыдала:
- Арго с приятелями!
- Арго с приятелями? - поразился я. - Они были здесь?
Вместо ответа Артамонова часто-часто закивала.
Неслышно подошедшая сзади Элка опустилась также рядом с нами на колени и погладила подругу по спине.
- Наташа, Наташенька, ну что ты, успокойся, - заговорила она ласково. - Все позади. Ну перестань!
Художница обняла и Элку.
- Вы живы, ребята, живы! - пробормотала она. - Я так рада вас видеть.
- Все хорошо, девочка. Все хорошо. А теперь успокойся и расскажи о том, что с тобой случилось.
Элка принесла воды. Я усадил Артамонову на кровать. Вдвоем с Ягодкиной нам все же удалось успокоить рыдающую девушку. Наконец, хлебнув воды, она начала свой рассказ.
- После того как ты вчера ушел, я больше часа прождала тебя у входа во внутренний двор, высматривая тебя, - изредка всхлипывая, говорила она. - Вдруг со стороны улицы в подворотню вошел Арго и двое его приятелей. Я попыталась убежать от бандитов, однако они догнали меня, скрутили, вывели на улицу и затолкали в машину, в ту самую, малиновую. Мордатый и длинный зажали меня с двух сторон, Арго уселся за руль, и мы поехали. Всю дорогу меня толкали, пинали, дергали и всячески запугивали, говорили, что меня убьют, что закопают, что жить мне осталось пять минут и так далее. За городом Арго заехал в поле. Меня вытащили из машины, избили и неожиданно оставили в покое. Тебя и Элку мне приказали забыть. Пригрозив на прощание, что, если я обращусь в милицию, меня непременно из-под земли достанут и перережут горло, бандиты сели в автомобиль и укатили. - Наташа поочередно виновато взглянула на меня и Элку. - Вы извините меня, ребята, за то, что я в милицию не обратилась. Испугалась я страшно. Да и до сих пор боюсь. - Художница опять глотнула воды и продолжила: - Я несколько часов шла пешком до дачи. Страху натерпелась - ужас! Наконец, в два часа ночи, добралась до коттеджа. Я была счастлива, что все мои мытарства остались позади. Однако едва я умылась, привела себя в порядок и собралась лечь спать, как примчался Арго с приятелями. Двери я им не открыла, но они выбили ее и ворвались в дом. Все трое были взбешены и стали требовать, чтобы я сказала им, где Игорь и Элка. Тогда я поняла, что вам удалось ускользнуть от бандитов, и в душе порадовалась за вас. Потом они обыскали дом, снова избили меня и уехали. - Художница приложила к вискам пальцы и покачала головой. - Они били меня ногами, сволочи.
Я с сочувствием посмотрел на Артамонову:
- А кровь откуда?
Наташа потерла переносицу.
- Нос разбили. Как бы не сломали, - произнесла она озабоченно. - Когда вы давеча стучали, я ведь думала, бандиты вернулись. Решила: все, теперь уж точно убьют.
- Никто теперь тебя не тронет, - заявил я. - Не бойся.
Я пересказал девушке историю наших с Ягодкиной злоключений, затем повернулся к Элке.
- А дальше, по-видимому, события развивались так. Арго и не думал провожать приятелей. Он решил проверить, где Наташа. Компания села на машину, объехала дом и в подворотне наткнулась на девушку. Арго был уверен, что ей неизвестно, в какой из квартир находится его логово, а потому решил: она не представляет для банды опасности. Вот Наташу как следует припугнули да отпустили. Ну а когда Арго, Штырь и Бахус вернулись к Саньку и увидели, что мы сбежали, помчались на дачу, подумав, будто мы укрылись там. Я уверен, Элла, они и к тебе домой приезжали. Счастье, что твоя мама не ночевала сегодня дома. - Я встал с кровати. - Ладно, Элла, поехали в город. Пришел наш черед охотиться за бандитами.
Поднялась с кровати и Ягодкина, а следом за ней и Артамонова.
- Я поеду с вами, - решительно заявила художница. - Я боюсь оставаться на даче одна.
Особого желания таскать за собой Наташу у меня не было - не развлекаться отправляюсь. Но не могу же я в лицо сказать девушке, что не хочу брать ее с собой. Я подумал и согласился:
- Хорошо, поехали.
Реаниматор
У дома Давыдкина рассредоточились следующим образом. Элку, как представляющую для бандитов особый интерес, оставили в припаркованном неподалеку от автобусной остановки такси, подальше от логова Арго. Наташа заняла позицию во дворе на скамеечке. Ей было наказано следить за первым подъездом с внутренней стороны дома. Я же обошел дом и скользнул в подъезд Санька - с наружной.
Каково же было мое изумление, когда я увидел на пыльной двери Давыдкина приклеенную полоску бумаги. Квартира Санька оказалась опечатанной. Это еще что за новости? Я стоял некоторое время в недоумении, размышляя над тем, что же теперь делать, потом шагнул к квартире напротив и надавил на кнопку звонка.
- Кто там? - минуту спустя спросил из-за двери высокий девчачий голос.
- Из ЖЭКа, мадам, - сказал я тоном галантного кавалера. - У меня к вам пара вопросов. Не покажете ли личико?
Щелкнул замок, дверь приоткрылась на ширину цепочки, и в образовавшейся щели возникло озорное курносое лицо девчушки лет двенадцати.
- Мадемуазель, сэр, - сказала девочка кокетливо. - А в чем дело?
- О, простите, миссис, - слегка поклонился я. - Мы сейчас проводим рейд по квартирам, где проживают злостные неплательщики. Требуем заплатить за коммунальные услуги.
Глаза у девочки смеялись.
- Мисс, сэр, - поправила она. - А за квартиру у нас заплачено, по-моему, даже за два месяца вперед.
- О да, мисс Вселенная, - не удержался я от улыбки. - Я нисколько не сомневаюсь в том, что ваше прекрасное семейство регулярно оплачивает все счета. Но, увы, в вашем подъезде живут люди, к которым у нашего учреждения есть претензии. И один из таких типов - ваш сосед напротив. Его квартира, я вижу, опечатана. Вы случайно не знаете, надолго ли Давыдкин переехал из собственной благоустроенной квартиры в общую камеру без удобств? Я имею в виду изолятор временного заключения в милиции.
Моя речь была витиеватой и, очевидно, не очень понятной для восприятия ребенка двенадцати лет, однако девчушка, уловив слово "милиция", моментально отреагировала.
- А он и не в милиции вовсе, - заявила она. - С чего вы взяли? Дядю Сашу ножом ночью порезали.
- Вот как? - я был ошарашен сообщением девочки. - Он что же, умер?
- Нет, почему же? - тоном маленькой сплетницы заговорила отроковица. - Дяде Саше удалось выжить. Соседи за стеной услышали ночью крики и сообщили в милицию. Приехали менты, потом "Скорая помощь". Давыдкина увезли, а на дверь бумажку приклеили. А потом они по квартирам ходили, соседей допрашивали. И к нам заходили, - хвастливо произнесла девочка. - Да у нас в семье никто ничего не видел и не слышал.
- Обычное явление, - заметил я и подмигнул девчонке. - Ну ладно, фрейлейн, спасибо за то, что просветила. Будем ждать, когда дядя Саша из больницы выйдет, а уж потом взыщем с него квартплату. Пока! - Я помахал девочке рукой и выскользнул из подъезда.
Художница сидела на скамейке и со скучающим видом пялилась на дверь. Увидев меня, оживилась, но тут же отвернулась, сделав вид, будто меня не знает. Тоже мне конспираторша! Я направился через двор. Проходя мимо Наташи, сделал ей знак следовать за мной. Она сразу же поднялась и зашагала рядом.
- Плохо дело, - сообщил я Артамоновой. - Арго, Штырь и Бахус ночью Санька несколько раз ножом ударили, причем связанного по рукам и ногам. Понимаешь, что это значит?
- Нет, - откровенно призналась Наташа.
- Мне нужно молить бога, чтобы Давыдкин остался жить. В противном случае мне могут пришить убийство Санька. Раз я связал его телефонным проводом, значит, я мог пырнуть и ножом. Так любой подумает. Именно на это и рассчитывали бандиты, когда сводили с Давыдкиным счеты. В общем, Арго решил умыть руки и начал убирать свидетелей. Сейчас он и его дружки крайне опасны. Так что с ними нужно держать ухо востро. И вообще, Наташа, я бы хотел, чтобы ты поехала домой к родителям.
Мы вышли из подворотни и направились к такси.
- Ну вот еще, - возразила художница. - Стану я родителей опасности подвергать. Арго ведь и у них может найти меня. А рядом с тобой я чувствую себя защищенной.
- Совести у тебя, Наташка, нет, - произнес я беззлобно. - Прилипла к мужику как банный лист. Никак от тебя не отвяжешься.
Девушка тихонько рассмеялась и взяла меня под руку.
- С тобой иначе нельзя. Ты такой нерешительный.
Намек я понял, однако предпочел отмолчаться. Художница сделала широкий шаг, чтобы попасть в ритм моих шагов, и спросила:
- Куда теперь?
- В больницу к Давыдкину. Хочу узнать, жив ли он.
Наташа приподняла брови.
- Но откуда мы знаем, в какой он больнице? "Скорая помощь" могла отвезти его в какую угодно.
Я пожал плечами.
- В округе не так уж много стационаров. Поедем по всем, а начнем с ближайшего.
Мы подошли к такси, и я открыл для Артамоновой заднюю дверцу.
Ближайшая больница оказалась в трех километрах от дома Санька. Мы проехали по дороге, по одну сторону от которой тянулись многоэтажки, по другую - забор какого-то завода, затем свернули в глубь массива, промчались мимо небольшого рынка и оказались в тупике, оканчивающемся пятиэтажным зданием современной постройки с барельефом в центре, изображающим мужчину и женщину в медицинских колпаках. Покинув такси, наша троица миновала мостик, перекинутый через неширокий ручей, направилась по выложенной разноцветной тротуарной плиткой площадке к широким мраморным ступенькам крыльца больницы. Поскольку в машине при таксисте мы не вели разговоры, не предназначенные для чужих ушей, и Элка понятия не имела, для чего мы приехали в стационар, дорогой я поведал девушке, что случилось с Саньком и зачем мы его разыскиваем.
В холодном, отделанным мрамором вестибюле с колоннами было темно от множества декоративных растений, ползущих по широченным окнам, торчавших из кадок, свисавших из развешанных по стенам кашпо. В центре вестибюля под прозрачным колпаком стоял макет больничного комплекса. На самом видном месте висел стенд с цветными фотографиями лучших работников стационара, а в углу в стеклянной кабинке сидела дежурная медсестра. К ней-то я и направился.
- Здравствуйте, девушка, - сказал я, разыгрывая убитого горем человека. - Скажите, можно ли у вас узнать, не поступал ли сегодня ночью в вашу больницу Давыдкин Александр?