– Вы делаете успехи, мисс Купер. Там описывается небольшой домик, который он снимал для семьи. Он еще стоит в Парке По. Сто долларов в год. По испытывал истинное умиротворение, когда гулял по здешним высотам и наблюдал за проливом. Пока не построили эти высотные здания, Лонг-Айленд-Саунд был виден с порога его дома. В колледже Святого Иоанна была группа иезуитов, недалеко от…
– Да. – Майк опередил его. – Они основали Фордэмский университет.
– Вот видите, мистер Чэпмен. Он любил беседовать с учеными-иезуитами и пользовался книгами из их библиотеки. Мы обязательно там побываем.
– Спасибо. Я уже более чем достаточно проник в суть дела. Теперь мне ясно, почему он назвал своего героя Монтрезором, – многозначительно проговорил Майк. И продолжил, собираясь окончательно удивить Зельдина: – А что такое остров Рэндалла, вы знаете? Это название о чем-нибудь говорит?
Все знали, что это такое. Остров, соединяющий Манхэттен и Бронкс.
– Джон Монтрезор, – констатировал Майк, – был английским капитаном во время Войны за независимость. Купил этот остров и перевез туда семью. Он шпионил для Британии – советовал им, с какой стороны лучше атаковать Нью-Йоркскую гавань. Капитан был свидетелем казни Натана Хейла, поэтому нам известны его последние слова.
– "Я лишь сожалею, – подхватил Зельдин, – что могу отдать за родину только одну жизнь". Впечатляет, мистер Чэпмен. Как видим, для того, чтобы накопать имен для своих героев, По не нужно было уходить дальше собственного двора.
– Вчера вы говорили о трагических обстоятельствах в жизни По, – напомнила я. – Вы могли бы рассказать подробнее?
У меня был наготове блокнот. Я надеялась, что смогу сравнить эти мрачные факты с поступками мстительного убийцы. Он, видимо, слишком тесно отождествлял себя с великим писателем.
– Его отец был героем Войны за независимость. Он стал, можно сказать, знаменитостью в штате Мэриленд, где поселилась семья. Но Дэвид – так звали отца – был настоящей белой вороной, даже в то время.
– В каком смысле?
– Вопреки тому, что от него ожидали, он бросил занятия правом. Стал актером. И пьяницей. Женился на женщине ниже себя по происхождению, без родословной. В общем, тридцать три несчастья.
– Кто была эта женщина? – спросила я.
– Странствующая актриса по имени Элиза. Она ездила по стране с небольшими труппами, играла комические роли детей и простодушных девиц. Эдгар был их вторым ребенком. Он родился, когда Элиза выступала в Бостоне в 1809 году.
Пришлось напомнить себе, что, хотя события в жизни По как-то связаны с недавними смертями, он жил почти двести лет назад.
– Двумя годами позже родилась дочь. Перед ее рождением Дэвид По пропал. Ему было всего лишь двадцать пять лет.
– Как это пропал?
– Вот так. О нем больше никто ничего не слышал. Я не могу рассказать вам, что с ним стало. Где он жил после этого или где умер. Он словно бы испарился. Порвал со своими родителями в Балтиморе, хотя был по уши в долгах и с тремя детьми на руках. Критики не слишком жаловали его роли, он серьезно пил. Просто взял и оставил Элизу с детьми.
– Выходит, По не знал своего отца? – спросила я. – Элиза растила детей одна?
Зельдин качнул головой и продолжил:
– Нельзя сказать, что она их растила. В газетах писали про ее мытарства – ходили слухи, что дочка была не от Дэвида. В поисках лучшей жизни через несколько месяцев Элиза с детьми переехала в Ричмонд. Здоровье у нее было безнадежно подорвано, и вскоре она попала в приют, где слегла. Эдгару не было трех лет, когда его любимая мать умерла.
Разбитая семья, незаконное происхождение, отец-алкоголик, сиротство. Мрачноватое начало жизни.
– Кто воспитывал детей?
– Троих малышей постиг еще один удар. Их разлучили. Дэвид По Старший – дедушка по отцу, живший в Балтиморе, – согласился взять старшего ребенка. Его звали Уильям Генри. Местная семья по фамилии Макензи взяла девочку-сироту, Розали. Эдгара пристроить было сложнее всего.
– Ему было три года?
– Да, мисс Купер. В конце концов состоятельный торговец из Ричмонда согласился воспитывать Эдгара под давлением своей жены. Они были бездетны. Так По сделался подопечным Джона и Френсис Аллан…
– Вот откуда это имя, – сказал Майк. – Не думал, что он был приемным сыном.
– Если бы это было усыновление, мистер Чэпмен. Джон Аллан оказался суровым надзирателем. Он отказывался усыновить мальчика. У него самого не было детства, он всего добился сам. И считал, что маленький Эдгар должен пройти такую же школу суровых испытаний. Что он не должен давать мальчику даром то, что ему самому достается тяжелым трудом. Единственное, что он пообещал семье По, – это дать ребенку гуманитарное образование.
– Я так понимаю, Алланы выполнили эту часть договора, – сделал вывод Мерсер.
– Да. Они на какое-то время переехали в Англию – там и началось серьезное обучение Эдгара. Потом Алланы отправили ребенка учиться в пансионат в Шотландии – ему было всего семь лет. Там он провел год, чувствовал себя очень одиноким. Через пять лет Джон Аллан прогорел, и семья вернулась в Ричмонд. Вы знаете о его учебе в университете?
– Немного, – сказала я. – Он учился в Шарлотсвилле.
– За год до этого как раз открылся великий университет Джефферсона. Эдгару было всего семнадцать, когда он туда поступил. Он жил в комнате на территории университета – она сохранилась по сей день.
– Да, я знаю. Комната с несчастливым номером тринадцать.
– Суеверие, мисс Купер? Возможно, его пребывание там с самого начала было проклято. По любил язык. Он изучал французский, итальянский, латынь. Участвовал в дебатах, отлично плавал. Писал стихи и делал наброски древесным углем. Все это составляло хорошую сторону студенческой жизни в Вирджинии. Но была и темная сторона.
– В каком смысле?
– Университет Вирджинии был самым дорогим в стране на тот момент. Студент должен был платить за обучение. Но у По развилась серьезная страсть к азартным играм. В результате чего он задолжал несколько тысяч долларов. Пристрастие к алкоголю начинало перерастать в болезнь, как это было с его отцом. Он играл и пил. Пил и с головой уходил в карточную игру.
– Он окончил университет? – спросила я.
– Тогда учились два года. Он ушел после первого.
Это была первая трещина в его отношениях с Джоном Алланом. Джон не захотел платить по его долгам и не разрешил ему вернуться в университет. Так сильно они до того не ссорились. По часто писал в письмах, будто всегда чувствовал, что был для него чужим, что Джон вырастил его без любви.
– Как тяжело молодому человека совсем не иметь семьи! Даже странно, что он оставил его имя.
– Вы ошибаетесь, мисс Купер. Это мы им сейчас пользуемся – сам Эдгар делал это редко.
– Не понимаю.
– Насколько нам известно, первый раз он использовал имя Аллан в подписи спустя годы после смерти Джона Аллана. До этого в публикациях он часто использовал только букву А, но редко – полное имя Аллан. Я думаю, он по-настоящему ненавидел того человека.
Я видела его подпись на книгах и рукописях. Зельдин был, конечно, прав. "Эдгар А. По" – имя Аллан рукой автора никогда не писалось.
– Значит, По уехал из Ричмонда?
– В возрасте восемнадцати лет он опять остался один. Но не сдавался и поехал в Бостон – возможно, потому, что его мать когда-то писала, что очень любит этот город. Именно там в 1827 году впервые был опубликован его поэтический сборник "Тамерлан" в сорок страниц. Он был переплетен в простую коричневую бумагу. Сам автор, инкогнито, распространял его по городу.
– Это первая публикация По?
– Да, мисс Купер. Он не подписал ни одного экземпляра и даже себе ни одного не оставил. Сейчас их остались единицы. Не секрет, что участник нашего сообщества купил в прошлом году одну из книг на аукционе за шестьсот тысяч долларов. Но это сейчас. Вы же знаете, поэзия никогда не была средством к существованию для молодых людей и женщин. Поэтому По пошел по другому пути – он сфальсифицировал возраст и пошел в армию. Сказал, что ему двадцать два года и что зовут его Эдгар Пери.
Майк об этом военном эпизоде не знал.
– Но ведь это пять лет? Ведь так было в то время? – спросил он.
– Вы правы, детектив. Но жизнь рядового солдата оказалась совсем не тем, о чем он мечтал. Через два года По решил уйти. Он выдумал себе липовую родословную – вы бы назвали это лжесвидетельством. Но только так он мог поступить в военную академию в Уэст-Пойнт и стать офицером.
– И он поступил? – спросил Майк.
– Полтора года он пробыл кадетом. Потом попал мод военный трибунал за грубое невыполнение обязанностей и неподчинение приказам. Он ушел с позором и – увы – снова в долгах.
– Что было дальше? – спросила я.
– Он жил как потерянная душа. Вначале писал стихи и странствовал, потом оказался в Балтиморе, где жила семья отца.
– Старший брат все еще жил там?
– Воссоединение произошло ненадолго. Вскоре после того, как Эдгар приехал в Балтимор, его брат умер от невоздержания, так тогда говорили.
– От невоздержания?
– От спиртного, мисс Купер. Уильям Генри По упился до смерти в возрасте двадцати четырех лет.
– Ужасные события. Эдгар возобновил общение с кем-то еще из близких? – спросил Мерсер.
– Вряд ли это можно назвать возобновлением общения, мистер Уоллес, – сказал Зельдин. – У отца Эдгара, Дэвида, была овдовевшая сестра, Мария По Клемм. Она жила в Балтиморе с двумя детьми – сыном Генри и девятилетней дочерью Вирджинией. Эдгар переехал к своей бедной овдовевшей тете Марии и племянникам – это была первая и единственная настоящая семья, которую он знал за всю свою жизнь.
– Кажется, в конце концов в его жизни должна была появиться какая-то устойчивость, – произнесла я. – Это было плодотворное время для него?
– В литературном смысле – именно так. Он писал рассказы и публиковал их в "Южном литературном вестнике". Мрачные готические рассказы о преждевременных захоронениях, физическом разложении и гниении, страсти к алкоголю и бренности мира. Теперь вы представляете, какие трагические события в его молодости питали его воображение, – сказал Зельдин и замолчал на мгновение. – Потом он влюбился.
– На таком развеселом фоне? И кто же была эта счастливая женщина? – спросил Майк.
– Точнее – девочка. По-другому ее никак не назовешь. Это была его двоюродная сестра, детектив. Маленькая Вирджиния Клемм.
Майк хлопнул себе по коленям.
– Девятилетняя девчонка!
– Он ждал, мистер Чэпмен. – Зельдин осклабился и погрозил ему пальцем. – Он женился на ней, когда та повзрослела. Когда ей исполнилось тринадцать.
– А сколько было По?
– Двадцать семь.
– Господь милостивый, ну он и гусь! – не выдержал Майк. – А еще думают, что Джерри Ли Льюис был извращенцем. Роман Полански вынужден скрываться всю жизнь из-за того, что у него были сексуальные отношения с подростком. Только послушайте, какая мерзость. По был педофилом. Педофилом, да еще кровосмесителем. Вот Куп наверняка засадила бы эту задницу за такие дела.
– Она была музой поэта, мистер Чэпмен. Мои сторонники из сообщества "Ворон" уверены, что человеку с таким необычным талантом необходима свобода. Мы не анализируем его проступки, – проговорил Зельдин, которого изрядно развеселила реакция Майка на возраст Вирджинии.
– Есть такой человек, которого бы это не потрясло? Он же был еще и пьяницей-педофилом, да? – стоял на своем Майк.
– Согласен, детектив. Существуют письма его издателя, отчаянные письма, из которых следует, что он уже был алкоголиком. Там есть упоминания еще и о более пагубных пристрастиях.
– Каких пристрастиях? – оживилась я. Факт злоупотребления алкоголем и наркотиками фигурировал в делах Авроры Тейт, Эмили Апшоу, Джино Гвиди и других, чьи имена всплыли в последнее время. Интересно, могла ли и тут быть какая-то связь?
– Мнения членов сообщества по этому вопросу разделились, – сказал Зельдин. – Некоторые не хотят приписывать мастеру дополнительные грехи, помимо уже известных. Но большинство из нас убеждены, что По принимал опиум. Имеются письма, из которых следует, что он употреблял настойку опия.
– Как он мог при этом писать? – удивилась я. – Оставить столько блестящих произведений?
– По страдал от всех своих демонов, мисс Купер. Начиная с изуродованного детства, не наполненного ничьей любовью. Почти всю свою взрослую жизнь он был беден, хотя его работы были известны и признаны как в Америке, так и в Европе. К бедности прибавьте отчаяние от затяжной болезни жены, постоянную борьбу с собственными пагубными пристрастиями. И то, что он сам называл безумием – после смерти Вирджинии.
Мы молчали.
– Он умер один? – спросил Мерсер.
– Последние недели его жизни окутаны тайной, мистер Уоллес. Он уехал из Бронкса в Филадельфию, потом в Ричмонд, потом опять в Балтимор. Его нашли в винной лавке. Он был сильно пьян и невменяем. Друзья отвезли его в больницу – там он провел ночь, дрожа, в поту. Он разговаривал с призраками, которые мерещились ему на стенах палаты. Через несколько дней Эдгар По умер. Можно сказать, он был молод – сорок лет. "Господи, помилуй мою бедную душу", – были его последние слова.
– И все же, – сказала я, – хотя все это могло привести к полной неработоспособности, он сумел создать одни из лучших образцов поэзии и прозы на английском языке. Это просто необыкновенно.
– Настоящий гений. Измученный, истерзанный пытками гений, мисс Купер, – сказал Зельдин. – Если бы он не был успешным поэтом, у Эдгара Аллана По были все задатки серийного убийцы.
Глава 28
В дверь кабинета вдруг постучали и заглянули – Синклер Фелпс был готов отвезти Зельдина к мини-фургону.
– Мистер Фелпс, наш главный смотритель угодий, – встрепенулся Зельдин. – Кажется, вы познакомились с ним вчера вечером.
– Да, мы встречались, – ответила я.
Поздоровавшись со смотрителем, я представила ему Мерсера.
– Скажите им, Синклер, – кажется, они не верят мне. Когда я уходил во вторник, я не слышал о том, что у нас утонул доктор.
– Что вас интересует, мистер Чэпмен? Ведь это я сообщил о происшествии, – с готовностью сказал Фелпс. – Кроме 911, я набрал всего один номер – директора сада. Он предупредил меня, чтобы я не говорил никому из персонала, пока полицейские не покинут парк…
Фелпс подвез Зельдина к большому лифту. Мы спустились на первый этаж.
– Можете оставить свою машину и ехать вместе с нами на фургоне, – предложил Зельдин.
– Куда мы едем? – спросил Майк.
– В табакерку, – ответил тот и рассмеялся. – Это неофициальное название штаб-квартиры сообщества "Ворон".
Инвалидное кресло было установлено в конце фургона. Майк с Мерсером сели впереди. Я устроилась позади Майка.
– Табакерка, говорите?
– В сороковых годах восемнадцатого века, детектив, шестьсот акров этой превосходной загородной недвижимости принадлежало семье Пьера Лорилларда. Пьер, в прошлом французский гугенот, поселился в этой части Вестчестера и начал производство табака в Нижнем Манхэттене. А затем переместил производство сюда, именно на это место – чтобы использовать силу стремнины.
– Это правда, Фелпс? Вся земля принадлежала Лорилларду, когда По приехал сюда? – не верил Майк.
– Да, сэр.
– Он работает здесь почти столько же, сколько и я, – произнес Зельдин. – Благодаря его умению хранить тайны удалось пристроить здесь бумаги сообщества.
– Вам тоже нравится По? – наседал Майк.
– Нет, сэр. Не особенно. Мне нравится Зельдин. Завод слишком привлекателен, чтобы держать его без работы, – ответил Фелпс без тени улыбки.
Я подумала, что так оно и к лучшему – обветренная кожа его лица, казалось, готова была треснуть при первом движении.
– Здесь терли табак? – вступила я в разговор.
– Да, – ответил Фелпс. – Водопады, которые вы видели прошлой ночью… От них работал табачный завод в восемнадцатом веке. Только благодаря водопадам бизнес Лорилларда процветал. В Нью-Йорке нет других водопадов. А первыми ботаническими насаждениями в этом месте были розы. Их сажали специально для того, чтобы добавлять лепестки в табак для аромата.
– И чтобы испортить репутацию Бронксу, – почему-то сказал Майк. – А что там дальше?
Дорога повернула. Справа возвышалось большое здание викторианской эпохи. Белая краска подчеркивала его форму на фоне бледно-голубого неба. Бесчисленные окна отражали редкое февральское солнце.
– Это наше хранилище, – пояснил Зельдин. – Самый большой хрустальный дворец в Америке. Вам надо будет специально сюда приехать, и мы вам все покажем, если позволите. В нем много экзотических растений. Здесь одиннадцать галерей, и все как будто устроено для экскурсий.
– Впечатляюще, – произнес Майк.
– Первая подобная оранжерея была построена в Лондоне для королевы Виктории в ее королевских садах. Эти громадные сияющие конструкции предназначены для того, чтобы любые тропические и редкие растения могли расти под одной крышей и получать достаточно солнца. Замечательное зрелище, не правда ли?
– Я приходила сюда ребенком, но, кажется, все это было закрыто, – вспомнила я.
– Она заново открылась несколько лет назад. Совершенствование этого сооружения обошлось в двадцать пять миллионов долларов. Это сокровище было построено в 1901 году.
Сияющий купол главного зала был центром всей конструкции. С обеих сторон отходили длинные прозрачные косые опоры.
– Под этой крышей – целый акр земли, – перечислял Зельдин. – Здесь семнадцать тысяч стекол держатся вместе, и каждое из них изготовлено специально, чтобы уместиться в старую стальную раму.
Фургон обогнул огромные угодья, сейчас лишенные цветов и растений. К весне здесь опять все зацветет.
В течение каких-то минут все строения остались позади, и мы теперь ехали по извилистой местности. Пейзаж за окном скорее напоминал Беркширские холмы, нежели городской парк. Впереди, насколько было видно, темнели сплошные лесные дебри. Они казались мне предвестием чего-то ужасного – как в ночь, когда мы ехали на место гибели Ичико.
– В лес? – осведомился Майк.
– Это единственный природный лес в Нью-Йорке, – сказал Фелпс.
– Я и не знала, что у нас такой есть.
– Пятьдесят акров. Нетронутый смешанный лиственный лес. Так выглядела большая часть Бронкса, когда сюда прибыли первые европейцы.
– Какие здесь деревья? – продолжала я любопытствовать.
– Вождь Гайавата и его тсуги, – напомнил Зельдин. – Вспомните поэмы Лонгфелло, мисс Купер. Самое распространенное дерево на этих холмах – тсуга. А это все, что от нее осталось.
– Вероятно, По тоже использовал…
– Тсуга появляется только в одном рассказе. – Зельдин перебил Мерсера. Было видно, что он упивается собственными знаниями. – "Морелла". Но в письмах он часто рассказывал о том, как гулял в этом самом лесу.