- Это козий сыр от Йестина, - говорит Бетан. - Тебе стоит его брать, пока есть возможность: в разгар сезона он у нас просто улетает. А теперь иди сюда, садись у обогревателя и рассказывай, как ты там поживаешь.
У ног ее мяукает черно-белый котенок. Бетан подхватывает его и усаживает себе на плечо.
- Не хочешь котеночка для компании? У меня есть три штуки, которых нужно пристроить, - наша местная специалистка по мышам несколько недель назад родила целый выводок. А кто папаша, известно только Господу Богу.
- Нет, спасибо.
Котенок совершенно очаровательный: клубок меха, из которого торчит хвостик, дергающийся из стороны в сторону, как метроном. От его вида на поверхность всплывают воспоминания, и я откидываюсь на спинку стула.
- Ты вообще не кошатница?
- Я не могу о них заботиться, - говорю я. - У меня не выживают даже самые неприхотливые растения. Все, за чем я начинаю ухаживать, в итоге загибается.
- Ходила щелкать вот этой штукой? - Бетан показывает на фотокамеру, висящую у меня на шее.
- Всего несколько снимков на берегу.
- А можно посмотреть?
Я медлю в нерешительности, но потом снимаю камеру с шеи, включаю ее и показываю Бетан, как просматривать снятые кадры.
- Как красиво!
- Спасибо.
Я чувствую, что краснею. Мне всегда было непросто принимать признание. В детстве учителя хвалили мои работы и выставляли их в приемной школы, где сидели посетители, но только после двенадцати лет я начала понимать, что у меня есть талант, пускай еще сырой и не сформировавшийся. В нашей школе устроили выставку, маленькую экспозицию для местных жителей и родителей, и мои пришли туда вместе, что даже в те времена было большой редкостью. Отец молча стоял перед стендом, где были выставлены мои рисунки, а также фигурка птицы, которую я сделала из скрученной проволоки. Помню, что, глядя на него, я затаила дыхание и скрестила пальцы, спрятанные в складках юбки.
- Невероятно, - сказал он и посмотрел на меня так, будто видит в первый раз. - Ты просто потрясающая, Дженна.
Я чуть не лопнула от гордости и, взяв его за руку, потащила к миссис Бичинг, которая говорила с ним о художественных колледжах, стипендиях и менторстве в искусстве. А я просто сидела и смотрела на отца, который считал меня потрясающей.
Я рада, что его больше нет рядом. Было бы ужасно увидеть разочарование в его глазах.
Бетан все еще рассматривает пейзажи, которые я сняла в заливе.
- Нет, Дженна, честно, классные фотографии. Собираешься их продать?
Я готова рассмеяться, но вижу, что она даже не улыбается, и понимаю, что Бетан серьезно предлагает это.
Я не уверена, что это в принципе возможно. Ну, наверное, все-таки не конкретно эти снимки - я продолжаю экспериментировать, подбирать правильное освещение, - но если над ними поработать…
- Может быть, - говорю я и сама себе удивляюсь.
Бетан прокручивает оставшиеся фотографии и хохочет, когда натыкается на свое имя на песке.
- Так это же я!
Я краснею.
- Я тренировалась снимать что-то на природе.
- Мне очень нравится. Можно я это куплю?
Бетан держит камеру, вытянув руку, и любуется снимком.
- Не дури, - говорю я. - Я тебе его распечатаю. Это самое малое, что я могу для тебя сделать: ты была так добра ко мне.
- На почте в деревне есть одна из таких машин, там можно распечатать, - говорит Бетан. - Мне очень нравится вот эта, с моим именем, и еще вот эта - где снят отлив.
Она выбрала одну из моих самых любимых фотографий: я сняла ее вечером, когда солнце уже садилось за горизонт. Море здесь почти гладкое, мерцающее зеркало в розовых и оранжевых тонах, а окружающие залив скалы кажутся просто неясными силуэтами по обе стороны кадра.
- Я сделаю это сегодня после обеда.
- Спасибо, - говорит Бетан. Она кладет камеру набок и поворачивается ко мне лицом; я уже знаю этот серьезный, проницательный взгляд. - А теперь позволь мне сделать кое-что для тебя.
- Перестань, - говорю я, - ты и так уже столько…
Решительным жестом Бетан отмахивается от моих возражений.
- Я тут перебирала свои пожитки, и есть кое-какие вещи, которые мне не нужны. - Она показывает на два черных пластиковых мешка, стоящих возле двери. - Там ничего особенного: подушки и покрывала еще с тех времен, когда мы переоборудовали стационарные трейлеры, что-то из моих вещей, в которые мне уже никогда не влезть, даже если я до конца своих дней откажусь от шоколада. Не какие-то модные штучки - бальные платья у нас в Пенфаче особым спросом не пользуются, - а просто несколько пар джинсов, свитера да платья, которые мне не следовало покупать.
- Бетан, ты не можешь отдать мне свою одежду!
- Да почему, скажи на милость?
- Потому что…
Она смотрит мне прямо в глаза. Я не выдерживаю и умолкаю. Она такая естественная, что я не чувствую ущемленной гордости, да и просто невозможно изо дня в день таскать на себе одно и то же.
- Послушай, все это я по любому отнесла бы в благотворительный магазин. Посмотри и выбери, что тебе подходит. По-моему, вполне разумный подход.
Я покидаю парк трейлеров, нагруженная теплыми вещами и мешком того, что Бетан называет "элементами домашнего уюта". Вернувшись в свой коттедж, я раскладываю все это по полу, как рождественские подарки. Джинсы на меня великоваты, но под ремень будет нормально, и я едва не расплакалась от нежной мягкости флисового джемпера, который она отложила для меня. В коттедже стоит холод, и я постоянно хожу простуженная. Те немногочисленные вещи, которые я привезла с собой из Бристоля, - я ловлю себя на том, что перестала называть это место "своим домом", - пообносились и стали жесткими от соли и частой ручной стирки.
Но в самый большой восторг меня приводят "элементы домашнего уюта" от Бетан. Я драпирую потертый диван громадным лоскутным покрывалом в ярко-красных и зеленых тонах, и комната мгновенно преображается, становясь теплее и приветливее. На каминной полке у меня расположилась коллекция гладких, отполированных морем камней, которые я собрала на берегу, - я добавляю к ним вазу из мешка Бетан, предназначенного для благотворительного магазина, и решаю ближе к вечеру поставить в нее веточки ивы. Подаренные подушки отправляются на пол, к камину, где я взяла привычку сидеть, когда читаю или редактирую фотографии. На дне мешка я обнаруживаю два полотенца, коврик для ванной и еще одну накидку.
Я ни секунды не сомневаюсь, что Бетан не собиралась от всего этого избавляться, однако уже достаточно хорошо знаю ее, чтобы не задавать дурацких вопросов.
В дверь стучат, и я замираю. Бетан предупреждала меня, что сегодня должен зайти Йестин, но я все равно выжидаю - просто так, на всякий случай.
- Вы там дома?
Я отодвигаю засов и открываю ему. Йестин по своему обыкновению угрюмо здоровается, а я радушно приглашаю его войти. То, что я вначале принимала за пренебрежение и даже грубость, оказалось просто, как я потом поняла, отличительной чертой человека, который полностью замкнут в себе и больше беспокоится о благополучии своих коз, чем о впечатлении, которое производит на окружающих.
- Я привез вам немного дров, - говорит он, показывая на поленья, беспорядочно набросанные в прицеп его квадрацикла. - Вам не нужно выходить на улицу. Я сам занесу их в дом.
- Могу я предложить вам чашку чая?
- Два сахара, - бросает Йестин через плечо, широким шагом возвращаясь к своему прицепу. Он начинает накладывать поленья в ведро, а я ставлю греть чайник.
- Что я вам должна за дрова? - спрашиваю я, когда мы сидим за кухонным столом и пьем чай.
Йестин мотает головой.
- Это просто остатки того, что я привез для себя. И они недостаточно хорошие, чтобы брать за это деньги.
Дров, аккуратно уложенных возле очага, мне хватит по меньшей мере на месяц. Я подозреваю во всем этом участие Бетан, но сейчас я не в том положении, чтобы отказываться от таких щедрых подарков. Мне нужно думать о том, как иначе расплатиться с ним, а заодно и с Бетан.
Йестин отмахивается от моих благодарностей.
- Я бы не узнал этого места, - говорит он, оглядываясь на пестрое покрывало, на коллекцию ракушек и другие возвращенные к жизни сокровища. - А как вела себя эта плита? Не очень барахлила? - Он кивнул в сторону древнего изделия фирмы "Ага". - Эта штука может выделываться будь здоров.
- Нет, все было хорошо, спасибо.
Я едва сдерживаю улыбку. Я стала настоящим специалистом и возвращаю плиту к жизни за считаные минуты. Это, конечно, небольшое достижение, но я добавляю его к другим своим успехам и накапливаю их, словно когда-нибудь они в совокупности могут свести на нет мои неудачи.
- Ну, мне пора идти, - говорит Йестин. - На эти выходные к нам приезжают родственники, и по тому, как суетится моя Глинис, можно подумать, что ожидается визит особы королевской крови. Я сказал ей, что им все равно, чисто ли в доме и есть ли цветы в гостиной, но ей хочется, чтобы все было по высшему разряду.
Он закатывает глаза, и это, по идее, должно обозначать раздражение, но на самом деле интонации его теплеют, когда он заговаривает о своей жене.
- Это ваши дети приезжают? - спрашиваю я.
- Обе дочки, - отвечает он, - со своими мужьями и малышами. Тесновато будет, но ради своих не грех и потесниться, верно?
Йестин прощается со мной, и я смотрю ему вслед, когда квадрацикл уезжает, подскакивая на неровной дороге.
Я закрываю дверь и стою на пороге, оглядывая свой коттедж. Гостиная, которая всего несколько минут назад была такой уютной и приветливой, кажется пустой. Я представляю себе ребенка - моего ребенка! - играющего на ковре перед камином. Я думаю о Еве, о моих племяннике и племяннице, которые живут где-то своей жизнью без меня. Да, я потеряла своего сына, но у меня все равно есть семья, и неважно, что там произошло между нами, сестрами.
В детстве я прекрасно ладила с Евой, несмотря на четыре года разницы. Я смотрела на нее снизу вверх, а она, в свою очередь, заботилась обо мне и, казалось, нисколько не сердилась, когда младшая сестренка таскалась за ней. Мы были совсем разные: я с непокорной темно-рыжей копной на голове, и Ева с ее удивительно прямыми пепельно-каштановыми волосами. Мы обе хорошо учились в школе, но Ева была намного прилежнее меня, поэтому просиживала за учебниками еще долго после того, как я швыряла свои через всю комнату. Зато я больше времени проводила в художественной студии при школе или же на втором этаже нашего гаража - единственном месте, где мама разрешала мне заниматься лепкой и рисованием. Моя привередливая сестра воротила нос от таких занятий и пронзительно верещала, когда я гонялась за ней с расставленными руками, вымазанными в глине и красках. Я как-то назвала ее "леди Ева", и прозвище прилипло к ней, сохранившись даже через много лет, когда мы обе обзавелись своими семьями. Я всегда думала, что оно втайне ей нравилось: мне это было особенно заметно, когда я следила, как она принимает комплименты по поводу прекрасного званого обеда или красивой упаковки подарка.
После того как отец ушел от нас, мы уже не были так близки. Я не простила матери, что она выгнала его, и не понимала, как Ева могла это сделать. Тем не менее я отчаянно скучаю по своей сестре, а сейчас - еще больше, чем когда-либо. Терять пять лет жизни из-за брошенного на ходу замечания - это слишком расточительно.
Я смотрю на свой ноутбук и нахожу в нем фотографии, которые выбрала Бетан. К ним я добавляю еще три, которые хотела бы повесить на стенах своего коттеджа в деревянных рамках из топляка. Все это снимки залива, все сделаны из одного и того же места, однако они совершенно разные. Насыщенно синяя вода и сияющее солнце на первой фотографии сменяются на втором снимке серыми тонами и едва пробивающимся с неба солнечным светом. Третье фото - мое любимое. Сделано оно было в очень ветреную погоду, когда я с большим трудом сохраняла равновесие на вершине скалы и не было даже чаек, которые здесь кружат в небе всегда. Через весь кадр стремительно несутся низкие черные тучи, а море вздымает к ним гребни крутых волн. Залив в тот день буквально кипел, и я, когда работала, чувствовала, как взволнованно бьется сердце в груди.
Я добавляю в карту памяти еще одну фотографию, ту самую, которую сделала в первый день, когда начала заполнять песок пляжа именами из своего прошлого.
Леди Ева.
Я не могу рисковать до такой степени, чтобы сестра узнала, где я нахожусь, зато могу сказать ей, что я жива и здорова. И еще мне очень жаль, что так вышло.
9
- Я иду перекусить в "Гарри", босс. Принести вам что-нибудь?
В дверях кабинета Рея возникла Кейт. На ней были сшитые на заказ серые брюки и свитер в обтяжку, поверх которого она, готовясь выйти на улицу, накинула легкую куртку.
Рей встал и подхватил свою куртку со спинки кресла.
- Я пойду с тобой, мне полезно глотнуть немного свежего воздуха.
Обычно он ел в столовой или у себя за рабочим столом, но ленч с Кейт представлял собой заманчивую перспективу. К тому же на улице выглянуло солнце, а он не отрывал головы от бумаг с восьми утра, когда появился на работе. Он честно заслужил перерыв.
В "Гарри", как всегда, было многолюдно и очередь змейкой тянулась от стойки на тротуар. Это заведение было популярным среди офицеров полиции не только потому, что находилось оно рядом с участком; просто сэндвичи здесь готовили по приемлемым ценам и самое главное - быстро. А для голодного копа нет ничего хуже, если, пока готовится заказанный им ленч, уже нужно бежать на службу.
Они медленно двигались в общей очереди.
- Я могу принести ваш заказ в кабинет, если вы торопитесь, - сказала Кейт, но Рей покачал головой.
- Никакой спешки нет, - ответил он. - Я сейчас составляю планы по операции "Брейк", и мне полезно отвлечься. Давай поедим там, внутри.
- Хорошая идея. А "Брейк" - это что-то, связанное с отмыванием денег, да?
Кейт говорила тихо, помня о людях вокруг, и Рей кивнул.
- Точно. Если хочешь, я потом могу показать этот файл, чтобы у тебя было представление, как там все устроено.
- Классно, спасибо.
Они заказали сэндвичи и уселись на высоких табуретах, поглядывая одним глазом на Гарри, который уже через пару минут поднял над головой два бумажных пакета с их бутербродами. Мимо окна прошли несколько знакомых офицеров в форме, и Рей приветственно помахал им рукой.
- Мы тут как еще одно подтверждение, что "этот ОКР ни черта не делает", - сказал он Кейт с усмешкой.
- Да они и половины о нас не знают, - ответила Кейт, вытаскивая помидор из сэндвича и начиная его жевать. - Я еще никогда так напряженно не работала, как в деле Джейкоба Джордана. И все без толку.
От Рея не ускользнула нотка горечи в ее голосе.
- Все было не напрасно, и ты знаешь это. Однажды кто-то проговорится о том, что сделал, поползет молва, и тогда мы его найдем.
- Не самый лучший подход для полиции.
- Что ты имеешь в виду?
Рей не мог сказать, удивила его эта ее прямота или больше обидела.
Кейт опустила сэндвич.
- Это пассивная политика, а не проактивная. Мы не должны сидеть на месте, дожидаясь, пока информация попадет нам в руки. Мы должны сами шевелиться и искать ее.
Он словно слышал себя самого в бытность констеблем. Или, возможно, что-то подобное говорила ему Мэгс, хотя он не мог припомнить, чтобы она высказывалась так напористо и категорично. Сейчас Кейт уже снова жевала свой бутерброд, но даже это делала с какой-то бескомпромиссной решимостью. Рей про себя усмехнулся. Она говорила то, что думала, без всякой внутренней цензуры или раздумий по поводу того, что говорить и кому. Она еще наведет шороху в их участке, но Рей не видел проблем в такой откровенности. На самом деле он даже считал, что это вносит в работу свежую струю.
- Это по-настоящему задело тебя за живое? - спросил Рей.
Она кивнула.
- Меня бесит, что тот водитель сейчас на свободе и думает, что все сошло ему с рук. И я переживаю, что мать Джейкоба уехала из Бристоля, потому что решила, будто мы не будем особо стараться найти того, кто это сделал.
Она открыла рот, чтобы добавить что-то еще, но вдруг отвернулась, словно передумала.
- Что ты хотела сказать?
Она покраснела и вызывающе подняла подбородок.
- Я не перестала работать по этому делу.
За годы службы Рей несколько раз сталкивался с тем, что офицеры игнорировали изводившую их бумажную работу - из-за занятости или из лени. Но чтобы делать лишнюю работу и перерабатывать? Это было что-то новенькое.
- Я работала в свое свободное время. И не делала ничего такого, из-за чего у вас могут возникнуть проблемы с начальством, гарантирую. Я еще раз пересматривала записи с камер видеонаблюдения и по новой прорабатывала отклики на выход программы "Краймуотч", чтобы убедиться, что мы ничего не упустили.
Рей представил, как Кейт по вечерам сидит дома среди разложенных на полу бумаг по этому делу и упорно смотрит на крупнозернистое изображение записей с камер на экране своего телевизора.
- И ты делала это, потому что считаешь, что мы все-таки можем найти водителя?
- Я делала это, потому что не хочу сдаваться.
Рей улыбнулся.
- Вы сейчас скажете, чтобы я все прекратила?
Кейт закусила губу.
Именно это он и должен был сказать ей. Но она была такой увлеченной, такой целеустремленной… Кроме того, даже если она и не продвинется в расследовании, какой от этого может быть вред? Это был поступок, который в свое время он вполне мог бы совершить сам.
- Нет, - ответил он. - Я не скажу, чтобы ты с этим завязывала. Не скажу, главным образом, потому, что не уверен, что это на тебя как-то подействует.
Оба расхохотались.
- Но я хотел бы, чтобы ты держала меня в курсе того, что делаешь, и трудилась в разумных пределах в плане времени работы. И чтобы приоритет все-таки отдавала нашим текущим делам. Годится?
Кейт с благодарностью посмотрела на него.
- Годится. Спасибо вам, Рей.
Он скомкал бумажные пакеты из-под сэндвичей.
- Давай, нам уже пора возвращаться. Я покажу тебе папку по операции "Брейк", а потом мне нужно домой, иначе будут проблемы. Опять. - Он закатил глаза и скорчил мученическую гримасу.
- Я думала, что Мэгс не возражает против того, чтобы вы задерживались на работе, - сказала Кейт, когда они шли по направлению к участку.
- Не думаю, что у нас все гладко в последнее время, - сказал он и почувствовал угрызения совести, как будто предает жену. Он редко говорил о своей личной жизни с кем-то на работе, за исключением Стампи, который был знаком с Мэгс почти столько же, сколько и сам Рей. Но он не собирался жаловаться: это была всего лишь Кейт.
- Что значит "не думаю"? - засмеялась она. - В смысле, вы этого точно не знаете?
Рей криво усмехнулся.
- В данный момент я вообще уже ничего не знаю. Толком не пойму, в чем дело, просто… ох, ну, ты понимаешь… У нас проблемы с нашим старшим, с Томом. Он плохо адаптируется в новой школе, стал угрюмым и замкнутым.
- Сколько ему?
- Двенадцать.