Люди толпились на улице.
Москва испокон веков падка на выражение любви и ненависти, лакома на зрелище, на скандал; любит почествовать гениев – особенно непризнанных официально и безвременно ушедших; любит отдать последнюю дань – цветами, слезами, витиеватыми речами, пышными венками, приставленными к лафету, к катафалку…
Надо сказать, что Смоленцева-ведущего многие любили (несмотря на некоторые его грешки и чисто житейские слабости; но у кого их нет! Кто не убоится перед лицом Христа бросить в блудницу камень?), передачи его были популярны, и к числу гениев непризнанных его нельзя было отнести – разве что к безвременно ушедшим; его любили и за то, что он был одним из немногих журналистов, умеющих и не боящихся "делать погоду", – то есть формировать общественное мнение и тем самым реально влиять на ход событий в стране, а значит, и в мире. Еще он был не трус – лично вел репортажи из "горячих" точек… Поэтому смерть Виктора Смоленцева всколыхнула чувства людей, нарушила спокойствие в столице…
Припомнили Высоцкого, припомнили Листьева и Холодова… Кто-то в траурной речи сказал, что могила Буркова стоит неухоженная на Ваганьковском кладбище и никому до нее нет дела, кроме старухи-алкоголички, которая за мелкую плату водит любопытных к знаменитым фамилиям… Да не случится такого с могилой Виктора Смоленцева!..
Сегодня пробиться в телестудию было сложно. Существовало некое подобие очереди, сновала повсюду милиция, кто-то пытался митинговать за и против Президента, встречались тут и там агитаторы КПРФ, которые в последнее время, будто из-под земли, появлялись везде, где организованно или неорганизованно возникало скопление народа. Предвыборное время – этим все сказано…
Александр Бондарович выбрал наиболее простой выход: он подошел к милицейскому сержанту в новой форме и, предъявив удостоверение, попросил:
– Сержант, ты в форме, помоги пробраться в студию, у меня задание.
Польщенный тем фактом, что к нему за помощью обратился майор и что простой "милицейский" способен сделать то, на что не хватает духу у элитного ФСБ-шного майора, сержант ревностно отнесся к поставленной задаче. Он рассекал толпу могучими плечами, подавая, как пароход, нечто вроде гудков:
– Посторонись! Стань в очередь! Не толкаться, не за водкой же стоите! Пропустите, гражданин!..
В считанные минуты Бондарович оказался внутри здания.
Найти того, кого нужно, оказалось непросто.
Сбитые с толку, опечаленные смертью товарища, телевизионщики не могли сказать ничего путного. Бондарович пробрался мимо подиума, на котором стоял гроб с телом, какое так и не удалось лично осмотреть, и поднялся на третий этаж.
Секретарша в приемной президента телерадиокомпании наконец сообщила ему, что исполняющим обязанности является сейчас заместитель Смоленцева – Сергей Михайлович Зацепин.
– А где он? – торопился Александр.
– Скорее всего, он находится внизу, или где-нибудь в студии, или еще где-нибудь…
Секретарша промакивала платочком покрасневшие заплаканные глаза.
– Послушайте, как вас зовут? – Бондарович терял терпение.
– Рая.
– Раечка, ясно, как божий день, что вам всем сегодня очень тяжело. Но вы взгляните на мое удостоверение: я майор ФСБ и вхожу в бригаду, которая расследует убийство того самого замечательного человека, который лежит внизу весь в цветах. Поверьте: то, за чем я пришел, пожалуй, сейчас важнее всех цветов и церемоний.
– Я понимаю, я понимаю, – наконец-то осознала свой долг Раечка.
Банда дожимал ее:
– Пожалуйста, оставьте на некоторое время срочные дела и займитесь сверхсрочным – постарайтесь отыскать для меня Зацепина.
– А кабинет? – она растерянно огляделась.
– А я посижу в вашем кабинете; поверьте, я ничего не украду и никому не разрешу. На звонки отвечу.
Раечка даже робко улыбнулась, отправляясь на поиски шефа. Не прошло и двадцати минут, как появился моложавый человек с открытым, каким-то телевизионным взглядом.
Бондарович припомнил, что видел его в каких-то передачах, но в каких именно – вспомнить не смог.
– Пройдемте в мой кабинет, – пригласил его Зацепин. – Я к вашим услугам, но очень прошу, ограничимся минимумом. Я сегодня с ума сойду.
Александр не возражал:, – У меня к вам сотни две вопросов, из них очень важных – десяток.
Зацепин сел за стол, указал гостю место напротив:
– Я весь во внимании, Отвечать буду по-военному коротко и ясно.
Банда открыл свой блокнот:
– Вы знакомы с Глушко?
– Вне всякого сомнения.
– По-военному коротко и ясно ответ звучал бы: "да", – Бондаровичу успела надоесть вся эта суматоха.
– О, простите, это моя беда – чрезмерная витиеватость. Итак, "да"!
– Что он за человек?
Зацепин начал с задумчивым видом покачиваться в своем кожаном крутящемся кресле:
– Чертовски талантливый мерзавец, к тому же совершенно растленный.
Банду всегда раздражала привычка телевизионщиков раскачиваться в своих креслах; он, бывало, даже переключался на другой канал, когда видел в какой-нибудь телепередаче, как некий умненький интервьюер раскачивается и раскачивается и за этим "делом" задает вопросики (аттракцион, ей-Богу!); но в данную минуту Александр никак не мог переключиться на другой канал, приходилось терпеть дурную привычку благообразного Зацепина:
– Про талант мне понятно, а вот на вопрос, способен ли Глушко на убийство, я хотел бы знать ответ.
Зацепин задумался и, будто почувствовав внутренний импульс Бондаровича, перестал раскачиваться:
– Глушко очень нервный и вспыльчивый тип. Непостоянный в привязанностях, часто непоследовательный…
– Неуживчивый?
– Подвержен настроениям, гневлив, я бы сказал. Был такой случай, когда он бросил в Виктора стакан.
На Банду это как будто не произвело особого впечатления:
– Что сделал Смоленцев?
– Выбросил его из кабинета, – Зацепин поставил перед Александром на стол пустой стакан – для вящей наглядности, должно быть. – Но согласитесь" со мной: одно дело бросить стакан, а другое – утюг, тем более, намеренно ударить по голове. Стакан не нес серьезной угрозы Смоленцеву, скорее, это были эмоциональная разрядка и оскорбление.
Александр был примерно того же мнения; спросил:
– С кулаками он кидался когда-нибудь на людей?
– Бывали случаи.
– Угрозы?
Зацепин Сергей Михайлович начал отдуваться, как будто ему стало жарко:
– Сколько угодно.
– Да, неутешительно для Глушко, – Бондарович бросил рассеянный взгляд за окно. – Слишком уж импульсивен… В чем заключалась причина конфликта?
– Воровство.
– Из карманов? – лукаво прищурился Банда. – Не так по-солдатски, пожалуйста.
Сергей Михайлович опять начал покачиваться в кресле:
– Именно из карманов, из карманов всей "Молодежной".
– Интересно…
– Он договаривался с компанией на деньги, на бартер, за какие-то услуги, потом выяснялось, что он с них умудрялся получать наличными некую "свою долю". У него были сотни причин и отговорок.
– А работа налево?
Брови Зацепина взлетели, как крылья птицы:
– Это была основная причина ссоры.
– Вот, вот! Расскажите поподробнее. А то я слышу только в общих чертах.
Зацепин рад был помочь:
– Глушко работал на нашем оборудовании – а оно очень дорогое, таких студий не наберется в Москве и десяти – для конкурирующих телестудий. Безо всякого зазрения совести. Во-первых, эти деньги он преспокойно клал себе в карман, а во-вторых, поддерживал конкурентов творчески и на уникальной технике. Вы должны понимать, в какую копеечку это нам постоянно влетало.
– Чем кончилось?
– Однажды Смоленцеву надоели жалобы, и он провел инвентаризацию. В результате оказалось, что у Глушко стоит масса неучтенной техники. Вся она проходила, по рассказам Глушко, как "одолженная" на время, как "арендованная", либо как купленная им за кровные.
Бондарович сделал пометку в блокноте:
– А на самом деле?
– История стара, как мир. Пользуясь "крышей" и чужим оборудованием, человек зарабатывает себе на собственное дело – создает материальную базу персонального коммунизма, – Зацепин ясно, профессионально мыслил и умел хорошо излагать свои мысли. – На утащенные у нас деньги наш талантливый Глушко покупал оборудование, которое должно было стать основой его личной студии.
– Техника осталась у вас?
– Смоленцев прикинул рыночную стоимость неучтенной техники и предложил Глушко выплатить или отработать всего треть этой суммы. Иначе аппаратура останется в "Молодежной".
– И что Глушко?
– Глушко долго скандалил, но ушел без техники. И все-таки открыл свою студию. Как вам это нравится?
Александр пожал плечами и ответил достаточно неожиданно для собеседника:
– Мне это не нравится ни со стороны Смоленцева, ни со стороны Глушко.
Зацепин несколько секунд напряженно осмысливал ответ, потом заметил:
– Ну, у вас особый взгляд – государев, так сказать.
– Как бы то ни было, Глушко приносил это оборудование в студию, и "Молодежная" пользовалась им. Не "Мерседесы" же он покупал.
Зацепин засуетился:
– О-о, вы не правильно меня поняли. Себе он ни в чем не отказывал. Отличный "Шевроле", девочки.., простите, мальчики – он другой сексуальной ориентации, квартира, как игрушка, рестораны. Он любит пожить.
– Сколько бы получал на Западе специалист его уровня?
– Возможно, значительно больше, – Сергей Михайлович посерьезнел. – Там, насколько я знаю, люди не стесняются вкладывать деньги в рекламу, не пугаются огромных гонораров специалистам. Но ведь мы здесь в "Молодежной" делаем одно общее дело, а он был как бы инородным телом, индивидуалистом до мозга костей.
Александра интересовал еще один важный вопрос:
– Как выглядел по сравнению с ним Смоленцев?
– О!.. Смоленцев – был другой гранью таланта. Виктория Макарова, 4 часа дня, 24 марта 1996 года, редакция телестудии "Молодежная"
Виктория уверенно толкнула дверь.
Миловидная, но замотанная секретарша с заплаканными глазами поднялась навстречу и замахала руками:
– Сергей Михайлович сейчас очень занят. У него важный посетитель.
Виктория вздохнула:
– Потрудитесь передать ему, что пришел не менее важный посетитель.
– Вы?
– Я лейтенант Макарова из службы безопасности Президента, мне нужны показания по делу об убийстве вашего руководителя. Срочно.
Секретарша вытаращила глаза:
– А я думала… Извините!.. А у него там целый майор из комиссии по расследованию. Ведет допрос.
– Вот и хорошо! Будьте уверены, он мне не помешает, – не колеблясь, Виктория нажала на ручку и прошла в кабинет Зацепина.
Бондарович и ухом не повел на появление своего куратора из службы безопасности Президента, в то время как в голове пронеслись мысли о всех последствиях, которые теперь можно было ожидать. Макарова, разумеется, доложит своему начальству, что "отстраненный" Бондарович все еще активно работает по делу; Кожинов тут же позвонит председателю ФСБ с претензией, а тот устроит грандиозную выволочку Щербакову. Жарко же придется бедному Щербакову…
– Здравствуйте, – только и сказала Виктория, проходя и усаживаясь.
– Простите… – Зацепин адресовал девушке недоуменный взгляд. – Вы по вопросу съемок?.. Пробы откладываются на неопределенное время. Сами понимаете…
Банда тихо улыбнулся и счел необходимым представить:
– Это лейтенант Макарова из охраны Кремля, она входит в ту же следственную группу, что и я.
– Именно так, – подтвердила Виктория, она уверенно "брала быка за рога". – Мне нужно задать вам ряд вопросов. Не думаю, что это будет слишком обременительно для вас…
– Но господа, – с улыбкой развел руками Зацепин, – вы же видите, какой у меня сегодня день!.. Я посвятил сколько смог времени товарищу майору. Координируйте как-нибудь свои действия, наконец…
Александр промолчал, благородно уступая инициативу прекрасной даме.
– У нас разные ведомства и разные методы работы, – объяснила Зацепину Виктория. – К тому же, если не пойдете мне навстречу, я пожалуюсь Кожинову и он вас проглотит живьем. Вам известно, кто такой Кожинов?
– Сдаюсь, – Зацепин театрально поднял руки вверх.
– Ведите беседу, – галантно предложил Виктории Бондарович. – А я, если что, задам параллельный вопрос…
Его "жертва", кажется, совсем не впечатлила Макарову:
– Спасибо, но некоторые вопросы носят совершенно конфиденциальный характер. У меня нет санкции на допрос в вашем присутствии, товарищ майор.
– Хорошо, – согласился Бондарович, – будем считать, что я закончил. У меня только есть для вас несколько слов, Виктория Васильевна, и передача.
– Что за передача?
Оставив обескураженного Сергея Михайловича в его кабинете, они удалились на минутку в приемную. Александр подал Виктории большой полиэтиленовый пакет.
Макарова вскинула на Банду удивленные глаза:
– Что это значит?
– Тут куртка и кепка.
– И кому же я их должна передать?
– Вашему техническому сотруднику с расцарапанными в кровь руками. А может, и с расцарапанным лицом. Еще ему следует передать на словах, что он изрядная сволочь: кота можно было бы не травить газом, а скрутить и запереть в сортире, – Банда так и сверкал глазами, не умея сдержать справедливый гнев. – Но оставленные вещи я вашему сотруднику все-таки возвращаю, потому что кот остался жив и мое табельное оружие – на месте.
Виктория изобразила растерянность:
– Я не понимаю, о чем идет речь. Вы уверены, что все правильно?
– Передайте мешок Кожинову, он сразу все поймет, – Бондарович развернулся к двери.
– Это Филя, что ли, пострадал? – спросила Виктория теплым дружеским тоном (всего минуту назад она позволяла себе держаться с прохладцей; это называется в народе – "табачок врозь"), но ответа не получила.
Ей оставалось только пожать плечами и вернуться в кабинет Зацепина.
Телевизионщик как ни в чем не бывало покачивался у себя за столом в кресле. У него была какая-то мысль, как говорится в известном мультике, и он ее думал. Зацепин окинул вошедшую Викторию профессиональным оценивающим взглядом и любезным тоном предложил:
– Мы могли бы с вами сделать совместно пару передач. Нехорошо, что за кремлевскими стенами пропадает неоцененной такая внешность… Не хотите это обсудить где-нибудь в ресторанчике? Я знаю подходящий поблизости…
Виктория будто не слышала его слов:
– Скажите, Сергей Михайлович, Смоленцев все решения принимал сам или все-таки советовался с кем-нибудь по стратегическим вопросам работы телерадиостудии?
Масляная улыбочка вмиг сошла с благообразного холеного лица Зацепина:
– Да, обычно я бывал в курсе его планов.
– У компании много финансовых проблем? – исключительно деловой тон Виктории не оставлял собеседнику никакой надежды сделать с этой красавицей "пару совместных передач". – Серьезных, я имею в виду.
Зацепин легко перешел на деловые рельсы:
– Да, как у всех сегодня.
– Какой документ вы готовили со Смоленцевым вчера утром?
– Вы имеете в виду заявку на перспективное развитие телерадиостанции? – Сергей Михайлович сначала как бы поразился столь глубокой осведомленности Виктории, но потом вспомнил, с кем имеет дело.
– Именно.
– Но эта бумага должна у вас быть – я имею в виду вашу службу. Смоленцев брал вчера список с собой на совещание в Кремль.
Виктория положила бумагу на стол:
– Она есть у нас, посмотрите, в таком ли виде она обсуждалась с вами?
Зацепин быстро просмотрел список:
– Да, все именно так, как мы обсудили с Виктором, – собеседник вдруг принял слегка печальный вид. – Трудно поверить, что это было только вчера утром.
– Расскажите, как Смоленцев мотивировал необходимость составления такой бумаги.
Кресло тихонько поскрипывало под Зацепиным.
– Он вызвал меня вчера утром и сказал, что будет на важном совещании в Кремле, что там хотят видеть полный список наших проблем. То есть что нужно редакции "Молодежной", чтобы уверенно развиваться. Мы и составили довольно наполеоновский перспективный план.
– Он выражал уверенность, что этот план будет выполнен?
– – Не совсем так.
– А как?..
– Он говорил, что можно серьезно надеяться на разрешение некоторых проблем в связи с тем, что правительство перед выборами заигрывает со средствами массовой информации.
Виктория так и наседала:
– Какая проблема основная?
– Первая по списку, конечно, – производственные помещения, – Сергей Михайлович кивнул на бумагу. – Сейчас мы, как видите, ютимся в переполненной "Шаболовке". Тут и без нас народу хватает… Серьезная проблема с арендой студий – дорого и неудобно. Мы больше всего надежд возлагали на выделение нам помещений. Есть ведь и готовый вариант: выделить нам несколько помещений на "Мосфильме". Там отличная инфраструктура, чудесные павильоны. Конечно, потребуется значительная реконструкция, но это вопрос, на мой взгляд, вполне разрешимый.
А "Мосфильм" все равно простаивает, точнее, пролеживает – в роли собаки на сене… – собеседник улыбнулся своей шутке. – Они выпускают сейчас вместо шестидесяти – всего два-три фильма в год. А за павильонами нужен уход, они же приходят в негодность, – Зацепин, который на время увлекся рассказом о своих планах, резко сбавил тон. – Боюсь только, теперь, со смертью Виктора, шансов у нас становится очень мало.
Виктория ничего не могла сказать ему на этот счет:
– А остальные позиции?
– Они все реальные, хотя – из цикла "хорошо бы".
Спутниковое вещание, кабельная система, оборудование, – все это закладывалось для того, чтобы Елена Борисовна видела перед собой перспективы нашего развития. Ведь это было ее любимое детище. Елена Борисовна в свое время приложила немало стараний, чтобы телерадиокомпания "Молодежная" получила шанс на рождение и выживание. А концессия на видеопрокат лент Госфильмофонда могла бы с легкостью решить проблему финансирования компании…
– Понятно. Помимо надежды на государственную помощь, какие еще серьезные проекты рассматривались в редакции в последнее время?
Зацепин слегка замялся.
И Виктория была вынуждена прийти ему на помощь:
– Сергей Михайлович, меня не интересуют ваши коммерческие тайны, я не собираюсь входить в телебизнес.
– При ваших внешних данных и отличной дикции – вполне могли бы, – неожиданно выстрелил галантным комплиментом Зацепин. – Все-таки вы обдумайте мое предложение насчет совместных передач…
– Спасибо. Но я занимаюсь раскрытием убийства.
Итак… Мне не нужны бизнес-планы, равно как и совместные передачи – извините! – Виктория строго придерживалась делового тона; она давно знала цену и весьма недалекую (альковную) перспективу традиционного для прилипал "Девушка, не хотите ли сниматься в кино?" – Меня интересует круг деловых и политических контактов Смоленцева в последнее время. Его друзья и враги. Что вы можете об этом сказать?
Сергей Михайлович решил все-таки, что ничем особенно не рискует: