Он заглянул в ванную, захватил маленький походный спрей с одеколоном и сунул его в карман. Для пущей убедительности достал из сумки журнал "Премьер" и, раскрыв наугад, положил на тумбочку и кровати и вышел из номера.
* * *
Выкинув лишнее в урну не при выходе из гостиницы, а на одном из перекрестков, Ник шел по спокойным улицам, заглядывал в пустые витрины, которые его больше не удивляли. Народу было мало - рабочее время. Среди прохожих преобладали пожилые люди с сумками.
"Это добытчики еды, - догадался Ник. - Пока все на работе, они ходят по магазинам, стараясь купить что-нибудь… Как это говорится - практичное. Представляю себе, как быстро вымерли бы американцы, если бы были обречены на подобный "шоппинг". И моим не помогли бы все лекции о выживании в экстремальных условиях…"
Вопреки собственным ожиданиям, Ник совсем не жалел своих бывших сограждан. В их жизни для него, не было ничего чрезвычайного: он помнил свою жизнь здесь. Она ничем не отличалась от сегодняшней. И теперь, оглядываясь назад, на все странные периоды своей жизни, он понимал, что счастливым, наверное, можно быть везде. И трудности преодолевать тоже можно везде. В конце концов эти люди, попади они в стерильный американский мир, скорее всего тоже не сумели бы вписаться в него. Им бы и там пришлось выживать - только по-другому. Учиться улыбаться, учиться искать и не терять работу. Кстати, и учиться работать. Даже экономить им пришлось бы учиться. Казалось бы, они умеют это делать прекрасно, но в Америке все по-другому: хочешь получше сэкономить, надо побольше потратить… Он вспомнил, как развеселился, когда услышал в какой-то дурацкой телепередаче заполошное выступление американской феминистки, которая говорила, что в России ужасно тяжелая жизнь и женщинам приходится покупать все в больших упаковках, чтобы свести концы с концами…
Нет, он не драматизировал здешней жизни. Жизнь она и есть жизнь. Но то, с чем столкнулся лично он и его близкие - Сергей и те люди, которые как бы по наследству сделались Нику близки, - это было недопустимо.
Это надо было поправить.
* * *
Ник подошел к "трубе". Днем место не показалось ему ни страшным, ни криминогенным. Играл неплохой джаз уличный оркестр, художники частью продавали свои работы, частью предлагали свои услуги в качестве портретистов.
Тут же продавались сувениры: матрешки, расписанные шахматы, платки, еще какая-то ересь. Надо бы купить что-нибудь Деб и соседям, но сейчас Нику было не до того.
Он внимательно осмотрелся, выбрал место, где судя по всему, можно припарковать машину и откуда легко можно было вырулить как в ту, так и в другую сторону проспекта. Отсюда открывался неплохой вид на толкучку, но ясно было, что "надземная" часть скорее всего интереса не представляет.
Фланируя, Ник спустился в переход.
Это было отличное место для всего: восемь выходов на разные концы площади, бестолочь коридоров, подслеповатый свет редких ламп, спрятанных не в стеклянные, а в жестяные абажуры с узкими прорезями, скупо отпускающими свет. Гвалт нищих, какие-то монашки, визгливо тянущие псалмы и трясущие маленькие картонные иконки перед лицами прохожих, не то призывая к покаянию, не то проклиная… Группки темных личностей, тяготеющих к темноватым местам, как-то непонятно себя вели поскольку ничего не делали, а просто мрачно стояли.
На более или менее светлом месте два боксера-тяжеловеса продавали сосиски с кетчупом и пиво. Около них клубилась небольшая очередь. Воняло туалетом.
"Тут будет не просто, - отметил Ник. - Но сдюжим…"
Он выбрал местечко у лотка с газетами, откуда большая часть перехода просматривалась довольно хорошо, прикинул, как бежать к машине, проделал этот путь не торопясь, но поглядывая на часы: полторы минуты…
"Много, очень много… Но бежать нельзя ни в коем случае, все всполошатся, начнется сутолока… Просто быстро, по-деловому идти. Сэкономлю секунд пятнадцать, но все равно много…"
Он попытался найти столь же удобное место поближе к стоянке, но поиски успехом не увенчались. Там, правда, висел рядок телефонов-автоматов, из которых один по недоразумению работал. К нему стояла очередь человек в семь - удобно, но видно внутренность "трубы" хуже. Ник отметил место, как возможное и запасное.
Выйдя под солнышко, он присмотрел хорошенький проходной двор, на тот случай, если по какой-то причине машиной воспользоваться не удастся или его будут ждать. А ведь могли и ждать. Если жирдяй из кафе решил его заложить, то ждать станут непременно и, скорее всего, именно тут. И как раз сегодня вечером, поэтому проходной дворик казался совершенно не лишним.
Особенно кстати в нем были сложены штабеля ящиков. Проходя, Ник тронул их рукой, те качнулись.
Если придется бежать, то этими ящиками всю погоню можно завалить. Пока они через них перелезут, Ника и след простынет. Очень ему дворик понравился. Милый такой, с чахлыми деревцами, с детской площадочкой, на которой в этот ранний час уже распивали граждане.
Ник еще раз окинул взглядом площадь и неспеша направился обратно в гостиницу: обедать.
* * *
Было около часа дня, когда Ник, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания, прошел в подъезд Пашиного дома.
Немного поковырявшись, он все-таки открыл хлипенький замок его квартиры и прошел внутрь.
Квартира без Паши казалась значительно просторней, но зато в ней явственней ощущался запах какой-то неустроенности, отсутствия уюта, а привычный отечественный бедлам так и лез в глаза. Шкаф с отвислыми незакрывающимися дверцами, валяющиеся тут и там на полу заготовки для заклепок и кнопок. В углу собралась немаленькая стопа старых газет. Шторы, задернутые в этот солнечный день, обнаруживали на просвет какие-то потеки и пятна. Продавленый диван, накрытый грязноватой тряпкой, местами обтрепанной, местами засаленной - во всем этом было такое щемящее запустение… Квартирка напоминала заскорузлые башмаки потомственного бомжа: еще вместе с самим бомжем они как-то смотрятся, составляя единое стилистическое целое, но отдельно, снятые, выглядят уже не ботинками.
Заметнее стали какие-то кислые затхлые запахи, тишина вокруг поскрипывала, булькала трубами, шуршала. Узенький солнечный лучик прошивал комнату насквозь, и в нем лениво переваливались крупные яркие пылинки.
Ник постоял немного в прихожей, как бы решая, с чего начать и борясь с чувством безысходности. Непонятно почему, но очутившись в этой квартире, пустой и к нему совершенно безразличной, он ощутил острую тоску и множество нехороших предчувствий. Казалось ему, что квартира от Паши отдыхает и живет своей жизнью, словно больше Пашу внутрь себя не пустит, а его, Ника, чтобы тоже не мешал, спасать в случае чего тоже не будет, выдаст… Не крепость это. Потому что не его, Ника, дом. Да и вообще какой-то ничей не дом. Предательством веяло отовсюду. Предательством и недоброжелательностью.
- Распустилась без Пашки? - вслух спросил Ник у квартирки. Это, конечно, была слабость, но от звука собственного голоса нехорошие предчувствия немного отступили. - Смотри у меня, нажалуюсь, он тебе даст по почкам… Своих не узнаешь. Да и чужих тоже.
Квартирка притаилась, видимо напугавшись. Знала, что крут Паша. Разнесет, не пожалеет.
Заметив перемену в настроении квартирки, Ник удовлетворенно кивнул головой и прикинул, как действовать дальше.
Дел было немного, но упустить ничего было нельзя.
Ник начал с того, что разделся и, ступая босыми ногами по холодным кафельным плиткам, прошел в ванную, где старательно смыл хозяйственным мылом запах своего одеколона и дезодоранта. Затем немного разлохматил перед зеркалом прическу, захватил с полочки перед мутным зеркалом опасную бритву, поставил туда одеколон: возвращаться в отель с запахом мыла нельзя. А бритва должна была пригодиться: он ее приметил еще пару дней назад и положил на нее глаз, заметив, что Паша бреется не ею, а электрическим "Харьковым".
Ник вышел обратно в комнату, где распотрошил бумажный сверток с блеклыми надписями "УНИВЕРМАГ" и достал оттуда заблаговременно приобретенное русское белье и носки.
Сначала он поддался брезгливости и попытался надеть белье ни до чего не дотрагиваясь: повсюду мерещились ему тараканы или, хуже того, вши.
Вшей Ник ненавидел. Даже в Афганистане, где они были практически у всех, он безжалостно от них избавлялся, вместо дезодоранта брызгаясь раз в неделю "Дихлофосом". Тараканов тоже терпеть не мог. Пауков не выносил. К мухам испытывал брезгливость.
Как-то раз даже в энциклопедии вычитал, что страхи эти называются ксенофобией - ужасом перед инородным.
Но какое же это инородное? Ник, славно проснувшись, посмотрел на себя со стороны: чистенький американец не желает загрязнить себя, собираясь немного покопаться в здешней грязи, чуточку эту грязь почистить, но остаться в стороне от вшей, тараканов и мух, потому что они такие неприятные.
"Только без Достоевского, - одернул себя Ник. - Времени мало".
Ник спокойно сел на диван, натянул на себя белье, которое при ближайшем рассмотрении оказалось бельгийским, и стал надевать вчерашние шмотки.
Заложил ли его хозяин кафе? От ответа на этот вопрос должно зависеть его поведение. Если все чисто, то особенно дергаться пока не следует. Но даже если его и ждут, беспокоиться нечего. Он еще очень далеко, не считается опасным, не примелькался.
Как в детской игре "горячо-холодно", Ник пока находился в "холодной" зоне, а значит - практически безопасной. Ситуация изменится, когда станет, "горячо". Вот тогда от него потребуется вся его изобретательность и хитрость. Ну, до этого еще много, времени. Может, целые сутки. А может, если не повезет, и все двое. Хорошо, что дата вылета фиксирована: игра пойдет не
постепенно, а этаким "блицем". Причем противник еще не знает, что с ним играют блиц - пока раскачается, пока приготовится, пока поймет, что к чему…
"Все преимущества пока на моей стороне, - с удовольствием отметил Ник - А раз так, то вперед, красноармеец, пора знакомиться с материальной частью."
- Ну, жди меня, - велел он квартире и та обреченно согласилась.
На всякий случай, Ник оставил в ванной гореть свет, взял ключи от машины и вышел из квартиры. Из замка ключ вынимался, только если его немного повернуть. Чисто машинально Ник это отметил и, вынув ключ, поправил головку, чтобы стояла строго вертикально. В подъезде никого не было и он спокойно спустился во двор.
"Запорожец" изнутри он никогда не видел. И радости от знакомства не испытал.
На руле залихватскими ушами торчали никелированные ручки, убогость приборной доски поражала. Кресло практически не двигалось. Мало того, в машине не было пристяжного ремня.
Это Ника удивило больше всего. За езду без ремня в Америке запросто могли наложить такой штраф, что в эту сумму укладывалось пять таких машин. А то и лишить прав, что вообще близко к краху всей жизни.
Однако, поколебавшись, Ник решил, что раз ремня нет, можно и не пристегиваться. Все равно он без документов, так что в случае чего неприятностей не избежать! Только эти неприятности самые скромные по сравнению с остальными.
Он вставил ключ в замок и, с замеранием сердца, включил стартер. Тот весело застрекотал, но мотор так и не завелся.
"Ничего, - подумал Ник. - Это бывает. Надо просто чуточку подождать и попробовать снова."
Он закурил и взглянул на часы. Была половина второго. Полчала на дорогу, но надо еще поездить, привыкнуть к движению, научиться пользоваться ручными педалями… И не опоздать к четырем.
- Ну, давай, родной, - вслух попросил он машину. - Я потом тебя подрегулирую, а сейчас не томи. Поехали, а?
Он дернул стартер, и машина, словно откликнувшись на просьбу, завелась.
Нику сразу заложило уши, и в нос ударил явственный запах бензина. На машине, в салоне которой пахнет бензином, ездить нельзя, она может загореться.
Но если надо, то можно и на такой машине.
Ник медленно выжал рукой сцепление, поддал газу и "Запорожец" на удивление легко тронулся с места. Тут надо было держать ухо востро: крутить руль, пока жмешь на газ, не так-то просто так что за удачное начало можно было считать невстречу с липой, что росла на тротуаре.
- Липу мы не тронем, - уговаривал Ник машину. - Зачем нам липа? Тем более в цвету. Пусть растет…
Не выказывая особой прыти и путаясь в скоростях, машина вырулила на улицу и потрусила по направлению к центру.
Ник подивился обыденности происходящего. Вот так, без всякого пафоса, просто, он едет убивать людей. "На войну", как выразился Паша. Мстить за своего друга и его близких.
"Это даже хорошо, что без пафоса, - решил Ник. - Пафос оставим на потом. Вот выпьем в конце с Пашкой, тогда и скажем высокие слова. Если, конечно, язык повернется. А сейчас надо поспокойнее, как на работу".
* * *
Перед тем, как ехать к "трубе", Нику непременно надо было поспеть к вещевому рынку Тот, впрочем, находился по дороге, и Ник еще с утра внимательно изучил карту города,
Ему надо было двигаться таким образом, чтобы и не спешить особенно, и нигде не задерживаться.
Неторопливо стрекоча, Ник двигался в потоке машин, удивляясь, как это они умудряются при полном отсутствии разметки все вместе сразу не стукнуться, тем более, что и ехали все кучей, как попало, словно стая ласточек.
Сам он, пару раз увернувшись от шалых грузовиков, решил быть понаглее и тоже начал шнырять из ряда в ряд, заодно выясняя, какая у "Запорожца" предельная скорость.
Она оказалась невелика. Максимум, который можно было выжать на прямом участке, оказался равен восьмидесяти километрам. Но на восьмидесяти километрах ехать было страшно: машина дрожала всем своим металлическим телом, руль под руками знобило, при торможении сильно вело влево. Кроме того, от тряски с полу стала подниматься вековая пыль, а окошко со стороны водителя то ли заклинило, то ли была какая-то особая хитрость в его открывании, словом, не поддавалось даже на уговоры. Пришлось открутить то, что со стороны пассажира, но легче не стало. В него несло гарью от соседних машин, и грохот в салоне стал такой, что Ник перестал слышать собственный голос.
Скорость пришлось снизить.
"Поправим", - решил про себя Ник.
* * *
Он припарковался у рынка, который помнил мирным, с картошкой и огурцами, весами-уточками, металлическими гирями, бабами из села…
Теперь рынок показался ему просто устрашающим. На небольшом пятачке гужевался народ с тележками, сумками, пакетами. Все прилавки были завешены сверху донизу совершенно фантастическим барахлом, едой с иностранными этикетками, сигаретами, обувью. На земле сидели дядьки, выложив перед собой на тряпочку какую-то почерневшую от времени сантехнику, шайбочки, тройники, патроны для ламп и сами лампы. Один пискляво выкрикивал:
- Сгоревшие лампы, сгоревшие лампы…
Как ни поджимало Ника время, он наклонился к мужику, перед которым высилась горка из обычых лампочек- и все они действительно были сгоревшие.
- Мужик, - недоуменно спросил Ник. - А на фиг они нужны? Они же и правда горелые.
- В том-то и смысл, касатик. Ты на работу ходишь? - ответил вопросом на вопрос мужик, хитро блеснув
пьяноватым наглым взглядом.
- Ну, - неуверенно ответил Ник.
- Вот купи у меня пару ламп. Там целые вывинтишь, эти на место вкрутишь, глядишь и гешефт какой поимеешь.
- Вот это да! - восхитился Ник и двинулся своей дорогой, дивясь прихотливости ума ординарного россиянина. Ему бы в голову такое не пришло.
Рынок кишел, как муравейник в теплый летний день. Ник продирался сквозь толпу, выискивая то, что ему было нужно. Он был уверен, что найдет.
Наконец он попал в ряд, где не было цыганят, попрошаек, каких-то подростков и бесконечных баб с сумками через плечо. Тут продавались вещи подороже. Китайцы торговали аппаратурой, рядом кто-то выкладывал на прилавок вполне приличную на первый взгляд одежду.
"Вот тут и моя гуманитарная помощь", - немного грустно подумал Ник, но останавливаться на этой мысли не стал.
Наконец он набрел на группу кавказцев, торгующих газовыми баллончиками. Вид у них был хмурый и неприветливый.
Ник остановился перед прилавком, разглядывая товар.
- Бери, дарагой, бери! - Затараторил один из продавцов. - Товар хароший, из Германии. Очень нужно по жизни, поверь мне, сам знаю! Ай, как опасно жить стало, просто продыху нет никакого…
Он поводил руками, цокал языком, косил глазом в сторону, словом, напоминал хитрую, но глуповатую птицу. Ник мельком глянул на него:
- А что-нибудь посерьезней есть? - спросил он. Кавказец, оглянувшись вокруг, показал Нику из-под
полы газовый пистолет:
- На пятнадцать метров на повал любого валит. Италия делает. Газовое оружие - очень хорошая вещь. Я сам проверял, стрельнул в корову, а та с копыт. Бери, не пожалеешь…
И он вновь, уже спрятав пистолет, продолжил свою птичью пантомиму.
- Мне нужн ствол, - почти шепотом, наклонившись к продавцу, произнес Ник, глядя eму прямо в глаза. - Не газовый. Платить буду долларами.
- Что-то одет ты как-то… кавказец отвел глаза.
- В следующий раз в бронежилете приду, а сейчас уж как есть..
Кавказцы тем врменем вышли из-за прилавка и разошлись по сторонам от Ника. Двигались они как бы каждый по своим делам, но конечная цель - окружение покупателя, - скоро была достигнута без особого труда.
Тем более, что Ник не делал никаких попыток улизнуть, а все так же спокойно, с ленцой, стоял у прилавка.
- Я один, - так же тихо произнес Ник продавцу. - И я не из милиции.
Продавец отошел в сторону и начал о чем-то совещаться с подельниками на собственном языке.
"Странно как все, - отметил про себя Ник - Тут же всех через одного брать можно, а милиции нет; Эти, наверное, тоже Близнецам отстегивают, значит тоже с ними в замазке - отчего бы их. не положить?"
Наконец к Нику подошел другой кавказец в шикарном кожаном пальто и орлиным профилем:
- Двести пятьдесят, - коротко бросил он. - Макаров. И одна запасная обойма.
- Одной мало, - заметил Ник, и кавказец впервые с интересом посмотрел на него.
- Обойм больше нет. Россыпью по два доллара за штуку. Всего двадцать. Пойдет?
- Пойдет…
- Деньги покажи, - потребовал продавец.
Ник предусмотрительно вынул из кошелька деньги - около трехсот. Их он и показал кавказцу, вынув из кармана куртки. Тот остался доволен, подозвал к себе двоих, залопотал что-то, указывая на Ника. Потом вернулся к нему:
- С ними иди, да? Не здесь, да?
- Ствол у них с собой? - спросил Ник и, когда кавказец кивнул, ответил:
- Да.
Двое шли вперед перед Ником уверенно лавируя между людьми. Потом полезли сквозь какую-то щель в заборе и очутились в тихом переулке.
- В подъезд зайдем, - бросил Нику через плечо один из них..
Ник согласно кивнул и на всякий случай оглянулся. За ними никто не шел, видимо понадеялись, что эти двое справятся;
И он вошел за ними в подъезд.
Один из кавказцев быстро повернувшись, направил на Ника пистолет:
- Баксы давай, живо!
- Давай ствол, - спокойно ответил Ник.
- Ты что, уши утром не помыл, как мама велела? Баксы давай, фраер! Все карманы выворачивай! - Кавказец нарочно, вздрючивал себя, вводя в истерическое состояние, продемонстрировать, что он не в себе, что сейчас начнет стрелять…