- Баба Лида, ступай домой! Нечего в мои окна подглядывать! Без Вас знаю, кого принимать! Нету у меня молозива! Через три часа пойду доить, тогда и приходите. Но хватит поучать и указывать! На себя оглянитесь! У самой оба сына судимые и сроки отбывали не за добрые дела! С ними разберитесь в своем доме. Нечего в мою жизнь нос совать! Понятно? - кричала вслед уходящей соседке.
- Правильно мам! Так ее и надо было проучить! - светился радостью Степка.
- Вот видите, только ступил на порог, а уже из-за меня неприятности, - посетовал поселенец глухо.
- Закинь, Гоша! Пусть старуха в своей семье разберется. Ее ребят за поножовщину судили. Оба на Курильском Итурупе отбывали. Троих поселковых мужиков насмерть запороли. Там вдовы и сироты до сих пор их клянут!
- С чего это они так разгулялись? - спросил гость.
- По пьянке бесились. Сначала подрались, потом за ножи схватились. А вернулись с зоны вовсе отморозками. Своих баб и бабку каждый день колотят.
- Видать, самих не тыздили. Никто не добрался, й надо б им вломить, чтоб на бабье с куража не
кидались!
- Кому нужны? С ними никто во всем поселке не здоровается. Плюнь, забудь о них, - предложила Анна.
В эту минуту за окном мелькнула тень, а еще че- роз мгновение в дом вскочил Алешка, старший сын бабки Лиды.
Он подлетел к Анне:
- Ты, сука, дешевка облезлая, чего на мою мамашку наехала? Дышать устала, проститутка? - нырнул рукой в карман, но вытащить не успел.
Гошка мигом подскочил, врезал в подбородок, тут же - коленом в пах.
Алешка всей мордой в углу расписался. Корнеев вытащил соседа на крыльцо, потом через забор перекинул.
Тут бабка Лида откуда ни возьмись, всей требухой взвыла:
- Убили окаянные мово мальца! Насмерть сгубили звери! Это ж разве люди? Чтоб вы посдыхали, проклятые! Вызову милицию, нехай вас до смерти в тюрьме продержат! - вопила на всю улицу.
- Да заткнись ты, дура! - сын, пошатываясь, побрел в дом, бурча по дороге. - И на хрен я наехал на ее хахаля? Не отличил от той шкуры! Перебухал как последняя падла, а получил как первый лох! А все ж классно махается пидерня! Но ништяк, я еще припутаю и накрою! Слышь, козел? Не миновать тебе встречи со мной на лунной дорожке! Уделаю как Бог черепаху! - кричал мужик.
Анна пошла доить корову, а Гоша со Степкой взялись убирать со стола. Корнеев носил тарелки, мальчишка мыл, ставил в сушку.
- Дядь Гош, а че летом делать будете, когда вод сама по трубам пойдет?
- Без работы не оставят. Это точно. А вот куда пошлют, никто не знает.
- А я знаю куда!
- Откуда? Кем?
- Мы возле милиции с пацанами тусовались, и я слышал, как про Вас по телефону менты говорили. Почту будете доставлять.
- Из Октябрьского? Иль по поселку разносить? - : оживился человек.
- Вот этого я не понял, - признался Степка.
- Эх, ты! Самое главное упустил, а говоришь, что кент! - щелкнул Гошка мальчишку по носу.
Парень расстроился и сидел угрюмый.
Но до лета еще было далеко. И хотя первая сосулька на крыше дома уже пустила слезу, до настоящей весны оставалось много времени, хотя ночи теперь становились все короче, сугробы таяли. Снег стал вязким, голубым, а воздух - легким и прозрачным. Вот только у Гоши в жизни все расклеилось. Он часто приходил к Анне, но впустую. Оставляла его баба на ночь, но Степка, опережая мать, забирало? к нему и все просил:
- Дядь Гош, расскажи про зону и корефанов!
Поселенец не мог отказать пацану и, покопавшись
в памяти, выбрал совсем не страшные, порою смешные случаи, чтоб не пугать, чтоб не кричал мальчишка ночью, не вскакивал от ужаса в холодном поту. Степка, свернувшись в клубок, слушал Корнеева, затаив дыхание. Какой там сон? Гошка, случалось, засыпал на полуслове, Степка его расталкивал:
- Ну, проснись! Доскажи!
И так до полуночи, а рядом, в комнате через тонкую стенку была спальня Анны. Может, ждала она, когда Гошка придет, но никак не получалось. Парнишка оказался терпеливее всех. Он готов был слушать Гошу ночами напролет и все больше и сильнее
привыкал к поселенцу. Нередко, встретив его в поселке, вместе с ним шел на реку, помогал набирать воду в проруби, подавал Гоше. Тот заполнял бочку, потом они возвращались в поселок.
Вот так и увидела их пекариха Люба. Ехидно усмехнулась, поняв все по-своему. Выйдя на крыльцо пекарни, она спросила водовоза:
- Гошка, ты чего это на прицепе таскаешь чахоточного выпердыша? Иль с Анькой скрутился, сукин кот? Так сначала поинтересуйся ее здоровьем! Она ж чахоточная! Всю жизнь на учете. И этого кролика даже из школы выгоняли как заразного. А ты башкой сунулся в дерьмо! Их избу спалить хотели. Даже собаки оббегают! Эх, ты, отморозок! Нашел бабу, лопух! Хоть бы знающих людей спросил! - рассмеялась громко.
- Чего ржешь, метелка? Если и есть у них та хвороба, она лечится, а вот твоя - хроническая! Ее ничем не изгнать. Ни Анны, тебя бояться стоит. Мне туберкулез не страшен. При нем в человеке живая душа имеется!
- Когда кровью плевать станешь, иначе базлать начнешь. Я, пожалев, предупредила. Сам решай, как дышать станешь.
- Понятное дело, совета не спрошу!
- Смотри, не прокидайся, гоноровый! - рассмеялась в лицо и ушла с крыльца в пекарню.
Гошка, опустошив бочку, взял Степку за руку. У мальчишки слезы из глаз текли.
- Чего ревешь? А ну, вытри сопли и слюни! Ведь мы - мужики! Негоже мокроту распускать! - обнял мальчишку за плечо.
Тот не слушал, хлюпал от обиды на взрослую бабу, испортившую в один миг радужное настроение. Степка вскоре ушел домой. Он не взял хлеб у Гошки, который тот прихватил на пекарне. Поселенец, остановив лошадь, пытался убедить мальчишку:
- Ну, дура баба! Ляпнула, как высралась. В поселке каждый второй фраер такой. Если на всех обращать внимание, как жить? Да и хлеб при чем? Без него за стол не сядешь. Нынче нужно не сопли распускать, а уметь за себя постоять. На то мужик в свет родился. Не показывай слабость. Таких бьют все, кому не лень! Я ей за всех отомстил! - улыбнулся Гоша довольно.
Но Степка не успокоился и пошел домой, опусти голову.
Вечером, когда поселенец пришел к Анне, заметил, что и у нее настроение испорчено. Когда сели за стол, женщина сама заговорила о происшедшем:
- Знаешь, многие в поселке думают, что мы с сыном чахоточные.
- А мне плевать! - перебил Корнеев.
- Ты послушай, что приключилось с нами в запрошлом году. Буран крышу снес с дома. Середь ночи это стряслось. Ну, пришлось в сарае спать, покуда крышу наладили. Зима, сам знаешь, холод песий. Вот и застыли. Обоих прохватило до костей. Сначала Степушку болезнь свалила, слег с температурой. Его в больницу положили с двусторонним воспалением легких. Я крепилась, как могла. Но на ногах не одюжила и тоже слегла. Меня врачи в больницу увезли, болезнь как и у Степки. Два месяца с ним отвалялись. Дом соседи доглядывали и скотину тоже. Ну, а когда вернулись, врачи долго навещали нас. Уколы делали, таблетки давали. Мы вовсе ослабли в той больнице. Не знаю, сами соседи придумали, иль врачи наболтали про чахотку только заметили, что люди стали избегать нас. В дом не заходили, рядом не останавливались. А потом и до нас слухи дошли, - умолкла Анна, сердито глянув в окно. - Обидно, Гоша! Болезнь разве спрашивает согласия? Но Степу в школу не хотели брать. А когда взяли, перед; Новым годом домой отправили. Он на физкультуре сознание потерял и упал с каната. Учительница испугалась жуть как и сказала ему, что надо подлечиться, что он слабый и еле на ногах стоит. Пусть, мол, этот первый год пропустит. Прошли каникулы, Степка пошел в школу, а дети не пустили в класс, избили, дразнить стали. Он не просто ушел, а убежал. Тогда я пошла к учителям. Ох, и поскандалила! Каждую наизнанку вывернула. Ладно, взяли мальчонку, но и теперь ему мстят. Ведь вот три раза нас проверяли на рентгене. Никакого туберкулеза не сыскали! Но всякому говну не станешь снимки в рожу совать, поэтому до сих пор называют чахоточными! Как проклятых! Видать, за худобу. Но что сделаешь, если порода такая? У Степки аппетита вовсе нет. За стол силой загоняю. Оттого на ногах еле держится! - жаловалась баба.
- Ништяк! Я и сам в детстве был, как глист в корсете, хотя жрал больше взрослых. Ребятня, она крученая, на месте не сидит. Носится угорело, оттого в пузе ничто не задерживается, все вылетает мигом! Хоть все дырки пробками затыкай. Меня с самого малолетства живоглотом дразнили. Все подряд жрал, а в животе, как в барабане, пустота звенела! Потом изросся, все остепенилось, успокоилось. Погоди! Степка тоже в норму войдет! - успокаивал Гоша.
- В школе его не любят, - пожаловалась Анна и добавила тихо, - учителя брешут, что он не такой как все.
- Плохо учится?
- Нет! С этим порядок, но он сильно любопытный, много спрашивает. А еще спорит с ними. Вот и не нравится.
- Дядь Гош, а чего такого спросил, почему на черной земле растет зеленая трава? Откуда она цвет взяла? Почему в море вода соленая? Как в ней пресные рыбы живут? Никто не ответил. Даже директор школы! Выходит, ни фига не знают! Вот я нашу училку спросил, почему люди не знают ни животного, ни звериного языка? Вон я нашу корову сколько учу говорить как люди. А она только мычит. Меня тоже училка, не понимает! - встрял Степка и спросил. - Наверное, ты тоже будешь редко к нам приходить?
- С чего взял? - удивился поселенец.
- А у мамки рентген в последний раз отыскали в легких темное пятно. Доктора говорят, что чахотка. Мамка ее в прачечной нашла. Ей лечиться велели, пока не поздно, - вылепил Степка.
- Ну, что ты мелешь? Никакой чахотки нет! Стрясись эдакое, меня выкинули б из прачек детсада! Просто заболела гриппом, он дал осложнение, но через три недели все прошло без следа! - вспыхнула Анна.
- Да кончайте базар! Я - не из трусливых. Верю в судьбу! Кому что суждено, никто от своей участи не слиняет. Ведь вон на зоне чего ни случалось? Даже тифом мужики болели. А уж чахоточных полно! В бараке- не в избе! Во все дырки-щелки сифонит, а колотун зимой и летом стоит. Спали одетые. Иные - прямо в сапогах! Телогрейки за ночь отсыревали так, хоть отжимай. А ведь в них целый день на холоде "пахать". Конечно, не все выдерживали, откидывались, других болезни "косили". Иных ничто не брало, как заговоренные выживали. Чаще всех оставались в живых корефаны, которые на болячки положили с прибором. Им все по хрену. А тех, которые береглись, "косили" болезни нещадно. Так что меня хворобами на "понял" не взять. Я свою закалку прошел. Уже пуганый! И, как видите, живой и дышу.
Гоша с удивлением оглянулся на внезапный стук в двери. Тут же увидел удивленное лицо Анны:
- Войдите? - сказала баба, закашлявшись.
В дом вошел участковый. Извинился перед хозяйкой за беспокойство и, обратившись к поселенцу, сказал:
- Пошли за мной. В отдел.
- Зачем?
- Не знаю. Меня попросили разыскать и привести в милицию, а дальше не доложили. Одевайся! - хмурился лейтенант.
- Как нашел меня? - удивил"! Корнеев.
- Да проще простого! У нас как в любой деревне - чей угол обоссал, там и женился. А ты с Анькиным пацаном тусуешься. Это все видели. Где ж тебя еще искать? Даже собаку на след пускать не надо! - вышли оба из дома.
В милиции, едва Гоша вошел, его сразу отвели в кабинет к следователю. Корнеев нервничал, не понимал, что нужно от него ментам?
- Присядьте, - вошел следователь и указал на стул. Поселенец тихо опустился на него. - Корнеев, на этот раз к Вам нет никаких претензий, а вызвали, чтоб помощи попросить по делу об убийстве Бондарева. В Октябрьском убийцу не нашли, решили у нас найти. Вы по соседству с Игорем жили. Как мы знаем, даже дружили с ним.
- Ну, и что? Если его убили в Октябрьском, как может случиться, что убийца из Усть-Большерецка? Хренатень какая-то! Да поселковые при желании могли урыть так, что ни собака, ни мент не надыбали б! Зачем "пасти" его в Октябрьском и, размазав, оставить на виду. Чтоб бросить тень на тех фраеров? Старый, плюгавый и дешевый прием. Им давно никто не пользуется. Эту дурь враз заморозьте. Я вам в таком - не подмога!
- Ответьте мне на несколько вопросов, - попросил следователь. - У Бондарева были друзья, кроме Вас?
- Конечно. Один, кстати, из Октябрьского, на работу его там устроил.
-Этого мы знаем! Проверили. Не причастен. А кроме него?
- Кто их знает? Я не следил. Зачем он мне нужен, этот Бондарев?
- Ну, а гости к нему приходили?
- Конечно, я и Андрей.
- А кроме вас?
- Не знаю, - морщился Гоша.
- Может, слышали голоса или видели кого-нибудь?.
- Нет, не припомню!
- Сам Бондарев ни на кого не жаловался? Не говорил, что ему грозят?
- Мне не рассказывал. А вот "бочку" на иных "катил". Как без того? И его иногда доставали то в поликлинике, то в магазине или на работе. Но Игорь в поселке ни с кем не корефанил, кроме нас с Андреем. Его даже после пурги никто не возникал, чтоб откопать.
- А по телефону ему часто звонили?
- Вообще, базарил, но, может быть, сам с собой? Такое на него наезжало. От одиночества у многих "крыша едет", - вспомнил Гоша.
- Обедал он в столовой или дома?
- Ужинали мы втроем, а про другое не знаю.
- Кого он ненавидел в поселке?
- А кого тут уважать? Игорь один дышал здесь, ровно пес! Всех и всего боялся. Почему, сами знаете! Но кто чего опасается, от того и поимеет в лоб! Вы лучше поискали бы среди приезжих. Из недавних. Особо, которые, возникнув, обратно на материк "лыжи навострили". Средь этого сброда всякое отловить можно. Могли за прошлое прижучить или из куража, а может, думали от него "бабки" поиметь.
- Гош, а не могла тут быть замешана женщина? Может, Игорь что-нибудь говорил?
- Поостыл к бабам, хотя были они у него, но ни об одной не вякал. Не держал выше ширинки. Бабье для него ничего не значило. Он не был кобелем. Так, по надобности иногда имел. Когда бывал в командировках. В поселке ни с одной не флиртовал.
- Странно все, черт возьми! - досадовал следователь.
- Слыхал, что из нагана его убили.
- Из пистолета, но теперь оружие у многих. Каждого не проверишь, а искать надо. Ты уж извини за беспокойство. Я считал, что ты побольше о Бондареве знаешь. Но тебе, видно, тоже не по кайфу было корефанить с ним.
- О чем базар? Я и не кентовался с ним. Дышал в соседстве и не дергался. Уж, какой ни есть, словом можно было перекинуться. Да и он меня не выше держал. Одного не пойму, чего так взялись за его дело?
- Друзья Бондарева потребовали найти и наказать убийцу. Даже в Москве его коллеги работают и теперь занимают высокие посты. Но время от времени их достают и убирают по одному. За прошлое или за будущее, пойми их? Кто заварил ту кашу, не понять. Вот только заправка у нее жуткая! Но ведь не все умеют забыть и простить. Злая память на доброе не способна. Ее сколько ни студи, ножом или пулей отомстит, - вздохнул следователь.
Георгий, выйдя из милиции, решил сегодня не ходить к Анне, а выспаться дома, у себя.
Он шел, задумавшись о Бондареве. "Ведь вот жил человек, никогда не привлекался к суду. Занимал должности, получал кучерявые "бабки". Все имел. Его боялись. Думал, до погоста вот так додышит. Ан нет! Судьба сыграла оверкиль. Затырился как последний фраер вот в эту дыру, чтоб спасти последнее, свою душу! Добровольно приморился тут. Меня хоть подневольным привезли. Но я ничего не потерял, кроме воли, а он - все! Так чем он лучше?"
- Гоша! - внезапно подошел человек.
Поселенец остановился.
- Привези мне завтра с утра воды в баню. Бочки три нужно. Сын с армии вернулся, давно мы с ним не парились. Уважь?
- Ладно, привезу! - пошел домой, не оглядываясь.
Корнеев затопил печь, подмел полы. Протер пыл Задумался о своем…
"Странный народ живет в поселке. Между со грызутся, сплетничают, никак их мир не берет. Да зэки в зоне живут дружнее", - вспомнился Гоше один из дней заключения.
Корнеева только что выпустили из штрафного изолятора, куда его вбили за драку вместе с кентами Заелись они с фартовыми. Те потребовали тепля и шамовку, которые получили с воли Гошкины кенты, Ну, а кому охота отдавать свое? Вот и сцепились, на ночь глядя.
Гошку кто-то почти сразу вбил под шконку, да так что он зубами в стенку барака вцепился. Ему добавили по макушке, и Корнеев наглухо вырубился; Сколько он так лежал, не помнил, но кто-то выгреб из угла. В руках у Гошки оказался нож. Корнеев не понял, откуда он взялся? Применял его или нет? Помнил, что драка была классной. Месили фартовых кенты Гоши за все разом. У фартовых были кастеты и свинчатки, финки и арматура. У кентов - ножи и спицы. Кто кого уделал, Гоша не знал. Он помнил, как какой-то плюгавый ферт подпрыгнул, словно блоха, и всадил Гоше меж глаз прицельно и сильно. Корнеев упал. Его взяли на сапоги, потом охрана вытащила за шиворот из барака. Долго, до самого шизо вламывали ему по ребрам, пока зэк не заорал:
- Мама!
- К какой из них тебя отправить? - услышал ядовитое, насмешливое.
Он ничего не успел ответить, как его подняли за руки и ноги, раскачали и кинули на бетонный пол в шизо.
Лишь на третий день пришел в себя. Морда синяя, опухшая, руки-ноги не действуют и не сгибаются. Ложка из рук падает. Гошку кто-то заботливо кормит, пихает ему в рот пайку, поит кипятком.
Но что это? Под ногами зэков белым днем задрожала, зашаталась земля. Здание затрещало. Кто- то из охраны открыл шизо и закричал диким голосом:
Кенты, спасайтесь!
Бегите во двор!
Землетрясение! Ложись!
Гошка обезумел от ужаса. Административный корпус и гараж развалились прямо на глазах у всех. Шатались вышки. В них орали перепуганные насмерть охранники.
Вот какой-то молодой солдатик выпрыгнул с вышки вниз, не выдержали нервы. Он упал на колючую проволоку под напряжением. Раздался короткий крик. Не стало голоса, ушла жизнь…
Зэки бежали из шизо кто как мог. По одному и кучками. Все спешили во двор. Туда же тянулись остальные.
Гудевшая земля валила с ног всех. Люди падали в нее ничком. Души морозило от страха. Земля дрожала. Вон там, рядом со столовой появилась трещина. Из нее пар клубами валил. Эх, как неосторожен был кто-то, кричит о помощи из трещины. Да кто же теперь поможет, самому бы уцелеть. А тот орет, душу надрывает. Вот и докричался. Трое не выдержали, бросились на помощь и успели вырвать мужика у смерти. А сами чуть не провалились в глубоченную яму, взявшуюся неведомо откуда.
Фартовые зоны отошли от барака подальше. Уж если начнет валиться, чтоб никого не задело по репе. Всегда дерзкие, наглые, сейчас и они растерялись. Земле не скажешь: "Кончай базар, я и сам наехать могу!"
Гоша, постояв, упал на землю. "Будь, что будет!" - решил он и лежал, боясь поднять голову. Дрожь земли вошла в его тело липким страхом. Корнеев почувствовал прикосновение, глянул - вокруг кенты и фартовые лежат на земле, тесно прижавшись к ней. Земля дрожит, гудит так, словно вот-вот развалится на куски.
- Кенты, давай простим друг другу все! Может, это наша последняя минута! - предложил пахан зоны.
- Будь по твоему слову!
- Прощаем!
Очередная волна тряхнула всех, обдала жаром, запахом горелого, пылью, подбросила на своей спине и ушла за пределы зоны.