- Потому что полиция - это зло, однако зло, без которого нельзя обойтись, - заявил Меландер. - Все люди, даже профессиональные преступники, знают, что могут оказаться в такой ситуации, когда полиция будет их единственным спасением. Когда вор просыпается ночью, услышав, что кто-то хозяйничает в его подвале, что он будет делать? Конечно же, позвонит в полицию. Однако поскольку такие ситуации случаются редко, то большинство людей испытывают к полиции либо боязнь, либо презрение, когда та вмешивается в их личную жизнь или нарушает их покой.
- В дополнение к прочим неприятностям, - сказал Кольберг, - мы еще должны считать себя необходимым злом.
- Суть проблемы, - упрямо продолжил Меландер, - кроется в парадоксальной ситуации, когда профессия полицейского требует максимальной сообразительности, исключительных психологических, физических и моральных качеств от тех, кто ее выбирает, а сама при этом не сулит ничего привлекательного людям с подобными достоинствами.
- Это ужасно, - буркнул Кольберг.
Мартин Бек много раз слышал подобные рассуждения, и они ему надоели.
- Может, вы продолжите свой социологический спор где-нибудь в другом месте, - недовольно сказал он. - Мне надо подумать.
- О чем? - спросил Кольберг.
Зазвонил телефон.
- Бек.
- Это Ельм. Как у вас дела?
- Никак. Но это между нами.
- Вы еще не опознали того парня без лица?
Мартин Бек давно знал Ельма и всегда доверял ему. В этом своем мнении он не был одинок, многие считали Ельма одним из самых опытных экспертов-криминалистов. Нужно было только уметь найти к нему подход.
- Еще нет, - ответил Мартин Бек. - Наверное, его исчезновения никто не заметил, а от тех, кто явился к нам, ничего узнать не удалось. - Он перевел дух и добавил: - Не хочешь ли ты сказать, что у вас есть новости?
Ельму нужно было льстить, и об этом все прекрасно знали.
- Да, - с довольным видом произнес он. - Мы тут немного присмотрелись к нему и попробовали подробно воссоздать его образ, который дал бы представление о том, как он выглядел живым. Думаю, в какой-то степени нам это удалось.
"Наверное, сейчас самое время воскликнуть: "Не может быть!"" - подумал Мартин Бек.
- Не может быть! - сказал он.
- Да, результаты превзошли все наши ожидания, - произнес Ельм.
"А что сказать сейчас? "Фантастика"? "Замечательно"? Или просто "Отлично"? А может, "Замечательно"? Не мешало бы поупражняться".
- Замечательно, - сказал он.
- Спасибо, - с признательностью ответил Ельм.
- Ладно. Ты не мог бы рассказать…
- Конечно. Именно за этим я и звоню. Сначала мы осмотрели зубы. Это было нелегко. Однако мосты и коронки, которые мы обнаружили, сделаны исключительно умело. Вряд ли их мог изготовить шведский дантист. Но о зубах больше сказать нечего.
- И это немало, - заметил Мартин Бек.
- Теперь об одежде. Его одежда указывает на один из голливудских магазинов в Стокгольме. Насколько мне известно, таких у нас три. На Васагатан, на Ётгатан и на Санкт-Эриксплан.
- Молодцы, - лаконично похвалил Мартин Бек. Теперь уже можно было не подбирать слова.
- Я тоже так считаю, - согласился Ельм. - Костюм очень грязный. Судя по всему, его никогда не чистили, а носили почти каждый день и очень давно.
- Насколько давно?
- Может, с год.
- У тебя еще что-то есть?
На минуту повисла пауза. Самое интересное Ельм приберег на конец и паузу сделал для усиления эффекта.
- Да, - наконец сказал он. - Во внутреннем кармане пиджака обнаружены крошки гашиша, а в правом кармане брюк - раскрошившаяся таблетка прелюдина. Результаты вскрытия подтверждают, что парень был наркоманом.
Снова эффектная пауза. Мартин Бек промолчал.
- Кроме того, у него обнаружилась гонорея, - добавил Ельм. - В запущенной стадии.
Мартин Бек закончил записывать, поблагодарил и положил трубку.
- Издалека несет дном, - сказал Кольберг.
В течение всего телефонного разговора он слушал его, стоя за спиной Мартина Бека.
- Да, - согласился Мартин Бек, - но отпечатков его пальцев в нашей картотеке нет.
- Может, он был иностранцем?
- Может, - буркнул Мартин Бек. - Ладно, а что будем делать с полученной информацией? Нельзя допустить, чтобы она просочилась в печать.
- Нельзя, - согласился Меландер. - Но можно сделать так, чтобы через наших осведомителей она попала к наркоманам. С помощью Службы защиты от наркомании.
- Гм, - сказал Мартин Бек. - Займись этим.
Утопающий хватается за соломинку, подумал он. А что еще остается? В последнее время полиция провела две облавы в так называемом дне, причем сделала это с большим размахом. Результат оказался именно таким, какого ожидали. Ничтожным. Все, кроме самых отчаянных и смирившихся, догадывались о предстоящих рейдах. Из ста пятидесяти задержанных полицией большинство следовало отправить прямиком в учреждения временного содержания, если бы таковых хватало…
Работа с осведомителями также ничего до сих пор не дала, а сотрудники, контактировавшие с "дном", были убеждены в правдивости своих осведомителей, которые твердили, что никто ничего не знает. Многое говорило за то, что так оно и есть на самом деле. Было очевидно, что ни у кого не могло быть каких-либо причин скрывать сведения об убийце из автобуса.
- Кроме него самого, - заметил Гунвальд Ларссон, который испытывал слабость к излишним комментариям.
Оставалось только одно: извлечь максимальную пользу из уже собранного материала. Попытаться найти оружие и допросить всех, кто имел хоть какое-то отношение к жертвам. Эти допросы предстояло провести свежим силам, то есть Монссону и старшему помощнику комиссара Нурдину из Сундсвалла. Гуннара Альберга не удалось освободить от его ежедневных обязанностей и послать к ним на подмогу. В общем-то особого значения это не имело, так как все были убеждены в том, что эти допросы ничего не дадут.
Медленно потянулось время. Один день сменялся другим. И вот уже прошла целая неделя, составленная из этих дней, а потом началась вторая. Снова наступил понедельник. Было четвертое декабря, День святой Варвары. Стоял мороз, дул холодный ветер, предпраздничная покупательская суматоха усиливалась. Пополнение начало скучать по дому. Монссон тосковал по мягкому климату Южной Швеции, а Нурдину не хватало настоящей северной зимы. Оба не привыкли к большому городу, им было тяжело в Стокгольме. Многое здесь действовало на нервы, и в первую очередь шум, толкотня и неприветливость столичных жителей. Кроме того, как полицейским им не нравилось уличное хулиганство и расцвет мелкой преступности.
- Не понимаю, как вы здесь выдерживаете, - сказал Нурдин.
Это был коренастый лысый мужчина с густыми, кустистыми бровями и прищуренными карими глазами.
- Мы родились здесь, - ответил Кольберг, - и так жили всегда.
- Я ехал сюда на метро, - сказал Нурдин. - И только на отрезке от Алвик до Фридхемсплан я заметил по крайней мере пятнадцать человек, которых у нас в Сундсвалле полиция немедленно арестовала бы.
- У нас не хватает людей, - объяснил Мартин Бек.
- Я знаю, но…
- Что "но"?
- Но вы сами подумайте о том, насколько запугано население. Рядовые добропорядочные граждане. Каждый буквально готов убежать, попроси у него прикурить или спроси, как пройти куда-либо. Они просто боятся. Никто не чувствует себя уверенно.
- Такое происходит с каждым, - сказал Кольберг.
- Со мной такого не происходит, - возразил Нурдин. - По крайней мере, дома, но здесь я тоже, наверное, начну бояться. У вас есть для меня какое-нибудь поручение?
- Мы получили странную информацию, - сказал Меландер.
- О чем?
- О неопознанном мужчине из автобуса. Какая-то фру из Хегерстена позвонила и сообщила, что живет рядом с гаражом, где собираются иностранцы.
- Ну и что?
- Там случаются скандалы. Она, разумеется, не сказала "скандалы". Сказала, что они шумят. Один из самых крикливых - низенький темный мужчина лет тридцати пяти. Говорит, что он одевается именно так, как было описано в газетах. Она утверждает, что с некоторого времени он там не появляется.
- Можно найти тысячу человек, которые так одеваются, - скептически заметил Нурдин.
- Да, - согласился Меландер. - Это правда. Почти сто процентов, что эта информация ничего не стоит. Она настолько размыта, что ее трудно проверить. Кроме того, говорила она как-то неуверенно. Но если никакой другой работы у тебя нет…
Он не закончил фразу, записал фамилию и адрес женщины в блокноте и вырвал листок. Зазвонил телефон. Меландер протянул листок Нурдину и снял трубку.
- Слушаю, - сказал он.
- Ничего не могу разобрать, - пожаловался Нурдин.
Почерк у Меландера был, мягко говоря, неразборчивым, и другие ничего не могли разобрать из того, что он написал.
Кольберг взглянул на листок.
- Клинопись, - заключил он. - Или, скорее, иврит. Наверное, это Фредрик написал свитки, найденные вблизи Мертвого моря. Впрочем, для этого у него не хватило бы сообразительности. Зато я лучший переводчик Меландера.
Он быстро переписал текст и вручил листок Нурдину.
- Теперь ты сможешь прочесть.
- О’кей, - сказал Нурдин. - Я съезжу туда. А машина есть?
- Есть. Но, учитывая уличное движение и состояние дорог, лучше воспользоваться общественным транспортом. Садись на тринадцатый или двадцать третий автобус и поезжай в южном направлении до Аксельберг.
- Мама родная! - воскликнул Нурдин и вышел.
- Сегодня он что-то не производит блестящего впечатления, - сказал Кольберг.
- Разве это можно поставить ему в вину? - высморкавшись, просил Мартин Бек.
- Нет, конечно, - вздохнув, ответил Кольберг. - Но почему бы нам не отправить этих бедняг по домам?
- Это не входит в нашу компетенцию, - сказал Мартин Бек. - Они здесь для того, чтобы принимать участие в самом напряженном розыске человека, который когда-либо проводился в этой стране.
- Неплохо было бы… - Кольберг осекся. Он мог не продолжать. Конечно, неплохо было бы знать, кого именно они разыскивают и как его искать.
- Я всего лишь процитировал министра юстиции, - с невинным видом сказал Мартин Бек. - Лучшие умы полиции - министр, очевидно, имел в виду Монссона и Нурдина - работают без устали, чтобы выследить и схватить сумасшедшего массового убийцу, обезвредить которого - это первейший долг как по отношению к обществу, так и по отношению к каждому отдельному гражданину.
- Когда он это сказал?
- Впервые семнадцать дней назад, последний раз - вчера. Но вчера ему предоставили всего четыре строчки на двадцать второй странице газеты. Должно быть, он ужасно огорчен. Ведь в будущем году выборы.
Меландер закончил телефонный разговор и, прочищая разогнутой канцелярской скрепкой свою трубку, спросил:
- А не пора ли уже сдать в архив версию об убийце-психопате?
Прошло четверть минуты, прежде чем Кольберг ответил:
- Да, самое время. И еще - закрыть двери и отключить телефон.
- А где Гунвальд? - спросил Мартин Бек.
- Герр Ларссон сидит в своем кабинете и ковыряет в зубах ножом для разрезания бумаги.
- Фредрик, попроси, чтобы все звонки переключали на него, - велел Мартин Бек.
Меландер потянулся телефонной трубке.
- Заодно попроси, чтобы нам что-нибудь принесли, - сказал Кольберг. - Мне три венские булочки и кофе. Благодарю.
Через десять минут принесли кофе. Кольберг запер дверь. Все уселись. Кольберг отхлебнул кофе и закусил булочкой.
- Мне ситуация представляется следующей, - начал он, жуя булочку. - Убийца-психопат, жаждущий славы, пылится в шкафу начальника полиции. При необходимости мы извлечем его оттуда и пропылесосим. Рабочая версия примерно такая: неизвестный, вооруженный автоматом "Суоми-37", убивает девять человек в автобусе. Эти девять человек никак друг с другом не связаны, просто ехали в одном автобусе.
- У того, кто стрелял, был какой-то мотив, - сказал Мартин Бек.
- Верно, - согласился Кольберг и взял вторую булочку. - Я с самого начала так считал. Однако нет такого мотива, который мог бы объяснить убийство девяти человек, совершенно случайно оказавшихся в одном месте. Следовательно, истинной целью было убийство одного из них.
- Убийство было тщательно продумано, - заметил Мартин Бек.
- Один из девяти, - продолжил Кольберг. - Но кто? Фредрик, список у тебя?
- Он мне не требуется, - ответил Меландер.
- Ах, конечно. Я спросил, не подумав. Давайте еще раз пройдемся по нему.
Мартин Бек кивнул. Разговор перешел в диалог между Кольбергом и Меландером.
- Густав Бенгтссон, - начал Меландер, - водитель. Его присутствие в автобусе можно считать мотивированным.
- Безусловно.
- Он вел обычную размеренную жизнь. Удачно женился. Под судом не был. На работе о нем хорошего мнения. Коллеги уважали. Мы допросили несколько друзей его семьи. Те сообщили, что он был надежным и порядочным человеком. Состоял членом Общества трезвенников. Сорока восьми лет. Родился здесь, в Стокгольме. Враги? Врагов не имел. Дурное влияние? Не замечено. Деньги? Денег не имел. Мотив убийства? Отсутствует. Следующий.
- Я не буду придерживаться нумерации Рэнна, - сказал Меландер. - Теперь Хильдур Юханссон, вдова, шестидесяти двух лет. Возвращалась от дочери с Вестманнагатан к себе домой на Норра Сташунсгатан. Родилась в Эдсбру. Ее дочь допрашивали Ларссон, Монссон и… впрочем, это неважно. Пенсионерка, жила одна. Больше о ней сказать нечего.
- Нет, есть. Она, по-видимому, села на Уденгатан и проехала шесть остановок. Никто, кроме дочери и зятя, не знал, что она будет ехать именно в это время и именно этим маршрутом. Дальше.
- Юхан Челльстрём, пятидесяти двух лет. Родился в Вестеросе. Работал в авторемонтной мастерской Грена на Сибиллегатан. Задержался на работе и возвращался домой. С этим все ясно. Брак тоже удачный. Больше всего увлекался автомобилями и летним домиком. Не судим. Зарабатывал достаточно, но не слишком много. Те, кто его знал, сообщили, что, вероятно, он проехал в метро с "Эстермальмсторг" до "Центральной", а там пересел на автобус. Но он мог сесть в автобус и возле универмага Олена. Его начальник сказал, что Челльстрём был хорошим специалистом и умелым работником. Коллеги сказали, что…
- Что он издевался над подчиненными и лебезил перед шефом. Я был там и беседовал с работниками мастерской. Следующий.
- Альфонс Шверин, сорока трех лет. Родился в Миннеаполисе, в США, в шведско-американской семье. Приехал в Швецию сразу после войны и остался здесь. Владел небольшой фирмой, занимающейся импортом карпатской сосны для резонаторов, однако десять лет назад фирма обанкротилась. Пил. Дважды сидел в Бекомберга и три месяца в Богесунд за управление автомобилем в нетрезвом виде. Три года назад, после того как фирма обанкротилась, стал рабочим. Последнее время работал в городском управлении дорог ремонтником. В тот вечер он возвращался домой из ресторана "Пилен" на Брюггаргатан. Выпил немного. Наверное, потому, что было мало денег. Жил очень скромно. Вероятно, выйдя из ресторана, он направился к остановке на Васагатан. Холост. Родственников в Швеции не имел. Коллеги по работе его любили. Говорили, что он был веселым и милым, а после выпивки - смешным. И что у него не было ни одного врага.
- Он видел того, кто стрелял, и, прежде чем умереть, сказал Рэнну что-то невнятное. Есть ли какое-нибудь заключение экспертов относительно той магнитофонной ленты?
- Нет. Мохаммед Бусси, алжирец, работал в ресторане, тридцати шести лет, родился в каком-то городе, название которого невозможно выговорить и которого я не помню.
- Это упущение.
- Последние шесть лет жил в Швеции, до этого - в Париже. Политикой не интересовался. Экономил. Имел счет в банке. Те, кто его знал, говорят, что он был робким и замкнутым. Он закончил работу в половине одиннадцатого и возвращался домой. Порядочный, но скупой и скучный.
- Ты словно о себе сказал.
- Медсестра Бритт Даниельссон, родилась в тысяча девятьсот сороковом году в Эслёве. Сидела рядом со Стенстрёмом, но ничто не свидетельствует о том, что они были знакомы. Врач, с которым она встречалась, в ту ночь дежурил в больнице в Сёдермальме. Вероятно, она села на Уденгатан, как и вдова Юханссон, и ехала домой. Выйдя с работы, она прямиком направилась на автобусную остановку. Никаких неясностей здесь нет. Хотя, конечно, нет полной уверенности в том, что она не была вместе со Стенстрёмом.
Кольберг покачал головой.
- Никаких шансов, - сказал он. - Он не стал бы возиться с такой бледной замухрышкой. Дома у него было нечто намного лучшее.
Меландер недоуменно посмотрел на него, но от расспросов воздержался.
- Теперь Ассарссон. Внешне он чист, однако изнутри не так привлекателен. - Меландер замолчал и стал набивать трубку. Потом продолжил: - Этот Ассарссон - весьма подозрительная личность. Дважды в начале пятидесятых его судили за неуплату налогов и один раз за растление. Он вступил в половую связь с четырнадцатилетней девушкой, которая служила курьером. Все три раза сидел в тюрьме. Денег у него было достаточно. В бизнесе, как и во всех других делах, был жестким. У многих были причины не любить его. Даже жена и брат считали, что его есть за что ненавидеть. Однако его нахождение в автобусе легкообъяснимо. Он ехал с какого-то собрания на Нарвавеген к любовнице по фамилии Ульссон, которая живет на Карлбергсвеген и работает в его конторе. Он звонил ей и сказал, что приедет. Мы допросили ее несколько раз.
- Кто ее допрашивал?
- Гунвальд и Монссон. Каждый в отдельности. Она утверждает, что…
- Минуточку. А почему он ехал автобусом?
- Наверное, потому, что был немного пьян и побоялся вести машину. А такси не смог поймать из-за плохой погоды. Центральная диспетчерская служба такси не принимала заказы, и в центре города в тот день не было ни одной свободной машины.
- Хорошо. А что говорит эта дамочка?
- Что Ассарссон вызывал у нее отвращение. Слабак, почти полный импотент. Что она делала это ради денег и чтобы не потерять работу. У Гунвальда сложилось впечатление, что она шлюха, причем тупоумная. Он сказал, что она похожа на Зазу Габор, уж не знаю, кто это такая.
- "Герр Ларссон и женщины". Я мог бы написать целый роман с таким заглавием.
- Монссону она призналась, что оказывала определенные услуги - так она это назвала - клиентам Ассарссона. По его распоряжению. Ассарссон родился в Гётеборге, а в автобус сел возле Юргордсбру.
- Весьма благодарен. Так начиналась бы моя книга: "Он родился в Гётеборге, а в автобус сел возле Юргордсбру". Замечательно.
- Любое начало хорошо, - невозмутимо сказал Меландер.
Мартин Бек впервые вмешался в разговор:
- Стало быть, остается Стенстрём и тот, неопознанный.
- Да, - сказал Меландер. - О Стенстрёме нам известно лишь то, что он ехал от Юргордена - и это весьма странно. И что он имел при себе оружие. О неопознанном мы знаем только то, что он был наркоманом в возрасте между тридцатью пятью и сорока годами. И больше ничего.
- Присутствие всех остальных в автобусе мотивировано, - сказал Мартин Бек.
- Да.
- Мы выяснили, почему они там находились.