* * *
Смеркалось. Он оставил машину на пустыре неподалеку от больничного забора; сначала хотел было поставить под фонарем, на конечной остановке автобусов, но передумал - уж больно освещенное место. С трех сторон пустырь окружали высокие колючие сорняки, с четвертой они росли немного пореже; между зелеными мясистыми стеблями с трудом петляла заросшая колея.
Профессионал огляделся, закрыл машину и, поднимая столбики пыли, медленно побрел к забору. Было тихо. Даже кузнечики, за день вволю настрекотавшиеся в сухой траве, теперь утомленно молчали, наслаждаясь вечерней прохладой.
Он сплюнул. Последние три дня он чувствовал горечь во рту. Да еще тяжесть под ребрами - с правой стороны. Сухая, шершавая печень при ходьбе больно царапала кишки и позвоночник. В его истории болезни по этому поводу было написано: "Прогрессирующий хронический гепатит, переходящий в цирроз, в стадии субкомпенсации. Заболел в 1984 году, будучи в служебной командировке на Ближнем Востоке, где выполнял особое задание правительства…" Врачи всегда много пишут: тоже мне, писатели! Если вычленить из этой информации здравое зерно, то получится следующее: ему оставалось два-три года.
Силы были уже не те. Да и в деньгах он особой нужды не испытывал: жил один, ел мало - диета! а лекарства ему выписывали бесплатно. Но даже находясь на пенсии, он продолжал работать - скорее, по привычке. Только это и держало на плаву: сознание того, что он - лучший. Пока еще. В пределах Энска и его окрестностей.
Покряхтев, он перемахнул через забор и направился к самому большому корпусу. Однако в здание заходить не стал; незаметно устроился в густых зарослях кустарника.
Ждать пришлось не так уж долго: спустя полчаса на втором этаже открылось окно. В черноте проема, слабо разбавленной тусклой лампочкой дежурного освещения, показался мужской силуэт. Стараясь не шуметь, мужчина осторожно прыгнул вниз, на перекопанную клумбу с цветами.
Профессионал плотоядно усмехнулся: вот оно, началось! Это вам не лекции по диверсионной работе читать, и даже не спецкурс по тактике проведения специальных операций вести. Это живая работа с живыми людьми. Он подавил в себе поднимающееся волнение.
Мужчина поднялся, отряхнул ладони и колени и резво побежал через больничный парк.
"Улетел, голубок!" - подумал про себя Профессионал. "Ну и правильно! Знаю я эти больницы, ох, как хорошо знаю! Там и здоровому человеку несладко приходится, а уж больной-то оттуда живым вообще никогда не выберется. Ты побегай пока, а я потихонечку за тобой поковыляю."
Быстрым шагом он вернулся к забору и легко через него перемахнул. Боль потихоньку исчезала, но все же, опасаясь ее неожиданной вспышки, он старался не делать резких движений.
Беглец уже стоял на дороге и затравленно озирался по сторонам.
"Ну же! Думай, парень! Какое решение ты примешь? От этого очень многое зависит", - Профессионал залез на капот и оттуда наблюдал за жертвой.
Мужчина вдруг уверенно повернулся и пошел на конечную остановку автобусов. Это был просто большой круг, залитый асфальтом: здесь автобусы разворачивались и ехали обратно в город.
Посреди площадки стоял высокий фонарь; прямо под фонарем притулился последний "чайник", да и тот, видимо, собирался уже уезжать.
Профессионал взглянул на часы: без пяти минут десять.
"Рискнешь рвануть прямо на вокзал? Я бы не стал."
Мужчина наклонился к водителю; они о чем-то договаривались. Потом, как видно, договорились: беглец в байковой больничной пижаме обошел машину кругом и сел на переднее сиденье. Темно-синяя "шестерка", выпустив клубы черного дыма, дернулась и стала набирать скорость.
"Чайник" - он и есть "чайник"! - сплюнул Профессионал. "Вон какой выхлоп черный: смесь богатая, а у него руки не доходят карбюратор отрегулировать."
Он спрыгнул с капота, завел двигатель и поехал следом.
Он видел машину какие-то две минуты, с расстояния пятьдесят метров, но разглядел все, до мельчайших подробностей: марку, цвет, номер, ржавые диски колес, помятую левую заднюю дверь, неработающий правый габарит, трещину на лобовом стекле и знак на заднем - большая буква У в красном треугольнике на белом фоне. Разглядел и твердо запомнил - словно сфотографировал. Но главное - то, что он разглядел беглеца. Теперь он узнает его из тысячи - почувствует по походке, по жестам, по малейшему повороту головы.
Такая наблюдательность вырабатывается постепенно, годами; впрочем, не удивительно - ведь он был настоящим Профессионалом.
* * *
Тепловоз загудел и тронулся; перрон медленно поплыл назад, по направлению к Энску; Москва неодолимо тянула поезд к себе.
- Извините, вы мне не поможете?
Студент встрепенулся; эти слова были обращены к нему. Он поднял глаза: в проходе стояла девушка с большим чемоданом в руках.
Надо описать ее беспристрастно. Худая, угловатая, с кривыми тощими ногами, скрытыми длинной юбкой; жидкие, но очень жесткие волосы собраны в куцый пучок на затылке, вместо рта - какая-то безгубая щель, на вздернутом носу - очки с толстенными линзами; вдобавок ко всему, когда она говорила, было заметно, что у нее не хватает двух передних зубов.
Но Студенту девушка понравилась. Очень! На то были, как минимум, две причины.
Первая: то, что она сама к нему обратилась. Ему очень нравились девушки, которые сами к нему обращались; в общем, ничего странного, если учесть, что он обращаться к ним побаивался. И вторая: было в ее голосе трогательное смущение, легкая дрожь и даже затаенный трепет - так, по крайней мере, показалось тогда Студенту.
- Конечно, помогу! - оживился он. Девушка - авансом - благодарно улыбнулась в ответ. Студента это взбодрило еще больше: он даже позволил себе отпустить жуткую двусмысленность:
- В чем вы испытываете затруднения? И чем я могу вам помочь?
Конечно же, в этой фразе не было ничего предосудительного. Однако не стоит забывать, что несчастный буквально сгибался под тяжким бременем постылой девственности; неудивительно, что горячее желание поскорее избавиться от этой позорной ноши занимало все его мысли.
О чем бы ни заходила речь, он всюду видел намеки на свое вынужденное целомудрие; и даже в собственных словах он всякий раз усматривал совершенно четкий сексуальный подтекст.
Людей он делил на две части: девственников и недевственников; симпатичных тут же записывал в свой лагерь, ничуть не смущаясь реальным положением вещей. Если он испытывал к человеку симпатию, то с грустной нежностью думал о нем: "Да… Вот какой хороший, чистый, неиспорченный мальчик…" Если же ему нравилась девушка (а ему все девушки нравились, исключая разве что слишком толстых), то никто уже не смог бы переубедить его в том, что эта девушка - невинна; самый авторитетный гинеколог был бы поднят на смех, посмей он утверждать обратное. Случалось, он даже пускал слезу умиления, мысленно обращаясь к ней: "Этот мир жесток, а ты - такая чистая и наивная. Ты стремишься к огню, не понимая, что он не только светит, но и жжет. Ведь это больно, милая! Но ничего… Доверься мне, уж я-то знаю, как это надо делать…", - как раз в этот самый момент он и пускал слезу, а иногда (неловко признаться) дело доходило до непроизвольного семяизвержения!
Надо ли говорить, что в этой девушке он сразу же обрел родственную душу? Видимо, у нее были те же проблемы; девушка поняла, что он имел в виду, и даже покраснела от того, что он именно ЭТО имел в виду. И ее стыдливый багрянец, многократно усиленный чудовищными линзами, зажег в его сердце пьянящее чувство превосходства. Он ощущал себя опытным самцом, развращающим беззащитную жертву. Еле теплившийся огонек затаенного донжуанства вспыхнул ярким пламенем и мгновенно спалил скудный запас его эротических воспоминаний. Для поддержания этого волнующего пожара требовались новые переживания.
Он торопливо затолкал ее чемодан в багажный ящик под нижней полкой и хриплым голосом спросил:
- Может, пойдем покурим?
- Я не курю, - ответила девушка, - но я постою рядом.
Пока они шли до тамбура, успели познакомиться. Анонимная доселе страсть теперь прочно утвердилась на ее скользком и блестящем имени - Элина.
Студент долго не мог прикурить, а когда все же прикурил, то сделал слишком большую затяжку и закашлялся. Элина заботливо улыбнулась и сказала:
- Ты очень много куришь, - и это послужило сигналом.
Потом все было, как в лихорадке: бестолковые тыканья слюнявых губ, протяжные вздохи и томное закатывание глаз. Одной рукой она придерживала очки, а другой - слабо сопротивлялась; таким образом, Студент получил существенную фору, которой не замедлил воспользоваться.
Правую руку он запустил ей под юбку и, беспорядочно щипая худые ляжки, продвигался все выше и выше. Впервые в жизни он окреп не где-нибудь тайком, в туалете, созерцанием порнографической картинки побеждая чувство легкого стыда, а на законных мужских основаниях, и это наполняло его сердце справедливой гордостью. Затвердевшим естеством он неистово терся об ее бедро, и в тот момент, когда его рука достигла наконец вожделенной цели, в голове у него зазвучали фанфары, во рту катастрофически пересохло - так, что невозможно было разжать челюсти, и он торжествующе спустил прямо в штаны.
Обуреваемый типичной для такого момента слезливой сентиментальностью, он собирался уже ляпнуть что-нибудь несуразное - вроде: "Я тебя люблю" - как вдруг дверь перехода, соединяющего соседние вагоны, с грохотом распахнулась и больно ударила его в спину.
В тамбур ввалились - ну кто бы вы думали? Конечно же, два придурка!
Они громко захохотали:
- Давай, парень! Не робей!
Затем каждый ободряюще хлопнул его по плечу, и они, довольные, пошли дальше.
Студент густо покраснел и сжал от злости зубы. Волшебный миг его блестящего триумфа был безнадежно испорчен грубым ржанием этих примитивных животных!
Он с досадой отстранился от девушки и стал смотреть на пробегающие за окном ночные огни.
* * *
- Не, ты понял?! Прямо в тамбуре! Молодец!
- Ты по сторонам смотри, чтобы клиента не пропустить!
- А чего? Я смотрю. Ты лучше скажи: если мы его найдем, что делать будем?
- Что-что? Ничего. Пасти его будем.
- Так он же в Москву едет. А нам что - тоже туда тащиться?
- Надо будет - и дальше потащишься!
- Да ладно тебе. Не гони. Я ж не против. Просто не люблю я Москву. Беспонтовое место. И народ там убогий.
- Это почему?
- Почему-почему? Говорю тебе: убогие они все.
- Нет, ну откуда ты знаешь? Ты же там ни разу не был.
- Ну и что, что не был? Что я, москвичей не видел, что ли? Был у нас в армии один. Москвич. Так он в столовой свою ложку каждый раз платком протирал. И не курил. И даже не матерился. Понял? А потом еще удивляются: откуда педики берутся? Известно, откуда. Из Москвы. Вот из таких вот и вырастают.
- Ты опять за свое? Надоел уже.
- А чего я такого сказал? Чего ты на меня наезжаешь?
- Ничего. Слушай, а если действительно далеко за ним ехать придется: как обратно-то везти? Ведь завоняет по такой жаре.
- Завоняет.
- И что делать?
- Да очень просто: зажарить в микроволновке, и все тут. Тогда уж точно не протухнет.
- Хорошая идея. А где взять микроволновку?
- Ну, не знаю… Можно, конечно, просто поплотнее завернуть. В несколько слоев.
- Ладно, не напрягайся. Придумаем что-нибудь. Смотри внимательней!
* * *
Водитель темно-синей "шестерки" вел машину очень нервно. Автомобиль бросало то вправо, то влево.
"В сторону Купанского подался", - решил Профессионал. "Действительно, в Москву паренек рвется. Ну что ж - у каждого своя дорога."
Он не включал фары; на его "копейке" горели только желтые лампочки габаритных огней - не хотел привлекать внимания.
Вскоре они выехали из Энска. Дорога, петляя, пошла лесом; высокие черные деревья подступали к ней с обеих сторон.
Профессионал отпустил "шестерку" вперед. Теперь он видел только свет ее фар, пробивающийся между стволами. На этой дороге было много поворотов, и он не опасался, что беглец заметит преследование, тогда как на прямой это было бы очевидно.
Вдруг, сразу после очередного "слепого" поворота, "шестерка" стала замедлять ход; Профессионал тоже притормозил. "Шестерка" остановилась; Профессионал тоже съехал на обочину и погасил габариты. Он выключил зажигание, вышел из машины и стал прислушиваться. Из-за поворота доносились сдавленные крики, хрип и глухие удары.
Профессионал размышлял: стоит ли вмешиваться, однако решил, что еще не время. Подобраться незамеченным может быть и получится, но стопроцентной гарантии нет. Значит - лучше подождать.
Через несколько минут "шестерка" двинулась дальше. Профессионал устремился следом.
Промелькнуло полусонное Купанское. До ближайшего городка оставалось не так уж далеко. Профессионал взглянул на часы: а ведь они успевают сесть на поезд до Москвы, который только что вышел из Энска. Ну что же, все правильно. Банальный трюк: частая смена видов транспорта. Старо… Но эффективно. Правда, при одном условии: если пересадки не отнимают много времени. В этом случае все получается хорошо. Он мысленно похвалил Беглеца и заодно порадовался предсказуемости его действий. Оставалось выяснить: способен ли он на большее или же простенькая пересадка с автомобиля на поезд - предел его фантазии?
Через пятнадцать минут они въехали в город. "Шестерка" остановилась на глухой темной улочке рядом с вокзалом; от машины метнулась быстрая тень.
Профессионал осторожно подъехал ближе; положил пистолет в карман, документы - за пазуху и вышел из машины, держа в руке маленький фонарик.
Он внимательно оглядел "шестерку": передняя панель была в свежих трещинах; пепельница открыта, окурки валялись на полу; под водительским сиденьем, рядом с педалями лежал большой гаечный ключ.
"Не очень-то аккуратно", - подумал Профессионал. Он уже хотел закрыть свою машину и тоже поспешить на вокзал, но что-то остановило его. Он подошел к багажнику "шестерки" и попытался его открыть. Крышка не подавалась. Тогда он взялся за нее обеими руками и резко дернул; непрочный язычок замка сломался и багажник открылся. Профессионал посветил фонариком в пахнущее бензином нутро; там лежало скрюченное тело водителя. Его лицо было залито слезами; налившиеся кровью глаза вылезли из орбит; фиолетовый распухший язык лежал на небритой щеке. Профессионал осмотрел борозду на шее и покачал головой: "Как все-таки неаккуратно! Вот оно, милицейское образование! Парню еще учиться и учиться. Впрочем, вряд ли он успеет."
Однако вопросов было больше, чем ответов. Зачем потребовалось убивать водителя? Это было совершенно ни к чему. Далее. Когда машина остановилась в лесу, Профессионал сразу понял, что дело неладно, но зачем запихивать труп в багажник? Что за дикость? Бросил бы тело в лесу; до рассвета его точно никто не обнаружил бы. Да что до рассвета? Два-три дня, как минимум. Нет. Крайне грязная работа, - подумал Профессионал и сел за руль своей "копейки": теперь ее надо было отогнать подальше от этого места.
Когда он прибежал на вокзал, поезд уже подходил к перрону. Беглец стоял на платформе; Профессионал вытащил из кармана первую попавшуюся бумажку и, глядя то на нее, то на таблички с номерами, выставленные в окнах вагонов, стал медленно к нему приближаться. Со стороны он походил на человека, который ищет свой вагон, сверяясь с номером, написанным в билете; и, насколько он мог видеть краем глаза, у Беглеца не возникло никаких подозрений.
Профессионал сел в соседний вагон: дал проводнице денег и прошел на свое место.
Поезд стоял на этой станции недолго; спустя пару минут он тронулся. Профессионал дождался, пока откроют туалет, заперся в тесной вонючей кабинке и навинтил на пистолет глушитель. Затем он зажал оружие под мышкой и, прижимая его левой рукой к туловищу, направился к переходу.
* * *
Соседний вагон оказался не каким-нибудь купейным, и уж тем более не плацкартным, а самым что ни на есть спальным. Все, начиная с тамбура, сверкало здесь чистотой. Проводница в новой форменной тужурке, высокая женщина с темно-рыжими волосами и многочисленными веснушками, подметала ковер в коридоре.
Профессионал подошел к ней и, заискивающе улыбаясь, сказал:
- Добрый вечер! Простите, что мешаю… Видите ли, на этой станции должен был сесть мой приятель. Сам-то я еду из Энска. В Москву, на симпозиум. А мой коллега должен был присоединиться ко мне здесь. Может быть, вы его видели? - и он описал внешность Беглеца.
Проводница оглядела его, не скрывая подозрения:
- Коллега… Что за коллега? Какой симпозиум?
- Научный, - не растерялся Профессионал. - Мы - ученые. Биологи. Биология, знаете ли… Наука о жизни. Во всех ее проявлениях.
- Был такой. Он в третьем купе. Только вы что думаете: если ученые, то и ноги вытирать не обязательно?
- Простите? - не понял Профессионал.
- Наследил ваш коллега. Вон, убираю за ним, - проводница гневно взмахнула веником и совком.
- А-а-а… Извините его, пожалуйста. Действительно, он оставил после себя много следов. Наверное, в грязь наступил. Все ученые, знаете, такие рассеянные…
- Ученые? Ну, вы-то похожи на ученого - типичный книжный червь, - женщине просто было скучно и хотелось поговорить. - А он что-то не очень. Он скорее смахивает на военного. Или пожарного. Или милиционера.
- Да, это есть маленько, - засмеялся Профессионал. - Скажите, а он один там, в купе?
- Почему один? Нет. Там еще пассажирка с ним. А вы почему интересуетесь? Он что, бабник? А на симпозиумы в Москву ездит отрываться?
- Нет, нет. Что вы? У него сейчас очень серьезная работа - ему вообще не до женщин. Просто был бы он один - я бы постучался. А так - лучше подожду до утра.
- Да, вы уж подождите. А то накатают потом на меня жалобу.
Профессионал предупредительно замахал руками:
- Нет, нет, нет. Что вы, что вы? Конечно же, подожду. Вы только мне скажите: у вас больше нет свободных мест? Я заплачу. А то попались мне соседи: один храпит, от другого - перегаром несет, а третий все ворочается - с боку на бок. А здесь так хорошо, чистенько…
Проводница изучающе оглядела его:
- Ну почему ж? Найдем для вас местечко. Это будет стоить…
- Конечно, - Профессионал тут же заплатил.
- Располагайтесь. В четвертом купе.
- Спасибо. Я только схожу за вещами.
- Ага. Сходите. А этот молодой, он что, тоже ученый? Биолог? - несколько фамильярно спросила проводница.
- Какой молодой? - насторожился Профессионал.
- Ну, был тут один, еще до станции. Вашего приятеля тогда еще не было. Тоже его искал. Даже фотографию показывал.
- Вот как? А какой он из себя, этот молодой?
- Высокий. Худой. Блондин. В таком длинном поношенном плаще.
- А-а-а… - протянул обрадованно Профессионал. - Теперь я понял, о ком вы говорите! Это наш младший научный сотрудник.
- Чего ж он, не знает, кто когда на поезд должен сесть? - удивилась проводница.
- Ну, если бы он все знал, - покровительственно улыбнулся Профессионал, - то давно уже был бы старшим.
Они оба засмеялись над этой незатейливой шуткой. Профессионал сходил за вещами и вернулся. "Вот ведь, женщина еще в рабочем состоянии - а никакой личной жизни!" - подумал он. "Как все неправильно в этом мире. Это уж я вам как биолог говорю."