- Да, - нехотя ответила Ребекка, показывая всем своим видом, что не хочет углубляться в эту тему.
"Некоторых я познала в буквальном библейском смысле", - подумала она.
И тут камера показала крупным планом Томаса Сёдерберга, который глянул ей прямо в глаза.
Ребекка сидит на стуле для посетителей в пасторской у Томаса Сёдерберга и плачет. Город заполнен народом. Середина января - время грандиозных распродаж. Во всех витринах - написанные от руки таблички с указанием процентов скидок. В такой обстановке особенно остро ощущаешь внутреннюю пустоту.
- У меня такое чувство, что Он меня не любит, - всхлипывает Ребекка.
Она имеет в виду Бога.
- Я как будто неродная Ему, - говорит она сквозь слезы. - Подкидыш.
Томас Сёдерберг осторожно улыбается ей и протягивает очередной платок. Она сморкается в него. Ей только что исполнилось восемнадцать, а она хлюпает, как маленький ребенок.
- Почему я не слышу Его голоса? - спрашивает она, всхлипывая. - Ты слышишь Его и разговариваешь с ним каждый день. Санна может услышать его. Виктор даже встречался с Ним…
- Ну, Виктор - это совершенно особый случай, - вставляет Томас Сёдерберг.
- Вот именно, - снова заливается слезами Ребекка. - Мне тоже хотелось бы почувствовать себя хоть чуточку особенной.
Некоторое время Томас Сёдерберг сидит молча, словно прислушивается к чему-то в глубине себя, ища верные слова.
- Это вопрос опыта, Ребекка, - говорит он. - Поверь мне. Поначалу, когда мне казалось, что я слышу Его голос, на самом деле я слышал лишь собственные фантазии.
Он складывает руки на груди, смотрит в потолок и произносит детским голосом:
- Боженька, Ты меня любишь?
И отвечает сам себе сочным басом:
- Да, Томас, ты же знаешь, что Я люблю тебя безгранично.
Ребекка смеется сквозь слезы - даже слишком легко, словно выплакала пустоту, которая спешит заполниться другим чувством. Томас заражается ее смехом и тоже смеется, но внезапно делается серьезным и смотрит ей в глаза долгим взглядом.
- Так что ты особенная, Ребекка. Поверь мне, ты особенная.
Тут из ее глаз снова начинают течь слезы и беззвучно катятся по щекам. Томас Сёдерберг протягивает руку, чтобы вытереть их. Его ладонь слегка касается ее губ. Ребекка замирает, не дыша. Чтобы не спугнуть его - как она поняла задним числом.
Другая рука Томаса Сёдерберга тянется к ней, большим пальцем он вытирает слезу, а остальные пальцы гладят волосы. Его дыхание совсем близко. Оно течет по ее лицу, как теплая вода. Чуть горьковатый запах кофе, сладкий запах имбирного печенья и еще какой-то аромат, принадлежащий лишь ему.
Затем все происходит очень быстро. Его губы раздвигают ее губы. Пальцы вплетаются в ее волосы. Она кладет одну руку ему на затылок, а второй тщетно пытается расстегнуть единственную пуговицу на его рубашке. Он касается пальцами ее груди, стремится проникнуть под юбку. Они торопятся. Спешат слиться телами, пока не включилось сознание. Пока их не настиг стыд.
Она обвивает руками его шею, он поднимает ее со стула, сажает на стол и одним движением задирает на ней юбку. Она хочет проникнуть в него. Прижимает его к себе. Стягивая с нее колготки, он случайно царапает ей кожу на внутренней поверхности бедра. Это она замечает лишь позже. Ему не удается снять с нее трусики. Времени нет. Он оттягивает их в сторону, одновременно расстегивая на себе брюки. Через его плечо она видит ключ, торчащий в замке, и думает, что надо бы запереть дверь, но он у же внутри ее. Ее губы возле его уха, она шумно вдыхает при каждом толчке. Прижимается к нему, как детеныш обезьяны цепляется за мать. Он кончает тихо и сдержанно, словно судорога пробегает по всему телу. Наваливается на нее, так что ей приходится опереться рукой о стол, чтобы не упасть назад.
И тут он пятится от нее. Пятится и пятится, пока не упирается спиной в дверь. Смотрит на нее пустым взглядом и трясет головой. Затем поворачивается к ней спиной и смотрит в окно. Ребекка соскальзывает со стола, натягивает колготки и поправляет юбку. Спина Томаса Сёдерберга - как стена.
- Прости, - произносит она сдавленным голосом. - Прости, я не хотела.
- Будь добра, уйди, - хрипло отвечает он. - Просто уйди отсюда.
Она бежит всю дорогу домой - до их с Санной квартиры. Перебегает через перекресток, не глядя по сторонам. Январская стужа. Мороз обжигает, у нее начинает болеть горло. В колготках на внутренней поверхности бедра становится липко.
Дверь распахнулась, и в проеме показалось разгневанное лицо прокурора фон Поста.
- Что здесь происходит, черт подери? - спросил он. Не получив ответа, он проговорил, обращаясь к Анне-Марии: - Чем это ты занимаешься? Просматриваешь с нею материалы предварительного следствия?
Он кивнул в сторону Ребекки.
- Здесь нет ничего секретного, - спокойно ответила Анна-Мария. - Эти видеокассеты продаются в книжном магазине церкви "Источник силы". Мы немного побеседовали. Все нормально.
- Ах вот как! - прошипел фон Пост. - Но теперь тебе придется побеседовать со мной. В моем кабинете. Через пять минут.
Он с грохотом захлопнул дверь.
Две женщины посмотрели друг на друга.
- Журналистка, которая обвиняла вас в нанесении телесных повреждений, забрала свое заявление, - легким тоном произнесла Анна-Мария Мелла, словно желая показать, что говорит уже совсем о другом и ее слова не имеют никакого отношения к Карлу фон Посту.
Однако ее мысль достигла адресата.
"Естественно, он жутко разозлился", - подумала Ребекка.
- Она сказала, что сама поскользнулась и что вы явно не имели намерения толкнуть ее, чтобы она упала, - продолжала Анна-Мария, медленно поднимаясь. - Я должна идти. Вы чего-то от меня хотели?
Несколько мыслей пронеслось в голове у Ребекки. От Монса, который, должно быть, поговорил с журналисткой, до Библии Виктора.
- Библия, - проговорила она. - Библия Виктора. Она у вас здесь или…
- Нет, лаборатория в Линчёпинге еще с ней не закончила. Она пока остается у них. А что?
- Я хотела бы заглянуть в нее, если можно. Они смогли бы сделать копии? Не всех страниц, само собой, а лишь тех, где есть пометы и записи. И копии всех бумажек, открыток и всего, что в нее вложено.
- Конечно, - задумчиво ответила Анна-Мария. - Думаю, с этим не будет проблем. В обмен на это вы, может быть, согласитесь рассказать мне об общине - если у меня возникнут вопросы?
- В той мере, в какой это не касается Санны, - Ребекка взглянула на часы.
Пора было ехать забирать Сару и Лову. Она попрощалась с Анной-Марией, но прежде чем спуститься к машине, уселась на диванчик в холле, раскрыла компьютер и вышла в Интернет через мобильный телефон. Набрав электронный адрес Марии Тоб, она написала: "Привет, Мария! Кажется, У тебя есть знакомый сотрудник налогового управления, который к тебе неровно дышит. Можешь попросить его проверить для меня парочку физических лиц и одну организацию?"
Она отослала сообщение, и прежде чем она успела разорвать соединение, на экране появился ответ: "Привет, моя дорогая. Я могу попросить его проверить все, что ты хочешь, если эта информация не засекречена. М.".
"В этом-то и соль, - с разочарованием подумала Ребекка, отсоединяясь. - Незасекреченную информацию я и сама могу добыть".
Не успела она закрыть компьютер, как зазвонил телефон. Это была Мария Тоб.
- А ты не столь умна, как можно подумать, - заявила она.
- Что? - изумленно переспросила Ребекка.
- Ты разве не понимаешь, что вся почта на работе легко проверяется? Работодатель может в любой момент зайти на сервер и прочесть всю исходящую и входящую корреспонденцию. Ты хочешь, чтобы учредители узнали, что ты просишь меня раздобыть в налоговой секретную информацию? Ты думаешь, я этого очень хочу?
- Нет, - убито ответила Ребекка.
- Так что тебе надо выяснить?
Ребекка собралась с мыслями и выпалила:
- Попроси его зайти в МТ и ЦТ и проверить…
- Подожди, я должна это записать. МТ и ЦТ - что это такое?
- Местная трансакционная система и центральная трансакционная система. Попроси его проверить церковь "Источник силы" и пасторов, которые там работают, - Томаса Сёдерберга, Весу Ларссона и Гуннара Исакссона. И Виктора Страндгорда тоже. Мне нужен баланс и годовой отчет "Источника силы". Хочу узнать о финансовом положении пасторов и самого Виктора. Зарплата - сколько, от кого. Недвижимость. Ценные бумаги. Прочее имущество.
- Хорошо, - сказал Мария, записывая под ее диктовку.
- И еще одно. Ты можешь пойти на сайт службы патентов и регистрации и проверить организационную структуру прихода? Когда выходишь в Интернет с мобильника, все так долго загружается. Проверь, не владеет ли "Источник силы" акциями в какой-либо компании, не зарегистрированной на бирже, или в какой-нибудь торговой организации. Проверь пасторов и Виктора.
- Можно спросить - зачем?
- Не знаю. Просто пришло в голову. Хочется чем-то заняться, пока тут без дела болтаешься.
- Как это по-английски? - усмехнулась Мария. - Shake the tree. Потрясти дерево и посмотреть, что с него посыплется. Что-то в этом духе?
- Может быть, - ответила Ребекка.
Снаружи уже синели сумерки. Ребекка выпустила из машины Чаппи; собака кинулась к ближайшему сугробу и присела на корточки. Уже зажглись фонари, их свет упал на белый четырехугольный предмет, подложенный под один из дворников "ауди". Сначала у Ребекки мелькнула мысль, что это штраф за ненадлежащую парковку, но потом она разглядела свое имя, жирно написанное карандашом на конверте. Она запустила Чаппи на переднее сиденье, села в машину и открыла конверт. Внутри лежало написанное от руки сообщение. Почерк был странный, угловатый и неуклюжий, словно отправитель писал в варежках или не той рукой.
"Когда я скажу беззаконнику "Смертью умрешь!" - а ты не будешь вразумлять и говорить, чтобы остеречь беззаконника от его беззаконного пути, чтобы он жив был, то тот беззаконник умрет в своем беззаконии и я взыщу его кровь из твоих рук. Но если ты вразумлял беззаконника, а он не обратился от своего беззакония и от своего беззаконного пути, то он умрет в своем беззаконии, а ты спас твою душу.
ТЫ ПРЕДУПРЕЖДЕНА!"
Ребекка почувствовала, как от страха похолодело в животе. Волосы на голове и на всем теле встали дыбом, однако она подавила желание обернуться и проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за ней. Она скатала бумажку в маленький шарик и бросила на пол рядом с пассажирским сиденьем.
- Я вам покажу, трусливые свиньи! - громко заявила она, выезжая с парковки.
Всю дорогу до школы "Булагсскулан" ее не покидало чувство, будто кто-то ее преследует.
* * *
Директор школы и детского сада района Булагсомродет с явной антипатией посмотрела на Ребекку через письменный стол. Это была статная женщина лет пятидесяти, с густыми волосами, окрашенными под черный тюльпан и лежавшими над четырехугольным лицом будто шлем. Очки в форме кошачьих глаз висели на цепочке на груди, соседствуя с ожерельем из кожаных ремешков, перьев и кусочков керамики.
- Честно говоря, совершенно не понимаю, что, по вашему мнению, школа может сделать в такой ситуации, - сказала она и убрала волосинку со своей узорчатой кофты.
- Я уже объяснила, - произнесла Ребекка, подавляя раздражение в голосе. - Ваши сотрудники не должны отдавать Сару и Лову никому, кроме меня.
Директор высокомерно улыбнулась.
- Нам не хотелось бы вмешиваться в семейные дела. Я уже объясняла это Санне Страндгорд, матери девочек.
Ребекка встала и перегнулась через стол.
- Мне наплевать, чего вы хотите и чего не хотите. Ваша непосредственная обязанность как руководителя учреждения - обеспечить безопасность детей в урочное время, а затем передать их родителям или тем, кто несет за них ответственность. Если вы не сделаете, как я скажу, и не проинструктируете своих сотрудников, чтобы девочек отдавали только мне, ваше имя появится в средствах массовой информации как соучастника в произволе по отношению к детям. Мой мобильник до отказа набит номерами журналистов, которые мечтают поговорить со мной о Санне Страндгорд.
Директор поджала губы.
- Значит, такими становятся люди, живя в Стокгольме и работая в престижных адвокатских фирмах?
- Нет, - сухо ответила Ребекка. - Такими становятся от необходимости иметь дело с людьми вроде вас.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом директор сдалась, пожав плечами.
- Да уж, непросто понять, как поступать с этими детьми, - прошипела она. - Поначалу их разрешалось забирать и родителям, и брату. Вдруг на прошлой неделе ко мне ввалилась Санна Страндгорд и заявила, чтобы их не отдавали никому, кроме нее. А теперь их можно отдавать только вам.
- Значит, на прошлой неделе Санна сказала, чтобы детей отдавали только ей? - переспросила Ребекка. - А она не уточнила почему?
- Понятия не имею. Насколько мне известно, ее родители - самые ответственные люди, каких только можно себе представить. Они всегда готовы помочь.
- Ну, это вы так думаете, - раздраженно ответила Ребекка. - Теперь детей из садика и с продленки буду забирать только я.
В шесть вечера Ребекка сидела на кухне своей бабушки в Курравааре. У плиты стоял с засученными рукавами Сиввинг и жарил мясо северного оленя на тяжелой черной чугунной сковороде. Когда сварилась картошка, он опустил в кастрюлю блендер и смешал картофельное пюре, добавив молоко, масло и два желтка. Чаппи и Белла сидели у его ног, как послушные цирковые пудели, загипнотизированные ароматами, исходившими от плиты. Лова и Сара расположились на матрасе на полу перед телевизором, где шла детская телепередача.
- Я принес вам несколько видеокассет, если хотите посмотреть, - сказал Сиввинг девочкам. - Там "Король Лев" и другие мультики. Они лежат в мешке.
Ребекка рассеянно листала старый журнал. С Сиввингом, который заполонил все место у плиты, в кухне стало тесно и уютно. Он тут же спросил, не проголодались ли они, и предложил приготовить им ужин, когда она во второй раз за день пришла к нему за запасным ключом. Огонь потрескивал в печи, в трубе шумело.
"Что-то экстраординарное произошло в семье Страндгорд, - подумала она. - Завтра Санна не отвертится".
Она посмотрела на Сару. Сиввинга, кажется, нисколько не беспокоило ее молчание и полное отсутствие контакта с девочкой.
"И мне не стоит убиваться, - подумала Ребекка. - Оставлю ее в покое".
- Им надо как-то занять себя, - сказал Сиввинг, кивнув на девочек. - Хотя иногда создается впечатление, что современные дети совершенно разучились играть из-за всех этих видеофильмов и компьютерных игр. Помнишь Манфреда, который живет за речкой? Он рассказывал, как к нему приезжали на лето внуки. В конце концов он силой выгнал их во двор играть. "Летом дома можно сидеть только тогда, когда на улице проливной дождь", - сказал он им. И дети вышли во двор, но они понятия не имели, что там можно делать, просто стояли в полной растерянности. Через некоторое время Манфред увидел, как они собрались в кружок и сложили руки. Когда он спросил, что они задумали, они ответили: "Мы молим Бога, чтобы поскорее пошел дождь".
Он снял сковородку с плиты.
- Ну вот, слышите, детки, пора кушать.
Сиввинг выставил на стол мясо, картофельное пюре и баночку с брусничным вареньем собственного производства.
- Да уж, вот такие сейчас дети пошли, - рассмеялся он. - Манфред хохотал до упаду.
* * *
Монс Веннгрен сидел на скамейке в прихожей своей квартиры и слушал сообщение на автоответчике. Оно было от Ребекки. Он так и не снял пальто, не зажег света. Три раза прокручивал он сообщение, вслушивался в ее голос. В нем появились новые нотки - словно она отпустила тормоза. На работе голос всегда подчинялся ей, как хорошо выдрессированная собака; хозяйка никогда не позволяла ему отражать ее чувства, выдавать, что на самом деле происходит у нее на душе.
"Спасибо за то, что вы разрулили эту ситуацию с журналисткой. Надеюсь, вам понадобилось не слишком много времени, чтобы найти к ней подход, - или вы решили этот вопрос иным способом? Мой телефон отключен, потому что меня все время домогаются журналисты. Но я регулярно прослушиваю сообщения и проверяю почту. Еще раз спасибо. Спокойной ночи".
Он подумал, что она, наверное, и выглядит теперь совсем иначе. Как тогда, когда он встретил ее при входе в офис в пять утра. Он просидел всю ночь за важными переговорами, а она только что пришла. Шла пешком всю дорогу - волосы растрепались, одна прядь прилипла к щеке. Он вспомнил, каким удивленным взглядом она посмотрела на него. И смутилась. Он хотел остановиться и поговорить с ней, но она бросила что-то краткое и проскользнула мимо него в свой кабинет.
- Спокойной ночи! - сказал он в тишину квартиры.
И был вечер, и было утро
День третий
В четвертом часу утра начинается снегопад. Поначалу чуть-чуть, потом все мощнее. Над тяжелыми облаками горит безумным светом северное сияние. Извивается, как змея. Сияет, словно Млечный Путь.
Кристина Страндгорд сидит в серебристо-сером "вольво" своего мужа в гараже под домом. В гараже темно. В машине горит лишь подсветка для чтения карты. На Кристине блестящий утренний халат и тапочки. Ее левая рука лежит на коленях, правая сжимает ключи от машины. Она скатала коврики в коридоре и положила их под ворота гаража. Дверь, ведущая в дом, закрыта и заперта. Щели между дверьми и косяками заклеены скотчем.
"Наверное, мне нужно поплакать, - думает она. - Я должна быть как Рахиль: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет. Но я ничего не чувствую. Словно внутри у меня белая шуршащая бумага. В нашей семье больна я. Никогда не думала, что это так. Но больна именно я".
Она вставляет ключи в зажигание. Но и теперь слезы не приходят.
Санна Страндгорд стоит в своей камере, прижавшись лбом к холодной решетке, которой забрано окно, и смотрит вниз на тропинку, идущую между зелеными фасадами домов по Кондуктёрсгатан. Под конусом света, падающего от уличного фонаря, стоит в снегу Виктор. Он совершенно голый, не считая огромных серых голубиных крыльев, которые прижал к телу, чтобы хоть немного прикрыться. Снежинки падают на него, словно звездный дождь, мерцают в свете фонаря, но не тают, касаясь его обнаженной кожи. Он поднимает глаза и смотрит на Санну.
- Я не могу простить тебя, - шепчет она и рисует пальцем на стекле. - Но прощение - чудо, которое происходит в нашем сердце. Так что если ты прощаешь меня, то, может быть…
Она закрывает глаза и видит Ребекку. Руки Ребекки по локоть в крови. Она вытягивает руки, держа их, как щит, над головами Сары и Ловы.
- Мне очень жаль, Ребекка, - думает Санна. - Но это выпало совершить тебе.