- Это, конечно, ужасно. Хоть они мне и не нравились, но я не желал им такого конца. Думаю, с ними случилось что-то плохое.
- Но вы не знаете что?
Лайза-Уве покачал головой:
- Нет, для меня это такая же тайна, как и для других.
- Какой была атмосфера в школе? Кто-нибудь враждовал друг с другом?
- Мягко сказано. Это было больше похоже на кипящий котел, чем на учебное заведение.
- Что вы имеете в виду?
У Эрики участился пульс. Впервые она узнала, что в интернате что-то было не так. И почему ей раньше не пришла в голову такая мысль?
- По словам учителя, работавшего до меня, ученики изначально ненавидели друг друга, - стал рассказывать ее собеседник. - Каждый из них с детства привык к тому, что все его малейшие капризы удовлетворялись. Это были избалованные, требовательные и заносчивые мальчишки. При этом родители ждали от них хороших отметок. Разумеется, они постоянно ссорились и дрались. Руне удалось кнутом призвать их к порядку, и внешне они вели себя прилично, но напряжение чувствовалась.
- А что они думали о директоре?
- Ненавидели его все до единого. Он был садистом и психопатом, - холодно констатировал Лайза.
- Не самая добрая характеристика… - Эрика пожалела, что не захватила диктофон. Придется ей запоминать разговор.
Уве-Лайза поежился.
- Руне Эльвандер был самым неприятным типом из тех, кого мне доводилось встречать. А вы можете мне поверить… - Он взглянул на мужа. - Мне многое довелось пережить… Таков наш удел!
- А каким он был в семье? - продолжила расспросы писательница.
- По отношению к кому? Инес было нелегко. Я вообще не понимаю, зачем она за него вышла. Такая молодая и красивая. Думаю, ее мама заставила. Старуха умерла вскоре после этого, и на свете не было матери злее ее. Думаю, Инес рада была от нее избавиться.
- А дети Руне? Что они думали об отце и мачехе? Приняли ли ее в семью? Она же была немногим старше его старшего сына.
- Это был мерзкий мальчишка. Весь в отца.
- Старший сын?
- Да. Клаэс.
Возникла пауза. Эрика терпеливо ждала.
- Его я помню лучше всех. У меня мороз по коже, когда о нем вспоминаю. Даже не могу объяснить почему. Он всегда был любезен с нами, но что-то в его взгляде вызывало у нас леденящий ужас. Я боялся повернуться к нему спиной.
- Они с Руне ладили?
- Сложно сказать. Они вращались друг вокруг друга, как планеты, никогда не пересекаясь орбитами, - усмехнулся Лайза. - Знаю, что выражаюсь как плохой поэт, но…
- Нет-нет, продолжайте! - подалась вперед Эрика. - Я понимаю, что вы имеете в виду. То есть открытых конфликтов между ними не было?
- Нет, они соблюдали дистанцию. Клаэс слушался отца беспрекословно, но никто не знал, что он на самом деле думал о нем. Единственное, что их объединяло, - это то, что они боготворили Карлу - покойную жену Руне и мать Клаэса. И оба испытывали неприязнь к Инес. В случае с Клаэсом это еще понятно, ведь она заняла место его матери, но директора-то никто не заставлял на ней жениться.
- Так Эльвандер плохо с ней обращался?
- Да. Нежными их отношения не назовешь. Он отдавал ей приказы, будто она была его прислугой. Клаэс тоже вел себя плохо по отношению к ней и ее дочери Эббе. Да и его родная сестра Аннели была ему под стать.
- А отец поощрял такое поведение? - спросила Эрика, отпивая воды. На веранде даже в тени было жарко.
- Для Руне они были идеальными. Он и детям отдавал приказы, но ругать их не мог никто, кроме него самого. Никто не отваживался пожаловаться на них, не рискуя головой. Я знаю, что Инес один раз попыталась - и больше не повторяла этой ошибки. Нет, единственным в семье, кто к ней хорошо относился, был младший сын Руне Юхан. Он был добрым мальчиком и заботился о мачехе. - Уве-Лайза погрустнел. - Интересно, что стало с малышкой Эббой?
- Она вернулась на Валё. Они с мужем ремонтируют дом. А позавчера… - Эрика закусила губу. Она не знала, можно ли рассказывать о том, что недавно случилось в бывшем интернате, но ведь Линдер был с ней так откровенен… Писательница набрала в грудь воздуха и продолжила: - А позавчера они нашли кровь под полом в столовой.
Мужчины изумленно уставились на нее. На веранде повисла тишина, нарушаемая только отдаленным шумом машин. Наконец Вальтер заговорил:
- Ты всегда говорила, что, скорее всего, они мертвы.
Уве-Лайза кивнул.
- Да, это самое вероятное. Кроме того… - он замялся.
- Кроме того - что? - заинтересовалась Эрика.
- Нет… это нелепо, - отмахнулся Уве. - Я этого никогда никому не говорила…
- Расскажите сейчас. В таких делах важна любая мелочь, даже самая нелепая, - принялась уговаривать его женщина.
- Ничего особенного, просто у меня было ощущение, что что-то у них было не так… И я слышала… но это уже совсем глупости…
- Продолжайте! - взмолилась Эрика, подавляя желание вытрясти из него слова силой.
Уве-Лайза сделал глоток вина и посмотрел прямо на гостью.
- По ночам там были слышны звуки.
- Какие звуки?
- Шаги, открывавшиеся двери, голоса… Но когда я поднималась, никого не было.
- Призраки? - спросила Эрика.
- Я не верю в призраков, - возразил Лайза. - Все, что я могу сказать, - это то, что у меня было предчувствие, что случится что-то нехорошее. Вот почему я не удивилась, когда услышала об исчезновении.
- Шестое чувство, - кивнул Вальтер.
- Уф! Все это так грустно. Эрика, вы еще решите, что мы мрачные типы! - улыбнулся Линдер.
- Вовсе нет. Большое спасибо за беседу. Вы мне дали много материала для размышления. Но теперь мне пора домой. - Писательница поднялась.
- Передайте привет малышке Эббе.
- Передам.
Уве-Лайза попытался встать, чтобы проводить гостью, но Эрика его опередила:
- Сидите. Я сама найду выход.
Проходя прихожую, утопающую в бархатных подушках с золотыми кисточками, она слышала голос Эдит Пиаф, поющей о разбитом сердце.
- Где ты был утром, черт тебя подери?! - рявкнул Патрик. - Я думал, ты поедешь со мной к Хольму.
Йоста поднял глаза:
- Я был у зубного. Анника не говорила?
- У зубного? - Хедстрём наградил его пристальным взглядом. - Дырок нет, я надеюсь?
- Нет, всё в порядке.
- Как дела со списком? - спросил Патрик, глядя на гору бумаг на столе перед коллегой.
- У меня есть почти все адреса учеников.
- Быстро ты.
- Личные номера граждан, - пояснил Флюгаре. - Надо использовать голову! - Он протянул Патрику бумагу. - Как все прошло у нациста?
- Ему бы не понравилось, что ты его так называешь, - ответил Хедстрём, пробегая глазами список.
- Это и понятно. Головы они брить перестали, но идеи-то не изменились. Как Мелльберг себя вел?
- А ты как думаешь? - съязвил Патрик. - Мягко говоря, полиция Танума показала себя не с лучшей стороны.
- Что-нибудь новое узнали?
- Немногое, - покачал головой Хедстрём. - Йону Хольму ничего не известно об исчезновении. В интернате все было как обычно: строгий директор и хулиганистые подростки. Ну и все в таком стиле.
- А от Турбьёрна что-нибудь слышно? - спросил Йоста.
- Нет, он обещал поторопиться, но, поскольку речь не идет о свежем трупе, вряд ли мы у них в приоритете. К тому же срок давности преступления истек. Если, конечно, речь идет об убийстве семьи.
- Но его данные могут помочь в расследовании. Кто-то же пытался сжечь Эббу с Мортеном заживо? Все это говорит о том, что поджог имеет отношение к трагедии. А Эбба? Она же имеет право знать, что случилось с ее семьей!
Патрик резко взмахнул рукой.
- Знаю-знаю. Но пока мы не нашли в старом расследовании ничего, за что можно было бы зацепиться.
- А что отчет Турбьёрна о пожаре?
- Тоже ничего особенного. Бензин и обычная спичка.
- Тогда нужно подходить с другого конца, - Йоста кивнул на фото на стене. - Надо надавить на парней. Они знают больше, чем рассказали тогда.
Хедстрём подошел к снимкам.
- Думаю, ты прав. Я видел: ты считаешь, что надо начать с Леона Кройца. Почему бы нам не съездить к нему прямо сейчас?
- К сожалению, я не знаю, где он. Мобильный у него отключен. В отеле сказали, что они с женой выписались. Наверное, въезжают в новый дом. Может, подождем до завтрашнего утра - дадим им время обустроиться?
- О’кей. Тогда давай попробуем поговорить с Себастианом Монссоном или с Йозефом Мейером. Они же живут здесь.
- Хорошо. Я только соберу бумаги.
- И не забудь проверить "Й".
- "Й"?
- Да, человека, который посылает Эббе открытки на день рождения.
- Думаешь, это важно? - Флюгаре зашелестел бумагами.
- Никогда не знаешь, что важно, а что нет. Как ты уже сказал, нам нужно выйти на верный след.
- Но если тянуть сразу за все нити, можно запутаться, - пробормотал старый полицейский. - Много лишней работы.
- Вовсе нет, - похлопал его по плечу Патрик и хотел было сказать что-то еще, но ему помешал звонок телефона. - Я только отвечу на звонок, - бросил он Йосте и вышел.
Через пару минут Хедстрём вернулся с выражением триумфа на лице.
- Кажется, мы нашли то, что нужно, - сообщил он. - Звонил Турбьёрн. Тел они под полом не обнаружили, зато нашли кое-что другое…
- Что же?
- Они нашли там пулю! Это значит, что в столовой был сделан выстрел.
Патрик с Йостой переглянулись. К ним сразу вернулся энтузиазм.
Она думала сразу вернуться домой, чтобы сменить Анну, но любопытство пересилило, и Эрика двинулась дальше по направлению к Мёрхульту. На повороте она остановилась, не зная, ехать ей к рыбацким сараям или к жилому зданию, но решила, что вечером больше шансов застать человека дома.
Дверь была приоткрыта. Эрика сунула голову в проем и крикнула:
- Есть кто-нибудь?
Из глубины дома донеслись звуки и показался Йон Хольм с полотенцем в руках.
- Простите, я помешала вам ужинать? - испугалась женщина.
- Нет, вовсе нет. Я только мыл руки, - ответил хозяин. - Чем могу помочь?
- Меня зовут Эрика Фальк. Я сейчас работаю над книгой…
- А, знаменитая местная писательница… Входите, я угощу вас кофе, - сказал Йон с улыбкой. - Что вас к нам привело?
- Я планирую написать книгу о Валё, - ответила она, заметив, как в его голубых глазах промелькнула и тут же исчезла тревога.
- С чего это все вдруг заинтересовались Валё? Если я правильно понимаю, это с вашим мужем я сегодня разговаривал?
- Да, мой муж полицейский. Патрик Хедстрём…
- С ним был другой человек… весьма любопытный…
Не нужно было долго думать, чтобы понять, о ком речь.
- Так вам повезло встретить человека-легенду Бертиля Мелльберга? - улыбнулась писательница.
Хольм рассмеялся, и Эрика тут же подпала под его обаяние. Это ее напугало. Она ненавидела взгляды его партии, но сам лидер оказался приятным и харизматичным.
- Я встречал таких, как он, и раньше. А ваш муж знает свое дело.
- Ну, это же мой муж. Я считаю его хорошим полицейским. Он будет копать, пока не узнает правду. Как и я.
- Опасная парочка, - улыбнулся политик, демонстрируя ямочки на щеках.
- Да, но не всегда это помогает. Я несколько лет потратила на изучение событий на Валё, однако безрезультатно.
- Так это будет книга? - с тревогой в голосе спросил Йон.
- Да. Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов? - Эрика достала ручку и блокнот.
Ее собеседник заколебался:
- О’кей. Но я уже сказал вашему мужу, что знаю немного.
- Как я поняла, в семье Эльвандер были конфликты? - начала писательница.
- Конфликты?
- Да, дети Руне недолюбливали мачеху.
- Ученики не были вовлечены в их семейные дела.
- Но интернат такой маленький. Вы не могли этого не заметить.
- Нас это не интересовало. Мы вообще не хотели иметь с ними ничего общего. С нас хватало и Руне.
Видно было, что Хольм уже раскаивается в том, что согласился ответить на вопросы неожиданной гостьи. Он ерзал на стуле, и это только убеждало Эрику продолжать. Видимо, вся эта история Йона порядком раздражает.
- А Аннели? Шестнадцатилетняя девочка - одна среди подростков…
Политик хмыкнул:
- Аннели с ума сходила по парням. Но от некоторых девушек стоит держаться подальше. Она была как раз из таких. К тому же Руне убил бы любого, кто притронулся бы к его дочери.
- Что вы имеете в виду под "такой девушкой"?
- Она постоянно клеилась к парням. Мне кажется, ей хотелось втянуть нас в неприятности. Однажды она загорала топлес прямо под нашими окнами. Но единственным, кто осмелился на нее посмотреть, был Леон. Он уже тогда ничего не боялся.
- И что произошло? Отец ее видел?
Эрика чувствовала, что перед ней словно открываются двери в другой мир.
- Ее увидел Клаэс, брат. Он ее обычно защищал. А в тот день в такой ярости потащил ее прочь, что я думал - он ей руку сломает.
- Кто из вас ей нравился больше всего?
- А вы как думаете? - спросил Йон, но, видя, что собеседница не понимает, пояснил: - Леон, разумеется. Он был идеален. Из богатой семьи, с эффектной внешностью, уверенный в себе… Мы могли только мечтать о том, чтобы приблизиться к нему.
- Но она его не интересовала?
- Как я уже сказал, связаться с ней означало поиметь проблемы. Леон был для этого слишком умен.
В комнате зазвонил мобильный телефон, и политик встал.
- Простите, мне нужно ответить.
Не оглядываясь на гостью, Йон вышел, и вскоре Эрика услышала, как он тихо говорит по телефону. Кроме них, никого дома не было, и она воспользовалась этим, чтобы осмотреться. Ее взгляд упал на стопку бумаг на кухонном стуле. Бросив взгляд через плечо, женщина начала украдкой перебирать их. В основном это были протоколы заседаний парламента и переговоров, но тут ее внимание привлекла записка с неразборчивыми каракулями. Из соседней комнаты донеслось "пока", и Эрика быстро положила записку в сумку, а когда хозяин вернулся, она с самым невинным видом улыбнулась:
- Все в порядке?
Он кивнул.
- Издержки работы. Тебя никогда не оставляют в покое. Даже в отпуске.
Эрика хмыкнула в ответ, не желая пускаться в дискуссию по поводу его работы. Она боялась, что не сможет сдержаться и не высказать свое мнение по поводу идей его партии. А тогда он точно больше ничего ей не расскажет.
Она снова взялась за ручку.
- Скажите, а Инес? Как она вела себя с учениками?
- Инес? - Йон отвел взгляд. - Мы мало с ней общались. Она была занята домашними делами и дочерью.
- Но какие-то отношения у вас должны были быть? Дом не такой уж большой. Вы должны были сталкиваться довольно часто.
- Конечно, мы часто видели Инес. Но она была молчаливой и сдержанной. Ей не было дела до нас, а нам - до нее.
- Ее мужу тоже не было до нее дела?
- Для нас вообще было загадкой, как такой человек, как он, умудрился завести четверых детей. Мы шутили о непорочном зачатии, - криво улыбнулся Хольм.
- А что вы думали об учителях?
- Это были те еще оригиналы. Хорошие преподаватели, но Пер-Арне, бывший военный, был еще суровее Руне.
- А второй?
- Уве… он был какой-то странный. Наверное, гей. Интересно, что с ним потом стало.
Эрика расхохоталась, вспомнив Лайзу с накладными ресницами в шелковом халате.
- Да, любопытно…
Йон недоуменно взглянул на гостью, но она не стала ничего объяснять. Не ее дело рассказывать ему о Лайзе, а потом, ей прекрасно известны взгляды "Друзей Швеции" на гомосексуализм.
- А что-нибудь еще странное в них было?
- Нет, ничего. Между учениками, учителями и семьей директора существовали четкие границы. Мы ни с кем не перемешивались.
"Как и в политике", - подумала Эрика и прикусила язык, чтобы не пошутить. Чувствуя нетерпение собеседника, она задала последний вопрос:
- Человек, с которым я говорила, утверждает, что по ночам в доме раздавались странные звуки. Вы что-нибудь такое помните?
Йон дернулся:
- Кто это сказал?
- Неважно.
- Чушь! - ответил он, поднимаясь.
- Так вам ничего об этом не известно? - внимательно посмотрела на него писательница.
- Ничего. К сожалению, я должен закончить разговор.
Эрика поняла, что больше из него ничего не вытянуть.
- Спасибо за то, что уделили мне время, - поблагодарила она.
- Не за что.
К Йону вернулось его обаяние, но оно не помешало буквально вытолкнуть женщину за дверь.
Ия натянула на Леона трусы и брюки и помогла ему пересесть в инвалидное кресло с унитаза.
- Ну, все готово. Хватит морщиться.
- Не понимаю, почему мы не можем нанять сиделку.
- Я хочу сама заботиться о тебе.
- Ты слишком добра, - фыркнул Кройц. - Но ты себе спину надорвешь. Нам нужно нанять тебе помощника.
- Мне приятно, что ты волнуешься о моей спине, но я достаточно сильная и не хочу, чтобы у нас в доме были чужие люди. Я хочу, чтобы мы были вместе. Только ты и я. Пока смерть не разлучит нас…
Ия погладила его по здоровой стороне лица, но Леон тут же отвернулся и покатился прочь на кресле, а Ия присела на диван. Дом они купили вместе с мебелью и сегодня наконец получили к нему доступ после сообщения о том, что банк в Монако одобрил платеж. Они заплатили наличными. За окнами простиралась Фьельбака. Против воли Ия наслаждалась видом. Но тут из комнаты донеслись ругательства ее мужа. Дом не был приспособлен под инвалидов, и он то и дело натыкался на шкафы и острые углы.
- Я иду! - крикнула Ия, но поднялась не сразу. Пусть подождет. Чтобы не принимал помощь как нечто должное, как когда-то делал с ее любовью.
Женщина опустила взгляд на свои руки. Они все были в шрамах, как и у Леона. На людях она всегда носила перчатки, но дома снимала их, чтобы он видел, какие травмы она получила, когда вытаскивала его из горящего автомобиля. Благодарность - вот и все, что она требовала. Надежду на ответную любовь фру Кройц уже давно утратила. Иногда ей казалось, что Леон вообще не способен на любовь. Когда-то ей это было важно. Но это было давно, с тех пор любовь успела превратиться в ненависть. В течение многих лет Ия выискивала в себе недостатки, болезненно реагировала на критику мужа, пыталась измениться, чтобы угодить ему. Но он продолжал мучить ее, словно сознательно желая сделать ей больно. Горы, море, пустыни, женщины… Все они были его любовницами. А она терпеливо ждала его дома. И ожидание это сводило с ума.
Ия поднесла руку к лицу. Оно было гладким, и на нем не было никакого выражения. Ия вспомнила боль после операции. Леона не было с ней рядом, когда она очнулась после наркоза. Его никогда не было рядом. Выздоровление заняло столько времени! Никто не ждал ее дома. И теперь Ия не узнавала себя в зеркале. Это было лицо другой женщины. И ей больше не нужно было прикладывать усилий, чтобы удержать супруга рядом. Больше не был гор, которые Леон был бы в состоянии покорить. Больше не было пустынь, через которые он мог проехать. Больше не было женщин, к которым он мог бы уйти. Он принадлежал только ей.