6
СМЕРТЬ ВО ФРАНЦУЗСКОМ ЗАЛЕ
Не иначе как сглазили городской музей! Прямо напасть какая-то на учреждение культуры. Вот, снова случилось невероятное и непредвиденное: погиб человек. И опять ночью. И опять-таки во время так называемого мероприятия! Да кто их, черт возьми, разрешает?! И человек-то погиб не последний в шоу-бизнесе. Хотя, казалось бы, какая разница - где погиб, кто… Жил человек, работал, чего-то пыхтел и старался, что-то о себе воображал. А теперь его нет. Лежит на полу и не шевелится. Но это для близких, наверное, все равно где. Для них горе - оно и есть горе. Зато для руководителей культуры, для дирекции музея - не все равно. Потому что должен же теперь кто-то отвечать.
А ведь как все пафосно начиналось!..
Артур Запорожцев, известный клипмейкер, этой ночью снимал в музее ролик двадцатилетней певицы Франчески. Вообще-то в жизни ее звали Лена Морозова. Но кто запомнит такие имя и фамилию? Поэтому она придумала себе гордое сценическое имя Франческа. Правда, вся съемочная группа и даже спонсор, на чьи деньги снимался клип, называли ее просто Франя. Имя Франческа с юным современным существом как-то не сочеталось.
Запорожцев не признавал никаких сценариев. Сценарий рождался в его воображении сразу при личном знакомстве с исполнителями попсы. Хорошенькая Франческа была похожа на ожившую куколку Барби: точеная фигурка, длинные платиновые волосы, круглая попка и торчащие грудки. Идеальная стоматологическая улыбка Франи напоминала кукурузный початок молочно-восковой спелости. Артур только глянул на Франю, как сразу понял: песня "Алмазные слезы" хорошо покатит на фоне богатых интерьеров музея. Пусть спонсор проплатит дирекции столько, сколько запросят, но Артур видел этот клип только на фоне истории, написанной Дюма-папой, известной широкой публике как "Три мушкетера". Не иначе. Его идея была такова: Франческа - французская королева. Вокруг нее, как пчелы, роятся мужчины: король, д’Артаньян, кардинал, всякие там придворные. Но любит она одного Бэкингема. Из глаз ее текут алмазные слезы, как те бриллиантовые подвески, подаренные английскому любовнику…
Образ французской королевы мгновенно зажег Франческу и ее спонсора. Французский зал музея превратили на время съемок в королевскую опочивальню. Зал эпохи рококо, хоть и был уставлен вещами аристократов прошлых эпох, такого обилия золота еще не знал. Банкир, покровитель певицы, предоставил для создания покоев королевы свою личную мебель из коллекции "Коломбо Стайл". Чтобы уж точно было а-ля Версаль, решил он, и пусть арабские шейхи сходят с ума от зависти при виде королевского сияния. Короче, шика и блеска дали! Посреди зала разместилась огромная, белая с золотом кровать. Над ней расцвел всеми оттенками золотого парчовый балдахин. Рядом образовалось огромное трюмо, тоже сплошь покрытое самым что ни на есть настоящим листовым золотом с кренделями и украшенное стразами Сваровски. Пуф из той же золотой парчи стоял между кроватью и трюмо. Все вместе лучилось таким нестерпимым золотым сиянием, что даже видавший виды Запорожцев присвистнул, когда интерьер подготовили к съемке.
В позолоченном кресле восседала певица. Уже в гриме, в белом накрученном парике, с черной бархатной мушкой на груди и такой же - над пухленькой верхней губкой. На ней переливалось розовое атласное платье с таким декольте, в котором можно было рассмотреть все анатомические подробности Франческиного организма.
Артур Запорожцев обвел взглядом опочивальню и вдруг заорал на ассистентов:
- Мать!.. Йокалэмэнэ! Вы что, слепые?! Какого хрена эта херня тут стоит!
Помощники популярного клипмейкера подпрыгнули, но не особенно удивились. Мат был неотъемлемой частью их работы. Не сразу они врубились, что речь идет об оставшихся в зале музейных экспонатах.
- Так ведь команды не было, Артурчик, - забормотало существо неопределенного пола, стриженное почти наголо, с пирсингом на всем, что выступало на лице и фигуре.
- А мне по цымбалам! - продолжал возмущаться гений режиссуры. - Сами е…сь! Репа совсем не работает? За такие бабки, какие я плачу, должны были сами …ть!
- Что конкретно вынести, Артурчик?
- Все. На хрен. Гнилое старье, …ть!!!
- А вот эту? Голую на мраморе? Ща прочитаю табличку… "Мадам Рекамье". Ее тоже? На хрен? Она такая шикарная, с титьками! По-моему, вписалась, а?
- Я тебя, морда собачья, не спрашиваю, как по-твоему! Мать!!! Убери отсюда эту мадаму и засунь ее себе в ж…!
Поднялась суета. Команда клипмейкера, осветители, ассистенты и рабочие побросали свою аппаратуру и навалились на музейные экспонаты. Они таскали из зала все подряд: шкаф-бюро, портшез - кресло-карету, в котором переносили французских вельмож; статую Людовика, короля-солнце… Труднее всего было вытащить несколько скульптур. Но все же им удалось вынести, истекая потом и кряхтя, мальчиков-амуров и бюст мадам Рекамье.
Когда все музейное убрали, вынесли и растыкали по углам, Артур приступил к съемкам. По экспозиции музея, вдоль темнеющих картин, тускло отсвечивающих мраморных и бронзовых статуй, мимо старинных рам и зеркал, точно пыльный вихрь, проносился ядреный режиссерский матерок.
В это время в музее находились некоторые его работники. Старший научный сотрудник отдела фондов Валерия Аросева дежурила по музею и находилась во флигеле. В массовом отделе полуночничала Олеся Суздальская, младший научный сотрудник. Не успев сделать это днем, она набирала на компьютере текст экскурсии для школьников. Смотрительница требовалась нынче только одна, но остальные старушки узнали от Лужецкой из Французского зала о съемке. И притащились ночью в музей из любопытства - нечасто такое увидишь!..
Суета в музейной экспозиции и особенно истерические крики Запорожцева парализовали смотрительниц. Впервые в жизни они убедились, что золото и богатство - настоящие братья, притом близнецы. Невооруженным глазом музейные бессребреники увидели, что золото - это даже не металл, не материал, а другой поток жизни. И в этом другом потоке нет места не только картинам и скульптурам, но и - тем более - простым людям. Люди с золотом и люди без - существа с разных планет. Глупые люди, стерегущие музей, были уверены в каких-то отживших постулатах… Музей - храм искусства. Картины - великие памятники прошлого. Скульптуры - шедевры великих мастеров. И тут пришел мальчик-мажор, правнук по возрасту, и одним своим монологом послал их вместе с их музеем-храмом в… В общем, далеко.
Придя в себя, старшая смотрительница Лужецкая побежала жаловаться на самоуправство режиссера в массовый отдел. Туда было ближе всего - рядом с античным двориком, справа от лестницы. Задыхаясь от быстрого спуска на бельэтаж, она распахнула дверь экскурсионного отдела и проплакала:
- Олесенька Семеновна! Там такое творится! Мародерство! Музей гибнет!
- Что такое, Оксана Лаврентьевна?! Присядьте, пожалуйста. Что с вами?
- Пойдемте скорей! Сами увидите! Я не могу… - промокала слезы смотрительница.
Олеся быстро поднялась на второй этаж, и ее взгляду сразу открылась кощунственная перестановка. Она не мешкая вошла в ослепительно освещенный зал.
- Вы… Кто вам позволил заниматься самоуправством?! - возмущенно обратилась девушка к человеку в кресле с надписью "Режиссер".
Съемочная группа застыла. Запорожцев, не поднимаясь, окинул взглядом скромное бедное платьице Суздальской, высокую нескладную фигурку, бледное личико. Он был тертый калач и сразу понял самое главное: она ничего не решает. Опасаться следовало лишь начальства, но не в данном случае, когда за все уплачено. Поэтому он повел себя, как поступал чаще всего, - с обезоруживающей наглостью.
- Как вас зовут, Золушка? Вот так ворваться на чужой бал и даже не представиться… - сложил руки на груди клипмейкер.
- Суздальская Олеся… Семеновна.
Запорожцев посмотрел на музейщицу, как на вылезшую из плинтуса мышь, которая пытается помешать съемкам его клипа.
- Очень, очень НЕприятно! Запорожцев Артур. Так кто вы такая, чтобы я перед вами отчитывался? Директор? Министр? Президент?
В группе захихикали, подыгрывая режиссеру.
- Я младший научный сотрудник экскурсионно-массового отдела, и я имею право спросить…
- Ничего подобного! Никаких прав ты не имеешь, младшая, - цинично перейдя на "ты", залепил ей рот клипмейкер. - Вот что я тебе скажу! Ты получаешь зарплату, потому что я снимаю в этой богадельне клип. И такие, как я. Иначе сидела бы без зарплаты. Как шахтер в шахте. Твое начальство в курсе всего, что здесь происходит. Если есть сомнения - вот телефон, звони своему директору! - Он протянул ей мобильный.
Олеся представила, как она посреди ночи будит звонком директора Никиту Самсоныча и как он устраивает ей разнос. Девушка вышла из зала, закусив губу. В ее воображении возникла картина: "Запорожцев снимает клип олигарху-братану", как в знаменитой картине Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану". В репинской картине звучал смех. Этот смех, веселый и озорной, ходил по кругу, как танцующий казак. В экспозиции вокруг Запорожцева тоже звучал смех, но смеялись над ней! Вся съемочная группа радовалась очередной маленькой победе удачливого шоумена над музейщицей-неудачницей. На картинке в Олесиной голове композиция застыла. Возле головы режиссера надулся пузырь, как в комиксе, и в нем появились матерные слова. Группа подобострастно ржала. Полуголая певица выпрыгивала из декольте. По кругу картины Запорожцева ходил не смех, а цинизм…
Олеся промокнула слезы и пошла к Аросевой, поплакаться в ее надежную "пуленепробиваемую" жилетку.
Тем временем со съемкой клипа "Алмазные слезы" были свои сложности. Артур уже в шестой раз командовал: "Разгон! Камера! Мотор!", звучала фонограмма, красивая Франческа с обнаженными плечами и грудью стояла у царского ложа, две камеристки расшнуровывали ее корсет, а она открывала рот, обернувшись к камере. Но артикуляция ее нежных блестящих губ не совпадала с фонограммой: "О том, что спас подвески, пришли мне эсэмэску, пришли мне эсэмэску, д’Артаньян!" Слезы же вообще не получались, хоть ей и лук ассистенты подсовывали, и глицерин на щеки капали. Все было не то.
- Франя, твою мать! Соберись! - закипал Запорожцев. Он не мог при всех орать на нее так же, как на своих помощников, все-таки клип снимался на деньги ее любовника, и это сильно его раздражало. - Где слезы? Где тоска по любимому? Ты выглядишь так, словно у тебя стащили жвачку! У тебя должно быть другое состояние, принципиально другое! Ты не ноготь сломала! Франя! Ты навек расстаешься с любимым!!!
- Я стараюсь, Артурчик! - жалостливым голоском отвечала певица, понимая, что из-за нее затягивается съемка клипа.
Когда в седьмой раз Франя не попала в текст и снова шевелила губами мимо песни, режиссер перестал сдерживаться.
- Все! Стоп! Перерыв! - гаркнул он команде. - Франя! Пошли выйдем. - Он стремительно выскочил из Французского зала. Певица, мелко стуча каблуками, последовала за ним.
- Ну ладно, Артурчик! Я все понимаю… - стала лепетать она, когда вслед за режиссером вышла на широкую лестничную площадку.
- Ты все понимаешь, бля?! - прорычал Запорожцев, выпустивший все свое раздражение на волю. - Да ни хрена ты не понимаешь! Думаешь, твой банкир будет всегда на тебя, дуру, деньги тратить? Через три года ты уже станешь для него старовата, понимаешь? Он найдет помоложе, посвежее и поопытнее. Усекаешь?! Вышвырнет он тебя на хрен! И станешь ты вокзальной шлюхой! Минет затри гривны делать будешь!!!
- Что ты сказал, тварь?! - Франческа вся вспыхнула, сквозь грим заалел натуральный румянец, слезы брызнули из глаз.
- Стоп! Вот так! Задержи в себе это состояние! Бегом сниматься! - Артур уже тащил ошалевшую Франю на съемочную площадку. - Неважно, что я тебе наплел, важно, что ты сейчас чувствуешь!..
- Я тебя убью, скотина! - визжала Франя, путаясь в огромной атласной юбке и нескольких кружевных нижних.
Все получилось с первого дубля. Франя плакала натуральными слезами. Точно попадала губами в фонограмму. Ее несчастное, обиженное лицо, взятое оператором крупным планом, производило нужное впечатление. Запорожцев развернул экран монитора, чтоб вся съемочная группа видела, как хорошо получились "Алмазные слезы", и поднял большой палец. Неважно, какой ценой, но он добился нужного результата. А Франя подуется, понятное дело, но остынет. Она ж не полная дура! Поймет, что это делается для нее.
- Съемка закончена. Всем спасибо! - Режиссер поднялся со складного стульчика и вышел перекурить.
- Скунс вонючий! - прошипела Франя ему вслед.
Помогавшая ей переодеться костюмерша понимающе и многозначительно улыбнулась.
- Тяжелый человек, Франечка! Работать с ним - наказание. Но он ведь талант! А талант шапкой не накроешь! Приходится терпеть, миленькая, - философствовала костюмерша.
- Вам нравится терпеть, вот и терпите! А я эту гадину урою! - пообещала Франческа и отправилась во внутренние помещения музея, в туалет.
Группа собирала технику. Оператор, осветители, звукорежиссер, гримерша, костюмерша - все паковали свои инструменты. Под окнами здания просигналила машина - это банкир, вызванный Франей, приехал забрать певицу. Внезапно в зал мелкими шажками втиснулась бабулька-смотрительница.
- Там ваш режиссер упал, - пробубнила она. - Пойдите посмотрите! Он не шевелится. Лежит, как неживой.
На старушку подняли удивленные глаза несколько человек.
- Даже и не знаю, кого вызывать? "Скорую" или милицию?
Съемочная группа заторопилась за смотрительницей.
В одном из углов зала Нидерландского искусства, разбросав руки, лежал Артур Запорожцев. На его грудной клетке, пробив ее, покоилась мраморная колонна с бюстом мадам Рекамье. Из-под режиссерского бока растекалась багровая лужа.
Охвативший людей столбняк длился пару минут. Затем все зашевелились. Кто-то вызывал милицию, кто-то "скорую". У вернувшейся из туалета Франи случилась истерика. Оператор орал, чтоб не подходили к телу и ничего не трогали…
Милицейская бригада снова работала в музее. Труп режиссера огородили стойками на бархатных витых шнурах. По иронии судьбы, мертвецу пригодилось хоть что-то музейное. С людьми разговаривали сразу несколько оперативников. Двое беседовали с музейщиками, еще один расспрашивал съемочную группу. Следователь задавал вопросы певице и ее спонсору-банкиру. Срочно вызвали директора музея Горячего. С Никитой Самсоновичем беседовал начальник опергруппы. Разбуженный среди ночи и примчавшийся на работу директор имел жалкий вид. Он был в плаще, надетом поверх зеленых полосатых пижамных штанов. Но никто, кроме милицейских сотрудников, не обратил внимания на нелепый внешний вид директора. Не до того было. Перепуганная Франческа, после того как ей стали задавать вопросы по третьему разу, стала икать, и никакая вода не помогала снять икоту. Другие члены съемочной группы, уже по нескольку раз объяснившие милиционерам, кто где находился и чем занимался, устало разместились на роскошной мебели. От общей усталости и подавленности даже сияние "Коломбо Стайл" казалось померкшим.
- Уважайте музей! Уважайте музей! - трясла подагрическим пальцем над головой Лужецкая, смотрительница Французского зала, где проходили съемки. - Это рок, молодые люди! Злой рок, спровоцированный злыми людьми!
- Оксана Лаврентьевна, - заглянул в свой блокнот сотрудник милиции, - что вы понимаете под словами "злой рок"?
- А тут и понимать нечего, - вышла вперед Юдина, ростом лишь до бедра оперативника. Она не дала ответить Лужецкой, а, тыча узловатой ручонкой в разные стороны, отрапортовала: - Этот рыжыссер, покойник, приказал вынести вон все статуи из Ксаныного зала. Усе и повыносили. И бьюст поставили у той двери. А там пол неровный! Колонка мраморная ненадежно прислонутая… Он пошел курить кола балкона, дверью - хлоп! Статуя возьми да упади!
- Точно, Неля, точно! - подтвердила Маргоша Федоренко. - Правда, товарищ милиционер! У меня там полик немножко вздыбился. Бюст поставили неровно, центр тяжести сместился, и…
- Вот и я говорю! - Оксана Лаврентьевна ретиво вмешалась в разговор. Это несправедливо, что одеяло разговора натянули на себя Неля и Маргоша, в то время как все события происходили именно в ее зале! Поэтому она повысила голос. - Я полагаю, падение бюста мадам Рекамье - это наказание мерзкому режиссеришке за весь его цинизм.
- А в чем именно проявился цинизм Запорожцева? - заинтересовался милиционер.
Смотрительницы, перебивая друг дружку, принялись пересказывать представителю внутренних органов все сопутствующие съемкам события. И о распоряжении режиссера вынести из Французского зала все, что, с его точки зрения, мешало съемкам клипа. То есть деревянный резной портшез, роскошный шкаф-бюро, все скульптуры, находившиеся во Французском зале. Скульптурами оперативник заинтересовался особо и попросил показать ему те, что по воле покойника были выдворены из родного зала, где простояли не одно десятилетие. Для получения разъяснений по скульптурам позвали сотрудницу отдела фондов Аросеву. Именно ей полагалось знать об экспонатах зала все. Бабушки обратились было за помощью к Горячему, которого уже расспросили. Но тот только рукой махнул. Он не уходил, а болтался у всех под ногами, пытаясь изображать директорствование и чуя, что это его последние минуты на должности.
- Да что тут рассказывать! - сказала Валерия Станиславовна, явившись. - Меня в экспозиции не было, вот он и обрадовался. Наши смотрительницы не посмели с ним спорить. Еще бы, оно же с телевидения, хамло такое! Это просто счастье, что при переноске ничего не повредили.
- Покажите, пожалуйста, какие именно скульптуры стояли в зале, - попросил сотрудник милиции.
- Вот, например, "Амуры", скульптор Жан-Батист Пигаль. Мрамор. Видите, какая славная композиция. Амурчики курчавенькие, с небольшими крылышками и такие упитанные, что эти крохотные крылья вряд ли могли их держать в воздухе.
- А что это за кусочек мрамора у них под ногами? - проявил любознательность оперативник.
- Это человеческое сердечко, раненное стрелой амура. Они из-за него ссорятся: один хочет его растоптать, другой не пускает.
- Хм. Жестокие мальчуганы, - заметил милиционер. - Дальше.
- А вот "Галатея". Легенда рассказывает, как скульптор Пигмалион вылепил прекрасную женщину и влюбился в нее. Боги сжалились над ним и оживили статую.
- А теперь расскажите о той статуе, которая раздавила грудную клетку потерпевшего.
- Между прочим! - вмешалась в разговор Лужецкая. - Этот Артур сказал своим помощникам, чтоб они засунули ее себе в… ну… Представляете? Это он так о произведении искусства!
- Так что это за скульптура?
- Вряд ли вам это поможет, но если хотите, мне не трудно. Жила эта дама во Франции, в эпоху Наполеона. Ее образ дошел до нашего времени благодаря скульптору Шинару, придворному ваятелю императора Бонапарта. Трудно себе представить, но мадам Рекамье - незаурядная женщина, не побоявшаяся стать в оппозицию самому великому Наполеону…
Лера рассказывала так, словно проводила экскурсию и дело происходило не ночью, а ясным днем. По ней нельзя было судить, как она относится к тому факту, что этот самый бюст насмерть прибил человека. Она говорила совершенно спокойно. Похоже было, что судьба далекой мадам Рекамье интересует ее намного больше, чем смерть клипмейкера.