– Были совместные планы с "Экобанком". К примеру, получи мы концессию, о которой я говорил, "Экобанк" инвестировал бы деньги в производство видеокассет и цифровых дисков. В свое время в Америке было кое-кем нажито миллиардное состояние на том, что тысячи старых лент тридцатых и сороковых годов были превращены при помощи компьютерной обработки в цветные – и запущены в видеопрокат…
– Очень интересно. Скажите, вам знаком вот этот человек? – Виктория показала Зацепину половинку снимка.
Сергей Михайлович наморщил лоб:
– Нет, лицо незнакомое. А кто это?
– Мэр Ульяновска, Семен Липкин.
Тут Зацепин вспомнил:
– Ax, да! Смоленцев собирался сделать передачу с его участием. Ульяновск, как вы знаете, считается социалистическим заповедником с самым высоким уровнем социальной защиты населения в стране и с самыми низкими ценами на продукты первой необходимости. Смоленцев хотел свести этого Липкина в дискуссии с Немцовым. Мог получиться интересный спор. Противоположные концы диаметра…
– Он сейчас в Москве?
– Липкин?
– Липкин, мэр…
– Да. Должен быть.
– У вас нет его координат? – Виктория позволила себе чуть-чуть расслабиться и улыбнуться.
– Да, конечно, сейчас найду, – Зацепин начал листать перекидной календарь. – Он в гостинице… "Россия", номер 611, телефон 256-86-11.
– Благодарю вас, – она записала данные в крохотную записную книжку.
– Не за что! Мой долг, так сказать…
– Еще такой вопрос… В рамках предвыборной кампании вы получали какие-то предложения со стороны оппозиционных партий?
– Конечно, массу, – Сергей Михайлович был совершенно очарован ее мимолетной улыбкой.
– Они обсуждались?
– Некоторые.
– Какие?
– Те, которые не идут в разрез с нашей генеральной линией. Смоленцев.., был.., достаточно искушенный человек в политике. Оппозиционеры не могли использовать его так запросто. Скорее он.., мы – использовали их.
– С каким настроением Смоленцев ехал вчера в Кремль?
Зацепин развел руками:
– Как всегда, когда он ехал в Кремль… В хорошем боевом настрое, у него было ощущение далеко идущей перспективы. Не в розовом, конечно, свете, но все же…
Виктория поднялась:
– Спасибо, Сергей Михайлович. Все было информативно и предельно ясно. Со всеми бы так!.. – девушка на секунду приостановилась у двери. – Вы, надеюсь, понимаете, что о нашей беседе…
Зацепин с улыбкой замахал руками:
– Никому-никому!
Когда девушка вышла, Сергей Михайлович перестал раскачиваться в кресле:
– Ну надо же!.. Однако хороша!.. Тимур Геннатулин, 7 часов вечера, 24 марта 1996 года, 2-й Балтийский переулок
Тимур оставил машину за квартал от дома, к которому направлялся. Он шел дворами. На нем было длинное – чуть не до земли – черное пальто, в правой руке он держал объемистую белую коробку, перевязанную шелковой голубой лентой.
Подойдя к дому, огляделся. Сумерки уже настолько сгустились, что в десяти-пятнадцати метрах очертания предметов расплывались. Если Тимура кто-то и видел из окна, то вряд ли имел возможность рассмотреть. А навстречу никто не попался: время позднее, погода стояла сырая, зябкая – не располагающая к прогулкам.
Тимур вошел в темный подъезд и поднялся по лестнице на четвертый этаж. Интересующая его квартира была направо. Большая, оклеенная черным дермантином, стальная дверь-сейф с новомодными и как будто очень надежными израильскими замками… На лестничной площадке было темно – лампочка в патроне отсутствовала. Слабый свет лился откуда-то с верхних этажей.
Тимур полушепотом чертыхнулся, переложил упаковку в левую руку и пошел по лестнице вверх. Он поднялся на седьмой этаж. Именно здесь горела чуть не единственная в подъезде лампочка. Ничтоже сумняшеся Тимур выкрутил ее и спокойно пошел вниз. Он чувствовал через замшевые перчатки тепло от лампочки.
Тимур ввернул лампочку на четвертом этаже, потом достал из-за пазухи черную ермолку и надел ее – сдвинул ближе к затылку. Заулыбался, нажал на кнопку звонка.
Самого звонка он практически не слышал – толстые стены, звуконепроницаемая дверь. Ждал минуту, две… Никто и не думал открывать. Хотя хозяева были дома. Прежде чем входить в подъезд Тимур специально смотрел – во всех окнах квартиры горел свет.
Тимур позвонил еще раз, уже настойчивее.
Наконец за дверью послышалось какое-то шевеление.
Появилась искорка света в "глазке". Тимура довольно долго изучали – будто держали под микроскопом. А он стоял и широко и масляно улыбался в этот "глазок"…
Мужской голос, немного встревоженный и приглушенный, спросил из-за двери:
– Это кто?
Тимур улыбнулся еще шире – как только мог. Лицо его стало совсем круглое – хоть блины пеки. А он еще слегка повернулся к свету – чтобы лицо его, а главное – ермолку – разглядели:
– Дубман здесь живет?
За дверью долго соображали, здесь живет Дубман или не здесь; но, видно, так и не смогли сообразить, спросили:
– А что?..
Тимур слегка приподнял упаковку:
– Если здесь, то им посылка из Тель-Авива, если не здесь, то не знаю, что делать… – и он ступил шаг к лестнице.
– Откуда?
– Из Тель-Авива.
– А от кого? – допытывался голос, который стал менее напряженным.
– Тетя Роза у вас там есть? Прямо к самолету передала…
– Ах, тетя Роза! – один за другим заскрежетали замки. – Диночка, ты слышала? Тетя Роза весточку подает…
Дверь наконец отворилась – на ширину плеч – и в проем выглянул сухощавый бледный мужчина лет сорока пяти, – должно быть, сам Дубман. В его гладкой – будто глянцевой – лысине отразился свет электрической лампочки. С благодарной улыбкой Дубман протянул руку за посылкой, даже не подумав однако пригласить гостя в квартиру.
Но гость вошел сам. Он шел как танк – его было не остановить щуплому, небольшого ростика Дубману.
Испуг мелькнул в глазах хозяина квартиры:
– Но позвольте…
Тимур, взявшись за дверь, оттолкнул упирающегося Дубмана и вошел в прихожую.
Из кухни выглянула средних лет стройная женщина:
– От тети Розы?.. – и осеклась.
Дина увидела, как муж ее, отскакивая от незнакомца, будто мячик, пытался упираться ему в грудь, чтобы вытолкнуть из квартиры. Но незнакомец был – как скала.
Дина догадалась, что это не от тети Розы и обомлела.
А незнакомец, ворвавшийся в квартиру, бросил свою коробку на пол, а потом сделал неожиданное движение ногой, и бедный муж Дины подлетел над полом, перевернулся в воздухе и исчез в глубине спальни – так силен был удар. Сразу же из спальни послышался грохот. Потом наступила зловещая тишина.
Незнакомец закрыл за собой дверь:
– Дина Дубман?
Дина смотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.
Тимур подошел ближе:
– Я спрашиваю.
– Да, – едва выдохнула Дина; но вдруг ее прорвало:
– Вы же убили его. Вы – убийца! Что вам надо?.. Я уже нажала на кнопку сигнализации… Сейчас милиция приедет…
Тимур поморщился:
– А где дети?
Дина поняла, что угроза с несуществующей сигнализацией не подействовала, поэтому решила сменить тон на более вежливый. Она, кажется, сейчас полностью зависела от этого человека – какого-то маньяка:
– Они у бабушки…
– Тем лучше для них, – Тимур запер замки и спрятал ключи в карман.
– Что вы хотите? – у Дины тряслись руки и подкашивались ноги; женщина попятилась, села на табурет.
– Ничего особенного. Трогать тебя – в известном смысле – я не собираюсь…
– Но вы убили его!..
Тимур и сам знал, что убил: после такого удара не выживают даже очень крепкие ребята, не то что такие хлюпики. Однако сказал:
– Оклемается… Полежит полчасика и встанет.
Дина поверила. Наверное, потому, что очень хотела поверить. На лице ее появилось умоляющее выражение:
– Разрешите ему помочь… Я должна. У него диабет, не убивайте его…
– Потом, потом!.. Некогда!.. – Тимур заглянул в одну комнату, в другую. – В квартире никого больше нет?
– Нет. Что вы хотите? Денег?
Тимур не ответил; он на всякий случай осмотрел кладовку, ванную и туалет.
Дина едва шевелила побелевшими губами:
– Я дам вам деньги. Хотя у нас и немного: трех тысяч не наберется. Вы не в ту квартиру пришли…
– Деньги?
Женщина обрадовалась, заметив, что его как будто заинтересовали деньги, заговорила с жаром:
– Они там в зале – среди книг. Во втором томе Пришвина.
Тут Тимур подошел к ней и навис сверху:
– Деньги твои мне не нужны. Ты только должна позвонить одному человеку и дать кое-какую информацию.
– Какую информацию?
– Ты работаешь в "Экобанке"… – Тимур сходил в прихожую, принес телефонный аппарат и поставил его на стол перед женщиной.
– Да, но я там маленький человек. Я всего лишь – валютный кассир, – лепетала Дина. – Мне не известно ничего.
– Это не важно, – голос Тимура стал как бы мягче, и это несколько успокоило Дину. – Достаточно того, что многое известно мне. Из первых рук, так сказать…
Дина оглядывалась в сторону спальни. Но из спальни не доносилось ни звука. У Дины дрожали губы:
– Разрешите, я ему помогу. У него диабет…
– Не отвлекайся, – нахмурился Тимур. – Сейчас ты наберешь вот этот номер, – он достал из портмоне клочок бумаги с написанным номером, – и позовешь к телефону Геннадия Анатольевича…
У Дины будто крыша поехала, женщина все оглядывалась в сторону спальни:
– Разрешите, я ему помогу…
– Заткнись и слушай!.. – прорычал Тимур и боль но схватил ее за волосы, ткнул носом в телефонный аппарат.
Дина заплакала. Беззвучно. Но слезы потекли в два ручья.
Женщина боялась поднять глаза на этого человека; она уже мельком видела их – в них была лютая ненависть…
Несмотря на то, что от незнакомца так и веяло теплом – будто он только что вышел из парилки.
Дина вытерла слезы локтем:
– Хорошо, я позвоню.
– Так-то будет лучше. Ты ведь сама тянешь время.
Дина взяла себя в руки:
– Что сказать?
– Скажешь, что на счета телерадиостанции "Молодежная" поступила некоторая сумма.
Женщина подняла на Тимура изумленные глаза:
– Откуда вы это знаете? Ведь банк не разглашает такие сведения…
Тимур пропустил мимо ушей ее замечание:
– Скажешь, что если этого человека интересует такая информация, то он должен тебе заплатить… Его информация заинтересует, и он пообещает тебе гонорар. Если хочешь, можешь поторговаться – правдоподобнее будет выглядеть…
Дина слушала его с серым лицом и мертвыми глазами.
Тимур продолжал:
– Когда вы сойдетесь в цене, выдашь ему следующую информацию: на счет названной телерадиостанции из партийной кассы КПРФ переведены сорок миллионов рублей.
Отправлены деньги восемнадцатого марта, получены – двадцать третьего…
Дина покачала головой:
– А если он не поверит?
– Поверит… Но ты должна быть убедительной, – Тимур посмотрел на нее внимательно. – То, что ты испугана, волнуешься, – это хорошо. Это будет выглядеть натурально. Не каждый же день сотрудница из банка выдает прессе банковские секреты… Не забудь представиться ему, назови свой счет – на который надо будет перевести гонорар…
Дина подавленно кивнула:
– Хорошо… Только наберите номер сами – у меня руки сильно дрожат.
Тимур подал ей трубку и быстро набрал требуемый номер.
Через несколько секунд трубку на том конце провода сняли. Дина спросила взволнованным голосом:
– Геннадий Анатольевич?..
Геннадий Анатольевич, действительно, очень заинтересовался информацией и даже не стал торговаться; он заверил, что завтра же на счет Дины Дубман будут переведены полторы тысячи долларов. И положил трубку.
Дина тоже положила трубку и подняла на Тимура умоляющие глаза:
– Разрешите мне теперь…
– Да, конечно, теперь можешь…
Дина поднялась с табурета и.., только двинулась из кухни по направлению к спальне, как стальная струна вдруг захватила женщине шею.
В глазах у Дины потемнело, сразу кровь застучала в висках…
Дина широко раскрыла рот и захрипела. Но струна затянулась еще сильнее – настолько сильно, что Дина не могла уже даже хрипеть. Боль была такая, будто ножом резали шею – струна впилась глубоко в кожу. И кожа лопнула, по шее потекла кровь.
Лицо женщины стало багровым. Дина сначала напряглась, хотела вырваться; хваталась руками за шею – тщетно пробовала сунуть пальцы под струну, но – безрезультатно. Убийца слишком превосходил ее в силе… Дина дерзнула ударить его локтем – и ударяла… С каждым разом все слабее и слабее. Наконец обмякла, выпученные налитые кровью глаза ее остекленели, и женщина мягко осела на пол…
Тимур еще минуты три стоял, согнувшись над ней, не отпуская струну. Смотрел, как конвульсивно дергаются ее ноги… Потом пощупал пальцем сонную артерию и выпрямился; отер струну о подол халата Дины. Переступив через тело, вышел в прихожую. Поднял коробку.
Он собрался уже уходить, но тут вспомнил о деньгах.
Решил все-таки взять. Не то, чтоб они ему были очень нужны – скорее для того, чтобы инсценировать ограбление.
Тимур нашел среди книг двухтомник Пришвина и вытащил второй том. Переложил доллары к себе во внутренний карман пальто. Огляделся. Сбросил на пол с десяток книг, выбросил какие-то бумаги, документы из секретера, высыпал в боковой карман драгоценности из шкатулки…
Затем тихо покинул квартиру.
На улице, проходя мимо мусорного бака, бросил в него свою коробку – она все равно была пустая. Виктория Макарова, 10 часов вечера, 24 марта 1996 года, у себя лома
Ольга Борисовна делала в ванной горячий массаж Прокофию Климентьевичу, когда Виктория пришла домой. За спиной у девушки громко щелкнул дверной замок.
– Виктория, ты одна? – послышался из ванной голос женщины.
– Да, Ольга Борисовна, – бросив сумочку на стул, Виктория устало снимала пальто.
– Не каждый же день ей новых кавалеров водить, – покряхтывая под довольно сильными руками женщины, прокомментировал ситуацию дед.
– Борщ на плите, гуляш в холодильнике, – сообщила Ольга Борисовна. – Мы скоро заканчиваем.
Виктория в одиночестве села ужинать на кухне.
День на службе закончился без катаклизмов и даже без осложнений, которых девушка боялась с утра.
И накатила вечерняя усталость. Здесь, на старой кухоньке, пропахшей вкусным борщом, Виктория впервые с утра ощутила себя защищенной. Это, наверное, еще детские впечатления, устоявшаяся уверенность: дедушка сильный, с ним спокойно, он никому не даст обидеть; дедушка – незыблемая основа… Так ли это? Очень многое изменилось с тех давних времен, когда Вика, маленькая девочка, ловила в скверике за домом бабочек сачком. Дедушка стал совсем старик. И хотя крепится, – видно, как сильно он сдал, как слабеет с каждым днем и сам все чаще нуждается в помощи – в самой обыкновенной, в быту…
Виктория отогнала эти грустные мысли. Ей еще необходимо было обдумать сложившуюся ситуацию… Кажется, сие не терпело отлагательств.
– Как дела на работе? – спросила Ольга Борисовна.
– Нормально.
Что же произошло сегодня? Почему она столь неожиданно для себя бросилась в омут головой? Ведь это даже не в ее характере. Как опытному стрелку ей скорее свойственно сидеть в засаде и подпускать добычу на верный выстрел, а затем поражать ее; – легким движением указательного пальца, нажимающего на спусковой крючок…
Снова послышался такой домашний голос Ольги Борисовны:
– Виктория, ты поможешь нам перебраться в кресло?
Девушка отодвинула тарелку:
– Да-да, иду…
* * *
Через полчасика дедушка отослал Ольгу Борисовну заниматься домашними делами, чтобы без помех переговорить с внучкой. У Прокофия Климентьевича было благодушное настроение, – наверное потому, что почти ничего не болело.
После массажа на время отпустил кашель. Они сели чаевничать вдвоем, не включив даже телевизор.
Прокофий по-стариковски не спеша отхлебывал чай:
– Что-то произошло. Вика?
От деда не спрячешься. Виктория посмотрела на него с уважением и любовью:
– Мне надо посоветоваться с тобой, прокрутить ситуацию. Дело серьезное.
Старик насторожился:
– Что-то я от тебя подобного давненько не слышал, включи-ка радио, красавица. Музычку послушаем…
– Не нужно, – Виктория положила на стол аккуратную пластмассовую коробочку размером с пачку сигарет. – Я взяла у ребят в техническом отделе подавитель "жучков".
– Как, как? Подавитель?..
– У нас появляются время от времени любопытные новинки…
Старик с сомнением покосился на прибор:
– И напрасно. Шум льющейся воды или плохо настроенного канала радио забивают микрофоны напрочь, но при этом не привлекают внимания. А с твоей коробочкой ты в данный момент насторожила какого-то парня на прослушивании, – об этом он сказал с уверенностью специалиста.
– Стандартное прослушивание сейчас ведется автоматически, человек в наушниках сидит только на конкретных заданиях, – тоже со знанием дела возразила Виктория. – Остальные каналы контролируются выборочно, а также по ключевым словам, по заданным голосам… И еще прочая техническая заумь. Нас это не должно волновать.
– Хорошо, – сдаваясь, поднял руки Прокофий, – не будем спорить о технике. Давай о людях, – это гораздо интересней. Что произошло, девочка? Я не слышал от тебя такого обеспокоенного тона с тех пор, как ты собралась выходить замуж. Если помнишь, ты страшно переживала тогда, что не сможешь по-прежнему ухаживать за мной, хотя я был в гораздо лучшем состоянии, чем сейчас.
Но мы же справились с ситуацией.
Виктория ласково погладила ему руку:
– Не мы, дедушка, а ты. Зачем перекладываешь на меня свои лавры? Ты в семьдесят пять лет привел в дом женщину на двадцать пять лет моложе себя и отпустил меня с богом. И с чистой же совестью.
Легкая тень мелькнула по лицу старика:
– Да, а через год и ты вернулась ко мне. Так что, немного разума, немного терпения – и все налаживается так, как нужно, – проведя психологическую подготовку, Прокофий Климентьевич резко перешел к делу. – Тебя как будто втягивают в опасную игру? Кто?
– У меня ощущение не просто кризиса, а катастрофы.
Возможной катастрофы, – поправилась Виктория. – Ситуация в Доме просто закипела. Все, кого я как будто неплохо знала, разительно переменились. Мне словно приходится знакомиться с людьми заново…
– Что же ты хочешь! Происшествие из ряда вон, – заметил Прокофий. – Для каждого в отдельности и для всех вас вместе – испытание на прочность. Точнее на вшивость – как говорили в прежние времена.
Виктория заботливо поправила плед у него на коленях:
– И не только это… Мне кажется, кто-то решил сыграть ва-банк. История с убийством – лишь показатель всей этой нестабильности. Сейчас от небольшого, по сути, толчка могут произойти глобальные события.
Старик смекнул, куда она клонит:
– Кто-то решил предать команду и разыграть собственную карту?
– Мне кажется, так.
– Ты знаешь, кто? – он посмотрел на Викторию каким-то новым взглядом; внучка быстро росла в его глазах.
– Нет, но это может быть почти любой.
– Так, так… – Прокофий задумался.