* * *
- Ну, а теперь, - продолжал майор, - следствие сообщит вам некоторые сведения: убийца их и так знает, а остальным будет интересно услышать. Так вот: сейф закрыт. Ключей - ни в карманах одежды убитого, ни где-нибудь в кабинете - нет. Где еще ваш муж мог хранить ключи?
- Он всегда держал их при себе, - еле слышно ответила Светлана.
- А что он хранил в этом сейфе, вы знаете?
- Да… Самые важные финансовые документы и…
- Ну, говорите, что еще? Все равно это станет известно! - наседал Ломакин.
- И еще - завещание. Он недавно составил завещание.
- Вот! - Ломакин поднял толстый красный палец. - Завещание! И кому же он все отписал, вы не в курсе?
- Я не знаю. Он не показывал, - Светлана опустила голову.
- А ведь, пожалуй, если бы завещания не было, то все имущество досталось бы вам? Не так ли? Детей-то у вас нет, - безжалостно заключил майор.
- Как вы смеете?! - возмутился Сокольский. - Что вы такое говорите?
- Я знаю, что я говорю! - резко отшил его Ломакин. - Пистолетика-то в тумбочке не оказалось. Вы понимаете, что это значит?
- Это ничего не значит! - заносчиво воскликнул Сокольский.
Ломакин густо покраснел, повернулся всем телом к Сокольскому и, брызгая капельками слюны, прорычал:
- Нет, господин хороший! Это очень много значит! Грязнов убит из пистолета. В этом доме всего два пистолета: ваш и его собственный. Но ведь ваш заперт в сейфе? Или нет?
- Я уже сказал вам, что да, - прерывающимся голосом подтвердил Грязнов.
- Тогда из какого же оружия убили Грязнова? А? Задачка не из сложных, вы не находите? - Ломакин торжествующе усмехнулся. - Тот, другой, пистолет лежал в тумбочке. Госпожа Грязнова утверждает, что из спальни никуда не выходила. Значит, кроме нее и взять-то больше некому. Мотив нам известен. Осталось только найти оружие. А также - ключи от сейфа и документы. Но это - утром, когда приедут мои оперативники.
Светлану разобрал нервный смех:
- Послушайте, я уже устала объяснять. Я не убивала своего мужа. Я бы никогда не стала этого делать.
- Хорошо, - подмигнул ей Ломакин. - Верю. А кто, по-вашему, мог бы это сделать? Господин Сокольский? Не случайно же он первым оказался на месте преступления? И, кстати, неспроста же пропали ключи от сейфа? Мы ведь пока не можем проверить: правда ли он положил туда свой пистолет или, не ровен час, обманул? А, господин Сокольский?
Сокольский вздрогнул всем телом:
- Говорю же вам: я не убивал!
Ломакин вдруг совершенно изменился; он бесформенной массой расплылся на стуле и махнул лопатообразной ладонью:
- Да и Бог с вами! Не хотите признаваться - ну и не надо. Скоро утро; приедут мои ребята, обыщут весь дом, перевернут здесь все и найдут пистолет. Вот тогда-то и будет ясно, кто убийца. А мы пока просто поболтаем. Чтобы не так скучно было. Вот, к примеру, вы, господин Писатель… Вы не заметили за ужином ничего странного? Может, случилось что-то необычное?
Писатель наморщил лоб.
- Да нет, пожалуй, ничего.
- Ну, попытайтесь вспомнить, - настаивал Ломакин. - Говорят, что Писатели - народ наблюдательный. А? Не позорьте профессию.
- Ну… - начал вспоминать Писатель. - Вроде ничего странного не произошло. Хотя…
- Ну-ну?
- Хотя было. После ужина Грязнов вызвался гадать…
Сокольский пошел красными пятнами.
- Да. Он гадал моей жене и Владу. Как-то странно гадал. Неумело. Жене моей… Впрочем, это неважно.
- Почему же? - возразил майор. - Это может быть очень важно. Выкладывайте.
- Ну… - Писатель был явно смущен. - Нагадал какую-то любовь с трефовым королем… Будто бы между ними что-то было, потом остыло, а потом снова будет. Ерунда, одним словом! Я знаю свою жену; она никогда мне не изменяла. А вот Сокольскому…
- Говорите же, друг мой!
- А Сокольскому он нагадал казенный дом. Сказал: неприятности твои - в бумагах, а бумаги - в железном ящике… Я так понимаю: в железном ящике - это значит в сейфе! А железный ящик - под дубом. Вот только при чем здесь дуб? - Писатель развел руками.
- Я вам объясню, - успокоил его Ломакин. - Сейф в кабинете Грязнова расположен аккурат за картиной; а на картине этой - дуб. Ясно? - и он засмеялся; да так заразительно, что и Писатель не мог удержаться. Людмила тоже хихикнула. Не смеялись только Сокольский и Светлана.
- Ну вот вам и мотив, - сквозь смех с трудом выговорил майор. - Не правда ли?
- Да, да, но постойте! - вскричал Писатель. - Он им потом дал карты. Каждому по карте.
- Каждому, вы говорите? - стал серьезным Ломакин. - И после этого они оба спустились в библиотеку? Ну вот вам и пожалуйста - еще одной загадкой меньше. Не будете ли вы столь любезны, - обратился он к Сокольскому, - показать мне карту, которую вам дал Грязнов?
- Да. Вы правы. Глупо отпираться, - Сокольский вздохнул, достал из кармана пикового короля и протянул майору. - Там написано: "Ровно в полночь в библиотеке." Он приглашал меня для разговора.
- Это многое меняет, - мрачно сказал майор.
- Простите… Не пойму, что, - встрял Писатель.
- Как что? Все!
* * *
- Вы ведь, уважаемый господин Сокольский, приходитесь покойному Грязнову компаньоном? - грозным голосом спросил Ломакин. - Или я ошибаюсь?
- Ну, в целом, можно сказать, что так, - осторожно подтвердил Сокольский.
- Ага! А какими были ваши отношения в последнее время? У вас не случалось финансовых разногласий?
- Нет. Ничего такого не было.
- Ну да. Пока мы не увидим финансовых документов - лежат они в сейфе или где-нибудь еще - мы не можем ничего утверждать наверняка, - сокрушенно произнес майор. - Но мы можем предположить, что Грязнов вызвал вас в библиотеку не случайно. Возможно, у него был к вам серьезный разговор. Возможно - настолько серьезный, что он посчитал нужным взять с собой на эту встречу пистолет, - подчеркнул Ломакин. - Тогда вырисовывается следующая картина: Грязнов поднялся в спальню, взял из тумбочки пистолет, сказал жене, что ему нужно немного поработать, и спустился в кабинет. Он положил оружие где-нибудь под рукой. В назначенный час пришел господин Сокольский. Он был вооружен; ведь господин Сокольский уже поведал нам, что всегда носит пистолет с собой. На сей раз ему улыбнулась удача: он слышит женский крик, и понимает, что эта несчастная женщина только запутает следствие. Он хладнокровно убивает Грязнова, обыскивает его, находит ключ и крадет из сейфа документы. Вдруг он замечает лежащий на столе пистолет, и тут ему приходит в голову блестящая идея. Ведь оружие-то одинаковое! Номера выбиты только на корпусе и на верхней крышке. Если поменять местами всю начинку: ствол, затвор и так далее, то получится, будто бы стреляли из пистолета Грязнова, а его пистолет останется чистым! Разобрать и снова собрать оружие, с которым постоянно имеешь дело - это вопрос одной минуты. Да что там минуты - и тридцати секунд хватило бы! Господин Сокольский делает это и запирает свой пистолет в сейф; ствол у этого пистолета - чистый! В карманах у него остается пистолет Грязнова, несколько очень важных бумаг, ради которых он, собственно, и решился на преступление, а также - ключи от сейфа. Но тут на шум выстрела прибегают остальные. Господин Писатель говорит, чтобы все вышли из кабинета, и бежит звонить мне. Женщины поднимаются наверх - пить сердечные капли, а Сокольский на какое-то время остается один. Но этого оказывается достаточно, чтобы спрятать все улики. А потом уж он рассказывает мне неправдоподобную историю о том, как Грязнов запер его пистолет в сейф. А? Посмотрите-ка, господин Писатель! Одна маленькая деталь - карта, а как она все меняет! А вы-то, небось, думали, что Ломакин - старый, толстый и глупый? Не совсем так, друзья мои. Не совсем так. Но тогда получается, что женщина ни в чем не виновата? - Ломакин обратился к Светлане. - Извините, мадам. Приношу свои извинения.
Светлана демонстративно отвернулась.
Ломакин коротко хохотнул и продолжал:
- Ну что, господин Сокольский? Может, покаетесь? Чистосердечное признание, оно ведь облегчает… Работу правоохранительным органам. Хотя и несколько удлиняет срок. Я убежден, что моя версия подтвердится.
Сокольский неподвижно смотрел в стол. Было видно, что он что-то обдумывает и никак не может решиться. Наконец решился.
- Хорошо. Я все скажу. У нас действительно были некоторые… разногласия. Ну, не то, чтобы разногласия. Я думал, что Грязнов ничего об этом не узнает. Я выдал кредит одному своему приятелю. Кредит на большую сумму. Под свою личную ответственность. Конечно, я не имел права залезать в общие деньги. Я был уверен, что, если Александр проведает об этом, он наверняка не одобрит моих действий. Поэтому я все сделал тайком. Условия кредита были очень выгодные, срок возврата - короткий, проценты - высокие. Признаюсь, должник обещал меня отблагодарить; сверх процентов дать кое-что в карман. Да! Это называется предательством. По сути, я обокрал своего компаньона. Когда Грязнов пригласил меня на эту вечеринку, он сказал, что меня ожидает сюрприз. И по тому тону, которым он это сказал, я догадался, что ему стало обо всем известно. Я был в ужасе! Я не знал, как мне быть! Но я все же надеялся, что обойдется. Но потом, когда он устроил это дурацкое гаданье… Сомнений не осталось! На карте было написано: "Ровно в полночь в библиотеке." Жена спала; без пяти двенадцать я вышел из спальни. Спустился по лестнице, и тут услышал женский крик. Крик оборвался; я осторожно заглянул в библиотеку…
- Подождите, - прервал его Ломакин. - А пистолет был при вас?
Сокольский уставился на него непонимающим взглядом:
- Нет… Я же вам сказал: пистолет был у Грязнова в сейфе!
- Опять двадцать пять! - всплеснул руками майор. - Так вы что же, хотите сказать, что не убивали его?
- Конечно, нет!
- В чем же вы тогда собираетесь признаваться?
- Дайте договорить! Поверьте, мне и так нелегко это делать!
- Ну хорошо, - отступился Ломакин. - Продолжайте, не буду вам мешать.
- Так вот… Я заглянул в библиотеку; там было темно. Дверь в кабинет Грязнова была приоткрыта. И в этот момент раздался выстрел! Я бросился прочь! И увидел, как из кабинета в коридор выбежала женщина в длинном белом халате. Ну, вы знаете: халат с поясом и капюшоном, на спине вышиты золотом какие-то птицы с длинными и острыми носами… Потом я все-таки вошел в кабинет. И увидел убитого Александра.
- Почему же вы раньше об этом молчали? - посуровел майор.
- "Почему"? Господи, неужели так трудно понять? Да потому, что это была Светлана!
* * *
Напряжение, так долго копившееся в гостиной, наконец выплеснулось наружу; Светлана не могла больше сдерживаться; она закричала. Лицо ее покраснело, глаза вылезли из орбит. Она ругала Сокольского последними словами:
- Что ты мелешь, подонок? Что ты несешь, идиот?
- Прекратите! - майор хлопнул кулаком по столу. Как ни странно, это подействовало. - Почему вы решили, что это была она? Ведь лица вы не видели?
- Не видел. Лица не видел. Зато я очень часто видел этот халат… - с горькой усмешкой промолвил Сокольский.
- Интересно, при каких же это обстоятельствах? Ведь госпожа Грязнова совсем недавно заявляла, что халат этот она надевает только дома, и только когда нет посторонних.
- Дело в том, - глухим голосом сказал Сокольский, - что мы со Светланой… Уже больше года… Состоим в близких отношениях. В очень близких. Поэтому мне хорошо известно, как она выглядит в халате. Да и без него - тоже…
- Вот те раз! - тихо пробормотал майор. - Каких только мерзостей не наслушаешься, расследуя обыкновенное убийство…
* * *
- Да! - с вызовом сказала Светлана. - Я была любовницей этого ничтожества, о чем теперь очень жалею! Это ж надо: желая спасти свою шкуру, он наговаривает на меня! Еще раз повторяю: я никуда не выходила из своей спальни!
- Кто это может подтвердить? - спросил майор.
- Никто. Но я не понимаю, почему вы мне не верите! Почему вы верите этому подонку, а мне - нет? Эта полоумная нищенка, жена бездарного Писаки, наболтала черт знает что: и негра она видела, и меня в халате… А Сокольский, конечно, не знает, как ему выкрутиться, вот и хватается за любую возможность. Услышал ее бред - и повторяет. Если бы вы, товарищ Ломакин, были немного поумнее, и не держали бы нас всех в одной гостиной, то сам бы он ни за что до такой глупости не додумался!
- Послушайте! - резонно рассудил Ломакин. - Но ведь вашего халата нет в шкафу. Как вы это объясните?
- Украли! - завизжала Светлана. - Вот его жена и украла, - она ткнула пальцем в Писателя; острый ноготь был густо покрыт зеленым лаком; сверху лежал толстый слой золотого блеска. - Первый раз в приличный дом попала, вот глаза и разгорелись.
- Я не позволю! - в запальчивости выкрикнул Писатель. - Я не позволю вам оскорблять мою жену! И не вам говорить о воровстве! Ваш муж и господин Сокольский - вот уж действительно воры из воров!
Светлана презрительно сощурилась:
- И ты бы воровал, если б смог. Ты просто завидуешь, потому что не сумел оказаться в нужное время в нужном месте. Знаешь, как говорит один наш знакомый: "Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?"
Писатель отвернулся и негромко сказал:
- Зато живой и здоровый.
"Безобразной сцене должен быть положен предел", - решил Ломакин. Он поднялся из-за стола и, набрав в грудь побольше воздуху, рявкнул:
- Хватит! Пришло время объяснить кое-что…
Он не успел договорить, что же именно следует объяснить, потому что в гостиную ворвалась Марина. Она была сильно возбуждена.
- Я все поняла! - кричала Марина. - Я знаю, что здесь произошло! Я точно знаю, кто убийца!
* * *
Немая сцена… Чтобы ее описать, нужен талант не меньше, чем у Гоголя.
Первым пришел в себя Ломакин. Он медленно опустился на стул и, прочистив горло кашлем, тяжело уронил в сторону Сокольского:
- Налей-ка мне коньячку…
Как ни странно, того не смутило столь фамильярное обращение; не сводя с Марины завороженного взгляда, Сокольский на ощупь нашел бутылку и так же, на ощупь, налил стакан. Когда темно-коричневая липкая жидкость выплеснулась через край и попала ему на пальцы, он, не глядя, протянул стакан Ломакину.
- Ух ты, Господи, прости - стали титечки расти! - бестолковой скороговоркой пробубнил майор. И немедленно выпил.
* * *
- Да! - высоко подняв голову, торжественно сказала Марина. - Я была слепа, как и все вы! Я заблуждалась; но теперь плотная пелена спала с моих глаз… Теперь я прозреваю все; и я вижу, чья подлая рука оборвала эту славную жизнь!
- Поменьше пафоса, дорогая! - жалобно попросил Писатель. - Переходи прямо к делу.
- И как он с ней живет? - пробормотал себе под нос Ломакин. - С такой и спать-то страшно…
- Давай! Начинай бредить! - насмешливо крикнула Светлана.
"Интересно, она состоит на учете?" - профессионально подумала Людмила, но вслух ничего не сказала.
Сокольский счел благоразумным промолчать.
- Да! Этот негр долго не давал мне покоя. Я лежала - там, наверху, одна, всеми покинутая, - с надрывом сказала Марина, - а он стоял у меня перед глазами.
- Предложила бы ему лечь рядом, - неудачно пошутил Писатель.
- Сейчас не время смеяться, - замогильным голосом произнесла Марина. - Я лежала, а он стоял у меня перед глазами… И чем дольше я вглядывалась в его лицо, тем более знакомым оно мне казалось… В этом лице проступали какие-то очень знакомые черты. Но было что-то еще… Нечто такое… Я не могла сначала понять, что… Но потом поняла!
Ломакин мелко кивал, желая таким образом поощрить Марину; он обернулся и, прикрыв рот ладонью, громко прошептал:
- Не надо ее перебивать! Пусть выговорится! - затем снова повернулся к Марине и расплылся в приторной улыбке. - Продолжай, милая! Мы внимательно тебя слушаем.
- Я все поняла, когда у меня порвались колготки… Вы слышите? Порвались колготки! Может, хоть теперь вы догадаетесь? - и она протянула руки к майору.
- М-м-м… Колготки? Не знаю. Мне трудно сообразить, - смешался Ломакин. - Ведь я их почти не ношу. Нет, не знаю.
Марина рассмеялась каким-то сатанинским смехом.
- Хорошо! Даю вам еще одну подсказку! У него были пальцы! Пальцы, понимаете? Персты!
- Пальцы? - майор почесал затылок. - А что ж в этом странного? Насколько я знаю, у негров тоже бывают пальцы… И даже очень часто. Во всяком случае, не реже, чем у белых… Что в этом удивительного?
- Скажите, майор, - томным голосом проворковала Марина; она изогнулась, как кошка, и наклонилась к Ломакину. - Сколько убийств за свою службу вы раскрыли?
- Я? - майор был не на шутку озадачен. - Да уж немало. Даже и не считал. Но не меньше полусотни…
- Ни за что бы не подумала! - отрезала Марина и резко выпрямилась. - Так вот! Я вам сейчас покажу, как надо раскрывать таинственные убийства! Я уже говорила, что у меня порвались колготки, - все молча кивнули. - А одета я очень красиво. И даже, можно сказать, гармонично! Во все черное… Словно… Словно… - она тяжело задышала; на глазах появились слезы. - Словно что-то предчувствовала…
- Будет тебе, милочка! - попытался ее утешить Ломакин. - Ты же не специально так вырядилась.
То ли слова Ломакина на нее подействовали, то ли ей удалось взять себя в руки, но Марина гордо вскинула голову и продолжала:
- Я всегда беру с собой запасные колготки! И в этот раз я поступила так же. Но когда я увидела, что мои колготки порвались, я полезла в сумочку, чтобы достать запасные, и обнаружила, что они исчезли! Они исчезли!
- Смотрите, - ехидно заметила Светлана. - Сейчас она скажет, что это я их украла.
- Зачем же вам их красть? - мягко возразил Писатель. - Там нет никакого золота; они совсем не блестят.
Светлана бросила на него ненавидящий взгляд, но промолчала.
- Их украл убийца! - Марина положила конец этим пререканиям. - Украл и надел себе на голову. А я в темноте приняла его за негра! Ведь колготки-то у меня - черные!
Какой шум тут поднялся! Совершенно дикое утверждение Марины о том, что она видела негра, наконец-то получило разумное объяснение!
"Немного взбалмошная бабенка; а так ничего - толковая. И как это я сам не догадался?" - оттаял майор. И даже зааплодировал Марине:
- Браво, моя милая Агата Кристи! Так кто же напялил твои колготки на свою морду?
- Надеюсь, они были чистые? - снова подпустила яду Светлана.
- Кто скрывал свое истинное лицо под мерзкой личиной? - сузив зрачки, гневно сказала Марина. - Кто мог украсть колготки из моей сумочки? У кого - я же не зря намекала про персты! - был перстень на пальце? На пальце той руки, которая держала пистолет - это ужасное орудие ужасного убийства? Наконец, у кого была причина убить моего Сашеньку?
- Стоп! - ошалело воскликнула Светлана. - Что значит "моего Сашеньку"? Как это прикажете понимать?
- Как? А вот как - мы с ним любили друг друга! Мы с ним были друг для друга самыми близкими людьми на свете! Мы… Мы… - и Марина все же не выдержала; разрыдалась.
Все посмотрели на Писателя: кто с гневом, кто с сочувствием, кто - со злорадством.
- Так это вы были в библиотеке, господин Писатель? - спросил майор в наступившей тишине.
- Я, - тихо вымолвил он.
- Значит, это вы убили Грязнова?