* * *
Коля был дома. Он спал. Настойчивые трели дверного звонка заставили его подняться из теплой кровати. Крайнов, заспанный, открыл дверь и уставился на Пинта:
- Здравствуйте, Оскар Карлович! Что-нибудь случилось?
Вместо ответа Пинт молча кивнул и прошел в квартиру. Он быстро обошел все комнаты, внимательно осматривая их в поисках чего-то необычного. Честно говоря, он и сам не знал, что ожидает здесь увидеть. Ведь не фотографии же со сценами избиения Ильи! Нет. Все выглядело вполне мирно - никаких разбросанных вещей, никаких признаков суеты и спешки, кругом порядок и чистота. Вроде бы ничего подозрительного - но Пинт для себя еще не решил, считать ли подозрительным полное отсутствие всего того, что могло бы быть подозрительным. Поэтому он опустился в глубокое кресло и знаком предложил Крайнову устроиться напротив.
- Расскажи мне, Коленька. Все расскажи, как есть, - попросил он Крайнова, пристально глядя ему прямо в глаза.
- Я вас не понимаю, Оскар Карлович, - недоуменно усмехнулся Крайнов. - Что вы имеете в виду?
Его удивление было искренним. "Или очень хорошо наигранным", - отметил про себя Пинт. Он решил не ходить долго вокруг да около - все равно бесполезно. Если к этому гнусному происшествию действительно причастен Крайнов, тогда он просто гений маскировки, да к тому же человек с железными нервами - это надо же, заснуть после всего, что случилось, да еще и так натурально разыгрывать из себя святую невинность.
- Коля, я думал, ты уже в курсе. Сегодня вечером у своего подъезда был избит Илья.
- Сильно? - спросил Крайнов, и уголки его сочных пухлых губ слегка дрогнули в легком подобии улыбки.
- К счастью, не очень. Но довольно ощутимо, - ответил Пинт, наблюдая за реакцией Крайнова. Улыбка на его детских алых губах промелькнула и мгновенно исчезла.
- И вы решили, что это я? - теперь Николай выглядел озабоченным. - Нет, Оскар Карлович, это не я.
- Правда, Коля? - вкрадчиво спросил Пинт. Крайнов молчал. - Ты ведь знаешь: если я спрашиваю, значит - у меня есть на то основания.
- Нет, это не я, - повторил Николай. - Я весь вечер был дома. Никуда не выходил. Правда, никто это подтвердить не сможет. Так что - алиби у меня нет. Если бы заранее знать, когда оно понадобится, - Крайнов развел руками.
- Да, ты прав. Так оно всегда и бывает… Ну да ладно, Бог с ним, с алиби… Ты мне лучше вот что скажи - в последнее время между вами что-то случилось. Какой-то разлад вышел. Почему? В чем дело?
Крайнов пожал плечами: по лицу его было видно, что он не хочет отвечать на эти вопросы.
- Да так… - уклончиво сказал он. - Поссорились маленько. Но это не имеет никакого отношения к делу.
- Хорошо бы, Коля, хорошо бы, - покачал головой Пинт. - И все-таки - расскажи.
- Нет, Оскар Карлович, - твердо сказал Крайнов. - Не могу. Это наше личное дело.
- Ах, ну да! Конечно! Это ваше личное дело. И начальнику знать об этом совершенно не обязательно, - улыбнувшись, согласился Пинт, но улыбка эта не предвещала ничего хорошего. - Коля! Я не спорю - у вас с Ильей могут быть разногласия личного характера, и я никогда не стал бы понапрасну в них вмешиваться. Но то, что происходит между вами, уже вышло за рамки личных взаимоотношений - не далее, как сегодня вечером. Я не могу допустить, чтобы мои сотрудники перегрызли друг другу глотки. Нас и так немного, мы отвечаем за весь наш маленький город, а вы… - он в досаде махнул рукой. - Такое впечатление, словно кто-то из вас на Костыля работает, а то и - сразу оба. То-то он обрадуется, узнав, что оперативники Пинта перебили друг друга.
- Оскар Карлович! - нахмурившись, сказал Николай. - Я не могу вам рассказать о причинах нашей ссоры, но поверьте: она никак не связана с нападением на Иванцова. Даю вам честное слово - я к этому не имею никакого отношения.
- Хорошо! - Пинт хлопнул себя по колену. Казалось, он был вполне доволен услышанным. Он встал, собираясь уйти, но вдруг словно вспомнил о чем-то и опять сел в кресло. - Хорошо! Ты меня почти успокоил. Честного слова достаточно: я безоговорочно верю своим сотрудникам. Напоследок я попрошу тебя только об одном: объясни мне, как ЭТО могло оказаться у подъезда Ильи? Причем - именно сегодня вечером? - он вытащил из кармана записную книжку и протянул Крайнову.
Николай молча смотрел на книжку, не сводя с нее глаз.
- Откуда она у вас? - наконец вымолвил он.
- Коленька, - ласково сказал Пинт, - это я у тебя хочу спросить: откуда она у меня? Как она могла у меня оказаться? Или, если формулировать совсем просто: как, когда и где ты мог ее потерять? Вспомни, пожалуйста.
- Не знаю, - в замешательстве пробормотал Крайнов. - Я ее уже три дня ищу. Во вторник пришел на работу. Вроде бы книжку с собой брал. А в обед хватился - нет ее. Искал везде - нет, и все. Ну, думаю, дома забыл. Пришел с работы, все перерыл - дома тоже нет. Пропала. Не знал, что и думать. И вот… Вы принесли…
Пинт сверлил его своими серыми глазами; изучал каждое малейшее движение; просвечивал насквозь, как рентгеном.
- Ну и что? У тебя есть какое-нибудь объяснение? Предложи мне свою версию.
Крайнов некоторое время сидел, нехорошо щурясь, а затем решительно рубанул воздух ребром ладони:
- Оскар Карлович! Я думаю, он сам все это подстроил! Украл книжку - чтобы была веская улика, имитировал побои - чтобы меня подставить, и вам наверняка чего-нибудь такого наговорил. И получается, будто я во всем виноват.
- Ты думаешь, это - правдоподобная версия? - немного насмешливо произнес Пинт. - Ты хочешь сказать, что Илья, как та унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла? Что-то очень сомнительно, тебе не кажется? Нет, здравое зерно в этой версии, безусловно, есть… Но все-таки сомнительно…
Крайнов понурил голову:
- Ну, тогда не знаю… Вы же мне не верите…
- А почему я должен вам верить? - начиная раздражаться, повысил голос Пинт. - Один молчит, как партизан, другой - заявляет, что это не мое дело. Происходят какие-то идиотские вещи, а я здесь - ни при чем! Сижу, как болван, и не могу ни в чем разобраться! Нет, ребята, прекращайте этот балаган! А ну, давай колись - почему с Иванцовым поссорился!
Николай втянул голову в плечи:
- Не скажу, Оскар Карлович…
- Ну ладно, - Пинт встал и небрежно кинул книжку Крайнову, - не хочешь - и не надо. Вы уже взрослые дети - надеюсь, знаете, что делаете. Но хочу предупредить: как вы со мной, так и я с вами. Если до чего-нибудь самостоятельно докопаюсь - засажу к чертовой матери! Хватит вести душеспасительные беседы! Пока! Будь здоров! - и он вышел из квартиры, больше ни разу на Николая не взглянув.
Ситуация и впрямь была идиотской: ни Илья, ни Николай, ни сам Оскар Пинт - никто из них до конца не понимал, что происходит на самом деле.
* * *
В выходные я люблю поспать подольше. Сначала просыпаюсь, как на работу, а потом - снова засыпаю. Поэтому субботние сны - самые дурацкие, пустые и никчемные. Они никогда не сбываются. Но если хотите, могу рассказать. Во сне явился ко мне черноволосый красавец во фраке, а я все раздумывала: похож он на Илью или нет? На Николая-то уж точно не похож! Ну так вот: этот красавец-брюнет защищал меня неизвестно от кого; доставал из-за пазухи маленький черный пистолет и стрелял в пустоту, но при этом почему-то громко пукал, портил воздух и заливался краской смущения. Честно говоря, я тоже чувствовала себя неловко и даже намекнула ему, что особой необходимости продолжать стрельбу вроде бы и нет, мол, прекрати стрелять, а заодно и пукать - хватит конфузиться перед девушкой; но упрямый защитник только качал головой и говорил: "Надо, Вика! Надо! Ах, почему вы этого не понимаете?" - в общем, довел меня почти до самых слез, и я потеряла к нему всяческий интерес.
* * *
Была суббота. Весь оперативный состав поехал на стрельбы. Отец был за старшего. Опера получили табельное оружие, погрузились в автобус и поехали на стрельбище.
Помню, отец всегда ругался: "Тир должен быть в подвале, а стрелять надо - каждый день!" К сожалению, на практике все было иначе. Стреляли редко (и не очень метко), а ездить приходилось за город.
В автобусе Коля и Илья сели по разные стороны. Оба всю дорогу смотрели в окно - один в правое, другой - в левое. У каждого под мышкой грелся пистолет. Каждый боролся с искушением; но патроны еще не раздали; обоймы были пусты.
Приехали на стрельбище, отец выдал всем по шестнадцать патронов. Снарядили обоймы, поставили оружие на предохранитель.
Затем поступила команда: "Выйти на огневой рубеж!" и прозвучали фамилии: Иванцов, Беленов, Крайнов.
Саша усмехнулся:
- Хорошо, что я буду между вами, а то еще перестреляете друг друга.
Илья промолчал. Николай презрительно поджал губы.
Подошел инструктор по огневой подготовке, напомнил, что стреляные гильзы надо будет потом сдать. Все трое молча кивнули: мол, знаем.
"Огонь!"
Рощица вдали - там, за огневым рубежом - переливалась свежим ветром. Его шума не было слышно; зато очень хорошо видно - зеленые листочки, подхваченные набегающим потоком, оборачивались серебристым исподом и стыдливо трепетали в цепких пальцах сладострастного ветерка. Трава на поле, густая и сочная, не истоптанная и не изъезженная, надежно защищенная треском выстрелов и посвистом пуль от непрошеного вторжения, с возбужденным шепотом тянулась туда, поближе к рощице - чтобы не пропустить интересного зрелища.
Стрелки вытянули правые руки и слегка согнули их в локте; левые заложили за спину. Три подбородка взметнулись вверх; три курка щелкнули, взведенные. Три глаза прищурились, передавая пристальную зоркость черным зрачкам стволов.
Наступила тишина… Время вспотело и затаило дух…
И вдруг… Грохот выстрела, как сухой треск разрываемой материи. Сразу же - еще и еще.
В черной груди мишеней возникли круглые аккуратные дырочки; сквозь дефекты фанерной плоти просунулись блестящие спицы солнечного света.
Пинт напряженно смотрел в трубу, оценивая результаты. Выстрелы следовали один за другим. Пинт морщился - точность попаданий была никудышной. Он мог бы подумать, что всему виной несовершенное оружие, если бы сам не пристрелял все пистолеты в отделе. Помнится, однажды он потратил на это целый день; вставил два патрона в уши - чтобы не оглохнуть - и дырявил самозабвенно мишени, не забывая при этом проводить корректировку - подкручивал винты, смещавшие прорезь прицела, маленькой отверточкой. Он считал это самой реальной заботой о безопасности своих сотрудников, и никогда не упускал возможности посвятить пару часов боевой подготовке. Он самолично отрабатывал с операми приемы самбо, учил вести скрытое наблюдение и, наоборот, уходить от преследования. Он заставил всех получить водительские права, и, хотя личных машин ни у кого не было, все по очереди сидели за рулем старенькой служебной "Волги".
Словом, Оскар Карлович постоянно натаскивал своих сотрудников, вырабатывал у них разнообразные полезные навыки, которые, по его мнению, могли бы однажды спасти жизнь кому-нибудь из оперов. Поэтому сегодняшняя неважная стрельба трех его любимцев сильно расстроила Пинта. Он помрачнел и что-то беззвучно бормотал себе под нос: никто и никогда не слышал от него бранного слова.
Первая обойма закончилась. Недовольный результатами стрельбы, Пинт построил всех в одну шеренгу.
- Господа офицеры! - громко сказал он, прочистив кашлем горло. - Позволю себе заметить, что стреляете вы из рук вон плохо. Старушки из группы здоровья справились бы с поставленной задачей не в пример лучше. Может, будете стрелять с закрытыми глазами - хуже-то уж точно не будет?
Все молчали. Оскар Карлович - или полковник Кар-Кар, как его, любя, называли между собой подчиненные - неспешно прохаживался взад-вперед.
- С тех пор, как трудолюбивые китайцы изобрели порох, в тактике ведения индивидуального боя многое изменилось, - четко выговаривал Пинт. - Появилось стрелковое оружие. Табельное оружие для офицеров милиции - пистолет Макарова; повторяю для тех, кто не в курсе.
- Даже дилетанту понятно, что "Мерседес" лучше "Жигулей". Австрийский пистолет "Глок" по своим тактико-техническим характеристикам значительно превосходит "ПМ". Это также общеизвестно. Однако мы обязаны в совершенстве владеть тем, что имеется в нашем распоряжении. Пистолет Макарова - тяжеловат, емкость магазина - небольшая, прицельная дальность - невелика. Качество стали, из которой сделан пистолет, также оставляет желать лучшего: если вы в быстром темпе расстреляете одну обойму и сразу же зарядите вторую, то последнюю пулю пистолет выплюнет из ствола не более, чем на три метра; ее можно будет поймать руками. Тем не менее, зная все вышеперечисленные недостатки личного оружия, вы не даете себе труда научиться метко стрелять; такая безответственность - преступна.
- Пистолет должен стать для вас продолжением руки; вы должны уметь пробивать мишень пулей так же уверенно, как и собственным пальцем. Патрон для пистолета Макарова - 38-го калибра, то есть - 9 миллиметров, пуля - латунная, тупоконечная, со стальным сердечником. При попадании пули в область головы, шеи, груди или живота мгновенно возникает болевой шок - человек не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Отсюда вывод: главное - это попасть первым. Не важно куда, прицельный выстрел можно произвести позже. Тот же "Глок" позволяет открыть огонь сразу же - при условии, что патрон находится в патроннике. На спусковом крючке этой системы расположено предохранительное устройство; курок находится во взведенном состоянии, необходим лишь довзвод, который обеспечивает собственно удар по бойку. То есть, достав "Глок" из кармана, вы можете сразу же открывать огонь на поражение. Если у вас "ПМ", то вы должны сначала снять пистолет с предохранителя, затем взвести большим пальцем курок и только после этого можно стрелять. Получается, что вы теряете одну-две секунды. Выход единственный - надо в совершенстве владеть индивидуальным мастерством стрельбы. Что для этого нужно? Прежде всего, встаньте к противнику вполоборота - тем самым вы уменьшите площадь возможного поражения. Далее - ни один сустав не должен быть закрепощен; ноги слегка согнуты в коленях, руки в локтях. Чтобы уменьшить последствия отдачи, обхватите оружие обеими руками, либо упритесь левой рукой в рукоятку пистолета, или же - в область запястья или локтя правой. Вытянутые руки должны быть параллельны земле - таким образом вы облегчаете себе прицеливание в вертикальной плоскости. Стрелять нужно не одиночными, а сдвоенными выстрелами, увеличивая вероятность попадания, и после этого следует сразу же уходить с директрисы, то есть с линии огня. Сейчас перед вами стоит гораздо более простая задача. Стрельба по неподвижным мишеням. Представьте себе, что вы деретесь на дуэли: противник, как человек благородный, не вправе уйти со своего места. Тщательно прицеливайтесь и стреляйте, - Пинт перестал расхаживать перед оперативниками. - Слушай мою команду! Зарядить вторую обойму! Занять позицию на огневом рубеже! На выдохе - полностью выбираем свободный ход спускового устройства, и, задержав дыхание, мягкий спуск! Раз-два! Сериями по два выстрела! Огонь!
Он припал к каучуковой оправе окуляра.
Три фигуры на огневом рубеже застыли, как литые; воздух зазвенел от напряжения. Пространство между обрезами стволов и черными мишенями на фанерных щитах наэлектризовалось до предела; раздался залп; теперь все пули легли точно в цель.
- Молодцы! - громко сказал Пинт. - Если у противника в руках появилось оружие, то в голове должна остаться только одна мысль: "Его смерть - это моя жизнь! И наоборот! Он - или я!" Отбросьте лирику - предупредительный выстрел можно сделать и после. Сразу - и на поражение!
В ответ ему нестройно грохнули еще три выстрела.
Пинт, желая скрыть невольную улыбку, машинально пригладил стальную щеточку усов. Теперь он был доволен.
* * *
Стрельбы закончились; Оскар Карлович молча кивнул: мол, совсем другое дело.
Правда, случилось одно непредвиденное происшествие; но тогда никто не придал ему особого значения.
Илья никак не мог найти одну стреляную гильзу. "Куда же она делась? Закатилась, что ли, куда-нибудь?" - он в недоумении лазал по земле. У Николая и у Беленова оказалось по шестнадцать стреляных гильз, а у Иванцова - пятнадцать.
- Непорядок, - сказал немногословный инструктор по огневой подготовке. - Надо отчитываться за каждый патрон. А вдруг он теперь где-нибудь выстрелит?
Гильзу еще поискали немного - минуты три; затем инструктор махнул рукой и сказал: "Да Бог с ней! Ускакала мышке в норку, ну и ладно!"
Опера снова погрузились в служебный автобус. Всю обратную дорогу ехали так же - молча. Илья и Николай не смотрели друг на друга. Пинт время от времени посматривал на них с плохо скрываемым беспокойством. Беленов рассказывал анекдоты и сам громче всех смеялся.