– А ты сделай так, чтобы вернулся, – с нажимом произнес Коновалов. – Или в крайнем случае назначь встречу. Звони. – И сам нажал на кнопку вызова, протянув ко мне руку.
Где-то высоко над нами едва слышно зазвенели электронные тамтамы.
Иваныч и Бобер сорвались с места и взлетели по лестнице, аки птицы, Коновалов напряженно вытянул голову вперед по направлению к лестнице и замер… А я… я чуть не заплакала.
Неужели Антон умудрился спрятаться где-то в доме?! Но при этом положил в карман не отключенный сотовый телефон?!
Сейчас его найдут в каком-то шкафу, выволокут оттуда за шкирку…
Боже, сделай так, чтобы ко мне домой вдруг наведался лейтенант Мухин! И капитан Стрельцов! Или хотя бы соседка за солью!!!
Иваныч и Бобер спускались вниз. В вытянутой вперед руке "почтальона" звенел мобильный телефон.
Какое чудо, что Анатолий Андреевич не смотрел на меня, пока его бандиты не спустились вниз!
Я мигом стерла с лица плаксивое выражение, ухмыльнулась и вернула оплеуху:
– Ну и кто из нас дурак?
Анатолий Андреевич только выматерился сквозь зубы и отвечать не стал.
"Что, обломились? – надеюсь, не слишком явно читалось на моем лице. – Не выйдет позвонить и обмануть?"
Антон удрал, забыв мобильник в кабинете. Он звонил тете Маше с моего телефона и с ним спустился вниз за минуту до появления "почтальона".
От радости мне даже заплясать хотелось. Какая умница мой мальчик! Он правильно все рассчитал. Не стал бегать по дому, разыскивать мобильник и терять время, он правильно расставил приоритеты. Когда враг многочисленен и наступает, главное – это вовремя удрать. Оставить вооружение и амуницию на поле боя и дать деру.
Анатолий Андреевич хмуро разглядывал свои войска.
– Проверьте телефоны друзей, – сказал брюзгливо. – Особенное внимание телефонам московским.
– Э нет! – веселясь, воскликнула я. – Вы что, хотите, чтобы через полчаса вся хоккейная команда начала перезваниваться – Антона какие-то дядьки ищут?! Да вы так весь спортивный клуб Советской армии переполошите! Антон в жизни не поверит ни одному звонку и никуда не явится. А флешка, про шу вспомнить, – у него…
"Почтарь" Иваныч, уже было собравшийся исполнять приказание, исподлобья глянул на шефа:
– Ну так как? Звонить чи нет?
Коновалов достал из кармана сигареты, закурил и, полюбовавшись мной в глубокой задумчивости, раздраженно бросил:
– А ты-то что так обрадовалась?
– А я довольна, – улыбаясь, развела руками я. – Теперь вам без меня никуда. А это стоит денег.
– Жадная, значит? – нахохлился Коновалов.
– А вы? – в пику вставила я. – Добрые самаритяне?
– И что ты предлагаешь?
– То же, что и раньше. Я еду на стадион, разыскиваю тренера Антона и представляюсь двоюродной сестрой из Ярославля. Мол, мальчик почему-то не отвечает на звонки, может быть, потерял мобильник или тот разрядился. "Не могли бы вы мне помочь найти братишку…" Дома, после трагедии с Лизой, он не появлялся.
– Разумно, – согласился Коновалов. – Убедительно. А если ты врешь?
– А если договоримся о деньгах? – в тон ввернула я, и Коновалов откинулся на спинку кресла.
Он высчитывал и просчитывал. Курил, пуская дым в мою сторону, – я даже ладошкой пару раз укоризненно помахала, – и никак не мог решить, что же ему делать. Довериться хищной Барби, посулить ей денег или… выгребать самостоятельно?..
Побег Антона (да еще вместе с флешкой!), звонок Рубпольского сломали все его планы. Судя по тому, как и в каком тоне начинался наш разговор, сюда Анатолий Андреевич пришел совсем не для пустопорожних разговоров. (Для доверительных бесед не вызывают на подмогу троих мужиков.) Надежда на то, что я способна подтвердить его алиби, рухнула в тот момент, когда Коновалову сообщили, что звонок на мобильник Ирины Викторовны прошел из моего дома вчера вечером. Он понял: я затеяла игру на половине противника. Спрятанные деревянные часы эту догадку подтвердили. И если бы не побег Антона, представить страшно, чем бы беседа закончилась…
Теперь для Анатолия Андреевича я стала свидетелем обвинения. Как и Антон.
И скорее всего, ждала нас незавидная участь. Уже полчаса назад наши трупы загрузили бы в багажник "ягуара" и вывезли в укромное место с глубокой могилой или омутом… Поскольку нет свидетелей – нет обвинения.
– А какие гарантии у меня? – решился, наконец, Коновалов.
– Никаких, – усмехнулась я. Эх, мне бы только выбраться из дома! Только б улизнуть!
Рубпольский сообщил, что долговые расписки могут признать недействительными, огромный долг перестал давить на плечи стотонной плитой, мне б потанцевать сейчас, событие отметить!
Но для начала надо выжить. Мне и маленькому хоккеисту с больной мамой.
– Так, хорошо, – кивнул Коновалов. – В спорткомплекс поедешь вместе с Бобром…
– Э нет! – быстренько перебила я. – А если Антон там ваши рожи увидит и сбежит? Снова пугать его через маму будете? Понадеетесь, что она вам сына сдаст?
Коновалов ничего не ответил, и я продолжила:
– Молодцы. Женщина в реанимации лежит, умрет с испуга, и как, вы думаете, после этого поступит Антон? Отдаст вам флешку и спасибо скажет? Нет, господа, – я довольно закинула ногу на ногу, – мальчишка прямо побежит в милицию.
– Что-то ты уж больно веселишься, – с угрозой прошипел Коновалов.
– А чего мне не веселиться-то? По-легкому срублю бабла… Найду мальчишку и отдам толь ко тогда, когда вы мне все деньги на счет переведете.
"Господи всемилостивый и всемогущий, сделай так, чтобы они мне поверили!!!"
И враг поверил. Затушил в пепельнице сигарету и встал:
– Поехали. По дороге разберемся. – Глянул на меня сверху вниз и произнес с сомнением: – А в Ярославль он рвануть не мог?
– На какие шиши? Все его деньги в количестве сорока восьми рублей остались в рюкзаке. Домой, к соседям Лизы он не рискнет поехать, наведается к друзьям по команде. Только там он может денег на билет занять.
Коновалов, покачиваясь на носках и сминая мысы ботинок, проговорил с едва заметным огорчением:
– Соображаешь, – и покосился на длинную тум бу, где когда-то стояли часы.
Глава 7
Всю дорогу до спорткомплекса ЦСКА меня изобретательно пугали. Демонстративно разглядывали записные книжки с телефонами и адресами родных и близких и грозили казнями египетскими. Послушать Коновалова с Бобром – так все мои родственники уже сидят у них в заложниках и слезно просят не рубить им пальцы.
– И за мамой Антона тоже приглядывают, – напоминал сидящий за рулем "ягуара" Анатолий Андреевич. – Так что не дури, бери флешку и возвращайся.
– Значит, сам мальчик вам уже не нужен? – оживилась я.
– Нужен, – после секундного раздумья ответил Коновалов.
– Зачем?!
– Он меня оболгал, – сурово буркнул враг. – Я хочу с ним поговорить. Обязательно.
"Господи, да чего такого наговорил Антон в милиции, раз Коновалов его так ищет?! – огорчилась я. – Что он сказал капитану и лейтенанту и недоговорил мне?!"
…У высоких кованых ворот спорткомплекса машина остановилась.
– Не дури. Мы тебя ждем, – многозначительно напутствовал Анатолий Андреевич, и я оказалась на свободе. На жуткой жаре, в окружении раскаленного асфальта и выхлопных газов.
И свобода эта не пьянила. А давила чувством горького похмелья. Голова гудела от множества тревог и мыслей, ноги безвольно путались и стукались коленями, в теле поселилась противная дрожь. Но с каждым шагом, уводящим меня от "ягуара", прыти прибавлялось, и на широкую, засаженную высокими деревьями аллею я уже почти выбежала.
Коновалов с компанией плохо знали внутренний спортивный мир. Я с предсезонной подготовкой маленьких хоккеистов тоже была знакома не слишком, но все же могла предположить: на главную ледовую арену спортивного клуба я приехала, скорее всего, зря. Детская спортивная школа наверняка базируется где-то на второстепенных ледовых площадках, и встреченный, по счастью, Виктор Тихонов (его одного я четко знала в лицо) мне вряд ли поможет. Я вообще и в принципе не хоккейная болельщица. Вот волейбоо-о-ол – другое дело. Тут я всех поименно могу перечислить.
Но начинать освобождение и поиски с чего-то надо было. По возрасту я вычислила год, с которым тренируется Антон, сосед подсказал фамилию мальчика – Сиротин, тренерский штаб должен иметь в центральном офисе хоть какие-то сведения об игроках и тренерах, а в остальном – язык до Киева доведет.
Лиха беда начало.
Впереди меня своеобразной пластично-упругой походкой хоккеиста шагал пожилой кривоногий субъект. В руке мужчина нес коротковатую для него детскую клюшку с измочаленной на крюке обмоткой, я припустила быстрее и окликнула его вежливым:
– Простите! Вы не могли бы мне помочь?!
Мужчина остановился. Дождался, пока я подойду ближе, и изобразил лицом внимание.
– Простите, пожалуйста, – залопотала я, – где я могу найти тренера такого-то года?
Пожилой седовласый мужчина с оспинами на лице прищурился:
– А зачем он вам?
И я пустилась врать, почуяв в собеседнике не пустое любопытство:
– Понимаете, я двоюродная сестра Антона Сиротина. Приехала из Ярославля и никак не могу найти мальчика. Он не отвечает на звонки по сотовому, дома его нет, а телефонов его друзей я не знаю…
– Вы приехали из Ярославля? – перебил мужчина.
– Да. Я…
– Вы двоюродная сестра Антона?
В тоне мужчины мне послышалось недоверие, и я быстро внесла корректировку:
– Ну, не совсем двоюродная… так, седьмая вода на киселе. – Кто ж их знает этих сестер?! Вдруг Ан тон единственный ребенок во всем семействе? А я тут вру, скоро совсем запутаюсь и завалю все дело с самого начала. Нелишним будет добавить конкретики: – Понимаете, у нас в семье произошла трагедия, погибла Лиза…
– Я знаю, – вновь перебил мужчина. – Антон мне звонил.
– Вам?! – Я только что не присела от неожиданности.
– Мне, – кивнул собеседник с клюшкой. – Я его тренер. Владимир Яковлевич.
– Какое счастье! – совершенно искренне выдохнула я.
Так не бывает. Едва пройдя в ворота огромного спортивного комплекса, я сразу, через тридцать секунд, наткнулась на нужного человека. Так не бывает.
Что это? Компенсация за полугодовые несчастья? Судьба смилостивилась и решила: хватит Саше пинки раздавать, пора осыпать благоденствиями?..
Сначала совершенно своевременный звонок Рубпольского и сообщение об аресте нотариуса, теперь случайная встреча… А ведь я готовилась язык о зубы стереть, добиваясь сначала фамилии тренера, потом разыскивая его, потом вымаливая у него телефоны ребят, потом…
Так не бывает. Если только в сериалах.
Облегчение, так явно выразившееся в моем голосе, отчего-то обеспокоило тренера:
– У вас что-то еще случилось? Что-то с мамой Антона?
– Да, – не стала уклоняться я. – Ирина Викторовна в больнице. – Какое счастье, что Коновалов так детально пугал меня осведомленностью! Теперь я хотя бы знаю, как зовут маму Антона! А то сама не догадалась об этом спросить и сейчас прокололась бы на первой минуте… – За ней Маша ухаживает, а меня прислали сюда.
Не знаю, слышал ли Владимир Яковлевич о тете Маше, но последнее недоверие исчезло. Тренер сунул клюшку под мышку, достал из нагрудного кармана рубашки сотовый телефон и, подслеповато щурясь, отвел руку далеко вперед и принялся копаться в его телефонной памяти.
– Так, так, так, – бормотал он. – Если Антон к кому и поехал, так это к Кириллу…
– Или к Макару, – быстро вставила я.
Вчера, когда мы ехали к дому Лизы, я отвлекала Антона от грустных мыслей расспросами о команде, и чаще всех звучало имя Макар.
– Кирилл Макаров, – кивнул тренер. – Макар – это прозвище. – И произнес уже в трубку: – Кирилл? Это Владимир Яковлевич. Ты Антона сего дня не видел?.. Ах, у тебя! Только что приехал! А ну-ка, дай ему трубочку. Я в свою очередь протянула к тренерскому телефону цепкую ладошку, но тот увернулся, отгораживаясь от меня плечом:
– Антон! Как дела? Тут к тебе родственница из Ярославля приехала… Какая? – И мне: – Как вас зовут?
– Антон! – закричала я, максимально приблизившись к тренерскому уху. – Это Саша Пряхина! Я тебя ищу!
Антон, по всей видимости, позволил Владимиру Яковлевичу передать мне трубку, и дальше мы разговаривали уже без посредников.
– Алло, Антон! Это я! Как у тебя дела?!
– Нормально, – тихо и настороженно ответил мальчик, но я, войдя в возбуждение, продолжила орать, как деревенская бабка, впервые разговаривающая по телефону:
– Ты где сейчас?! Я к тебе приеду!
Антон замолчал на какое-то время, потом шепнул:
– А ты одна?
– Да, да, я одна! Все в порядке!
– Они… они тебя отпустили?
– Ты молодец, ты все правильно сделал! Я сейчас к тебе приеду! Я одна и сейчас к тебе приеду!
В последней фразе ключевым словом было одна.
Ведь не могла же я при тренере вопить: "Ты молодец, что удрал, я тоже в безопасности, и руки-ноги мне не переломали".
– Хорошо, – буркнул хоккеистик и обратился к кому-то, судя по всему стоящему рядом: – Как называется ваша улица?
Слушая Антона, повторяя каждую привязку к местности, я радостно вопила:
– Так, метро "Сокол"! Как выхожу на улицу…
– Я вас отвезу, – быстро вставил тренер, и после этого предложения я абсолютно уверовала в удачу. Пусть от ледового дворца ЦСКА до "Сокола" рукой подать, пусть я надеялась проскочить мимо "ягуара" тайными тропами, но такое везение бывает только раз в жизни!
И то не у всех.
…В приличном кондиционированном "ниссане" Владимира Яковлевича я сползла вниз по сиденью рядом с водителем и сделала вид, что расстегнулась босоножка.
Не знаю, караулили ли меня на выезде, но, когда "ниссан" вписался в поток машин, никакой "ягуар" не пристроился нам в хвост. Мы – проскочили.
Владимир Яковлевич развлекал меня в дороге разговорами и через несколько минут позволил догадаться: отвозя меня к Антону, тренер имел свой мелкошкурный интерес.
– Вы скажите Антону, что пропускать предсезонку негоже, – увещевал детский тренер. – У нас скоро турнир на выезде, потеряет форму, потом не догонит.
– А вы разработайте для него индивидуальную программу, – глядя в боковое зеркальце, буркнула я.
– Да-да, конечно, – тут же согласился Владимир Яковлевич. – Такая трагедия. Лиза была заботливой тетей… А похороны когда?
– Еще не знаю, – не отрываясь от зеркала и ища в нем признаки "ягуара", отговорилась я.
– Вы позволите мне подняться вместе с вами и поговорить с Антоном? – мелкошкурно упорствовал тренер.
"Неужели Антошка такой хороший хоккеист, что его словно телка выпасают?!" – поразилась я. Развернулась лицом к водителю и укоризненно произнесла:
– Владимир Яковлевич, неужели вы думаете, что сейчас Антону до разговоров о тренировках? Лиза погибла практически на его глазах…
– Да-да, – скуксился тренер, – я понимаю. И все же. Вы не затягивайте. Предсезонка – это, знаете ли, важно…
Кирилл Макаров жил в новом щегольском доме с башенками, эркерами, прочими кандибоберами и охраняемым турникетом на въезде.
Владимир Яковлевич подвез меня к шлагбауму, остановился и с виноватым выражением лица спросил:
– А может, я все же поднимусь? Выражу соболезнования, так сказать…
– Я передам ваши соболезнования, Владимир Яковлевич, – положа руку на волосатое запястье, оплетающее руль, сказала я. Хороший тренер всегда бьется за перспективного игрока. – Спасибо вам за все, но простите. До свидания. Нам сейчас не до соболезнований, правда.
– Ну, как хотите, – слегка обиделся тренер, я снова повторила:
– Простите, – и вышла из машины.
Красивую, обшитую деревом по железу дверь мне открыл высокий симпатичный брюнет лет тридцати пяти.
Внимательно разглядывая меня яркими голубыми глазами, он перегораживал вход и ждал, когда я хоть что-нибудь скажу.
За его спиной отсвечивала любопытная мальчишеская мордашка; Антона я пока не видела.
– Простите, – пробормотала, совершенно неожиданно растерявшись. – Я могу увидеть Антона Сиротина?
Представляться и играть перед мужчинами я всегда умела. С полу-взгляда, с полуслова понимала, чего от меня ждут – закаленной спортсменки, рубахи-парня или глупышки Барби, – тут же выбирала модель поведения, правильный тон и становилась удобной. Как опытный водолаз, отмеряла глубину общения и резво булькала пузырями слов. Жонглировала и притягивала, отталкивала или увлекала.
Папа Кирилла Макарова – а кто еще это мог быть? – поставил меня в тупик. Не дернул даже бровью от появления "неземной красоты", не делал авансов (а я привыкла к ним, как водолаз к глубоководному костюму), смотрел пристально и совершенно безразлично.
От не обнаруженной необходимости притворяться я растерялась. Взгляд папы Кирилла мгновенно взвесил всю меня до грамма, но не нацепил ценника и ярлыка.
Бывает же такое?
Я смешалась и молча вошла в прихожую, когда хозяин наконец посторонился.
– Саша? – словно не доверяя своим глазам, спросил Антон, появившийся откуда-то из недр огромной квартиры.
Я стояла в центре большой светлой прихожей, увешанной картинами и фотографиями, и по-прежнему не знала, что говорить.
– Саша! – прокричал Антон и, подбежав ко мне, обхватил руками за талию, уткнувшись носом в грудь. – Саша, – забормотал, – я так боялся, так переживал…
– Ты молодец, Антон, ты молодец, – шептала я и поглаживала мальчика по спине, отворачивая от хозяина квартиры лицо, готовое залиться слезами.
Казалось, еще чуть-чуть, и мальчик и его "двоюродная сестра" привольно разрыдаются от переизбытка чувств.
И сцена эта была бы признана оправданной. Если не для слегка опешившего Кирилла, так для его папы однозначно. Два родственника вполне могли поплакать. У них несчастье, горе, они баюкают друг друга.
Но мы сдержались. Стоически втянули слезы.
Я неловко похлопала Антона по спине и обратилась к высокому – невероятно привлекательному и атлетичному! – папе:
– Простите, я могла бы где-нибудь поговорить с Антоном?.. А потом мы уйдем…
– А как же дача?! – тут же взвыл худосочный и веснушчатый Кирилл Макаров. – Антон, ты же обещал сегодня на дачу с нами поехать!
Антон оторвал голову от моей груди, задрал ее вверх и с надеждой заглянул в глаза.
Маленький мой, как тебе хочется отвлечься! Поехать с приятелем на дачу, поудить рыбу, искупаться и поесть шашлыков!
Мне тоже этого хочется. Особенно в компании с этим широкоплечим брюнетом, перед которым даже мысли не возникло притворяться, а можно быть самой собой: иногда тягать железо, иногда позволить себе глупость, слабость и слезы.
Но не сейчас. Сейчас позволить себе роскошь бездумного отдыха мы не можем. Не имеем права подвергать опасности еще кого-то, втягивая их в свою орбиту. Мы чересчур опасная компания. И это – наша война. Мы выиграли только первый бой. Не потерялись, вышли из окружения, нам позволителен только короткий привал: пересчитать патроны, перевязать раны и топать дальше в наступление. За нами Ярославль, Антоша, и твоя больная мама.