Каро Кари - Александр Чагай 10 стр.


– Я не знал, что ты любишь Стругацких. "Трудно быть богом" – классная книга.

– Ты многого не знаешь.

– Кое-что знаю. Говорят, ты составила список всех мужиков, с которыми хочешь переспать.

– Кто же это говорит? – взмахнула ресницами Микаэла. – Кто у нас такой сплетник? Впрочем, было бы странно, если бы не говорили… В посольствах о красивых женщинах обязательно судачат. А я, по-твоему, красивая?

– Очень. – Ксан почему-то смутился. – А что до сплетен… Шантарский сказал. Кроме него мне сплетни никто не пересказывает. А он всегда в курсе всего.

– А… – протянула Микаэла, – этот красавчик. Он от тебя не отлипает. Вы друзья?

– Пожалуй. Так как насчет списка?

– Ты в нем занимал первое место, если тебя интересует.

– Теперь меня можно вычеркнуть.

– Знаешь что… – Микаэла наклонилась над Ксаном, крепко взяла его за плечи, и он увидел, что взгляд у девушки стал пристальным и серьезным. – Я могу тебя в списке оставить, а всех остальных вычеркнуть.

Ксан не нашелся, что сказать, и Микаэла засмеялась.

– Не бойся, я пошутила.

Вскоре они заснули и проспали до самого утра. Когда встали, выпили кофе и отправились в посольство. Въезжая на территорию через центральные ворота, Микаэла полюбопытствовала:

– У тебя проблем не будет? Из-за того, что со мной видели?

Ксан покачал головой.

"Конечно, будут, – сказал он себе. – Косые взгляды, сдавленное хихиканье и шушуканье за спиной. Ну и хрен с ними. Пусть хихикают и шушукаются. Должны же быть у этого планктона свои радости".

Он завел машину на паркинг. Микаэла открыла дверь и, поколебавшись, сказала:

– Я никогда не напрашиваюсь. Можешь не водить меня по ресторанам, не приглашать на концерты или в кино. Но ты можешь снова переспать со мной, если захочешь. И когда захочешь.

Ксан заставил себя улыбнуться. Отвечать не хотелось. Он уже думал о том, как будет распутывать "чеченский клубок".

– Ну, хорошо. – Микаэла на прощание махнула ладошкой. – Кстати, для твоего сведения: никакого списка я не составляла. Его не было и нет.

* * *

– Мы мало чем можем вам помочь, – с подчеркнутым сожалением произнес Идрис. – Нам известно не больше, чем вам.

Они сидели в гостиной дома Идриса и Хамиллы, за столиком, уставленным чашками с зеленым чаем и восточными сладостями. Ксан приехал на встречу один. Присутствие Шантарского с учетом известных обстоятельств он счел излишним.

Среди выставленного угощения была сладкая тушеная морковь – гаджра, которой Ксан обычно отдавал должное. Сейчас, однако, он был равнодушен к еде. Пришел сюда в надежде, что супруги Дуррани поделятся с ним какими-то сведениями, которые помогут расследованию убийства Вахи Хисратулова. Зря надеялся.

– Но все же… – настаивал Ксан. – В отличие от меня вы – местные жители с положением, большими связями. К тому же, уважаемый Идрис – представитель Чеченской республики, а вы, Хамилла – чеченка, наверняка у вас есть контакты…

– Неужели вы думаете, что мы не заинтересованы в том, чтобы преступник был найден и понес наказание? – с укоризной заметил Идрис. – Неужели я бы что-то скрывал от вас, если бы это позволило продвинуться в расследовании? То же самое я сказал людям из полиции, которые приходили ко мне, и не только из полиции.

Ксан промолчал. Он знал, что убийством Вахи вплотную занялось Объединенное разведывательное управление. Пакистанцы расценили покушение как направленное против государства политическое убийство, которое может иметь серьезные последствия.

– Да, я представляю Чечню и горжусь, что мне доверили этот почетный пост. Я знаком со здешними чеченцами, это достойные люди с положением в обществе – коммерсанты, врачи, инженеры… Но я не знаюсь с эмигрантами-маргиналами, экстремистами, которые могли иметь какое-то отношение к этому чудовищному деянию. Ни я, ни моя супруга. Она чеченка, но никогда не бывала в Чечне.

– Вы, Хамилла, руководите организацией, которая помогает вашим соотечественникам. Вы ведете активную общественную деятельность, у вас широкий круг знакомых, среди которых…

– Среди которых есть те, кто связан с террористами? – мягко улыбнулась Хамилла. – Уверяю, это не так. Мы помогаем старикам и сиротам, несчастным женщинам, оказавшимся без средств к существованию, беженцам… Если мы видим, что к нам обращается человек подозрительный, не внушающий доверия, тот, кто стремится воспользоваться нашими услугами в дурных целях, то сразу закрываем перед ним двери.

Благотворительная организация "Ночхалла" была создана после назначения Идриса чеченским представителем. Слово "ночхалла" не поддается точному переводу, оно означает своего рода кодекс чести, принятый у чеченцев – взаимовыручку, благородство, стойкость и упорство в достижении цели. Ксан отлично понимал, что положение торгового представителя или почетного консула, а также "Ночхалла" поднимают авторитет Идриса и способствуют его бизнесу. Дуррани, собственно, никогда этого не скрывал. Но это нормальная практика, и осуждать ее было бы глупо.

– Послушайте, – он еще раз попытался пробить толстую броню, которой отгородились от него супруги. – Убийство Вахи – трагедия для всех нас. Посольство не может остаться безучастным, ведь это – убийство российского гражданина, преступление, которое наносит огромный вред российским интересам. И вы в вашем положении просто обязаны делать все, чтобы докопаться до истины. Мы вправе ожидать от вас этого. Допустим, никакой особенной информацией вы не располагаете. Мы – тоже. Но это не может помешать нам объединить усилия и действовать сообща. Вдруг что-то выясним. Будем делиться сведениями, нажмем на власти, чтобы они бросили все силы на это расследование. В этом вы меня поддержите?

Идрис и Хамилла переглянулись.

– Поддержим, – сказал Идрис.

– Конечно, – добавила Хамилла.

– А теперь ответьте. По вашему мнению – кто все-таки может стоять за этим покушением? Кто мог его совершить? Беженцы, нелегалы, пострадавшие от режима Горгуева?

– Не обязательно. – Хамилла выпрямилась и откинулась на спинку стула. Ксан в который раз убедился в том, какая это красивая женщина. Гладкие, блестящие черные волосы, лицо решительное, властное. – Если чеченцы берутся за оружие, то не против режима, а против тех, кто оскорбил их, обидел. Режим тоже персонифицируется. Если кто-то из властителей или их приспешников сжег ваш дом, расправился с кем-то из родственников – тогда другое дело.

– И не следует отбрасывать других версий, – вмешался Идрис, – а то вы как-то сразу посчитали, что Ваху убили чеченцы. Помните, что я вам рассказывал о его первом приезде в Пакистан? О том, что его нынешний визит мог быть своего рода реваншем за прежний конфуз? Кто знает, на какой демарш был способен этот Ваха, что он задумал. Возможно, не всем нашим военным это понравилось…

– Это ваше предположение или есть какие-то факты, доказательства?

– О, нет! – улыбнулся Идрис. – Я уже говорил, что мне и моей жене ничего не известно, помимо того, что пишут газеты. Я делюсь с вами своими соображениями, как вы просили. Ничего больше. Пойдемте, я провожу вас.

Покинув гостиную, они оказались в просторном холле, где принято было прощаться с гостями. Кроме них, там находились еще два человека. Один из них – слуга, парковавший машину Ксана. Почтительно склонившись, он держал ключи, чтобы вернуть их гостю. А вот вторая фигура явно выпадала из окружающей обстановки. Ей было совершенно не место в доме одного из столпов столичного высшего света. Этот человек органично смотрелся в трущобах, среди мусора и отбросов, или на уличных перекрестках. Ниже среднего роста, почти карлик, с блуждающей улыбкой дегенерата. Одна нога у него было короче другой и неестественно вывернута. Одежда – замызганная и ветхая, обычные для бедняков резиновые шлепанцы.

Завидев Хамиллу, он радостно оскалился, отчего его лицо не стало более привлекательным. Вскочил с диванчика, на котором сидел, и заковылял к хозяйке, бормоча что-то приветственное. Та не выказала ни удивления, ни отвращения к маленькому квазимодо и даже не побрезговала протянуть руку.

– Здравствуй, Азмат, – дружелюбно поздоровалась Хамилла. – Хорошо, что ты зашел.

Азмат благодарно коснулся своими корявыми пальцами нежной женской руки. Одновременно исподлобья бросил неприязненный взгляд на Ксана.

– Что, не признал меня, Азмат? Я каждый день у тебя газеты покупаю.

Уродец дернул скособоченным ртом, возможно, изображая улыбку. Улыбка, впрочем, была сомнительная – так ощеривается волк при виде своей жертвы.

– Азмат помнит машины, – пробормотал он. – Какая у тебя машина?

– "Мицубиси паджеро". Си-ди-62-73.

– "Ньюс", "Нэйшен", "Джанг" и "Хабрен".

– Профессиональная память, – похвалил Ксан.

Взгляд калеки не смягчился. Он был недобрым, почти злым.

– Иди на кухню, там тебе дадут что-нибудь поесть, – ласково произнесла Хамилла. – Я провожу гостя и присоединюсь к тебе.

Когда уродец удалился, она глянула на Ксана.

– Изумлены? Он такой же человек, как и мы с вами. Просто в жизни не повезло. Жизнь вообще несправедлива. К кому-то меньше, а к кому-то больше.

– На перекрестке Азмат смотрит на меня более дружелюбно.

– Моя супруга, как вы помните, занимается благотворительностью, – пояснил Идрис, и в его голосе Ксану послышались извиняющиеся нотки. – "Ночхалла" для этого и существует.

– Это понятно, но я думал, что помощь оказывается только чеченцам, в особенности беженцам. А этот паренек определенно не чеченец.

– Вы правы, – сказала Хамилла. – "Ночхалла" – чеченская организация. Но когда к нам обращаются пакистанцы, мы тоже не можем отказать. Это было бы неправильно. Этот несчастный продает газеты на авеню Блю эриа . Он из дуллах шах кяй чухай . Чудовищный обычай – уродовать детей. У меня возникло желание помочь ему. Вы можете сказать, что это глупо, ведь таких "азматов" множество в столице и других городах, и, помогая одному из них, ничего не изменишь. Но тем не менее… Я стала покупать у него газеты. Потом он зашел к нам; узнать, где наш дом, не так трудно… Мы же не в дипломатическом анклаве живем за колючей проволокой.

Ксан почувствовал неприязнь в словах Хамиллы, но убедил себя, что это мимолетное впечатление. В конце концов, так оно и есть – многие посольства находятся за колючей проволокой.

– В общении с нашими обездоленными требуется знать меру, – строго сказал Идрис, который, по всей видимости, был не в восторге от посещений Азмата. – Национальная особенность. Им даешь подачку и они видят в этом повод просить еще. Потом еще и еще. Тот факт, что ты даешь им деньги или кормишь, воспринимается как твоя слабость. Выходит, тебя можно разжалобить, а это значит, что на тебя можно давить. Чтобы ты давал все больше и больше.

– Да, – согласился Ксан, – я с этим сталкивался.

– Сегодня мальчишка-попрошайка возьмет у тебя десять рупий. Завтра он будет ожидать уже двадцати. А послезавтра, если ты ему дашь пару монет, он швырнет их тебе в лицо. Издеваешься, что ли? Гони сотню, не меньше!

– Не надо так, – прервала мужа Хамилла. – Все это верно, но это не отменяет милосердия. Не сами они себя такими сделали. Мы их не изменим. И выбор у нас невелик: или помогать им, или смотреть, как они голодают и мучаются.

– Ладно, – проворчал Идрис. – Главное, чтобы они не заполонили наш дом.

– Не заполонят, – пообещала Хамилла. – А сейчас прошу меня простить. Пойду на кухню, узнаю… Наверное, у Азмата какие-то просьбы.

– Скажи ему, – сказал вдогонку Идрис, – чтобы приходил не сюда, а в офис "Ночхаллы". Там у тебя достаточно сотрудников, чтобы удовлетворить все его просьбы.

Хамилла не обернулась, и супруг с сожалением проводил ее взглядом.

– Никому не может отказать. Мне это не по душе, приходит в дом всякое отребье… Кто знает, что у них в голове. Для этого урода-коротышки она – королева, царица мира и благодетельница. А видели, как он на вас посмотрел? Как кинжалом пронзил. Ревнует ко всем. Я давно подметил.

– Так он часто к вам заходит?

– Чаще, чем хотелось бы.

– И на вас волком смотрит?

– Ко мне привык. Я – муж, куда от меня деться… А других конкурентов на ее внимание и благорасположение не терпит.

– Другие, подобные ему, тоже приходят?

– Шляются. И чеченцы, и пакистанцы. Нищие, попрошайки, не знаю, кто еще. Она дает им какие-то поручения, деньги…

– Даже так? – насторожился Ксан.

– Для передачи семьям неимущих, больным. Не самой же ей ходить! Вот они и отрабатывают подаяние. Курьерами.

– Лучше бы таких в дом не пускать.

– Я бы и не пускал, – неожиданно резко бросил Идрис и тут же предложил: – Давайте выйдем, есть деликатный разговор.

Они вышли на крыльцо. Идрис покашлял, потер подбородок, не зная, как начать. Явно он собирался сообщить что-то важное, то, что не осмеливался сказать дома. Может, опасался, что там могут быть подслушивающие устройства…

– Не хотел говорить там, – наконец начал хозяин, – Хамилла могла вернуться, услышать… – Он провел ладонью по лбу, смахивая капли пота. – В общем, хорошо, что сегодня вы пришли один, без вашего приятеля. Он компрометирует Хамиллу. Понимаете? Смотрит на нее… Это неприлично. Так нельзя. Моя жена не давала повода. Я говорю это, потому что у нас дружеские отношения. Предупредите его. Я не хочу видеть его у себя.

Ксан был ошеломлен – с таким напором и яростью говорил пакистанец. Он долго подбирал слова для ответа и Идрис недовольно сдвинул брови.

– Уважаемый Идрис, а вы не допускаете, что вам это могло показаться? Леонид молод. Он засматривается на женщин, но убежден, что ваша супруга вне всяких подозрений…

– Я доверяю Хамилле и уверен в ее честности. Но это не меняет дела. Она сама меня попросила… Видите ли, внимание со стороны вашего коллеги слишком назойливое. Я знаю, что многие останавливают свой взор на моей жене. И дипломаты, и наши пакистанские знакомые, но никто не делает это так демонстративно и бесстыдно, как господин Леонид. Поэтому я отказываю ему от своего дома. Можете обещать, что он здесь больше не появится?

– Вам достаточно перестать приглашать его, – уклончиво ответил Ксан, а про себя подумал: "Он прав, нечего удивляться. Другой на его месте двинул бы Леньке в зубы и был бы прав. А этот обратился ко мне. Весьма политкорректно. Не хочет портить отношений с посольством. Вполне нормальный подход".

– Мне очень жаль, Идрис, что вам пришлось заговорить со мной об этом. И я сделаю все, чтобы больше вам не пришлось этого делать. Я верю в нашу дружбу и не хочу, чтобы ее омрачали какие-либо подозрения или недомолвки. И очень ценю то, что вы со мной говорите откровенно, без обиняков.

Идрис сжал руку Ксана и удержал гостя, когда тот уже открывал дверцу автомобиля…

– Раз зашла речь о дружбе… Тогда еще одно… Я тронут, это честь для меня. И не думайте… В общем, ни я, ни моя супруга не знаем чего-то, что помогло бы в поисках убийцы Хисратулова… Но я слышал кое-что другое, то, что, возможно, окажется очень важным… Хотя не знаю, насколько это соответствует действительности… Не исключаю, что это просто слухи, которые иногда до меня доходят… От разных людей… Ни на чем не основанные… но…

– Что за слухи? – встрепенулся Ксан, который почувствовал: информация Идриса может оказаться действительно серьезной.

– О том, что покушение на Ваху – не случайность. Что причины этого могли носить не только личный характер. Что за этим могут последовать теракты, направленные против других российских граждан и против российского посольства. Может, за этим ничего не стоит, но кто знает… Я не мог не сказать.

– Да, это важно. Вы не представляете, насколько. Я ценю ваше расположение и ваше стремление поддержать нас в трудную минуту. – Ксан прижал руку к груди в знак уважения и благодарности. – Мы в посольстве не теряем бдительности и, конечно, учтем ваше предупреждение. Но хотелось бы знать поконкретнее, от кого исходит угроза.

– От кого… – Тут пакистанец запнулся и договорил через пару секунд: – Этого я не могу сказать. Берегите себя.

* * *

В тот вечер стемнело рано. Начинался сезон зимних муссонов, и первая "ласточка" вот-вот должна была прилететь. Через Маргаллу перевалили ватно-серые тучи, пока еще не плотные, клочковатые, но закрывшие весь горизонт. Желающие полюбоваться красками заката – а здесь они представляют изумительное зрелище – лишились такой возможности. Собирался дождь. Он то накрапывал, то переставал, словно напоминая о грядущей опасности. Бегите, прячьтесь, не то, когда я разойдусь и стану колошматить по вашим спинам, никому мало не покажется.

Аллеи посольства опустели. Дети не бегали в лаймовом саду, не лазали по деревьям, никто не играл в настольный теннис и бадминтон. Поверхность бассейна покрылась рябью, под порывами ветра жалобно скрипели брошенные шезлонги.

По опыту Ксан знал, что муссон может "раскачиваться" достаточно долго и, скорее всего, примется хлестать под утро, когда трудовой и служивый люд, проклиная забавы природы, потянется на работу. А пока пустое посольство было ему на руку. Приехав сюда после разговора с Идрисом и Хамиллой, он хотел побеседовать с Шантарским, не опасаясь больших ушей пакистанской "наружки". Были, конечно, и в городе относительно безопасные места, вроде "Пак-Кабули", но их не следовало посещать слишком часто, чтобы не примелькаться.

Ксан устроился на скамейке, укрытой развесистым платаном, и принялся ждать. Леонид должен был подойти с минуты на минуту. Неожиданно он услышал, как рядом кто-то разговаривает. Еще несколько человек не испугались подступавшей непогоды и захотели пообщаться в укромном местечке. Неподалеку от скамейки, которую облюбовал Ксан, находилась беседка, окруженная густым, почти непролазным кустарником. Со стороны бассейна туда вела узенькая тропинка, которой могли воспользоваться те, кто не боялся колючек буйно разросшегося барбариса.

Голоса были женские, и Ксан быстро определил, что они принадлежали продавщице посольского магазинчика Стелле Лебедевой, бухгалтерше Раечке Куреневой и Микаэле. Разговаривали о любви и сексе. Ксан однажды подумал, что наподобие сериала "Секс в большом городе" можно было бы снять не менее смотрибельное отечественное "мыло" – "Секс в большом посольстве". Ясное дело, в Вашингтоне или Дели посольства крупнее, но и здесь, в Исламабаде, проживают и трудятся около ста человек. А мысли и желания – те же.

Стелла была женой сантехника. Лицо простоватое, зато фигура отменная. Куренева – крупная, некрасивая. Тоже замужем, за инженером посольства. Помимо бухгалтерских дел она увлекалась приготовлением разного рода полуфабрикатов: пельменей, котлет и блинчиков – которые на ура расходились через магазин. Бухгалтерша и продавщица успешно делили выручку.

Назад Дальше