Санна достала красную книжечку и повертела в руках, прежде чем открыть наугад и перелистать тонкие страницы.
- Спасибо, - сказала она. - Когда вышел перевод Нового Завета, утвержденный библейской комиссией, мне показалось, что язык начисто утратил красоту, но прочесть его будет интересно. Хотя так странно, должно быть, читать совершенно девственную Библию. Так привыкаешь к своей старой со всякими пометами и подчеркиваниями. Наверное, полезно будет прочесть новые формулировки и страницы без помет. Многое увидишь новыми глазами.
"Моя старая Библия, - подумала Ребекка. - Она, наверное, покоится где-то в коробках на чердаке в доме бабушки. Ведь не могла же я ее выбросить? Это как старый дневник. Все те открытки и вырезки из газет, которые в нее вкладывал. И все те места, которые подчеркивал красным карандашом, - они слишком много говорят о тебе. "Как косули тоскуют по роднику, так тоскует по Тебе моя душа, о Господи!" "В день великой нужды обращусь я к Господу, рука моя протянута в ночи, душа моя безутешна"".
- Как у тебя сегодня с девочками получилось - все нормально? - спросила Санна.
- Да, - коротко ответила Ребекка. - В конце концов мне удалось отправить их в школу и в садик.
Санна закусила губу и раскрыла Библию.
- Ты чего? - спросила Ребекка.
- Я думаю о папе с мамой. Они, возможно, приедут и заберут их оттуда.
- Что происходит между тобой и твоими родителями?
- Ничего нового. Я просто устала быть их собственностью. Ты ведь помнишь, как все это происходило, когда Сара была маленькая.
"Еще бы мне не помнить", - подумала Ребекка.
Ребекка бежит по лестнице в их с Санной квартиру. Она опаздывает. Они уже десять минут назад должны были приехать на детский праздник. А дороги туда не менее двадцати минут. Может быть, и больше, потому что выпал снег. Возможно, Санна и Сара не дождались и уехали без нее.
"Авось, - думает она, отмечая, что на лестнице не видно зимних ботинок Сары. - Если они уехали, меня не будут мучить угрызения совести".
Но ботинки Санны стоят на своем месте. Ребекка открывает дверь и набирает в легкие побольше воздуха, чтобы хватило на все объяснения и извинения, которые роятся в голове.
Санна сидит в темноте на полу в холле, так что Ребекка буквально спотыкается об нее, - сидит, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, и покачивается взад-вперед, словно пытаясь утешить себя, словно сам ритм этого покачивания позволяет прогнать ужасные мысли. Ребекке приходится приложить немало усилий, чтобы пробиться к ней, заставить заговорить. И тут Санна заливается слезами.
- Опять папа с мамой, - всхлипывает она. - Они приехали и попросту забрали Сару. Я сказала, что мы должны ехать на праздник и что я обещала ей массу удовольствий на выходные, но они не стали меня даже слушать. Просто забрали ее и увезли.
Внезапно ее охватывает гнев, она начинает бить кулаками о стену.
- А моего мнения не существует, - кричит она. - Им наплевать, что я говорю. Я - их собственность. И мой ребенок - их собственность. Так же, как они расправлялись с моими щенками. С Лайкой, которую папа отнял у меня. Они так боятся остаться наедине друг с другом, что готовы…
Она умолкает, и ее гнев и плач сливаются в долгий жалобный вой. Руки бессильно падают на пол.
- Взяли и забрали ее, - плачет Санна. - Мы ведь собирались вместе с тобой печь пряничный домик.
- Тсс, - шепчет Ребекка и убирает локоны с лица Санны. - Все образуется. Обещаю тебе.
Она вытирает слезы на щеках подруги.
- Что я за мать? - вздыхает Санна. - Не могу защитить собственного ребенка.
- Ты прекрасная мать, - утешает ее Ребекка. - Это твои родители поступили неправильно, а не ты, слышишь?
- Я не желаю так жить. Он просто входит в мой дом со своим ключом и берет то, что считает нужным. Что я могла сделать? Я не хотела кричать и тянуть к себе Сару. Она бы перепугалась. Бедная моя девочка.
В голове Ребекки появляется образ Улофа Страндгорда - его глубокий уверенный голос, не привыкший к возражениям, его постоянная улыбка над накрахмаленным воротничком рубашки. Его жалкая жена.
"Я убью его, - думает она. - Я собственноручно убью его".
- Поехали, - говорит она Санне голосом, не допускающим протестов.
И Санна одевается и следует за ней, как послушное дитя. Она ведет машину туда, куда велит Ребекка.
Дверь открывает Кристина Страндгорд.
- Мы приехали, чтобы забрать Сару, - говорит Ребекка. - Нам нужно ехать на детский праздник, и мы уже опаздываем на сорок минут.
В глазах Кристины мелькает страх. Она бросает взгляд через плечо внутрь дома, однако по-прежнему стоит, закрывая собой проход. Ребекка слышит, что у них гости.
- Но ведь мы договорились, что Сара побудет в эти выходные у нас, - бормочет Кристина, пытаясь поймать взгляд Санны.
Санна упрямо смотрит себе под ноги.
- Насколько я понимаю, вы ни о чем не договаривались, - сурово произносит Ребекка.
- Подождите минуточку, - говорит Кристина и нервно закусывает губу.
Она исчезает в гостиной, и скоро в дверях показывается Улоф Страндгорд. Он не улыбается. Сначала его глаза впиваются в Ребекку, затем он поворачивается к дочери.
- Это что еще за глупости? - рычит он. - Мне казалось, мы обо всем договорились, Санна. Саре вряд ли пойдет на пользу, если ее будут дергать туда-сюда. Меня очень огорчает, что она все время страдает от твоих перемен настроения.
Санна сжимает плечи, но по-прежнему упрямо смотрит в землю. Снег падает на ее волосы и ложится на голову, точно шлем.
- Ты можешь ответить, когда я говорю с тобой, или ты не готова оказать мне такое уважение? - сдержанно произносит Улоф.
"Он боится сцены при гостях", - думает Ребекка.
Сердце отчаянно бьется в груди, однако она все же делает шаг вперед. Голос у нее дрожит, когда она решается выступить против самого Улофа Страндгорда.
- Мы пришли не для того, чтобы разговоры разговаривать, - произносит она. - Приведите Сару, или же я немедленно поеду с вашей дочерью прямиком в полицию и подам на вас заявление за похищение детей. Клянусь Библией, я это сделаю. Но прежде я ворвусь в вашу гостиную и устрою первосортный скандал. Сара - дочь Санны, мать хочет забрать ее. У вас есть выбор. Либо вы отдадите ее добровольно, либо ее отберет у вас полиция.
Кристина Страндгорд испуганно выглядывает из-за плеча мужа.
Улоф Страндгорд насмешливо смотрит на Ребекку.
- Санна, - требовательно обращается он к дочери, не сводя глаз с Ребекки. - Санна!
Та смотрит в пол. Потом чуть заметно качает головой.
И тут происходит нечто удивительное. Настроение Улофа меняется, как по мановению волшебной палочки. Вид у него становится огорченный и обиженный.
- Проходите, - говорит он и делает шаг назад.
- Если для тебя это так важно, достаточно было сказать мне об этом, - заявляет Улоф Санне, которая надевает на Сару комбинезон и ботинки. - Я не умею читать мысли. Мы думали, что тебе будет приятно провести выходные без ребенка.
Санна в полном молчании натягивает на дочь шапку и варежки. Улоф говорит тихо, опасаясь, что его услышат гости.
- Не было необходимости являться сюда, угрожать и так себя вести, - продолжает он.
- Это так не похоже на тебя, Санна, - шепчет Кристина, с ненавистью глядя на Ребекку, которая стоит, прислонившись к входной двери.
- Завтра утром мы сменим замок на двери, - обещает Ребекка, когда они направляются к машине.
Санна несет на руках Сару, не говоря ни слова. Прижимает ее к себе, будто не намерена больше выпускать из объятий.
"Боже мой, до чего же я тогда разозлилась, - подумала Ребекка. - Хотя это был не мой собственный гнев. Разозлиться должна была Санна. Но она не могла. Мы поменяли замок, но две недели спустя она снова отдала родителям запасной ключ".
Санна взяла ее за руку, чтобы вернуть к реальности.
- Они захотят взять на себя воспитание девочек, пока я сижу за решеткой.
- Не волнуйся, - ответила Ребекка с отсутствующим видом. - Я поговорю со школой.
- Сколько меня здесь продержат?
Ребекка пожала плечами:
- Тебя могут задержать на срок не более трех суток. Затем прокурор должен подать в суд заявление о заключении тебя под стражу. И этот вопрос рассматривается не позднее чем через четверо суток после задержания. То есть в субботу.
- А меня могут заключить под стражу?
- Не знаю, - Ребекка заерзала на стуле. - Возможно. Не очень-то красиво выглядит, что они нашли Библию Виктора и этот нож у тебя в диване.
- Но ведь кто угодно мог подбросить их туда, когда я ушла в церковь! - воскликнула Санна. - Ты ведь знаешь, я никогда не запираю дверей.
Она замолчала, водя пальцем по красному джемперу.
- А вдруг это все же я? - неожиданно проговорила она.
Ребекка почувствовала, как тяжело стало дышать. Словно в маленькой комнатке начисто закончился кислород.
- Что ты имеешь в виду?
- Не знаю, - пропищала Санна и закрыла лицо руками. - Я спала. Я спала и не знаю, что произошло. А вдруг это я? Ты должна это узнать.
- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Если ты спала…
- Но ты же знаешь, какая я! Я забываю. Как когда у меня завелась Сара. Я даже не помнила, как мы с Ронни переспали. Он сам мне потом об этом рассказал. Как здорово это было. И я по-прежнему ничего такого не помню. Но я ведь забеременела, так что это явно произошло.
- Хорошо, - медленно проговорила Ребекка. - Но я не думаю, что это сделала ты. Провалы в памяти не означают, что человек мог кого-то убить. Но ты должна подумать.
Санна вопросительно посмотрела на нее.
- Если это не ты, - продолжала Ребекка, - значит, кто-то подкинул тебе нож и Библию. Кто-то хотел свалить вину на тебя. Кто-то, кому известно, что ты не запираешь дверь. Понимаешь? Это не сумасшедший с улицы.
- Ты должна выяснить, что все-таки произошло.
Ребекка покачала головой:
- Это, собственно, работа полиции.
Обе замолчали, потому что дверь открылась и в нее просунулась голова охранника - не того охранника, который проводил их сюда. Вошедший был высокий, широкоплечий, по-военному коротко подстриженный, однако Ребекке показалось, что он стоит в дверях неуверенно, как застенчивый мальчишка. Смущенно улыбнувшись Ребекке, он протянул Санне бумажный пакетик.
- Извините, что отвлекаю, - проговорил он, - но моя смена скоро заканчивается, и я… Ну, это самое, я подумал, что тебе захочется что-нибудь почитать. И еще купил немного конфет.
Санна улыбнулась ему открытой сияющей улыбкой, затем поспешно опустила глаза, словно смутившись. Тень от ресниц упала ей на щеки.
- О, спасибо, - сказала она. - Очень мило.
- Да не стоит благодарности, - пробормотал охранник, переминаясь с ноги на ногу. - Я просто подумал, что тебе здесь может быть скучно.
Он помолчал, но, поскольку ни одна из женщин больше не проронила ни слова, продолжал:
- Ну ладно, тогда я поехал.
Когда он ушел, Санна заглянула в пакет, который он ей дал.
- Ты купила конфеты куда вкуснее.
Ребекка вздохнула.
- Ты не обязана считать мои конфеты более вкусными, чем его.
- Но я все-таки считаю!
* * *
Навестив Санну, Ребекка отправилась к Анне-Марии Мелле. Та сидела в конференц-зале полицейского управления и ела банан с таким видом, словно кто-то собирался его у нее отнять. Перед ней на столе лежали три огрызка яблок. В дальнем углу зала стоял телевизор; на экране мелькали кадры видеозаписи вечернего собрания в Хрустальной церкви. Когда Ребекка вошла, Анна-Мария радостно поприветствовала ее, словно они были старые приятельницы.
- Хотите кофе? - спросила она. - Я принесла себе - сама не знаю зачем. Не могу пить кофе теперь, когда…
Она показала на свой большой живот.
Ребекка осталась стоять в дверях. В ней внезапно ожили воспоминания прошлого - пробудились ото сна при виде лиц на мерцающем экране. Она схватилась рукой за косяк.
- Что с вами? - Голос Анны-Марии донесся откуда-то издалека. - Лучше сядьте.
На экране Томас Сёдерберг обращался к пастве. Ребекка опустилась на стул, чувствуя на себе задумчивый взгляд Анны-Марии.
- Эта запись сделана вечером за несколько часов до убийства, - сказала Анна-Мария. - Хотите посмотреть?
Ребекка кивнула. Подумала, что надо было что-то сказать в качестве объяснения. Что она за весь день не успела поесть, и поэтому у нее закружилась голова. Однако она промолчала.
За спиной Томаса Сёдерберга стоял в боевой готовности госпел-хор. Некоторые поддерживали слова пастора одобрительными возгласами. Его речи аккомпанировали выкрики "аллилуйя" и "аминь".
"Как он изменился, - подумала Ребекка. - Раньше он носил простую клетчатую рубашку, джинсы и кожаный жилет, а сейчас выглядит как биржевой маклер в костюме от Оскара Якобсона и очках в ультрамодной оправе. Паства пытается копировать его стиль, но получается лишь жалкое подобие".
- Прекрасный оратор, - прокомментировала Анна-Мария.
Томас Сёдерберг легко переходил от непринужденной шутливости к глубокой серьезности. Тема выступления - что надо открыть свою душу духовной милости. В конце краткой проповеди он призвал всех собравшихся выйти вперед и наполниться Духом Святым.
- Выходи вперед, и мы все помолимся за тебя, - призвал он, и, как по сигналу, рядом с ним появились Виктор Страндгорд, два других пастора и некоторые из старейшин общины.
- Шабала шала аминь! - выкрикнул пастор Гуннар Исакссон. Он ходил вперед-назад, размахивая руками. - Выходи сюда, если тебя мучает болезнь или боль. Бог не желает, чтобы ты пребывал в болезни. Здесь есть человек, который страдает мигренями. Господь видит тебя. Выходи вперед. Господь говорит, что здесь присутствует сестра, страдающая язвой желудка. Господь намерен положить конец твоим мучениям. Тебе больше не понадобятся таблетки. Бог нейтрализовал разъедающую кислоту в твоем теле. Выйди и прими дар исцеления. Аллилуйя!
Множество людей кинулись вперед. Через несколько минут перед алтарем собралась толпа впавших в экстаз людей: одни лежали ниц на полу, другие стояли, как волнующаяся трава, высоко подняв руки. Они молились, плакали и смеялись.
- Что они такое делают? - спросила Анна-Мария Мелла.
- Отдают себя в руки Святого Духа, - кратко ответила Ребекка. - Поют, говорят и танцуют во власти Святого Духа. Скоро кто-нибудь примется пророчествовать. А потом хор исполнит несколько хвалебных песнопений, чтобы создать всему этому соответствующий фон.
На заднем плане зазвучали звуки хора, поющего хвалебные песни. Все больше людей выходили вперед. Некоторые шли, пританцовывая, как пьяные.
Камера то и дело выхватывала лицо Виктора Страндгорда. Держа Библию в одной руке, он усердно молился за полноватого мужчину на костылях. За спиной Виктора стояла женщина, приложив руки к его волосам, и тоже молилась, словно пополняя запасы божественной энергии.
Но вот Виктор подошел к микрофону и начал говорить - как обычно начинал свои проповеди.
- О чем мы будем беседовать? - спросил он паству.
Так он проповедовал всегда: сначала подготавливал себя молитвой, а затем просил прихожан решить, о чем вести речь. Проповедь строилась обычно как разговор со слушателями - уже одно это создало ему огромную популярность.
- Расскажи о небесах! - раздались возгласы из зала.
- Что вам рассказать о небесах? - проговорил он с усталой улыбкой. - Купите мою книгу и прочтите, там все написано. Давайте что-нибудь другое!
- Расскажи нам о том, что такое успех!
- Успех? - повторил Виктор. - Нет торной дороги к успеху. Подумайте об Анании и Сапфире. И помолитесь за меня. Помолитесь о том, что мои глаза увидели и еще увидят. Молитесь за то, чтобы сила продолжала струиться от Бога через мои руки.
- Что он только что, сказал? - переспросила Анна-Мария. - Ана?..
Она нетерпеливо тряхнула головой и добавила:
- И Сапфира - кто это такие?
- Ананий и его жена Сапфира. О них сказано в Деяниях апостолов, - ответила Ребекка, не сводя глаз с экрана. - Они украли деньги у самого первого прихода, и Господь наказал их, лишив жизни.
- Надо же! Я думала, Господь крушил людей направо и налево только в Ветхом Завете.
Ребекка покачала головой.
Когда Виктор поговорил несколько минут, молитва продолжилась. К Виктору протиснулся молодой человек лет двадцати пяти в куртке с капюшоном и болтающихся потертых джинсах.
"Да это Патрик Маттссон, - отметила Ребекка. - Значит, он все еще там".
Человек в куртке с капюшоном схватил Виктора за руки, но за секунду до того, как объектив видеокамеры переместился на хор, Ребекка увидела, что Виктор попятился и вырвал свои ладони из рук Патрика Маттссона.
"Это что еще такое? - подумала она. - Что между ними произошло?"
Она покосилась на Анну-Марию, но та как раз наклонилась и стала рыться среди множества видеокассет в коробке, стоявшей на полу.
- А вот запись вчерашнего вечера, - сказала Анна-Мария, снова появляясь над столешницей. - Хотите посмотреть?
В записи, вечерсделанной ом после убийства, снова проповедовал Томас Сёдерберг. У его ног виднелись доски деревянного пола, обагренные кровью, и лежала гора роз.
Теперь разговор шел серьезный и страстный. Томас Сёдерберг призвал членов общины подготовиться к духовной войне.
- Чудотворная конференция необходима нам более, чем когда бы то ни было, - провозгласил он. - Сатана не должен получить преимущество.
Паства отвечала возгласами "аллилуйя!".
- Это просто невероятно! - изумленно пробормотала Ребекка.
- Подумайте о том, кому вы доверяетесь, - воскликнул Томас Сёдерберг. - Помните: "Кто не с нами, тот против нас".
- Он только что призвал людей не разговаривать с полицией, - задумчиво проговорила Ребекка. - Он хочет, чтобы община замкнулась в себе.
Анна-Мария удивленно посмотрела на Ребекку и подумала о своих коллегах, которые в течение дня обошли многих членов общины. На совещании все полицейские как один жаловались, что заставить прихожан разговаривать с ними оказалось практически невозможно.
Во время молитвы начался сбор пожертвований.
- Если ты собирался дать всего десятку, заверни ее в сотенную! - выкрикнул пастор Гуннар Исакссон.
Затем выступил Курт Бекстрём.
- О чем мы поговорим? - спросил он общину в точности так же, как имел обыкновение делать Виктор Страндгорд.
"Он что, спятил?" - подумала Ребекка.
Слушатели нервно заерзали. Никто не проронил ни слова. В конце концов ситуацию спас Томас Сёдерберг:
- Расскажи о силе молитвы!
Анна-Мария кивнула на экран, где Курт наставлял паству.
- Он был в церкви и молился, когда мы беседовали с пасторами. Я знаю, вы когда-то были членом этой общины. Вы хорошо знали пасторов и прихожан?