- Скверно спал. - Сток хотел бы прекратить бессмысленный разговор.
- С такой соседкой?! - Эмери желал свести все к шутке. - Не верю!
Сток нажал на рычаг. Пи-пи-пи… Через минуту телефон зазвонил снова.
- Разъединилось… случайно, - пояснил Сток.
- А мне показалось… - пророкотал Эмери. - Может, отужинаем вечером?
- Голова болит, - промямлил Сток. Сегодня он намеревался напиться в одиночку. Эмери не настаивал, обещал позвонить завтра.
Землетрясения не было!
Эмери не ошибался. Газеты тщательно отфильтровывали сообщения, волнующие всех в городе, штате, стране после недавних трагических событий на автостраде.
Землетрясения не было!
Значит… Зачем он согласился поселить у себя подарок Эмери? Вызвал начальник, обсудили перспективность вложений и банковскую деятельность страховиков, неожиданно заметил - Сток один из немногих, кто имеет собственное мнение, остальные куклы, Сток поддакнул: все кругом куклы. И я кукла, и дома у меня кукла. Видимо, бледность покрыла лицо Стока, потому что начальник участливо - умеют! и не подкопаешься, что искренности ни на грош, - осведомился:
- Вам нездоровится?
- Да нет…
- Может, возьмете несколько дней, передохнете?
Сток не любил, когда его щадили, особенно те, кто никак не склонен к сопереживанию; в участии вышестоящего виделся подвох, желание прощупать уязвимые места. Сток подобрался, выпятил нижнюю губу:
- Все отлично. Вы верно заметили - все куклы, некоторые примитивные, другие посложнее, а впрочем, кукла и есть кукла. Грустно. Мы всегда с ними, и вся наша жизнь проходит у них на глазах, мы поверяем им свои невзгоды, советуемся, проникаемся симпатиями, а случается - и более сильными чувствами, и забываем, что кругом только куклы.
Начальник привстал, ему определенно понравилось, что Сток отверг предложение отдохнуть:
- Но мы-то с вами другие, нас никто не дергает за нитки.
Может, рассказать ему про куклу? Как она гладит меня по ночам, какие у нее длинные и теплые ноги, и лак с ногтей никогда не осыпается, и ресницы всегда подведены; никогда не приходилось видеть женщину утром в постели внешне такой безупречной. Сток умел обуздывать приступы откровения.
- Полагаете, нас не дергают? А может, дергают так искусно, что мы не замечаем? Особенно высокий класс манипуляции.
Начальник рассмеялся.
Сток представил, что начальник отдыхает в загородном доме с его куклой и, когда та начинает его гладить, поднимает поросячий визг; от умудренности, взвешенности фраз, плавности движений и следа не остается. Еще бы! Одно - разглагольствовать о куклах, и вовсе другое, когда настоящая кукла заигрывает с тобой в твоей собственной постели, а ты помнишь, как вез ее в пластиковом пакете, а перед тем мистер Паллис извлекал ее из высокого картонного ящика.
- Люди странные существа, - заметил начальник.
- Вы боитесь землетрясений? - Сток сквозь до блеска промытое оконное стекло уперся взглядом в мост через Большую реку.
- Боюсь! Мне есть что терять.
Это точно - есть что терять. А мне? Есть что? Послушайте, сказал бы Сток, только представьте, вы лежите в собственной постели, все как всегда, ночник греет левое ухо, поблескивает лаком шишка кроватной ноги, фаянсовая цапля розовым клювом поддела ваш галстук, и вдруг… неживое нечто оказывается живым, или вы чего-то не учитываете, может, нервы изъедены временем в труху, и нет сил разобраться в себе, и тогда вас посещают химеры, странные образы, переполняют тревоги, перемежающиеся пугающими сновидениями.
- Сегодня ночью меня трясло, дом ходуном ходил. - Начальник поежился.
Сток не верил: чтобы Эмери ошибся! Но отчего сейчас этот человек уверяет, что его трясло ночью. Выходит, все же земля дышала, надрывно хрипела, даже тяжело кашляла, так что прыгали дома, скакала посуда на кухнях, стонали несущие конструкции зданий, и корни деревьев ощущали, как пронизанная ими почва уходит то вниз, то вверх, то стремится уползти в стороны.
- Но… сегодня ни одна газета не сообщала о землетрясении.
- Его и не было.
Сток сглотнул слюну: издевается? Может, начальник имел в виду, что трясла лихорадка, бросало в жар, отравление, перепил - мало ли что. Но он же сказал: дом ходуном ходил. Если дом начальника ходил ходуном, то отчего бы не заскакать дому Стока, а раз так - нет ничего естественнее, что и дар Эмери распустил руки, обычное механическое сотрясение.
- Извините. - Сток с отвращением взирал на жирную куклу в безупречном костюме с галстуком в красных огурцах, с таким же платочком в кармане. - Вы говорите, землетрясения не было, и вы же говорите, что ваш дом трясло… наверное, я чего-то не понимаю? Что-то упускаю из вида?..
Начальник заискрился превосходством:
- У вас неполная информация, только и всего, знаете, сколько бед случается из-за неполной информации?
Только сейчас меня уверяли, что я не кукла; прошла минута - и я обратился в марионетку, надо мной подтрунивают, выказывают превосходство, тычут носом в очевидное, подсовывают мне мои же слабости. Сток привык гнуться за годы службы; сам того не сознавая; первый раз выходя на работу, человек заключает тайный союз с дьяволом: князь тьмы гарантирует сытость, требуя в оплату за полный желудок расчет часами, днями, годами жизни.
И все же Сток предпочитал простые соображения туманным догадкам, тренированно улыбнулся, будто ничего не произошло, будто его не унизили, - а может, никто и не хотел поддеть Стока? Нервы подвели, с кем не случается? И, превозмогая гнев, повторяя мысленно "будь спокоен, не взрывайся", уточнил:
- Неполная информация?..
- Естественно! - Начальник, как дитя, радовался превосходству. - Землетрясения не было - это правда! Но дом ходил ходуном - и это тоже правда! Абсурд, на первый взгляд… Только если не знаешь тонкостей. Не обращали внимания - по городу разъезжают желтые машины, напоминающие мусорки, еще более неуклюжие, со стальными коленами телескопических ног?
На прямые вопросы Сток привык давать прямые ответы, хотя нереальность, никчемность беседы казались очевидными:
- Не замечал.
- В этом и фокус. Сейсмические службы разработали передвижные установки для испытания прочности зданий. Сегодня перед рассветом одна такая машина, разбросав крепежные лапы-станины, трясла мой дом, проверяли способность противостоять продольным и поперечным напряжениям, а также…
Дальше Сток не слышал. Бу-бу-бу… Подробности не интересовали. Одна машина трясла дом начальника, а другая или другие? - дом, где жил Сток. Такое вполне могло случиться.
Голос начальника выплыл из монотонного гула в ушах:
- Признайтесь, вы больны?
Сток поморщился, - ничуть.
- Странно… вы внезапно бледнеете, как блудница-малолетка, забеременевшая вне закона, перед объяснением с разгневанными родителями.
Сток желал одного: примчаться к дому, выспросить у дежурной, не долбило ли сегодня в предрассветные часы желтое чудище грунт перед домом.
- Мне кажется, - заметил начальник, - вы здесь и… одновременно где-то еще, у вас раздвоение, а может, и растроение личности…
- Расчетверение, распятерение… - с готовностью поддержал Сток.
Начальник поправил треугольник синего платка, торчащего из нагрудного кармана:
- Не печальтесь! Раздвоение, или расчетверение, или расшестерение, как вы изволили выразиться, штука не такая скверная, как раз это и означает, что вы не кукла. Куклам не свойственно раздвоение личности, и в этом их существенное отличие от думающих существ.
Что вы понимаете в куклах? Откуда вам знать, мучает ли их раздвоенность? И как ведут себя куклы по ночам в постелях одиноких мужчин?
Сток поднялся. Начальник оторвал массивный зад от кресла, приветливо махнул сотруднику открытой ладонью.
Сток стремительно выбежал к лифту, спустился в гараж, сунул в прорезь стального рта карточку идентификации; массивные створки расползлись в стороны: "ланча" ждала хозяина. Сток нырнул в кресло, откинулся на подголовник, вобрал запах трубочного табака и ринулся к дому, нарушая правила обычной водительской учтивости - на одном из перекрестков не пропустил старушку в белых кудряшках и, удаляясь, заметил, как согбенная дама недоуменно вглядывается в машину наглеца.
Смоляные завитки пуэрториканки сквозь остекление конторки холла казались смазанными жиром, волосы, тяжелые и блестящие, обрамляли свежее личико с признаками порока и следами только вчера окончившегося детства.
- Добрый день. - Сочные губы зашевелились, будто лепестки, смоченные дождем.
Сток кивнул.
- Вы дежурили сегодня ночью?
Искорки заплясали в ее крапчатых глазах. Сток сжался: ему дали понять, что его слова истолкованы как заход, как возможное желание пригласить вполне доступное создание к себе.
Сток испытывал трудности в общении с людьми, играющими не на равных: девушка приехала издалека, детство ее вовсе не походило на розовые годы Стока, ей многое давалось с трудом - от языка до манер, и мужчина, склонившийся над конторкой, понимал, как легко обидеть начинающего гражданина; впрочем, вновь вступившие в игру чаще всего никогда не покажут, что уязвлены, решив раз и навсегда расстаться с самолюбием, и играют по новым правилам, по правилам тех, для кого жизнь не скупится на возможности.
Сток выкроил улыбку, дружески подмигнул и тем более ухудшил шаткое положение соблазнителя поневоле.
Пуэрториканка невзначай - Сток знал цену подобным случайностям - тронула его запястье:
- Кто убирает вашу квартиру?
Сток растерялся:
- Что?
- Ну, пылесосит, моет кухню, скоблит кафель и все такое…
Сток подумал, что у куклы, расположившейся в его кровати, есть существенное преимущество - не задает вопросов, присел на край стола, вполне искренне восхитился:
- Волосы у вас… никогда не видел таких смоляных.
Пуэрториканка откинулась назад так, чтобы Сток, возвышавшийся на пару футов над вырезом блузки женщины, мог свободно ориентироваться в ее прелестях.
- Вы спросили про дежурство? - В голосе тревога, табачные крапины глаз загустели, почти слились с угольным зрачком.
Сток не знал, что водитель желтой машины испытательного стенда сейсмологов - дружок дежурной и утренний час после испытания здания провел в каморке пуэрториканки. Водитель вкалывал "по-черному": рассчитывался работодатель наличными и укрывался от налога. Девушка не хотела бросать тень на своего дружка, отчего ей не имело смысла откровенничать с жильцом, зная его замкнутость и неконтактность с соседями.
- Ну да… сегодня под утро здесь не было желтой машины? Такая махина, долбит землю и еще как-то имитирует землетрясение…
- Вы тайно работаете на полицию? - Все иммигранты, затравленные вопросами, когда дело касается их благополучия, вмиг обращаются в камень.
Сток поднялся, неуверенно переспросил:
- Значит, ничего такого не заметили?
Камни обыкновенно молчат. Сток давно заметил, как стремительно женщины преодолевают путь от нежности к злобе. Не прощаясь, побрел к себе. Желтая махина не приезжала. Значит, кукла сама… Сток замер перед входной дверью в квартиру, вспомнил уверения Патрика Эмери о совершенствах куклы. Что имел в виду Патрик? Сток не так уж ограничен, догадки заставили сжаться, испытать смущение, будто кто-то подглядывал за интимными отправлениями Стока.
Кукла лежала так, как утром ее оставил Сток: могло показаться, что голова чуть склонена к подушке Стока, но скорее всего он внушал себе лишнее и давал разгуляться нервам.
Сток обошел квартиру: похоже, появились предметы, которых раньше не было. Но могло случиться, что Сток не обращал внимания на флаконы, коробочки, щетки для волос, принадлежащие Сьюзн, и только сейчас, впервые после ее ухода, заметил скляночки, банки с кремами, тюбики, макияжные принадлежности. Может, позвонить Сьюзн, предложить завезти случайно забытое? Неплохой повод для контакта… Но Сьюзн может окатить холодом, не ограничивая себя в выражениях. Звонить не стал - не потому, что боялся резкости Сьюзн, а допуская, что ее обычно насмешливый голос озадачит: "Я ничего не забываю. Ничего моего у тебя не осталось". И тогда… тогда Сток лишится спасительного неведения, примется ломать голову, кому же принадлежат новые в его доме вещи и как они попали туда?
В этот вечер Сток напился. Жестоко. "Ланчу" бросил у дельфинария, добрался домой на такси. Пуэрториканка сменилась. Сток кивнул пожилой дежурной, зашагал слишком прямо, чтобы кто-то поверил в его трезвость.
После ванной Сток повалился на кровать и укорил себя за то, что съеживается на краю, будто забрался в чужую постель, будто он приживал, а не у себя дома, перевернулся на спину, разлегся на средине кровати, ощутил теплое бедро куклы.
Кружилась голова. Сьюзн ушла давно. Сток сводил себя с ума прилежно и каждодневно, похоже, сейчас его сорвало с тормозов…
Утром за клавиатурой компьютера голову Стока будто распирало гвоздями изнутри, сушь во рту стягивала губы, обращала язык в шероховатую деревяшку. Однако не боль, дрожь и слабость досаждали Стоку, а воспоминание о происшедшем ночью. Никогда бы не поверил, что с ним могло случиться такое, и все же… случилось. Недаром Эмери живописал достоинства куклы, ее совершенства, более всего Стока корежил стыд за совершенное, но звучали и странные нотки в воспоминаниях о событиях прошедшей ночи: нежность? страсть?.. Сток поражался: что только выпивка не творит с человеком.
Эмери чутко позвонил, как раз когда Сток топтал себя за слабость и неумение противостоять худшему, звериному в себе.
Патрик сразу заметил, что друг не в себе. Сток наплел про простуду и усталость, не слишком рассчитывая на легковерие Эмери. Весь день Сток думал о кукле и о том, что их теперь связывает; поразительно - стыд стал уступать место чувству благодарности. Сток не забыл, что ему было хорошо, его поддерживало то, что на сей раз радость дарило создание, которое не изменит, не бросит. Никому Сток не доверил бы своих мыслей, но с собой-то чего крутить. Ночью произошло важное, неожиданное в его жизни.
Еще через три дня Сток набрался снова, и снова кукла приняла его в объятия, и снова Сток бесился поутру, пиная себя, обзывая скверными словами и вознося молитвы, чтобы всевышний его покарал.
С Эмери Сток не виделся уже неделю. Патрик выразил неудовольствие, сказав, что Сток отдаляется от него и не появился ли у Стока объект привязанности? Сток отрицал напрочь новые связи. Эмери вроде бы верил, но у него, как и у многих, никогда не поймешь, где правда, где ложь. Вскоре Сток заметил, что ждет с нетерпением окончания рабочего дня и несется домой. Скорее! Скорее к той, что безмолвно и щедро дарит Стоку ошеломляющие ощущения. Я нездоров, говорил он себе, болен психически. Ну и что? Людей с мозгами набекрень пруд пруди, каждый второй, если не все подряд, только скрывают, одни хуже, другие лучше, а некоторые и вовсе не считают нужным прикидываться нормальными, да и кто в курсе, что такое норма.
Расставив все по местам, Сток повеселел. Лучше жестокая, но определенность. Теперь он не напивался, чтобы развязать себе руки, теперь он трезво желал чудовищной близости и получал то, чего желал.
Все вокруг переменилось. Воды Шнурка, раньше раздражавшие серостью, теперь виделись ласкающими и свежими; разноцветные паруса на глади Большой реки, раньше вызывавшие щемящую тоску, теперь, казалось, уносили в райские уголки на краю земли; черные шпили Старого города, еще вчера зловеще подпиравшие небо, поражали четкостью линий, изяществом пропорций. Сумеречность покидала Стока - грехопадение его не доверишь и самому близкому, - и все же Сток начал находить опору в тайне, наполнившей смыслом его жизнь.
Сток научился разговаривать с куклой, сажал ее перед экраном телевизора и обсуждал увиденное, читал ей вслух, не забывал накрывать на двоих, с трудом примиряясь, что приготовленные им блюда остаются нетронутыми.
- У вас заблестели глаза, - как-то заметил начальник.
- Я занялся собой, - пояснил Сток.
- Спорт? - уточнил начальник, немало пекущийся о форме подчиненных.
Сток кивнул: вроде того…
Однажды позвонила Сьюзн, прошелестела, что забыла у него флакон любимых духов. Сток обещал подвезти, но голос его не вибрировал униженностью, как обычно при разговорах с ушедшей подругой. Сток даже выказал нетерпение, будто его отрывали от важных дел.
- Ты занят? - не утерпела Сьюзн.
- Да, - подтвердил Сток.
- У тебя кто-то есть? - В голос Сьюзн вплелась тоска.
- Да, есть. - Беспощадность забавляла Стока. Здорово не лгать, не стараться понравиться, не заискивать перед женщиной, которая только вчера сводила с ума, - класс! Запросто ответить "да, есть" на вопрос - есть ли у него кто-то.
- Извини, Сью, я не могу долго говорить…
- Понимаю, понимаю… - слишком торопливо частит. Сток смекнул: поменялись ролями, Сьюзн задета; его это уже не интересовало…
Как мгновенно все меняется, как легко дышится, когда ты не зависишь от расположения духа другого.
- Тебе хорошо? - выдавила Сьюзн.
Сток наморщил лоб. Боже, что пришлось переступить Сью ради такого вопроса! Сток входил во вкус жесткого разговора.
- Такой у меня никогда не было, - выдержал паузу, повторил, скорее убеждая себя, чем добивая Сьюзн, - никогда!..
Сток не лгал. Сьюзн не сомневалась, что сейчас с ней сводят счеты. Девушке стало жалко себя и других девушек, не раз выслушивающих за жизнь такое, или примерно такое, или даже вовсе противоположное и все же не оставляющее шансов на счастливый исход.
- Прощай, - собрав силы, выдавила Сьюзн.
- А как же флакон? - Сток перехватил взгляд куклы, почудилось осуждение в неизменно искрящихся глазах, попытался исправить неловкость, крикнул. - Я завезу духи! - В трубке слышалось: пи-пи-пи…
Пуэрториканка внизу и раньше не слишком занимала Стока, а после событий ушедшей недели особенно. Сейчас он не представлял, как мог вполне серьезно допускать: не затащить ли, похоже, профессиональную утешительницу к себе?
Сток остановился у конторки, наклонился и, не желая смотреть глаза в глаза, впился в алый бант поверх волос.
- Вы обманули меня!
Пуэрториканка решила, что Сток приглашает ее побалагурить.
- Женщины и обман неразделимы, как солнце и тепло.
Сток недолюбливал пряность латинских сравнений, резко оборвал:
- Солнце здесь ни при чем. Вы обманули меня, когда сказали, что желтой сейсмической машины не было. Споудер со второго этажа сказал мне, что как раз была, именно в то утро, о котором я спрашивал.
Пуэрториканка оглянулась, будто сзади могли подслушивать, облизнула вечно приоткрытые, будто девица задыхалась, губы, прошептала:
- Поймите, тут такое дело. Водитель машины мой парень, работает "по-черному", я не хотела, чтобы… ну, вы понимаете, лучше, чтоб другие не знали лишнего, а то наболтают - не оберешься.
Сток скользнул взглядом по бумажке с номером телефона под стеклом на столе. Перевел взгляд на круглые колени дежурной, чуть расставленные в стороны и оттого придающие девице налет ощутимой непристойности.
- Не надо лгать, - неожиданно для себя впал в назидательность Сток.
- Догадываюсь, что не надо.