Женщине, казалось, лет сорок. Она была белокура, одета в короткое и яркое бело-красное платье. Платье задралось и во всей красе показывало смуглые ноги в тончайших колготках и краешек дорогих трусиков. Вероника читала когда-то об аристократке, которая поучала дочь: "Даже в бедности, даже под ношеное платье всегда надевай отличное белье и свежие чулки. Вдруг тебя ударит молнией или собьет автомобиль? Тогда ты попадешь в морг. Нет большего позора, если чужие станут тебя раздевать и увидят застиранные трусы и дырки на чулках".
Вероника тогда посмеялась: в морге работают, как правило, люди бывалые, равнодушные к штопаным носкам и качеству белья, а трупы быстро становятся одинаково нагими. Но теперь, глядя на незнакомую мертвую женщину, она подумала: эта дама приготовлена к смерти, как к свиданию. Все на ней безупречное, свежее, дорогое. Идеальный маникюр. Кольца. В платьях Вероника плохо разбиралась, но и платье было не рядовое, не из дешевых. На ногах красные туфли-лодочки на высоченном каблуке, такие открытые, что в вырезе обозначались все пять пальцев.
– Кто она? Сумочку нашли? – спросила Вероника.
– Судя по документам, Зинчук Жанна Анатольевна, – сказал Эдик. – 1964 года рождения.
– Даже мертвая выглядит моложе, – заметила Вероника, грызя ручку.
Эдик согласился:
– Точно. Может себе позволить – тетка, похоже, с деньгами. Если это в самом деле Зинчук, то она владелица сети продовольственных магазинов "Семейный стол". Они такие розовые с зелененьким, может, видели?
– Видела. Как она тут оказалась? Почему? Как умерла? Когда?
– Доктор Ващенко говорит, не более трех часов назад. Стукнули в висок тупым предметом, да так основательно, что проломили кость. Даму швырнуло в сторону. Падая, вторым виском она врезалась в угол комода – вот вам еще одна дыра. Мозг при этом болтануло всмятку. В общем, умерла сразу.
– Ты сказал, соседка слышала крики, – напомнила Вероника. – Значит, стукнули ее не сразу. Следы борьбы?
– Не слишком явные. Стул опрокинут. Под ногтями правой руки потерпевшей какие-то волокна. Можно работать: дня через три…
Послышались твердые, ровные шаги. С лестничной площадки в квартиру ступил некто широкоплечий, в видавшей виды черной куртке. Он был высок, крепок, стрижен почти наголо. Серые глаза не выражали ничего. На суровых щеках красовались впадины, именуемые в народе собачьими ямками. Вероника знала этого человека – подполковник Станислав Иванович Новиков возглавлял городской убойный отдел.
– Если сам Железный Стас приехал, значит, убитая точно важная птица, – прошептал Эдик.
Они с Вероникой до сих пор стояли в прихожей.
Станислав Иванович прошел в комнату. Он мельком глянул на труп, вполголоса заговорил с Геворкяном.
За день Вероника устала как собака. В голове шумело, и плаксивый саксофон наигрывал откуда-то из космоса "Путников в ночи". Вероника прислонилась спиной к драным обоям, изображавшим кирпичную кладку. То, что она видела в комнате, было неприятным, ненужным, полным досадных подробностей и в то же время странно далеким – так бывает, когда задом наперед смотришь в бинокль. Почему-то покойница с раскинутыми ногами в красных туфлях Веронику раздражала. До такой степени раздражала, что вид Железного Стаса (он, скучая, слушал Геворкяна) вдруг вызвал необъяснимый чувственный спазм. Это было некстати. Вероника изо всех сил закусила ручку, жалобно хрустнул колпачок.
– Теперь писать не будет, – заметил рыжий Эдик, жалея ручку.
– У меня другая есть, – отмахнулась Вероника.
– А чего вы такая бледная стали? Конечно, жмуры картинка неприятная, вы ведь больше по кражам работаете. Если тошнит, то вон сортир. Вас проводить туда, Вероника Витальевна? Жвачку с мятой не хотите?
Черт бы побрал Эдика с его заботой! Еще решит, что она беременная. Не признаваться же этой дубине, что она только что встретила мужчину своей мечты и с этой минуты мир для нее стал другим. Правда, раньше Вероника много раз видела Стаса Новикова и не находила в нем ничего привлекательного. Работать с ним вместе и даже просто разговаривать не пришлось ни разу. Она и предположить не могла, какой он на самом деле.
Принято считать, что противоположности притягиваются. Поэтому цельным, мускулистым и волевым девушкам – таким, как Вероника, – должны нравиться самоуглубленные, нервные рохли с романтическими кудрями и мягкими животами. Это неправда. Во всяком случае, Вероника таких не жаловала. Ее идеалом (она сама только что удивилась!) стал Железный Стас. Самый прямолинейный, крепкий, толстокожий и прозаичный из всех, кого она знала.
Стас вдруг тоже перестал заниматься Геворкяном. Он смотрел теперь на Веронику пристально, с прищуром. Она поняла, что он читает ее мысли, но ничего не могла с собой поделать и лишь попыталась улыбнуться. Он поманил ее жестким, туго гнущимся пальцем. Она двинулась к нему, как во сне.
– Вот Вероника Витальевна и вышла на этот адрес, – пояснял между тем Геворкян. – Она считает, что Артем Немешаев, снимавший эту квартиру, причастен к ограблению банкира Галашина.
– Немешаев не просто причастен, он исполнитель, – поправила Геворкяна Вероника и сама удивилась, как твердо и трезво звучит ее голос. – Это опытный скалолаз, человек большой физической силы. Уверена, что он и есть тот самый парень с сумками, которого видела соседка, когда крики в квартире стихли. Стало быть, он убийца.
– А эта дама в красных туфлях как тут оказалась? Кто она, не в курсе?
– Не знаю, – ответила Вероника (она поняла, что Стас не фамилию потерпевшей спрашивает). – Может, соучастница или даже заказчица ограбления. А может, случайная жертва? Ясно одно: Немешаева надо срочно объявлять в розыск. Думаю, он собирается покинуть город, если уже не сбежал. Здесь его может задержать только любовница Варвара Фомина, к которой он очень привязан. Значит, Фомину тоже надо найти.
– Согласен, – сказал Стас. – Не могли бы мы с вами сейчас сесть в мою машину и спокойно поговорить? Вы должны объяснить мне, как, по-вашему, Немешаев совершил ограбление. И что вы вообще про него знаете?
– Хорошо.
Они спустились во двор. Стас не проявил никакой галантности – не поддерживал под локоток на лестнице, не распахивал перед Вероникой двери, не усаживал в машину. Она сама забралась на сиденье, прикрыла колени папкой и принялась обреченно грызть ручку, которой все равно писать уже невозможно.
– Прекратите, – поморщился Стас, отобрал ручку и выбросил в окно. – На нервы действует. Время дорого. Валяйте про Немешаева!
Вероника с ужасом подумала: если Стас сейчас предложит ей пойти и переспать, она сразу согласится. Хотя разве сможет он потом ее уважать?
"Это, конечно, та особа, которую Егоров зовет Минтаем, – думал в это время Стас. – Чертов бабник! Девица как девица, видел я и пострашнее. И мозги у нее варят. Только не поймать нам теперь Немешаева – у него хорошая машина. Время упущено".
Теперь уже Вероника читала его мысли – или ее собственные мысли текли по тем же руслам. Или они сидели так близко, что его мысли были ей внятны, как мерное биение жилки на его виске.
– Да, у Немешаева машина. В фирме "Мечты сбываются" мне сообщили, что он ездит на "лексусе", – сказала Вероника. – Эти сведения подтвердились. "Лексус" в нашем городе довольно редкая машина, привлекает внимание. Будем надеяться! Немешаев очень влюблен в Фомину, так что, скорее всего, они скрылись или скрываются вместе.
– Возможно, легли на дно, – заметил Стас.
– А может, панически бегут? По нашим базам они не проходят; скорее всего, это первое дело Немешаева. Они должны нервничать, глупить, так что надо их искать. Пара приметная – красивая блондинка и высокий атлет. Вот они: в фирме я взяла их фото.
На дежурном снимке из отдела кадров Артем выглядел угрюмым и туповатым. Зато рекламные листовки, где он был запечатлен в костюме Амура и с букетом роз, показывали его в более выгодном свете.
– Хорош! Средства для подмышек рекламировать может, – фыркнул Железный Стас. – Бабы от таких млеют. И тренированный парень, если фотошоп не врет. Девчонка тоже очень смазливая. Куколка!
Последнее замечание Веронику задело. Она много раз слышала, что Стас чуть ли не женоненавистник. Неужели и ему нравятся напомаженные стервы вроде этой Варвары?
Вероника сунула фотографии поглубже в свои бумаги и сказала нарочито сухо:
– После убийства Зинчук прошло только три часа. Шанс задержать Немешаева есть. Нельзя терять ни минуты!
– Думаешь?
Железный Стас, как и Мики, быстро и бесцеремонно перешел с нею на "ты". Вероника понимала: он "тыкает" не оттого, что она слишком молодая. Нет, просто она для него инструмент, рабочий инвентарь. "Никогда и никуда он меня не пригласит", – подумала она и оказалась права, во всяком случае, в этот вечер.
– Ну, беги, давай ориентировку на обоих, на Немешаева и его девицу, – сказал Стас. – Ценности спортсмен, скорее всего, уже передал кому надо, но сам еще может болтаться в городе. Будем надеяться, что он здесь. Вперед, в темпе! После убийства он явно на взводе. Эта девочка, Фомина, в опасности.
Вероника усмехнулась:
– Насколько я поняла – а я собрала информацию от самых разных людей, – эта девочка легко обведет вокруг пальца любого мужика.
– Ты в жизни еще мало чего повидала, – снисходительно бросил Стас. – Хотя могла бы набраться ума на следственной работе. Всегда наступает такая минута, когда никакая женшина-разженщина ничего с мужиком сделать не может. И он творит с ней то, что пожелает.
От этого замечания не в бровь, а в глаз Вероника растерялась. Конечно, Стас имел в виду совсем не то, что было у нее на уме. Он не собирался ничего с нею творить. Но все-таки он сказал эти слова, и от них стало ей и обидно, и страшно, и сладко, и весело.
Стасу было не до веселья. Он недовольно играл желваками суровых щек и думал о своем. Его холодный взгляд медленно блуждал по унылым закоулкам чужого двора. Наконец он заметил рядом с собой Веронику.
– Ты еще здесь? – возмутился он. – А кто говорил, что время дорого? За работу! Не забудь сделать запрос в кассы – вдруг Немешаев билет покупал на поезд или самолет?
Вероника вылезла из его машины и направилась к своей. Она знала, что Стас смотрит ей вслед, и старалась шагать не слишком широко. От этого она даже наступила одной ногой на другую. "Чуть не навернулась на этом гребаном асфальте, – подумал Стас с сочувствием. – Какие у Егорова к ней претензии? Сзади смотрится неплохо: ноги ровные, задница не висит. Соображает быстро. Интересно, не закладывает ли она с тоски?"
Глава 8
1
Утро, достаточно погожее для сентября, залило просторы аэровокзала новорожденным слабым светом. Около шести утра почти весь город спал. Спали по домам продавцы немногочисленных аэропортовских киосков, спали говорливые страстные голуби, живущие высоко под потолком зала ожидания.
До московского рейса оставалось больше часа. Правда, шла регистрация на Иркутск, и у стойки толкалось человек пять. Кого-то из них провожала целая толпа родни. Эта семья отчаянно шумела – женщины говорили без умолку, кто-то хохотал басом. Ребенок лет трех визжал и требовал плюшевого муравьеда, заточенного в витрине киоска (киоск был закрыт, муравьед недоступен и потому нужен до зарезу).
Скоро в здании аэровокзала появился Евгений Парвицкий со Страдивари в руке. Шуму прибавилось. Хотя нынче свита музыканта была не так многочисленна, как день назад, все-таки в нее входили и люди с телевидения, и заспанные чиновные лица, и розовощекий пресс-секретарь Галашина.
– Каковы ваши впечатления от нашего города? – спросил телекорреспондент.
Он обогнал Парвицкого и, семеня сложным приставным шагом, спиной вперед пошел во главе группы. К лицу скрипача он приблизил микрофон, похожий на унитазный ерш. Великий музыкант в ответ улыбнулся слепяще, как он один умел. С теплотой в голосе он сказал несколько фраз о редкой чуткости местных слушателей и заверил, что такой публики нет нигде в мире, Наташа подтвердит.
Высокая дама в бордовом платье закивала и зевнула в букет роз. Это была Наташа Бергер, любимая аккомпаниаторша Парвицкого. Вчерашний день она беспробудно проспала в гостиничном номере и не успела поволноваться, когда исчезал Страдивари. Поэтому Нетск ей очень понравился.
Позже всех влетел в аэровокзал Виктор Дмитриевич Козлов. Он приехал на такси.
– Женя, на пару слов, это важно, – шепнул он музыканту. – Чуть было не опоздал! Представь, и мобильник завел на полшестого, и администратор меня будил, в дверь стучал, а я все-таки проспал. Ничего удивительного: перенервничал вчера. Но сейчас я в форме. Поди-ка сюда! Вот местечко подходящее.
Он увлек друга к запертому аптечному киоску. В дозоре, чтоб никто не мешал беседе, он оставил Наташу Бергер.
– Наше дело на мази, – сообщил он скрипачу страстным шепотом. – Вчера после концерта я таки утащил нашу красавицу директрису в ресторанчик. Ели мы что-то в горшочках. Вернее, совсем не ели – я после ланча страдал, а она с перепугу. И я сказал ей все!
– Нет! – ужаснулся Парвицкий. – Ты обещал тонкую игру!
– Да чего тут мудрить? – махнул рукой Виктор Дмитриевич. – Народ в провинции простой, намеки не считывает, так что пришлось идти напролом. Я описал ей замашки Палечека и ее грядущий позор – или возможное спасение. Она не так глупа, как можно предположить, глядя на ее формы. Согласилась на мои условия: я молчу про Коровина, а она сватает нам Васильковского. Завтра же начнем окучивать дурака Галашина. Думаю, дня в три я уложусь – ты как раз вернешься из Осаки.
– Хорошо бы!
– И знаешь что? – блеснул очками Козлов. – Эта милая дама (по невозможному секрету и вся дрожа) сообщила мне, что у Палечека еще есть Коровины. Много. Такого же типа, как эта мазня. Она, мол, выбрала Галашину, что получше. Представляешь, каковы худшие? И сколько еще на Руси Галашиных?
Парвицкий округлил глаза:
– Ты думаешь, Палечек держит подпольного фальсификатора? Или копииста?
– Не исключено.
– Но где держит? В Париже? Странно: в галерее Галашина я смотрел в оба – живопись вроде старая. Но не Коровин, конечно.
– То-то и оно! Темное дело. Живопись старая или только кажется старой? Я ведь и на изнанку псевдо-Коровина глянул. Подрамник, холст в порядке, соответствуют заявленной датировке. Запись поверх какой-то старой мазни? Вопрос! Надо в Москве к Палечеку человека подпустить, пусть посмотрит, что там за муть.
– Фиму пошлешь?
– Да, Фиму Аксельрода. Он парень дельный, поймет. После будем решать, как действовать. Мне видятся блестящие перспективы.
– Смотри, Витя, не наломай дров, – предупредил музыкант. – Мне скандалы не нужны. В этом месяце мне еще пятнадцать концертов играть, а я не железный и не резиновый. Чуть дуба не дал в этом чертовом Нетске, полном дур. Если бы с инструментом что-то стряслось…
– Так не стряслось же! – ободрил друга Виктор Дмитриевич. – Обошлось, слава богу. Вкусы у местной публики примитивные, зато органы работают, как часы; девица эта стоеросовая тоже не подкачала. И сюда, в аэропорт, ментов стянули – посмотри-ка, Жень, вокруг. Сколько их! В глазах рябит. Да, Страдивари – это Страдивари!
И точно, никогда еще не бывало в Нетском аэропорту такого скопления стражей порядка. Причем большинство из них не дремало на ходу, а сурово всматривалось в немногочисленных пассажиров. У багажного отделения стоял оперативник с овчаркой. Собака, по горло закутанная в камуфляж, порыкивала в сторону зала: там одна из пассажирок держала на руках карликового пинчера. Пинчер, который напоминал скорее крупное насекомое, чем собаку, в ответ сурово тявкал. Суча тощими лапками, он пытался освободиться из рук хозяйки и порвать овчарку.
– Собачку такую хочу! – глядя на пинчера, закричал ребенок, который сообразил, что муравьеда ему не дождаться.
– И чего это сегодня столько ментов нагнали? – удивился один из провожающих.
– Террористов ловят, – невозмутимо предположил другой.
– А может, наркотики ищут? – добавила девушка в дымчатых очках. – Собак как раз на наркотики натаскивают.
Была эта девушка тоненькая, небольшого роста, в ловко повязанном зеленом платке. Она подошла к овчарке и улыбнулась ей. Овчарка равнодушно двинула бровями и свесила из открытой пасти большой розовый язык. Девушка отступила к стене с расписанием полетов, достала блокнот и старательно переписала все немногочисленные нетские рейсы. Потом она немного постояла, подумала и спокойно вышла на площадь перед аэровокзалом.
Здесь было пустынно. Зябкий утренний ветер трепал рекламные флаги над крыльцом, пара такси скучала в ожидании случайных пассажиров. Почетные места на парковке занимала машина телевизионщиков и два чиновных "мерседеса". Девушка миновала боковой выход из аэропорта, закрытый и заколоченный фанерой. Из-за фанеры выглядывали бессмертные розы цветочного киоска.
Девушка завернула за угол. Она подошла к зеленой изгороди, в густую чащу которой нанесло ветром мусора, окурков и даже желтых листьев с каких-то далеких неведомых деревьев. Здесь высокий парень нервно переминался с ноги на ногу. Рядом стояли три дорожные сумки.
– Ну что, киска, регистрация началась? Давай зайдем в вокзал перекусим. Я тут застоялся, сил нет, – сказал парень и схватился за сумки.
– Погоди, Артем, – остановила его девушка. – Туда нельзя: нас пасут. Я уверена.
Артем хотел изобразить удивление, но актер он был никудышный. Его загорелое лицо вытянулось. Он не хотел бояться, но страх его не спрашивал и лез холодной рукой за шиворот; живот скрутило, язык высох.
Все-таки Артем смог выдавить из себя:
– Ерунда! Этого не может быть. Не могли нас вычислить так быстро.
– Значит, все-таки смогли, – сказала Варя. – Вокзал набит ментами, у багажного стоит какой-то урод с собакой. Думаю, багаж будут досматривать с пристрастием и найдут картины.
– Мы не на таможне! – возмутился Артем. – Эго через границу нельзя провозить картины, а внутри страны сколько хочешь. Нам ничего не будет! Это наше право!
Варя его перебила:
– Давай еще будем права качать! Не дури, Артем, картины уже в розыске. На самолете в Москву нам не пробраться.
– Сдадим билеты, поедем поездом. Я сразу говорил, надо поездом, а ты: "Мы не лохи, поездом долго, нудно".
– Билетов нам не сдать, – сказала Варя. – Я потерлась возле стоек (там на Иркутск оформляются), в туалет заглянула, а сама за ментами смотрела. И вот слышу, один другому говорит: "Ты получил ориентировку на эту парочку? Фотки есть?" Тот говорит, есть. Первый говорит: "Смотри в оба, скоро на московский рейс регистрация начнется". Это они нас ждут.
– Почему именно нас?
– Говорю же, нас вычислили. Билеты-то мы по паспортам брали, балда! Других документов у нас нет. Пока нет. В поезд тоже по паспортам пускают, не сунешься. Обложили!
Варя сняла очки и наконец стала похожа на себя – громадные темные глаза, бледное лицо. Такой она показалась маленькой и несчастной, что Артем ради нее был готов сейчас же сделать что угодно: спрыгнуть с крыши, подраться с кем-нибудь, прорваться сквозь сплошной ментовский заслон. Только ничего этого не требовалось. Надо было спасаться, а как, он не знал. Он и хотел бы что-то изобрести, но даже в лучшие минуты здравые идеи посещали его нечасто.