Как живая! Швырнул газету на пол, прикрыл глаза, затаил дыхание. Тишина в спальне нарушалась звуками, похожими на едва уловимое дыхание или подавляемые всхлипы. Сток и вовсе перестал дышать: может, слышит самого себя? Тишина… и все же, кажется… с улицы реванула сирена, испортила сразу все. Сток закашлялся, притушил свет ночника до едва различимого.
Голова куклы на подушке чуть повернута в его сторону, губы приоткрыты, глаза блестят и в темноте, а он-то думал, стекляшки лишь отражают свет ночника.
Впечатлительностью Сток отличался всегда и сейчас пытался взять себя в руки. Снова затаил дыхание, снова почудилось, что спальня полнится шорохами неизвестного происхождения, от волнения запрыгало сердце: именно его удары Сток принял за посторонние шумы. Может, после выпитого в ресторане, после обмолвки Эмери - случайной или намеренной? - насчет женских прелестей Сток и завибрировал? Часто после выпивки возникало ощущение, что он состоит из тысяч колокольчиков, начинающих вразнобой позвякивать поутру, когда тело освобождается от излишков алкоголя. Внутренний дребезг пробежал под кожей. Сток отвернулся спиной к кукле, принял снотворное.
Еще до того как заснуть, ощутил легкое поглаживание, сжался, похолодел и едва не лишился чувств, вовремя сообразив, что уже спит и ему снятся прикосновения теплой и ласковой руки.
Утром на работе Сток клял себя. Нервы! Голова гудела от таблеток, не выспался, ошибся, набирая на клавиатуре компьютера поисковый код. Вышвырнуть куклу? Позвонить Эмери и выложить все начистоту: "Старина, я, конечно, признателен, но… если не затруднит, забери свой дар. Поставь в холле, благо у тебя дом, или уложи к себе в кровать, тем более ты намекал на прелести. Я нормальный человек, мне такие игры ни к чему". Сток так увлекся переговорами с Эмери, что не заметил, как выпалил вслух:
- Я нормальный человек!
Коллега через стол оторвался от таблиц:
- Вам плохо?
- Что? - Сток вернулся к действительности.
- Вы побледнели, - пояснил сослуживец.
Сток поднялся и вышел из комнаты. Отбил время ухода, спустился в подземный гараж. Может, отправиться к Паллису, обговорить возврат куклы, конечно, с потерей денег, разницу Сток восполнит и вернет Эмери все сполна. "Ланча", будто без вмешательства хозяина, выкатила на дорогу.
Фирма Стока располагалась на восточной окраине, и сейчас он ехал вдоль Большой реки по направлению к заливу так, чтобы побыстрее добраться до Старого города. Розовые фасады барочной испанской церкви отражали солнце, распятие перед входом в молельный зал сверкало серебром. По реке плыли яхты, пестрые паруса, яркие флаги, загорелые люди свешивались за борт, почти чиркая спинами по воде, запрокидывали лица навстречу теплу.
Сток удачно выбрал ряд, проскочил меж двух застывших автомобильных очередей. Впереди вырисовывались контуры Старого города… вросшие в землю фундаменты основательной кладки, неистребимая трава в швах кирпичных стен.
Сток припарковал "ланчу" и двинул в глубь Старого города, надеясь без хлопот отыскать заведение Паллиса; недолго плутал и вышел на закусочную "Семья Маруцци", осмотрелся: вот и магазинчик пряностей "Пемба", от него рукой подать до витрины со старинными глобусами - не купить ли себе такой? - за витриной поворот направо и через сотню футов стеклянная дверь с золотыми буквами - "Паллис".
Напомнил о себе голод: Сток толкнул дверь "Семьи Маруцци", попросил толстый бутерброд с креветками, салатом, помидорами и горку длинного риса, политого коричневатым соусом, от вина отказался, предпочел сок. Отчего-то спросил кривоногую официантку с огненно-рыжей копной волос, знает ли та заведение Паллиса. Женщина замерла, и Сток понял - знает, ответила же, что слышит впервые, пожала плечами, не скрывая раздражения, будто Сток позволил себе непристойность. Кормили в "Семье Маруцци" вкусно и дешево, Сток потребовал другой бутерброд, не зная названия, ткнул в направлении соседнего стола. Рыжая официантка сумеречно принесла заказ, замерла, наблюдая, как Сток откусывает. В глотку будто плеснули расплавленного свинца. Сток поперхнулся:
- Что это?
- Я думала, вы знаете.
Равнодушие официантки задело, из глубины появился мужчина, заверил Стока, что платить не надо. Сток вышел на воздух, ощущая жар во рту, несмотря на залпом выпитые два стакана сока.
Солнце с трудом пробивалось в узкие улочки, витрины с глобусами и картами с утра до ночи подсвечивались снизу. Сток замер у кремовой карты Нового Света: по углам надували щеки толстомордые ветры с блудливыми глазенками, внизу карты корабль с поломанными мачтами утягивало в пучину морское чудовище. Паллис может не взять куклу обратно, позвонит Эмери, сообщит о визите, Сток не отрывался от надутых щек ветров. Эмери хотел, как лучше, но и Сток вправе подумать о себе, - нервы разгулялись, взгляд скользнул по будке таксофона. Подойти? Опустить монету? Сказать Сьюзн как ни в чем не бывало: может, хватит? Поваляли дурака - и будет? Сток знал: Сьюзн ушла всерьез, знал, что ни за что не позвонит, повернулся спиной к телефону, смело ступил в проулок, ведущий к заведению Паллиса.
Прошагал сотню футов по одной стороне проулка, затем те же сто по противоположной… Чудо. Дверь с золотыми буквами исчезла. Из арки выкатился коротышка, точь-в-точь Паллис. Сток ринулся навстречу, крикнул:
- Мистер Паллис! - и осекся: нет бакенбардов, в остальном - одно лицо с торговцем куклами.
Коротышка и не думал бежать, достойно, без вызова взирал на высокого, добротно сколоченного мужчину с тяжеловатым подбородком, испытывающего неловкость.
- М-м… - Сток крыл себя последними словами, сорвался среди бела дня, не продумав, как найти Паллиса, что сказать, да и пришло ли время избавиться от куклы? Наконец выдавил: - Неподалеку торговал некто мистер Паллис, не слыхали?
Теперь Сток не сомневался: перед ним Паллис, а бакенбарды - всего лишь маскарад. Впрочем… В тот вечер в подвале при искусственном свете, в возбужденном состоянии… немудрено и перепутать.
Коротышка сочувственно выдохнул:
- Ничем не могу помочь.
Сток потянул руку к волосам, будто в знак благодарности хотел приподнять несуществующую шляпу.
Двойник Паллиса не торопился, Сток ринулся по проулку вверх к витрине с глобусами; когда сворачивал, фигурка коротышки замерла меж покрытыми пятнами сырости стенами, глаза-бусины сверлили Стока.
Вечер наступил внезапно, и похоже, навсегда, темнота основательно залегла в углах комнат. Сток наполнил стакан матеусом, розовое португальское пьянило быстро и легко, так же легко приходило отрезвление. Настенный светильник кухни расцвечивал вино, блики скакали по гладкой поверхности стекла.
Стока клонило ко сну, заходить в спальню не решался: при невключенном свете кукла на кровати до оторопи походила на живую задремавшую женщину, при включенном иллюзия рассеивалась, зато глаза куклы оживали и пристально следили за каждым шагом Стока.
Позвонил Эмери, голос друга вибрировал от волнения, или Стоку почудилось из-за выпитого. В конце разговора Эмери сообщил, что Стока видели в Старом городе в разгар рабочего дня, не уволен ли он? Сток натужно рассмеялся, не сообразив уточнить, кто его видел. Эмери признался, что состояние Стока его удручает меньше, чем, скажем, неделю назад, и, похоже, кризис вот-вот минует, и если он не прав, то удивится. Сток не отвечал, только слушал, возникало ощущение, что слушатель не он один: в спальне на стене висела отводная трубка, и… Сток потер лоб, допил матеус. Эмери рассыпался смехом: пьешь в одиночку? Зря! Хочешь, заскочу, закатимся в одно местечко? Сток продумывал вежливый отказ, когда вспомнил, что завтра суббота и вскакивать ни свет ни заря не понадобится.
Эмери примчался через полчаса. Сток в плаще с поднятым воротником ждал на стоянке перед домом.
В окнах спальни Стока мерцал свет.
- Твоя читает! - Смешок Эмери напомнил птичий клекот.
Сток перехватил взгляд друга, направленный на дом, различил свет в окнах спальни - забыл выключить ночник? - поддержал шутку:
- …Чтоб не скучать без любимого.
- Вот видишь, - примирительно заключил Эмери. - Привык…
Шутить Стоку расхотелось.
- Хочу напиться!
- Кто же возражает, - поддержал Эмери, заталкивая друга в отмытый до блеска "пежо".
В зале с низеньким потолком народу набилось полным-полно: галдели, танцевали… Чужое веселье раздражало. Сток пил жадно и много. Эмери качал головой, лишь однажды разжал зубы: расслабляешься? Правильно! Надо снять напряжение… Расплатился Эмери, не раздумывая ни секунды, хотя опьяневший Сток различил в глазах друга досаду: Сток налегал на дорогостоящую выпивку.
Ехали по набережной Шнурка, в свете фар чаще обычного мелькали кошки.
- Моя сегодня, похоже, с ума сошла, мечется с утра, расцарапала руку. - Эмери поднес к глазам Стока пятерню: по тыльной стороне ладони бежали глубокие малиновые борозды кошачьих когтей.
Сток пропустил сетования мимо ушей. "Пежо" подкатил к подъезду. Эмери вышел проводить друга к дверям.
- Ладишь с моим подарком? - Эмери оперся о перила ограждения.
Сток молчал.
- Удобная штуковина. Молчит, не просит есть, не нужно покупать шубы и возить на острова. Мечта. Погоди, узнаешь о других достоинствах…
Сток попытался открыть дверь, ключ в скважину не попадал, удалось лишь с четвертой попытки.
- Отзвони завтра, как да что, - выкрикнул Эмери, уже разворачивая машину.
Сток поднялся по лестнице, кивнул дежурной. Мордочка в кудряшках расплылась:
- Вас проводить?
Подгулявший жилец замотал головой.
- Вы всё один да один, - пуэрториканка невзначай тронула кнопку вызова полиции, - ваша девушка перестала появляться, такая прелесть…
Сток не терпел, когда его жалеют, влетел в лифт: отчего это не лифт его детства много лет назад - можно было садануть железной дверью так, что переполошился бы весь дом.
В скважину квартирного замка Сток попал с первого раза, похвалил себя за ловкость.
На зеркале в холле серела пыль. Пальцем нарисована мордочка. В доме никого, Сток не припоминал, разрисовывал ли зеркальную поверхность. Долго рассиживал на кухне, не раздеваясь, откупорил три банки пива, выглотал одну за другой. По зеленоватой дверце холодильника полз таракан. Гадость! Сток схватил банку, попытался раздавить насекомое, ударял раз пять и промахивался. Таракан замер, Сток занес банку для решающего удара и… передумал: черт с ним, пусть ползает, заслужил; должно быть, смертельно страшно крохотному существу, на которое со всех сторон обрушиваются чудовищной силы удары. Сток смахнул счастливца на пол. Похоже, так сходят с ума… Из спальни донесся приглушенный стон.
Сток сжался. Показалось? Стон повторился еще отчетливее, чем прежде. Поднялся, на цыпочках проскользнул к спальне, резко переступил порог и врубил свет.
Кукла лежала на высокой подушке, глядя прямо в глаза вошедшему. Тишина и… снова стон…
Сток обвел спальню глазами: подвывал приемник с регулятором громкости, выведенным почти на ноль, должно быть, шла радиопостановка. Сток испытал облегчение, выключил приемник.
Матовое лицо куклы розовело на пестрой наволочке, казалось, сегодня тени под глазами иного цвета, чем вчера; скорее всего, тон лица меняло проникающее с улицы освещение - к фасаду здания напротив прикрепили световую рекламу, разноцветные блики скакали по стенам спальни, придавая лицу куклы каждый раз новое выражение.
Причуды света! Сток выключил лампы, удалился на кухню. На подходах к холодильнику его занесло, ноги заплелись, еще миг - и грохнулся бы на пол. Перебрал! Определенно… Казалось, почва уходит из-под ног, пол приплясывает, стремясь вывернуться из-под ботинок.
Стрелки часов показывали два часа утра. Сток разделся, юркнул под одеяло, к тому, что кукла теплая, уже привык, объясняя это себе десятками разумных причин.
Сток лежал на спине, когда почувствовал прикосновение. Сомнений не было!
Как в младенчестве, в удушье гриппозного жара зажмурился, вытянул руки вдоль тела… замер.
Робкое прикосновение повторилось: тонкие пальцы дотрагивались до ребер, пробегали по бедру. Сток хотел заорать и не смог. Спит?! Похоже, не сон. Открыл глаза, слева росчерком на фоне окна проступал профиль ночной соседки, снова легкое, головокружительное прикосновение…
Сток вскочил с кровати, бросился в кухню, набрал номер Эмери. Друг спросонья не сразу сообразил, кто его тревожит. Сток возбужденно выложил, что подарок Эмери гладит его под одеялом. Эмери отбрил: Сток спятил, скорее всего от выпитого, швырнул трубку.
Всю ночь Сток просидел на кухне, боясь зайти в спальню, чуть рассвело - позвонил дежурной внизу. Голос пуэрториканки поразил бодростью - ни намека на дремоту. Только что по радио передали о землетрясении с эпицентром в ста десяти милях от города. Слыхали? Ожидают повторные толчки.
Сток отрезвел. Никто его не трогал. Идиот. Землетрясение! Вот почему пол плясал под ногами, вот почему бесилась кошка Эмери, вот почему пальцы куклы настигли его. Дом трясло, кровать кренилась и… Сток ощутил прикосновение.
Без страха переступил порог спальни, нырнул в подушки, завернулся в одеяло, заснул тяжелым сном.
Утром звонил Эмери. Извинялся за несдержанность. Трогала тебя среди ночи?.. Шалунья! Старикан, ты слишком впечатлителен. Про землетрясение слышал? Развинтился, мол, излишне поддаешь.
Сток пробормотал, что возместит расходы на куклу. Эмери разозлился. Разве в деньгах дело?
Распрощались. Выходит, дело не в деньгах. Сток не удивлялся меркантильности ближнего - время бессребреников ушло. И все же. Эмери не жалеет времени для Стока, выслушивает бредни брошенного подругой товарища, старается выручить и поддержать. Сток несправедлив к Эмери, несправедлив как раз к тому, кто распахивает душу.
Кукла возлежала на подушке, Сток в который раз поразился тонкости черт и естественности красок. Первый раз потрепал женщину по щеке.
- А ты ничего себе… пугаешь на совесть, а вообще… - неожиданно Сток пережил облегчение, уход привязанности - вовсе не катастрофа, с кем не случалось, жизнь продолжается, - вообще я рад, что ты есть.
Шнурок тоскливо катил серые воды, одинокая яхта красной меткой проскочила под мостом. До работы Сток добрался быстро, проглотил завтрак - кофе, тосты с джемом, - оплаченный фирмой, включил компьютер, зеленоватые буквы и цифры заскакали по экрану. Клиенты звонили часто, Сток заученно давал рекомендации по вложению денег, объяснял страховые тонкости, по сто раз выслушивал сомнения и ворчания тугих кошельков, умудряясь не менять тон и ничем не выказывать неудовольствия.
Вечером дома Сток просмотрел накопившиеся счета: откуда столько? Повертел бумажку - штраф за парковку в непредусмотренном месте, вспомнил, что, покупая цветы Сьюзн, задержался; два месяца назад разрывом и не пахло. Сток булавками прикрепил счета к мешковине, окантованной рамкой и привешенной на стену в прихожей, распечатал конверт с уведомлением о сумме причитающейся к настоящему времени пенсии, безразлично пробежал цифры; в прорезь двери с площадки швырнули еще три кремовых конверта - счета и рекламные проспекты. На сегодня со счетами покончено: Сток отвернулся от конвертов, горкой желтеющих у входной двери.
Дремота настигла за телевизором. Сток решил укладываться пораньше, припомнив, что лучше всего снимает усталость сон до полуночи.
Кукла возлежала на подушках, рассыпав волосы, безразлично глядя в потолок. Сток укорил себя: безразличие? разве может быть иное выражение у изделия - и тут же понял: может! Глаза куклы выражали тончайшие оттенки настроений. Сток решил, что все дело в игре света и в особом устройстве глаз. Сток верил в современные технологии, не сомневаясь, что незаметно пришла пора чудес.
Шелк пижамы холодил тело. Сток свернулся калачиком, дрыгнул ногой, задел тугую икру соседки. Сон навалился сразу, не понадобилось вращать глазами, стараясь закатывать зрачки под самые брови, как наставлял Стока психотерапевт.
Среди ночи кукла гладила его пижаму, но Сток отчетливо уяснил, что видит сон, и не тревожился; лишь под утро, когда он, бесспорно, не спал, как и в прошлую ночь, ощутил пальцы куклы.
Сток окаменел не от страха - от неожиданности и явственности прикосновений: легкие пальцы плясали по коже, поглаживая, иногда чуть надавливая. Еще одно землетрясение? Сток расслабился, пришло успокоение, недавние подземные толчки, как видно, не закончились. Сток нашел силы охватить запястье куклы и отвести руку с длинными пальцами от себя.
Тепло куклы уже не удивляло: наверное, материал, пошедший на изготовление стройных ног, гибкого тела, ласковых рук, мог накапливать тепло или разогреваться от соприкосновения с тканью одеяла или… Сток приподнялся на локтях: солнце еще не показалось из-за горизонта, но уже подбило облака розовым, уведомляя о скором явлении.
Напряжение последних дней спрессовалось в непереносимую тяжесть, сдавило виски, заледенило конечности. Прижав ладони, Сток удивился холоду рук и ощущению чужого, не принадлежащего тебе, попытался растереть задеревеневшие кисти. Прихлынула кровь, в голове прояснилось: загоняю себя в угол! Напрасно! Сегодня же вечером устрою встряску.
Каждое утро перед работой умудрялось намекать на тщету текущих дней: именно утром Сток ненавидел подневольность своего положения яростнее, чем всегда; утром необходимость отправляться по принуждению в четыре стены, видеть лица сослуживцев, странно дергающиеся губы ведущих переговоры за стеклянными перегородками, раскланиваться с вышестоящими, выкраивая любезные улыбки, представлялась особенно зловещим действом, непереносимыми тяготами.
Машина успокоила: едва слышная музыка, горьковатый запах салона с основным обонятельным тоном, напоминающим дорогой трубочный табак, привычное давление подголовника на затылок с ощущением защищенности сзади, легко слушающийся руль… Въезжая на высоко вознесенный мост через Большую реку, Сток в который раз восхитился панорамой: сочные, зеленые пятна лесов на севере за дельфинарием тянулись к истокам Шнурка; желтые и красные черточки кранов в порту расцвечивали серые и черные шпили Старого города; кремовые разводы жилых районов на юге и юго-востоке охватывали вырезанный, будто из кости, кафедральный собор; черепица крыш университетских зданий красноватым отсветом накрывала сияющий шар нового бассейна; перст указующий телевизионной башни вонзался в небо…
Эмери позвонил незадолго до окончания работы, осведомился о делах друга. Сток вспомнил утренние касания куклы, невзначай бормотнул, что, как видно, город пережил еще одно сотрясение. Эмери, перемолачивающий за день гору газет, уверил, что сообщений о балльности толчков да и о самих толчках не было. Сток прикусил губу, а холод сковал кисти, пополз вдоль позвоночника, как и перед рассветом.
- Не трясло? Сегодня с утра? - уточнил Сток.
Эмери любил обстоятельность. Сток живо представил, как ручка Эмери скользит по столбцам текста в колонке - сейсмический контроль. Пауза длилась недолго. Эмери не подвел:
- На станциях сейсмического контроля штата не зафиксировано ни одного толчка.
Сток смотрел вдаль и снова видел кафедральный собор, и черточки кранов, и шар бассейна, как и утром, но теперь рваные линии городского абриса, казалось, не предвещали добра, а на телевизионной башне рдели дьявольским светом предупреждающие огни.
- В чем дело? - Эмери искренне волновался за друга.
- Да так… - Вялость подвела Стока.
- Не крути!