Вечером, перед тем как доить корову, покрасила губы, чтобы выглядеть привлекательнее. Да забылась. И размазала помаду чуть не до ушей. Александр в это время рисовал Любку с Ленкой. Девчонки, увидев испачканное лицо Стешки, заорали вразнобой:
- Мамка, ты снова вареную свеклу из свинячьего чугуна ела?
- Мам! Гля, как извозила лицо! Хуже Ленки, иди умойся! - посоветовала Любка.
Александр сделал вид, что ничего не заметил… И, чтобы не смущать бабу, отвернулся.
В другой раз подвела тушь. Захотелось ресницы подкрасить. Вышла на крыльцо. А тут снежинки. Попали на ресницы. Растаяли. Стешка поначалу не поняла, с чего у Ленки глаза округлились:
- Мамка! Чего это с тобой? У тебя сажа с глаз текет? Или ты после чугунов руки не помыла. Гля! Вся морда черная!
Вечером как-то накинула на плечи цветастую шаль. Любка подошла:
- Ма, зачем тебе, старой, наряжаться? Дай лучше мне!
Александр сидел рядом, за столом. Он, конечно, приметил, как ярким румянцем неловкости покрылись Стешкины щеки. Она не знала, что ответить подрастающей дочке. И только попросила ее пойти поиграть с Ленкой.
Варвара все ждала, что кто-нибудь еще сыщется, откликнется на объявление. Но… Прошло уже две недели, а писем не было.
Александр вечерами любил попить чаю с вареньем. И тогда они втроем садились к столу.
Художник слушал рассказы Варвары о прошлом семьи. Изредка, несмело, дополняла Стешка. Александр иногда рассказывал о себе. Но скупо.
- Знаете, у меня тоже не сложилась личная жизнь. Разными людьми оказались. Хотя не могу сказать, что жена мне изменяла или была плохой хозяйкой. Но не в том прелесть женщины. Жена была экономистом по профессии. Вероятно, это обстоятельство наложило свой отпечаток. Она была лишена чувства юмора, жизнелюбия. Не было в ней романтики. Короче, ходячий калькулятор или компьютер. Но без души и сердца. Она никогда не интересовалась моими планами. И задавала каждый день два вопроса: сколько картин продал и сколько получил? Она даже не смотрела на картины. Когда я упрекнул ее в равнодушии к ним, она изумилась: "А зачем мне их видеть? Вот я на базар за продуктами иду, там вдоль забора стоят художники. Около их картин никто не останавливается. Людям есть надо. На это не хватает. Какое уж там искусство? И тебе другое дело подыскать стоит…"
- То, что не могу не рисовать, она не понимала. Слишком практичный, примитивный человек. Без полета и фантазии. Жила холодно, без мечты…
- А почему у вас детей нет? - поинтересовалась Варвара.
- Что делать? Жена решила, что дети - слишком дорогое удовольствие. Я не сумел переубедить. Да и не стремился к тому. Женщина должна хотеть стать матерью. Насильно такое не навязывают. Верно, Стеша? - обратился внезапно.
- Сколько лет вы с нею прожили? - уклонилась та от ответа.
- Почти восемь…
- Извините, а кто из вас запросил развод?
- Мы не были расписаны. Но это не имело значенья. Я взял ее в жены после первого брака. С ребенком… Тогда он был совсем малышом. Конечно, хотелось и своего…. - устало опустил плечи.
- Вы совсем расстались? - спросила Стешка.
- А как еще можно?
- Не живете вместе?
- Ну нет! Иногда, конечно, заходил ко мне ее сын. Навестить. Уже подрос. Сказались годы, прожитые вместе. Привык он ко мне. Встречаемся, как друзья. Я и сам к нему привязался душой. Хотя жить вот так же далее стало невмоготу.
- А родители у вас есть? - спросила Стешка.
- Имеются. Они далеко. Переписываемся. Живут в Евпатории. В последний раз я у них был пять лет назад. Всей семьей ездили к старикам. Отдыхать.
- Они одни там живут?
- Да. Я у них тоже - единственный…
- А я никогда не была на море. Ни разу не отдыхала. Только слышала. Теперь уж и не доведется, - вздохнула Стешка.
Александр ничего не ответил. Промолчал.
- А мне вы покажете свои картины? Если можно? - попросила Стешка и добавила: - Правда, я в них не смыслю ничего. Но так хочется взглянуть! Говорят, что в картинах душу художника увидеть можно, его сердце!
- Вы этого хотите? - улыбнулся озорно. И,
повеселев, позвал в свою комнатку: - Вот, смотрите!
Стешка увидела на стенах знакомое до боли… Портрет матери. Вот Варвара достает из печи хлеб. Румяные караваи, кажется, сотканы из тепла и света. На лице тихая, радостная улыбка. На висках, в проседи - капли пота. Руки - в жилистых морщинках. Платок немного сбился. Устала. Но сколько понимания и любви вложено в эту картину. Стешка много раз видела мать вытаскивающей хлеб. Но теперь не может оторвать взгляд:
- Здорово!
А рядом Ленка с Любкой кобылу чистят соломой. Шурка стоит, разомлев от удовольствия. У девчонок глаза и руки горят. Стараются. Почищенная спина клячи попоной прикрыта. Сразу видно, жалеют девчушки кобылу, берегут.
А вот и Стешка… Стоит у окна. Откинута кружевная занавеска. Баба смотрит на дорогу тревожно, выжидательно. Словно судьбу свою высматривает. Где это заблудилась она среди сугробов?
"Бабье лето"… Читает Стешка под картиной. И только теперь поняла, что все эти дни жила на виду у него. И Александр внимательно следит за нею…
Здесь и пейзажи. Родные и знакомые. Вот тропинка убегает в лес. Перескочила через ручеек, запетляла меж заснеженных кустов. "Билет в детство", читает баба название и краснеет. Когда-то по этой заветной тропинке шла на первое свидание.
Где он, тот парнишка? Уже дочку замуж выдал. А она, Стешка, отказала ему. Уехала учиться. Там другого полюбила. А и тот парнишка давно забыл ее… Только вот почему сердцу больно? Уж не оттого ли, что слишком много в жизни ошибок, а тропинка всего одна. По ней и нынче ходит память, но юность не возвращается.
Пейзажи… Их так много, что у женщин глаза разбегаются.
- А вот тут мы с Васей полюбились. Сговорились пожениться! - указала Варвара на две березки у лесной опушки. И погрустнела, притихла.
- Спасибо вам, Саша! - глянула Стешка на
человека, нечаянно всколыхнувшего воспоминания.
- А и на что их увозить от нас? Пусть тут
висят.
Сколько стоют - отдадим. Зачем их в чужие руки? Тут все нашенское - свое! - попросила Варвара.
- Это верно. Как из сердца взятое! Но о том лишь просить можно, - осекла мать взглядом, та умолкла.
- О судьбе картин мы еще поговорим. Это не к спеху. Нам нужно решить более важное, - напомнил Александр.
Стешка напряглась, что услышит она в следующий миг? Ведь с Александром она почти не общалась. За весь месяц, лишь несколькими незначительными фразами обменялись. Она сама не знала, нравится ли ей этот человек?
- Стеша, я для себя сделал выводы. Присмотрелся к вам, к семье. Успел привыкнуть. Хотя, по-своему, я человек нелюдимый. Впрочем, и вы не склонны к общенью и замкнуты. Нет у вас ни подруг, ни друзей. Вы, в отличие от городских женщин, - не тряпочница и не бездельница. Хорошая хозяйка и мать. Прекрасная дочь. Это все - ваши плюсы.
Варваре не терпелось узнать, что же он решил. Она томилась от занудливой вежливости и затянувшегося предисловия.
"Сами знаем, какие мы есть! Чего тянешь, как кота за хвост! Выкладай, что удумал?" - молча торопила человека.
- Конечно, вам нелегко. Нужен не просто мужчина, а хозяин в доме. Я взвешенно все обдумал. Лично с вами, как с человеком, женщиной, ладить легко. Но вот немаловажная проблема стоит препятствием. Из меня никогда не получится хозяин. Я многого не знаю и не умею. А без этого не имею права предлагаться в мужья, - вздохнул Александр.
- Не умеете или не хотите? - уточнила Стешка, глянув в глаза человеку.
- Хочу, но не умею…
- И это не самое главное. Научиться можно всему, было бы желание. Но и его мало. Все зависит от вашего отношенья ко мне и семье. Если мы вас устраиваем, есть смысл продолжать разговор. Ну а коли не подходим, расстанемся.
- А вдруг окажусь плохим учеником?
- Это не разговор! Неуверенным в себе бывает лишь не определившийся для себя человек. Если вам нужно еще время, живите! Вас никто не торопит.
- Спасибо, Стеша! Мне неловко было самому о том просить. Я очень признателен вам за понимание.
Варвара далеко не все поняла. Осерчала лишь, узнав, что предложение Стешке художник делать не спешит.
"У, лешак болотный! Еще и корячится, как говно на ветке. Тож мне - жених! Каб не Стешка, пороги наши не топтал. Ишь, окаянный! Вот съезжу в райцентр еще! А надо будет, из области мужука по объявленью стребую! Ничего! Сыщем! Еще какого отхватим! Не косые, не горбатые! Не старые! В самой поре!" - пошла от стола, поджав губы обидчиво. И только вытерла уголком платка слезу - в дверь постучали.
Почтальонка, ступив через порог, засыпала извинениями. Мол, пенсии разносила последнюю неделю. Недосуг было сюда прийти. Вот так-то и получилось, что скопились три письма…
Варвара вырвала их. Сразу видно - заждалась. И, выпроводив почтальонку, сунула письма Стешке:
- Читай! Сдается, что тут твоя судьба! - Глянула на Александра победно. Тот вышел из-за стола, скрылся в своей комнате за занавеской. Притаился.
Стешка вскрыла конверт. Читала вслух:
- "Здравствуйте! Обращаюсь к вам по объяв- ленью в газете. Понимаю, что уже есть варианты и, возможно, вы на что-то решились. Но все ж рискну, ведь причина моего опоздания уважительна. Я лишь три дня назад освободился из зоны и стал свободным человеком. Думаю, вас это не испугает. Получил срок по собственной глупости, за доверчивость. Теперь такое наказуемо. Получил урок на будущее. Ну а теперь об остальном: мне скоро исполнится тридцать два года. Официально - не был женат и детей нет. Профессий много. Умею сапожничать, плотничать. Разбираюсь в технике - ремонтировал телевизоры. Даже коммерцией занимался. Но торговать не люблю. Деревенскую жизнь знаю, когда-то в детстве жил у бабки, гонял лошадей в ночное. Думаю, сумею и с остальным справиться. Уверен, что понравлюсь вам. Я - простой человек! И воспринимаю жизнь такою, какая она есть! Бесхитростная, как деревенька. Если вы согласны, дайте телеграмму мне. Я приеду! Иван…"
- Вот это человек! - причмокнула Варвара губами громко. И велела: - Отпиши ему! Нехай едет! - глянула на занавеску, отделившую Александра, искоса.
- Да подожди ты! Другие письма давай читать! - напомнила Стешка.
"Наверное, ты и есть та лапушка, какую я всю жизнь ищу! Я так люблю деревенских баб! Они, как зимние яблоки, со временем лишь вкусней становятся. Я - клевый хахаль. И возраст не испортил. Не лысый, не горбатый. Не косой! И не беззубый! Все мужское - безотказно. Думаю, в обиде не будешь!" - покраснела Стешка, не зная, читать ли дальше.
- Тьфу! Черт срамной! - сплюнула Варвара. И, шельмовато глянув на Стешку, попросила читать дальше.
- Раньше у меня было много женщин. Но теперь решил остепениться и стать семейным человеком, грея по ночам одну - какая станет моей. Ты не сомневайся, я с тобой сживусь. Во всех отношеньях. Потому что считаю себя - полноценным мужиком. А такие теперь - редкость. Так что не медли. Черкни, что хочешь скорее познать меня, - и я примчусь. Андрей…"
- Во, кобель шелудивый! - рассмеялась Варвара и отодвинула письмо подальше от Стешки, чтоб не попадалось на глаза.
"А вот и я! Тот, кого вы ищете! Не удивляйтесь самоуверенности. Это не бахвальство! Сама истина! Я прошел Афганистан и выжил! Возможно, для встречи с вами. Устал от войн, перебесился. Хочу тишины и покоя! Хочу вылечить душу. Тело - в целости! Хорошо, что у вас есть дети! Я так рад этому! Они станут стимулом жизни и для меня. Вы спросите, что умею? Я - солдат. А значит, все смогу, лишь бы понял, что нужен вам. Позвоните! Сергей…"
- Ему отпиши! Во, это - мужик! Про детву не запамятовал! Единый из всех, - похвалила Варвара.
- Не спеши, мам! За двумя зайцами погонишься, с пустыми руками останешься, - остановила Стешка, кивнув в сторону маленькой комнаты.
Оттуда ни звука не доносилось. Варвара приоткрыла чуть-чуть. И в щелку увидела спящего Александра. Тот похрапывал во сне и не слушал содержание писем.
Бабы переглянулись, сраженные равнодушием или уверенностью человека, не проявившего любопытства.
Александр вышел на кухню часа через два. Он не поинтересовался письмами. Но, увидев, что Стешка рубит дрова во дворе, вышел тут же.
- Дайте и мне. поучиться! - взял топор из рук женщины.
Стешка поначалу смеялась над неловкостью и неуменьем человека. Показывала, объясняла. Александр брался вновь. Но чурки из-под топора разлетались во все стороны либо топорище застревало в сучках намертво.
- С другой стороны рубите. Сильнее удар. Взмах порезче. Полено надежней ставьте. Так! Ну! Еще! - еле успела увернуться от отскочившей чурки. - Дайте я сама!
- Нет! Мужчина я иль нет?
- Не знаю! - рассмеялась звонко.
- Ах так! Ну, ладно! Придется доказать, -
раскроил полено. И сказал тихо, чтоб не услышали девчонки, игравшиеся в снежки: - Кажется, сено с чердака сбросить надо. Для кобылы и коров. Пошли! - Подсадил на лестницу и сам полез следом.
Стешка все воспринимала в шутку. И тут не поверила, что осторожный, осмотрительный Александр может быть совсем иным…
- Стефания моя, голубушка! Солнышко лесное! Как же я жил без тебя? Хватит нам в подростков играть да вприглядку жить! Уж смирись с таким, какой я есть. Может, не совсем удачный, зато твой, ваш. Не отнимай только у меня мои крылья, мою кисть! Всему другому научусь! Пусть не сразу Но справлюсь.
- Ты самый лучший! Это не беда, что покуда не все клеится. Получится! У тебя картины добрые и сердце чистое, - несла любовную чепуху, подчинившись власти Александра. Она устала быть в семье за хозяина и с удовольствием уступила свои права…
Варвара поняла все без слов, едва Стешка с Александром вошли в избу… Спрятала довольную улыбку в уголок платка. И, позвав девчонок со двора, стала накрывать на стол, прибрав с него жениховские письма. Но не выбросила, спрятала на всякий случай в старый комод под тряпье, куда кроме нее никто не заглядывал.
Прошли две недели, когда Александр сказал, что ему нужно съездить в город, предложить свои новые картины на выставку-распродажу, утрясти все свои дела и вернуться обратно, недели через две.
Стешка мигом сникла. Едва стала привыкать к человеку, он уезжает от нее.
"Ну, почему такая невезучая судьба?" - сдавило горло болью.
- Стеша, я постараюсь уложиться в неделю. Ты, когда захочешь, позвони мне. У тебя есть мой номер телефона. Я скажу, как продвинулись мои дела и когда вернусь.
И вскоре ушел с чемоданом картин, зарисовок, набросков.
В доме снова стало скучно.
- Почему от нас все дядьки уходят? - спросила Ленка Любку во дворе.
- А потому, что мы маленькие, а мамка с бабкой - старенькие! - ответила та, подумав.
- А почему они не стали нашими папками насовсем? - не отставала Ленка.
- Потому, что нас много. И одному со всеми - трудно. Но вот художник обещался вернуться. Я сама слышала…
- Сбрехал. Как и дядя Миколай.
- А дядь Саша приедет! Он понарошке сказал, что надолго. Обещался Новый год с нами отмечать! - говорила Любка.
- Бабка с мамкой шептались на кухне, я слышала, что, если дядь Саша не приедет, они другого дядьку позовут. Совсем нового! Другого!
- Значит, опять пироги печь станут. Без них взрослые не умеют говорить. Зато, когда я вырасту, найду себе дядьку, заставлю его пироги делать! А то так нечестно. Тетки только пекут, а дядьки все едят.
- А зачем тебе дядька? Вон наши - плачут от них. А они все уходят…
- Бабка говорит, что мужик от кобеля только тем и отличается, что на цепи не сидит. Вот тогда бы не убегли! - смотрели девчонки на пустующую дорогу, ведущую из деревни к их дому.
На ней никого. Только снег и холод. Варвара видит, как беспокоится Стешка. То во двор, то в окно выглянет. От каждого шороха вздрагивает. И, хотя молчит, переживает все время.
- Да будет тебе, Стешка! Коль суждено, воротится! А нет, калачом не заманишь. Не прыгай от вороньего крика. И не звони ему. Коль нужна - придет. Не висни на шею засранцу! Руби дерево по себе! Нам простецкий мужик нужен, а не этот, у кого руки, как подушки, - мягкие. Ну, что он умел ими делать? Картинки малевал! Что с них проку? Ими не прокормиться! Станешь тянуть хомут за всех. И его содержать на своей шее. А разве тебе без него забот мало? Закинь об нем думать, - уговаривала Варвара Стешку и старалась загрузить работой так, чтобы и вспомнить о художнике было некогда.
Шли дни. Вот уж и две недели минули. А от Александра ни звука.
Стешка все глаза на дорогу проглядела. На ней - никого. Позвонить бы. Да мать не пускает. Ругается, совестит, упрекает, мол, гордости не стало. А ей хоть вой. Хочется узнать, ждать его иль нет? Ну, хотя бы обругать, чтоб потом, выревевшись в подушку, навсегда приказать себе - молчи, забудь навсегда этот козлиный мужичий род! Нет средь них людей! Одни гады! Но Варвару не проведешь.
- Не моги ему кланяться! Тебе же опосля худо станет. Попреками изведет, что его, культурного, из города выдернула и в говно воткнула. Что он из-за тебя сладкую жизнь потерял. Променял на нашу невезуху. Опробуй заставь его помочь! Не докличешься. А ить не все молодой будешь. Нынче про то мозгуй. Не звони. Пусть он соскучится и придет. Тогда ты и впрямь жена. Коли уронишь себя теперь, до стари в полюбовницах останешься, - увещевала Стешку.
Та соглашалась, пока не наступала ночь. А потом ревела втихомолку от обиды на всех разом.
До Нового года оставалась последняя неделя. Бабы, как всегда, заранее готовились к нему, к предстоящему Рождеству Христову. Побелили все комнаты, вымыли окна. Отскоблили полы. Перемыли все чугуны, перестирали все. Стали готовиться к праздничному столу.
- А елка у нас будет? - спросила Ленка Стешку.
И та руками всплеснула:
- Верно! Как же без нее? Ведь Новый год! Он с детства помнится. Прежде всего - нарядной елкой. Ее мне приносил отец…
"А моим только я! И никогда у них не было Деда Мороза, только мы - две снегурочки, старые дурочки", - подумала невесело. И, предупредив Варвару, с утра ушла в лес, заткнув топор за пояс.
Снег скрипел под ногами. Оседал. Стешка проваливалась по колени, по пояс. Вылезала и снова шла, высматривая елку на праздник детям. Вот одна приглянулась. Пушистая, небольшая. Полезла к ней. И провалилась почти по пояс. Подтянуться, да и вылезти. Но за что ухватишься, кругом сугробы, как злые соседи, - рук не протянут, не помогут. Лишь высмеют.
Стешка барахталась с полчаса. Замерзла, выбилась из сил. И заплакала горько, как ребенок. От всего разом. Сначала тихо, потом и в голос. Дома сдерживалась. Стыдилась дочек, матери. А тут никто не увидит, не осудит. Сколько она ревела? Сама не знала. Как вдруг услышала строгий голос:
Чего воешь?
Стешка увидела лесника. Седой, крепкий старик смотрел на нее с укором: